Автор благодарит за поддержку Роциель и Jutacu

Две пары синих глаз неотрывно смотрели друг на друга.

– Пора, – наконец решился юноша, трогая шпорами бока своего коня.

Девушка кивнула и отвернулась, не желая показывать своих слёз.

Достаточно она лгала, хитрила и изворачивалась перед родителями – плакать на глазах любимого не будет. Это уже полное бесчестье. Дочь оттона знает, как надо себя вести.

– Аина, – голос юноши прозвучал умоляюще, – неужели теперь ты и смотреть на меня не хочешь? Я стал тебе противен?

Она вскинула на него изумлённый взгляд.

Во всех песнях и легендах такие слова произносят не прекрасные принцы, а юные девы, отдавшие принцам свою честь. Это могла бы выкрикивать она сама... на бегу, в тщетной попытке уцепиться за стремя или целуя высокий сапог...

Но Конлайх не похож на обычного принца.

В маленькой гостинице было тихо – все ещё спали, и хозяева, и постояльцы. Только кухонный мальчишка пробежал вдоль забора с охапкой дров. Запахло дымом. Где-то вверху скрипнула ставня.

– Езжай, – как можно ласковее сказала дочь оттона Эри. – Я не хочу, чтобы про нас узнали. Я тебя люблю, правда. Но разве я пара наследному ардраханскому принцу? Твой дед женит тебя на одной из дочек нашей королевы, вот и всё.

– Никто меня не женит, – самоуверенно заявил юноша, тряхнув длинными светлыми волосами. – У меня уже есть невеста – ты. И ты будешь моей женой. И деду придётся с этим согласиться.

Она не удержалась и тихонько засмеялась.

– Дурачок...

Тон сказанного и брошенный при этом сияющий взгляд – взгляд прекрасной юной женщины, уверенной в своей власти над любимым, – объяснили принцу всё куда лучше, чем самые многословные и горячие признания.

– Езжай, – повторила она. – Мне тоже пора возвращаться. Мама с папой должны быть уверены, что всё это время я провела на ярмарке с подругой и её родителями.

– Хорошо, только я хочу ещё раз тебя поцеловать!

– Придётся спешиваться! – Аина, как озорная девчонка, показала Конлайху язык.

– Ну уж нет! Давай руки... так... Стань ножкой на носок моего сапога... Вот и умница...

Конечно, он постарался не размыкать объятий как можно дольше, но в конце концов у них кончилось дыхание, а солнце уже светило вовсю.

Гостиница просыпалась.

– Всё, – решительно произнесла девушка, спрыгивая на землю. – Если папа узнает, что я на рассвете целовалась с каким-то белобрысым парнем, он тебя разыщет и прикончит, будь ты хоть сто раз принц.

– Ну не станет же он убивать зятя! И вообще – я горю нетерпением познакомиться с твоими родителями!

– А я боюсь твоего деда! Ой, мамочки, нас сейчас все увидят! Да езжай же ты!

Юноша уже послушался её, как вдруг новая мысль заставила его вспыхнуть и замереть.

– Если... Ну, если вдруг ты... попадёшь в беду... ну, если окажется, что...

– Да ты уедешь наконец? – щёки Аины тоже стали пунцовыми.

– Помни, у тебя есть я! Поняла? Ответь, ты поняла?

– Да! Да! Да!!!

Конлайх пришпорил коня, тот птицей перелетел через невысокий забор, отделявший задний двор гостиницы от тихой улочки – и спустя несколько мгновений стройный силуэт всадника растаял вдали.

Только теперь Аина позволила себе заплакать.

Конлайх впервые не хотел возвращаться домой.

Да, он устал от пышности туингенского двора, от молодящейся (и действительно красивой) королевы Ирмард, от её несносных спесивых дочерей и галдящих фрейлин. Ему надоело бестолковое натужное веселье – когда пир сменяется охотой, охота – игрой в волан, игра – танцами, а на десерт подают состязание поэтов. Он находил нелепой туингенскую моду носить камзолы и платья с многочисленными прорезями и разрезами – так знать выставляла напоказ шёлк и батист нижних одеяний, часто ещё более роскошных, нежели верхние. Его раздражало повальное увлечение оттонов и их дам парфюмом, сила которого за пять шагов сбивала с ног

Да, всё было так. Но в Туингене оставалась Аина.

И оставался оттон Эри...

Конлайх передёрнул плечами и плотнее закутался в плащ. На перевале стоял холодный туман. Родная погода...

Королевский капитан, возглавлявший кортеж, подъехал и негромко проговорил:

– Можно свернуть в Брик. Повелитель Фиад будет счастлив принять ваше высочество.

Конлайх покачал головой.

Он всё-таки соскучился по деду. И очень, очень соскучился по отцу. Ему было что рассказать им обоим.

В конце концов, с Аиной можно говорить и через огонь – надо только остаться одному. Как ему повезло, что она тоже обладает Даром!

Дар... Сам Конлайх никак это не называл до тех пор, пока не познакомился с ней. Для него это была «вещь», о которой не следовало рассказывать никому. Эта «вещь» расстраивала деда и заставляла нервничать отца. А когда отец начинал нервничать...

Странно, для Конлайха владение силой огня было чем-то само собой разумеющимся, чем-то домашним и уютным. Как будто гладишь верного пса. А вот отец – тот нёсся верхом на огненной силе, словно на необъезженном коне, и конь то и дело переставал слушаться поводьев. Топот его копыт отдавался эхом горных обвалов, и лава была его кровью.

Конлайх неосознанно нахмурился. Он не понимал такого – то равнодушного, то яростного до ненависти – отношения к тому, что подарено тебе судьбой. А ведь отец знал о Даре больше сына. Намного больше – только почему-то почти ничего не рассказал, ничему не научил...

Дед теперь ходил с огромным трудом, и обычно его поддерживали под руки слуги.

Именно поэтому Конлайх, бросив поводья конюху, стрелой взлетел по крутой лестнице, чтобы не дать его величеству королю Фареллу сделать мучительный лишний шаг.

Его величество стоял в просторном кабинете, одной рукой опираясь на спинку кресла, другой – на резную клюку.

Слуги, отвесив Конлайху поклон, незаметно исчезли.

– Приехал, – прохрипел старик.

Внук почтительно склонил голову и поцеловал высохшую жёлтую руку с аметистовым перстнем на указательном пальце. Теперь он был почти на полголовы выше деда.

Они крепко обнялись.

– Приехал, государь – ответил Конлайх, целуя Фарелла в жёсткую щёку.

– Тогда пошли обедать, – скомандовал тот. – Посидим вдвоём, поговорим. Потом ты отправишься отдыхать, а вечером будет торжественный ужин. Правда, будут одни капитаны, я не желаю видеть за столом никаких баб – да и ты, поди, на них насмотрелся в Альценау, скажешь, нет? Могу представить, в какой гадюшник превратился двор Ирмард – что сказал бы Адальрих, посмотрев, как в Туингене бабы раздают посты и назначения!

Конлайх вытаращился на деда. Он и не подозревал, насколько велика осведомлённость старого короля – даже в таких мелочах.

– Да уж, – сдержанно, пряча усмешку, ответил внук. – Оттонам приходится здорово вертеться, чтобы угодить всемогущим дамам.

– Именно поэтому Ардраханом никогда не будет править женщина!

Конлайх фыркнул:

– Хочешь сказать, родись я девчонкой, не видать бы мне трона?

Дед растерялся.

– И потом, – безжалостно продолжил внук. – Ты же посылал меня к этому бабскому двору не затем, чтобы я учился фехтовать, так?

– Что за дурацкий вопрос? – пробурчал Фарелл. – Умный стал, да? Сам знаешь, зачем я тебя отправил к этой рыжей стерве.

– Она не рыжая, дед. У неё очень красивые волосы золотистого оттенка. Это во-первых. Во-вторых, её дочки – три маленькие надутые индюшки, глаза бы мои на них не смотрели.

Фарелл моргнул.

– И в-третьих – я нашёл девушку, которую хочу назвать своей женой. Только она не принцесса, а всего лишь дочь провинциального оттона. Но если ты запретишь мне на ней жениться, я не женюсь вообще ни на ком.

После долгой паузы дед, глядя куда-то мимо, пробормотал:

– И этот дерзкий щенок наследует мой трон...

– И ничего не дерзкий – ответил Конлайх, снова целуя его руку. – Просто взрослый и... относительно самостоятельный.

– Самостоятельным ты станешь, когда получишь корону – отрезал Фарелл.

Он, похоже, если и сердился, то не слишком.

– Ладно, идём есть. За обедом расскажешь подробнее.

– Слушаюсь, ваше величество!

Дед, не оборачиваясь, погрозил клюкой.

Тяжёлая дверь захлопнулась за спиной, отрезав оглушительный ор хорошо поддавших капитанов.

Конлайх перевёл дух и вытер пот со лба. Это ж надо было так налопаться! Пришлось расстегнуть пояс и категорически отказаться от очередного кубка, а потом, воспользовавшись тем, что изрядно захмелевший и забывший о своём ревматизме дед сцепился в жарком споре с одним из своих ветеранов, незаметно исчезнуть из-за стола. Скрипучий голос его величества Фарелла бил по ушам, перекрывая пьяный гвалт.

– А я тебе говорю – мятеж мог обернуться куда большей кровью... И хорошо, что эти мерзавцы выбрали главой каплуна Фиада!

– Да разве я спорю, государь! – гудел в ответ отошедший от дел начальник королевской стражи. – Хорошо, что мальчишка куда-то делся... оба мальчишки...

– Да, без них бунт просто угас сам собой...

Опять пошли обсуждать дела столетней давности.

Конлайх, жестами останавливая солдат, отдававших ему честь, миновал холодные каменные галереи, освещённые тревожным светом факелов, и выбрался во двор у конюшен.

Уже успела взойти луна.

Сколько же мы там просидели? А они ведь и не собираются расходиться!

Он усмехнулся – вина в королевских подвалах было много, ужинать доблестные капитаны будут, пожалуй, до самого рассвета. Да и дед словно бы забыл о болезнях и грузе прожитых лет. Вот и славно, пусть поговорит вволю.

А завтра надо сказать ему, что внук хочет съездить к отцу в Друим.

Поговорить о матримониальных планах Конлайха за обедом не вышло – деду принесли срочную депешу, он её прочитал, сунул внуку и потребовал найти сразу два варианта решения большого торгового спора. Конлайх, внутренне улыбаясь, выдал самый дурацкий ответ, какой только сумел изобрести, Фарелл мрачно просверлил его взглядом и велел идти отсыпаться.

Он был прав – внук заснул, едва коснувшись головой подушки, и во сне не видел ровно ничего. А потом было мытьё, переодевание в торжественную одежду, длинный накрытый стол и полный зал верных служак, рядом с которыми Конлайх сразу ощутил себя слабаком и белоручкой.

Ночь выдалась на удивление тихой и звёздной.

Из конюшен тянуло запахом лошадей и сена. Конлайх вдруг подумал, что надо бы проведать своего коня. Тот не будет дышать в лицо вином и орать в самое ухо.

Ага, а конюшню облюбовал не он один. Из угла, где было сложено сено, доносились голоса, перемежаемые бульканьем фляжек.

– ... значит, говоришь, ему не понравилась ни одна из тамошних принцесс? Хм, неудивительно...

– А ты почём знаешь? Видел их, что ли?

– Их – нет, – философски ответил обладатель первого голоса. – А вот принцу Бранну служить довелось, хоть и недолго. Ранили меня во время высадки пиратов, вот, хромаю с тех пор. А братец мой прошёл с ним три похода, пока от белой горячки не умер. Он и в Друиме был помощником начальника гарнизона. Так что я знаю, о чём говорю. И все эти двадцать лет мне было удивительно, как это он умудрился заделать ребёнка – у него же на баб просто не стояло никогда.

– Э, э, ты полегче с такими разговорами!

– Да ладно, хорош прикидываться! А то ты не знаешь, с кем он спал! Так что как бы сын не пошёл по той же дорожке...

– Слышь, ты, трепло, да принц Конлайх там, между прочим, себе девицу нашёл!

– О как! И с тобой в первую очередь поделился, не иначе!

– А чего делиться – и так всё было понятно. Там такая красотка – пальчики оближешь, я её видел один раз, она как раз то ли с сестрой, то ли с подружкой на ярмарке в Альценау была... Видать, они с нашим договорились, он три не то четыре ночи во дворце не ночевал. Я это точно знаю, потому что капитан стражи велел мне шума не подымать, когда принц по утрам возвращаться будет.

– Ну, слава Единому, глядишь, и у нас будет молодой король, как у всех, – с женой и детьми. Старый-то, небось, всё знает и рад до смерти, что внук на сына не похож. Эх, слов нет, любил я принца Бранна, умер бы за него... да только не так он жил... Вот и головой стал скорбен.

Конлайх стоял в дверях конюшни, словно громом поражённый. Даже под угрозой смерти он не смог бы сделать ни шагу. Двое невидимых собеседников говорили о немыслимых вещах, казавшихся составными частями какой-то чудовищной головоломки.

– ... вот и скажи мне, куда они все делись?

– Ну, я-то там не был...

– Верно, не был. Зато там был мой брат, мир его душе. Он-то мне однажды всё и рассказал. Напился вдрызг, я, говорит, без браги и вспоминать боюсь, что там было. Так и сказал – прОклятое место эта крепость. Там люди и сгорают заживо, и пропадают без следа, и появляются ниоткуда. И башня, говорит, эта обгоревшая... смотреть на неё страшно... и ребёнок... Откуда там взялся ребёнок? Сроду в той башне женщин не было. Мятежника – да, привезли, и сразу туда. А куда он потом делся? Непонятно. И кого хоронили – тоже непонятно. Да и хоронили ли вообще?

Звучный глоток из фляжки.

– Он мне это рассказывает, я смотрю, а у него руки трясутся. Про пожар даже говорить не стал. Жутко, мол, было, и всё. Хорошо, говорит, огненный маг всё взял в свои руки, а то бы разбежались – и гарнизон, и обслуга.

Молчание.

– Вот я и говорю – государь наш, поди, от радости на седьмом небе, что принц Конлайх не пошёл по отцовским стопам. А брата жаль. Спился он после той истории. Ему-то как раз выпало дежурить у восточной башни, когда Бранн там пожар устроил. Эх...

Пауза.

– Как-то ты всё урывками рассказываешь, – нерешительно проговорил второй. – Я толком ничего не понял...

– Кабы я сам понимал...

Конлайх не помнил, как добрался до своих покоев.

Рассказ неизвестного стражника пробудил в душе настолько тяжкое, мрачное, жуткое чувство, что первым желанием по приходе домой было напиться допьяна, упасть и всё забыть. Но на столе стоял только кувшин с водой.

Конлайх глотнул прямо из него, не озаботившись поискать чашку или кубок, потом сел на кровать, обхватив голову руками. Разговоры и события сегодняшнего дня крутились в голове каким-то адским водоворотом.

– Аина – простонал он. – Что же это? Что мне делать, Аина?

Внезапно его повело в сторону, он упал на кровать и заснул, как был, в одежде и ногами к изголовью.

Конь цокал копытами по узкой тропе.

Под этот усыпляющий перестук Конлайх вспоминал разговор с дедом.

... Голова наутро почти не болела, но пить хотелось ужасно. И... Да, вчера он услышал что-то очень важное, то, что знал и раньше, но просто не связывал со своей жизнью, пропуская мимо ушей.

...– Дедушка, о каком мятеже вы вчера вспоминали?

– Да мы много о чём вспоминали...

– Ну, ты ещё упомянул о двух пропавших мальчишках, из-за которых мятеж угас.

Деду явно не доставляло удовольствия говорить на эту тему. Когда у него начинали так бегать глаза, можно было ставить сто против одного – предмет разговора затрагивает королевскую честь, точнее, урон этой самой чести.

– Пожалуйста, – очень серьёзно сказал внук. – Мне нужно это знать.

– Зачем? – отрывисто спросил Фарелл.

– Там был замешан папа?

Задавая этот вопрос, Конлайх действовал просто по наитию. В его голове почему-то чётко увязались «мятеж», упомянутый дедом, и «мятежник», о котором говорил тот неизвестный стражник. Ведь это всё ему когда-то рассказывали – без подробностей, мельком, почти не называя имён. Просто чтобы наследный принц знал, какая опасность грозила королевству меньше чем за год до его рождения.

– Изволь – прежним напряжённым тоном ответил дед. – Мятеж начался в Южном Пограничье. Твой отец самым прискорбным образом приложил к этому руку... он... у меня до сих пор не находится слов... он не то чтобы плеснул масла в огонь – он просто запалил костёр и вынудил всё королевство тушить его!

Фарелл в ярости сжал в кулак изуродованные ревматизмом пальцы.

– Фиад, родич тогдашнего главы клана, после мятежа принял бразды правления. Его двоюродный брат, зачинщик бунта, пропал бесследно...

... и пропадают без следа, и появляются ниоткуда...

...– Ты слушаешь меня?

– Да, дедушка – очнувшись, ответил внук.

– Только потому, что он был моим единственным сыном и наследником, я предпочёл уладить дело максимально мирным способом. И было время, когда я действительно верил, что он не мог убить женщину с ребёнком. А теперь... твоего отца, мой мальчик, спасает только то, что он безумен... и что даже в своём безумии он любит тебя. Этой любовью он искупил, я думаю, три четверти своих грехов.

– Подожди, дедушка! Какая женщина с ребёнком? Ты говоришь, мой отец...

– Твой отец уничтожил семью тогдашнего повелителя Южного Пограничья. И это послужило причиной страшного бунта. Нас, равнину, спасло только то, что Эри исчез, и воинственный пыл в горцах утих...

– Эри?! Его звали... Эри?

Конлайх подался вперёд, напряжённо глядя на деда.

– Ну да, Эри, – сердито ответил Фарелл. – Горское имя. Не самое распространённое, но и не редкое. С этим исчезновением тоже много непонятного, хотя все приметы указывали на его соплеменников. Но ведь потом он так и не появился! А второй мальчишка, его секретарь и тоже бунтовщик, открыто обвинил в этом твоего отца. Мои люди тогда обшарили все крепости королевства до единой...

Фарелл по-стариковски пожевал губами. Его голова с просвечивающей сквозь седые пряди лысиной вдруг мелко затряслась.

– Дурной был год... Да, дурной. Одно меня утешает – в тот год родился ты...

Добиться у деда согласия на поездку в Друим оказалось на удивление легко. Но Конлайх понимал – король не хочет сейчас обсуждать с ним возможность женитьбы на неровне и потому просто отвлекает, зная, что для внука каждое свидание с отцом уже подарок.

Прежде он летел бы на крыльях радостного ожидания, нетерпеливо считая повороты и развилки петляющей дороги. Теперь же – ловил себя на непривычном желании оттянуть встречу, а то и вовсе вернуться в Килкрист. Конлайх больше не узнавал в человеке, к которому ехал, своего обожаемого отца.

Но части головоломки не желали складываться в целостную картину. Дать представление о ней мог только опальный принц Бранн.

По крайней мере, Конлайх на это надеялся.

Отец ждал его во дворе.

Спешиваясь, сын бросил невольный взгляд на пустующую восточную башню. Она действительно производила жутковатое впечатление – с пустыми оконными проёмами, прятавшими черноту обгорелых стен, с выломанными дверями, которые так и не починили.

– Сынок...

Руки отца были тёплыми, надёжными, как и прежде. И когда Бранн немного отодвинул Конлайха от себя, чтобы убедиться, что с сыном всё в порядке, тот снова поразился тому, насколько молодо выглядит этот самый прекрасный в мире человек. Зелёные глаза светились такой любовью, что у Конлайха защипало в носу.

– Папа... Папочка, я так скучал!

– Родной мой!

Бранн обнял его, поглаживая по голове, как маленького. Потом отец и сын одновременно засмеялись, сильная рука хлопнула Конлайха по плечу, и они направились в жилую южную башню – оба высокие, статные, красивые и опасные, как два сарацинских клинка, одинаково светловолосые и похожие друг на друга буквально всем...

Кроме цвета глаз.

Конлайх побывал везде – во всех памятных местах своего детства. Обошёл крепостную стену, удивляясь про себя, почему дед позволил настолько выгодно расположенному укреплению прийти в такое запустение. Конечно, теперь уже не было необходимости опасаться нападения немирных кланов, но всё же... Оставалось только предположить, как ни печально, что неприязнь к месту обитания непутёвого сына перевесила прагматизм.

Крохотный цветник у южной стены казармы никуда не делся, и цветы в нём по-прежнему чувствовали себя прекрасно – Конлайх помнил, как радовался ребёнком, когда в очередной приезд в Друим обнаружил, что папа приготовил ему такую радость. Его маленькая, специально сделанная лопатка всё так же стояла в уголке, и, похоже, кто-то следил, чтобы она не заржавела.

Знакомый стражник, улыбаясь, пустил его на псарню – посмотреть на щенят, праправнуков знаменитой гончей Бранна. Конлайх смутно помнил эту большую, тёмно-рыжую, мрачного нрава суку, признававшую только хозяина. Куда больше его в детстве интересовали её щенята – так что пока сын возился с пищащими комочками, отец держал собаку за ошейник.

Был арсенал – загадочное и невероятно интересное место, в котором Конлайх по-прежнему испытывал что-то вроде священного трепета. Казалось бы, неплохо владея оружием, он уже должен был научиться относиться к арсеналу просто как к месту его хранения – собственно, так оно и было, но только не здесь. В это сумрачное, пропахшее металлом, кожей и маслом помещение его за руку привёл отец. Именно тут Конлайх впервые взял в руки меч, правда, деревянный, лёгкий, для тренировок, и Бранн учил его первым приёмам фехтования...

Со двора что-то крикнули.

Ещё один старый знакомый – начальник караула, осматривавший древко бердыша – повернулся в сторону гостя.

– Малец, слышь, Конлайх... Тебя уже ищут – поди, отец ждёт. Ступай, мечи никуда не убегут.

Только выйдя на воздух, Конлайх сообразил, что действительно задержался – давно уже было пора обедать.

Стол был покрыт не полотном, как Конлайх привык в Килкристе, а тяжёлой гобеленовой скатертью, посуда – золотая, массивная, но красивая. В некоторых отношениях Бранн являлся сибаритом. Повар опального принца готовил без изысков, но очень вкусно, и уж особенно расстарался сегодня, в честь приезда всеми любимого «малыша».

Сначала отец с сыном ели в молчании, тишину нарушало только звяканье тарелок и столовых приборов. Двое слуг неслышно появлялись и исчезали, принося кушанья и убирая пустые тарелки.

Разговор начался только за второй переменой блюд.

Заговорил Бранн.

– Тебе не сидится спокойно. Что случилось?

Конлайх чуть не подавился.

Он знал, что отец невероятно обострённо воспринимает всё, связанное с его жизнью, буквально читает чувства и настроения сына – но сейчас это было слишком не вовремя. Слишком... просто слишком.

– Идея деда со сватовством... оказалась удачной?

– М-н-э-э-э... – промямлил Конлайх с набитым ртом.

– Дочери Ирмард, я слышал, красотки, хоть самой старшей всего пятнадцать.

– Может, и красотки. Но то, что дуры набитые – это несомненно.

– Так, – с весёлым удивлением проговорил отец. – Отсюда я делаю вывод, что ни одна из них не затронула твоего сердца.

Сын медлил с ответом.

Он не знал, как свести разговор к интересующей его теме. Но повод всплыл сам собой, когда Бранн упомянул молочных братьев Конлайха.

– Кстати, мальчишки, сыновья этой кошмарной бабы, твоей кормилицы, стали потомственными дворянами? Или король решил ограничиться личным дворянством?

– Дед пожаловал всем троим потомственное дворянство... за заслуги их матери, – Конлайх рассмеялся. – Видел бы ты вытянувшиеся физиономии знатоков геральдики и блюстителей сословной чести! А дед сказал – внук у меня один, и то, что он остался жив, всецело заслуга этой женщины. Ей самой дворянство уже ни к чему, а вот её сыновьям – в самый раз. Ничего – служат. Старший дослужился до капитана...

– Честно признаюсь, Садб я всегда терпеть не мог. Но за то, что она тебя вскормила и вырастила, я её должник до самой смерти. Даже не за это – за любовь. Она ведь тебя любила по-настоящему.

– Она часто говорила, что ни у кого не видела таких глаз, как у меня. Мол, у принца Бранна глаза тоже необыкновенные, но – другие. А мои – как сапфиры или фиалки...

– Много она знала о сапфирах до тех пор, пока твой дед её не озолотил! – фыркнул Бранн.

– Я и правда ни у кого не встречал такого цвета глаз – упрямо продолжил Конлайх, глядя в тарелку. – А недавно увидел. У троих человек сразу.

– Вот как? – улыбаясь, спросил Бранн.

– Да – словно прыгая в холодную воду, ответил сын. – Папа, я не женюсь на туингенской принцессе. Ни на старшей, ни на младшей. Ни на какой. Я встретил девушку. Теперь она моя жена перед Единым.

– Вот как, – задумчиво повторил Бранн.

Он откинулся на спинку стула и сцепил пальцы на затылке, глядя на потолок и что-то обдумывая.

– Полагаю, твой дед не будет против, – голос его прозвучал неожиданно буднично. – После моих безумств такая вольность даже не считается. Что касается меня – я даю тебе благословение. Только расскажи хотя бы, что это за девушка, из какой она семьи...

– Она дочь одного провинциального оттона. Её отец женат вторым браком. От первого у него сын. Киран.

– Как-как, повтори? – глаза отца сузились. – Знакомое имя...

– Да, забыл сказать, на самом деле они горцы-южане, выходцы из Ардрахана...

Взгляд Бранна стал пугающе-цепким.

– Ты не думай – Конлайх мучительно покраснел. – У меня в мыслях не было соблазнять её. Только ведь бывает – встречаешь человека и чувствуешь, что знаешь его всю жизнь. Вот так и у меня с ней. Она потом говорила мне то же самое...

– Расскажи ещё о ней. Или о её семье, – негромко попросил Бранн. – Я вижу, дело не только в том, что ты её соблазнил.

– Да – опустив голову, ответил Конлайх. – Я сказал ей, что мы поженимся. И мы действительно поженимся. Только... после первой встречи с ней и её братом я видел сон. Страшный, пугающий. Сон о потере. Я слышал плач ребёнка и знал, что это плачу я сам. Я слышал твой голос и знал, что ты страдаешь. А кто-то умер. Кто-то оставил меня...

Он посмотрел на отца.

Бранн словно окаменел, устремив на сына немигающий взгляд. От его лица отхлынула вся кровь, и на нём теперь выделялись зелёные глаза – словно изумруды, освещённые огнём.

– Потом я думал, что мне приснились первые... первые минуты моей жизни. И я плакал, потому что умерла моя мать... Про тебя говорили и говорят всякое, но ведь ты её любил?! Я же чувствовал, как тебе плохо!

– Да, – безжизненно ответил Бранн. – Любил. Потом я не любил никого. Только тебя.

– Я не знаю, почему я увидел этот сон, – словно извиняясь, проговорил Конлайх. – Ты ведь никогда и ничего не рассказывал мне о матери. А потом была ещё одна странная вещь... то есть... ну, опять встреча с человеком, которого знаешь как будто всю жизнь. Только немного по-другому. Я... я даже не могу это объяснить. Просто... он появился, и мне вдруг стало так тепло! Как будто это о нём я плакал, а он взял и пришёл! Странно, правда. Может быть, он родственник моей матери? У него тоже синие глаза...

– Договаривай, – странным сдавленным голосом попросил отец.

– Папа, его зовут Эри, – решился Конлайх. – И здесь в заточении был мятежник с таким же именем. Только дед говорил, что у того Эри погибла вся семья, а у этого есть сын от первой жены. Он... он очень красивый... И выглядит моложе своих лет... Аина похожа на него... У него тёмные волосы до лопаток. И синие глаза... да я уже это говорил... Он мне родственник, да? Родственник моей матери?

Белая маска, в которую превратилось лицо Бранна, внезапно пришла в движение. Губы зашевелились, словно в бреду. Но Конлайх увидел то, что напугало его больше всего – в глазах отца полыхнуло настоящее пламя. Из зелёных они стали огненно-красными.

...– Пап, а почему мне нельзя рассказывать о том, что огонь меня слушается?

– Тогда ладно. Раз дедушка знает, я никому не скажу...

... Потом были перелопаченные полки библиотечных шкафов и истории, больше похожие на набор детских страшилок. Сказки и легенды, почти не дававшие ответа на вопрос – а кто же были прежние хозяева Ардрахана?..

Отец вскочил, уронив тяжёлый резной стул. Пальцы правой руки рванули воротник, словно Бранна застигло удушье.

– Папа!

– Уйди! – прорычал Бранн. – Уйди! Оставь меня!

– Нет, папа!

Казалось, невероятным усилием воли отец совладал с собой.

– Иди, сын. Мне надо побыть одному.

Конлайх видел, что каждое слово даётся ему с огромным трудом.

Повинуясь яростному жесту Бранна, он вылетел из трапезной с одной мыслью: найти хоть кого-то, кто был свидетелем событий двадцатилетней давности.

Бранн не знал, как долго сумеет сдерживаться.

Глупый мальчишка медлил, не соображая, что рискует собственной головой – огненный зверь внутри уже поднимал голову. И всё же Конлайх ушёл.

Едва за сыном захлопнулась дверь, Бранн метнулся к камину, упал на колени и погрузил руки в пламя. Какое-то время ничего не менялось, а потом из груди существа с пылающими, как угли, глазами вырвался вопль, от которого заплясало пламя во всех очагах замка.

Внук Повелителя огненных духов увидел того, кого считал давно умершим.

Эри с криком вырвался из душащих объятий... и очнулся, сидя в собственной постели, замотанный в одеяло. Рядом уже поднимала голову разбуженная Эйдне.

– Что такое? – охрипшим со сна голосом спросила она. – Ты кричал.

– К... кошмар...

Она тоже села. Притянула его голову к своему плечу, погладила по влажным спутанным волосам.

– Да тебя лихорадит...

Эйдне обняла его, окутав своим запахом, она была настоящая, надёжная, как земля, верная спутница все эти двадцать лет. Женщина, заменившая мать его сыну. Женщина, родившая ему дочь.

Ей незачем знать, что именно он видел во сне.

– Я, пожалуй, выпью вина с кореньями и лягу в комнате Кирана, – проговорил Эри. – Похоже, я действительно нездоров – тебе не стоит спать со мной в одной постели.

– Вот ещё глупости, – со свойственной ей прямотой ответила Эйдне. – Помнится, я выхаживала тебя, когда ты маялся лёгкими – ничего, осталась жива. Это просто небольшая лихорадка. А вина с кореньями я тебе сейчас принесу.

Однако когда она вернулась, неся кубок с горячим вином, мужа в спальне не оказалось. Он действительно перебрался в пустующую комнату сына и теперь устраивался на сеннике, накрывшись тёплым плащом.

Эйдне поджала губы, но спорить не стала, понимая, что это бесполезно.

– Подожди, я хоть принесу постельное бельё и хорошую подушку. И накрываться ты будешь не этой дерюгой, а нормальным меховым одеялом. Кстати, пока я хожу, можешь выпить вино... И имей в виду, если ты возьмёшь привычку от меня убегать, лучше сразу подавай прошение о разводе.

Она смягчила последние слова улыбкой, наклонилась и поцеловала мужа в щёку.

Потом была недолгая возня с приведением в порядок постели, Эри получил ещё один поцелуй, затем супруга как следует подоткнула одеяло со всех сторон, убедилась, что вино выпито, и оставила его одного.

Эри долго не мог заснуть. Спать хотелось смертельно, но страшно было закрыть глаза. Он отвлекал себя мыслями о том, что скоро уже рассвет, что Эйдне прикажет слугам не беспокоить хозяина, что под привычный шум хозяйственной возни сон будет крепким и спокойным... Скоро из Альценау вернётся Аина, и семья снова соберётся вместе...

Усталость и выпитое вино оказались сильнее.

... Он сидел и смотрел на огонь – на самую яркую и завораживающую картину из всех, известных человеку. Пламя можно было погладить или позвать поиграть на ладони – оно слушалось, как домашнее животное.

Окинув себя беглым взглядом, Эри обнаружил, что совершенно раздет, но это почему-то воспринималось как само собой разумеющееся и даже комфортное, потому что в просторной круглой комнате было по-настоящему жарко. Он протянул руку к камину, удивившись тому, как молода и гладка его кожа. Прядь волос упала на плечо – тёмная, без единого седого волоса.

Эта комната была ему хорошо знакома. Людей, которые здесь появлялись, можно было бы пересчитать по пальцам одной руки, и то бы остались лишние. Впрочем, никакого желания считать у него не возникало. События происходили независимо от его воли.

От нечего делать Эри оглядывал комнату, отмечая множество узнаваемых деталей – порядок кладки камней в стенах, трещину в потолочной балке, узор кованой оконной решётки... Прочее прекрасно помнилось наощупь – густой мех медвежьей полости перед камином, тонкое полотно постельного белья на широкой кровати, жёсткая кисточка парчового шнура от полога. Иногда его пальцы бессознательно играли этой кисточкой.

Воспоминания о комнате были двойственными. Она была тюрьмой, из которой он напрасно искал выход. Потом стала единственным и уютным жилищем, где о нём заботились, где его ласкали...

Словно уловив эти мысли, кто-то невидимый, подошедший со спины, положил ему на плечо тёплую руку. Такое знакомое прикосновение...

Эри обернулся, попытался увидеть этого человека, но тот каким-то загадочным образом всё время оказывался вне поля зрения, хотя его жаркое дыхание обжигало шею.

«Тихо, мой хороший, я не причиню тебе вреда».

Сильные руки мягко обняли, начали ласкать.

– Кто ты? Я хочу тебя увидеть! Почему ты трогаешь меня?

«Потому что я так хочу. Потому что тебе это нравится. Потому что ты мой».

Эри попытался возразить, но горячие губы нашли его рот, не дав произнести ни слова. Накатила странная истома, веки вдруг отяжелели – он даже не смог открыть глаз, чтобы разглядеть того, кто так собственнически его целовал.

– Отпусти...

«Здесь я хозяин. А ты – мой самый желанный гость. Я оставил в этой комнате всё как было... как ты помнишь... А помнишь ты немало...»

Сильные руки подхватили его, как ребёнка, подняли, куда-то понесли, положили на мягкое. Он чувствовал прижатое к себе вплотную горячее мускулистое тело.

– Что ты сделал с моими глазами?! Я не могу их открыть!

«Ты не хочешь их открывать. Ты боишься. Ты помнишь, как хорошо тебе было в моих объятиях, и запрещаешь себе вспоминать это».

– Ложь! Я ненавижу эту грязь!

«Ну хоть сейчас-то не обманывай себя! Смотри, твоё тело говорит совсем другое!»

Это правда, Эри ощущал сильное возбуждение, ещё больше подогреваемое словами и ласками неизвестного.

«У тебя такие длинные ресницы... Ты, наверное, закрыл глаза именно для того, чтобы я мог целовать их. Ужасно, я почти забыл, как ты красив!»

– Это сон... Это сон... Я сплю...

«Так хотя бы во сне отпусти себя! Смотри, ведь ты не закован, твои единственные цепи – это мои объятия. Ты же знаешь, что по силе мы равны – так сопротивляйся, докажи, что ты не хочешь моих ласк!»

Тёплая ладонь, загрубевшая от постоянного общения с оружием, легла на губы Эри, скользнула на шею, на грудь. Жёсткие пальцы сжали сосок, послав в пах новую волну жара.

Эри казалось, что тело превратилось в тёплый воск. Он помнил эти прикосновения, страшился их, желал и ненавидел одновременно. Разум кричал: «Спасайся!», а тело приказывало: «Останься!» – и его сон был на стороне плоти. Постель была такой мягкой, ласки – такими страстными! Чужое тело всё сильнее вдавливало его в подушки, он пытался сделать хотя бы вдох в перерывах между поцелуями...

Ему снова двадцать три, и он снова пленник Бранна...

Горячие умелые губы ласкают его член. Длинные шёлковые волосы рассыпались по бёдрам. Теперь есть силы открыть глаза, и взгляд снова упирается в бархатный полог, как тогда, когда вернулось сознание.

Это сон... Это только сон... Я вырвусь, если захочу, я проснусь...

«А ты захоти».

Где-то в голове – не в ушах – звучит негромкий весёлый смех.

Властные руки раздвигают ему колени. Он помнит это ощущение сладостной принадлежности сильному самцу. И стонет, стискивая пальцами чужие бёдра, пронзённый, покорный, отдающий своё тело в обмен на наслаждение.

«Назови моё имя. Ты помнишь его».

– Нет... я ничего не хочу помнить...

«Позови меня по имени. Сейчас я хозяин твоего удовольствия, но я могу и отказать тебе в нём...»

Зачем так много слов? Только не останавливайся!

«Назови моё имя!»

– Я... забыл... Это было двадцать лет назад...

«Позови меня – и всё вернётся, мы снова будем вместе, только выберем другой путь».

– Нет... нет...

Неистовое биение чужой плоти внутри, невыносимый жар... кто так сильно натопил эту комнату?

«Эри! На это раз я не дам тебе сбежать!»

Он всё-таки заставил себя открыть глаза – и увидел лицо, воспоминание о котором наполняло его сны непреходящим ужасом. Длинные волосы, красные в отсветах огня, взгляд демона, стиснутые от напряжения зубы.

Демон перехватил ногу Эри, закинул её себе на плечо. Толчок – взрыв боли и наслаждения, ещё и ещё... Они закричали практически одновременно, тяжёлое тело придавило Эри, он задыхался, умирал... а потом откуда-то взялись силы, он упёрся руками в чужие плечи...

...– Бранн!

Эри яростно дёргался, пока не ударился обо что-то лбом. Сила удара была такова, что голова, казалось, раскололась, как орех.

Когда он окончательно пришёл в себя, то обнаружил, что во сне скатился в узкое пространство между кроватью и стеной. И стена оказалась его единственным противником.

Стражник, дежуривший на стене у южной башни Друима, случайно взглянул на освещённое окно и замер.

Узкое, как бойница, оно пламенело невыносимо ярким оранжево-алым цветом. Казалось, внутренность комнаты охвачена пожаром, огонь полыхал так, что было больно глазам, но при этом не было слышно ни треска рушащихся перекрытий, ни запаха дыма. Окно пылало на фоне чёрной башни, похожее на застывшую в пространстве стрелу. В какой-то момент свет стал непереносимо-ярким, и стражнику показалось, будто он услышал исполненный ярости и отчаяния крик.

А потом силуэт пламенной стрелы погас, оставив в память о себе слепящие зелёные пятна везде, куда ни посмотришь, как после неосторожного взгляда на солнце.

Эйдне пришла на рассвете, уже одетая, с ключами на поясе, успев отдать слугам первые распоряжения.

Она была готова увидеть, что Эри мечется в лихорадке или, наоборот, спокойно спит... Но муж стоял у окна, закутавшись в плащ, и, судя по напряжённой линии плеч, думал о каких-то не слишком весёлых вещах – уж его-то настроения она научилась различать за двадцать лет совместной жизни.

Эйдне знала, что Эри никогда не питал к ней любви. Да и она тоже не была потерявшей голову девчонкой, когда легла с ним в постель, а потом согласилась стать его женой. Похоронившие первых супругов, немало пережившие, они прибились друг к другу в поисках тепла – и, как ни странно, им повезло. Спустя полгода после свадьбы Киран назвал Эйдне мамой... потом, когда, казалось, исчезла надежда иметь собственных детей, родилась Аина, обожаемая папина дочка, унаследовавшая отцовскую красоту.

Сам Эри не терпел разговоров о своей внешности. Эйдне знала, что муж верен ей, хотя женщины бросали на него откровенные взгляды и теперь, когда он перешагнул сорокалетний рубеж. Они пережили вместе многое – пару небольших феодальных войн, устроенных задиристыми и спесивыми соседями Кьярдана, тяжёлые болезни детей, несколько неурожайных лет, ознаменовавшихся крестьянскими восстаниями на северо-востоке Туингена...

И существовала тема, которой они не касались никогда – долгий плен Эри в крепости Бранна. До Эйдне тоже доходили слухи о склонностях принца, но у неё просто не укладывалось в голове, что один мужчина может испытывать похоть к другому. Однажды она хорошо напоила приехавшего в гости Ронана и сумела кое-что у него выпытать... хотя осталась в полнейшей уверенности, что очень многого он ей так и не рассказал.

И не расскажет никогда.

Эри ничего не потерял в её глазах, а Бранн... Бранн был падшим, давно и бесповоротно, вот почему она с таким удовлетворением услышала, что наследником престола Ардрахана стал не сын Фарелла, а его внук.

А теперь Эри думал какие-то мрачные мысли и не собирался делиться ими с женой.

– Ты поспал хоть немного? – спросила она и увидела, как дрогнула его щека в короткой невесёлой усмешке.

– Немного, – помолчав, ответил муж.

Эйдне подошла к нему, дотронулась до его лба. Жара нет. Это успокаивает. Но всё же его лихорадило ночью.

– Я прикажу протопить эту комнату. А ты сегодня лучше проведи день в постели. Не хотелось бы, чтобы Аина застала тебя больным.

Эри обернулся. Как всегда при упоминании имени дочери, у него просветлело лицо.

– Я не болен. Но раз уж я тут, прикажи принести мне письменные принадлежности – хочу поблагодарить Кьярдана за любезное приглашение.

Эйдне улыбнулась. Оттон Кьярдан недавно прислал с нарочным письмо, в котором звал Эри с семьёй погостить в его охотничьем замке. Он сильно скучал по своей крестнице.

– Хорошо. Но всё-таки не стой у окна.

Эри фыркнул.

Наверное, Эйдне всё-таки была права – он немного приболел.

Поэтому, покончив с делами, Эри придвинул к камину резное кресло, уселся и стал смотреть в пламя. Это всегда успокаивало.

Но не теперь. Обрывки безумного сна крутились в голове, заставляя то внутренне корчиться от стыда, то леденеть от отвращения к самому себе. Кошмар был слишком ярок, слишком реален для простого сна.

За прошедшие годы Эри привык к тому, что на родине его считают умершим. Он искренне горевал, когда скончался король Адальрих, но и речи не шло о том, чтобы выразить соболезнование овдовевшей королеве Зигрун и готовившейся к коронации принцессе Ирмард. Киран вырос в неведении о том, что его троюродная тётка теперь сидит на троне.

А самое главное – в его смерти убедили Бранна. По крайней мере, за всё это время образ безумного принца ни разу не встал перед мысленным взором Эри. Он запретил себе вспоминать то, что было, и радовался, что помнит относительно мало.

Как выяснилось этой ночью, память оказалась слишком хорошей...

Чтобы отвлечься, Эри решил поискать в огне дочь.

Он постарался выкинуть из головы лишние мысли и сосредоточился на образе дочери. В пламени постепенно очертились контуры большой комнаты. Аина сидела у стола, придвинутого к окну, её руки были опущены, она словно забыла о лежащем на коленях шитье. Эри вдруг с мучительной остротой ощутил, что его ребёнок страдает.

Аина плакала.

«Детка моя, что случилось?» – спросил он, постаравшись вложить в вопрос всю свою нежность.

«Папа?»

«Я, моё сокровище. Почему ты плачешь? Тебя обидели?»

«Ох, папа, папочка!»

«Аина, что случилось?» – мысленно закричал он, готовый убить того, кто довёл до слёз его девочку.

Вместо ответа она закрыла руками лицо и зарыдала.

«Аина! Маленькая моя! Мне приехать за тобой?»

«Ох, папочка...»

Внезапно между ним и дочерью встала стена ревущего огня.

Эри опешил – такого он не видел никогда. Мирное домашнее пламя, такое послушное, превратилось в чудовищную стихию. Он осознавал, что продолжает сидеть в кресле, чуть наклонившись вперёд, и одновременно находился на самом дне огненного колодца.

А потом услышал голос – почти забытый, но оттого ничуть не менее ненавистный.

«Эри...»

Неизвестно, что придало ему сил – то ли воспоминания, воскрешённые кошмаром, то ли безумный гнев из-за того, что проклятый выродок посмел прервать его разговор с ребёнком. Невероятным усилием воли Эри рванулся сквозь огненную стену – и раздвоенность исчезла. Он находился в комнате Кирана, сидел в кресле Кирана... вот только в огне появилось лицо... дьявольски прекрасное лицо, развевающиеся волосы... он изменился... да, годы не щадят даже огненных духов...

«Эри! Ты жив!»

«Убирайся! Вон из моего дома, вон из моих мыслей! Я убью тебя, мразь!»

«Эри... ты не представляешь, что такое оплакивать любовь двадцать лет!»

«Представляю! Я двадцать лет оплакиваю Улу! Проклятье! Откуда ты узнал обо мне?!»

«Конлайх рассказал о встрече с тобой... Наш мальчик известил меня, что ты жив! Ты узнал его? У него твои глаза... Это знак, Эри! Ты жив, я люблю тебя – мы можем всё начать сначала!»

«Проклятый сумасшедший... Ты отнял у меня одну семью, но я не позволю тебе этого снова!»

– Эри-и-и...

Пламя внезапно заклубилось, и образ Бранна начал обретать объёмность. Это было ужасно – видеть, как вырастает в огне человеческая фигура, готовая шагнуть в комнату.

И тогда Эри сделал первое, что пришло ему в голову. Он вскочил на ноги, схватил со скамьи умывальный таз с водой – и выплеснул всю эту воду в камин.

Бранн дико закричал. Его оглушительный вопль перешёл в вибрирующий визг, а потом всё оборвалось – именно тогда, когда погасла последняя искра.

* * *

Конлайх был у себя, когда ЭТО началось...

Он обдумывал, как же найти людей, знавших обстоятельства его появления на свет. Не было сомнения, что отец знает оттона Эри, а если вспомнить, что говорил так и не увиденный Конлайхом стражник из конюшни (тут в памяти услужливо начали всплывать всякие мелочи в поведении окружающих – слова, многозначительные взгляды и не менее многозначительно молчание, непонятные усмешки), можно было предположить, что...

Проклятье, неужели отец действительно вожделел мужчин?

Конлайх не мог в это поверить. Неутихающая, сосредоточенная скорбь – вот чем был Бранн в его восприятии все эти годы. И страстная любовь к сыну... Разве можно так относиться к бастарду от какой-нибудь случайной любовницы?

Нет, отец всё-таки преданно любил неизвестную Конлайху мать.

Мысли, совершив логический скачок, перенеслись к Аине. А ведь он не связывался с ней уже несколько дней! В последний раз они смотрели друг на друга – и говорили, говорили, говорили. Конлайх давал сотое обещание, что добьётся у деда согласия на свадьбу, Аина смеялась и подшучивала над ним. Видно было, что она бодрится, а на самом деле ей невесело.

Желание увидеть её стало невыносимым.

Конлайх сорвался с места и почти подбежал к камину. Поленья почти прогорели, он подбросил пару новых...

Аина была в комнате, которую ей отвели родители подруги. И, насколько Конлайх мог судить, укладывала вещи. Его появление застало её врасплох, а когда она обернулась, он увидел покрасневшие глаза и следы слёз на щеках.

«Ты можешь приехать? – сразу спросила она. – Я... похоже, надо поторопиться со свадьбой».

Сначала Конлайх не понял. Потом ощутил, как жаркая волна поднялась от самого сердца и залила краской всё лицо. Тогда Аина так уверенно отмахивалась от возможных последствий, глядела с чувством такого превосходства, что он, уже имевший любовный опыт, просто терялся и начинал смотреть на вещи с её точки зрения.

А теперь перед ним была растерянная, перепуганная и очень юная девочка, чьё благополучие всецело зависело от его любви и честности. Благополучие её... и ребёнка.

«Я приеду! Конечно, приеду! Даже не сомневайся! Ты только дождись меня!»

«Я уже буду дома к тому времени, – печально ответила она. – Придётся врать папе и маме. Ох, Конлайх, ведь папа со мной говорил совсем недавно... и я чуть не проболталась! А теперь вот – готовлюсь к отъезду...»

Он услышал тихие всхлипывания. Это стало последней каплей.

«Сейчас я прикажу седлать коня и сразу же отправлюсь в Килкрист. А потом – к тебе, даже если мне придётся поссориться с дедом. Я люблю тебя, моя хорошая. Не плачь...»

«Я тебя тоже люблю!»

Он махнул рукой, прощаясь, и отвёл взгляд от огня.

Дорожная одежда была тут же, в сундуке. Быстро переодеться, быстро спуститься по крутой винтовой лестнице... Вот и конюшня... приказать оседлать коня... Проклятье! В комнате остался подаренный отцом охотничий нож!

Конлайх, бормоча все известные ему ругательства, снова помчался наверх.

Отец после той странной вспышки заперся у себя, не желая никого видеть, и сейчас сын был этому рад. Он напишет из Килкриста, попросит прощения, скажет, что просто не мог иначе – пусть папа не сердится!

Конлайх увидел нож в ножнах на крышке маленького сундука у окна, схватил его, повернулся к двери – и тут затухающее пламя камина превратилось в огненный столб и с воем устремилось в дымоход.

А замок ощутимо тряхнуло первый раз.

Бранн рычал от боли.

Казалось, в лицо плеснули кислотой из того высокогорного озера, о котором ему когда-то рассказывала бабка.

Но терзала даже не физическая боль. Что боль – она пройдёт! Нет. Глаза Эри, исполненные ненависти, его убийственные слова, его готовность сражаться насмерть с тем, кто положил бы к его ногам мир ради ответного чувства, – вот что было самым страшным.

Возлюбленный изменился. В его лице не осталось юношеской мягкости, черты стали суше и строже, осанка приобрела величавость – но он по-прежнему был прекрасен!

Бранн не замечал примет, которые время наложило на облик Эри, не видел ранней седины и морщин – он слишком долго помнил его юным, слишком сильно тосковал.

Любовь вернулась – только для того, чтобы убить несколькими словами...

– Эри!

Но пламя камина было пустым.

Я получу тебя. Даже если мне придётся забрать всю силу из рек подземного пламени – я получу тебя.

Того Бранна, который перевёл взгляд на дальние горы за окном, узнали бы, пожалуй, только Эри да давным-давно покойный Каснар. Прекрасное нагое существо с крыльями цвета пепла закрыло огненные глаза, запрокинуло голову и вскинуло напряжённые руки.

Давно уснувшие вулканы отозвались низким гулом. А мирное пламя очагов услышало приказ «Иди на свободу!»

Друиму оставалось существовать несколько часов.

Первой мыслью Конлайха было: «Папа! Он же у себя! Один!»

Он метнулся к двери и ощутил второй толчок. По стене от окна поползла трещина.

Пол под ногами ходил ходуном . Отовсюду раздавался треск ломающихся деревянных перекрытий, камни, два века державшие прочную сцепку в стенах, осыпались, и с каждой минутой всё сильнее.

Не обращая внимания на пляшущие ступеньки, Конлайх преодолел крутую лестничную спираль и замер. От окованной медью тяжёлой двери, ведущей в отцовские покои, его отделяла трещина в каменном полу. Эта трещина казалась бездонной и расширялась на глазах.

– Папа! – отчаянно закричал юноша. – Папа! Открой!

Внезапно наступила жутковатая тишина – как будто стихия разрушения прислушалась к его словам. Потом Конлайх услышал шаги – от этих шагов, казалось, содрогается вся крепость. А потом голос, низкий и тяжкий, словно резонировавший с окружавшими Друим горами, произнёс:

– Уходи.

Несмотря ни на что, Конлайх узнал этот голос – и, Единый свидетель, не хотел бы увидеть его обладателя. Но это же отец!

– Папа... Надо уходить... Уходить вместе... Всё рушится!

– Пусть рушится... Уходи и уводи гарнизон. Людям здесь больше нечего делать!

От звуков невероятной мощи у Конлайха на несколько секунд заложило уши. Не думая уже ни о чём, он перескочил через трещину и застыл на самом пороге, прижавшись к двери, словно к отцовской груди.

– Папа! Почему? Почему это происходит? Что ты сделал?!

– Не спрашивай меня! Просто уходи! Иначе я не удержу... его...

– Коня?

... Внутри меня такой же дикий конь. Иногда я теряю над ним власть, и рядом нет никого с более сильной рукой. И тогда я могу причинить вред...

– Папа! Открой, впусти меня! Ты не можешь меня не впустить! Ради меня! Ради своего внука!

– ВНУКА?!

– Да! У Аины будет ребёнок! Мой ребёнок! Помнишь, ты усмирял коня, на котором меня катал? Сделай это снова! Ради того, кто должен родиться!

– ЕГО дочь беременна от ТЕБЯ?! ХА-ХА-ХА!!!!

Краткое затишье оборвалось. От жуткого смеха того, кто был там, за дверью, что-то рухнуло во дворе – Конлайх услышал грохот.

– Папа! Отец!!!

Но его голос был слишком слаб. И лишь в последний момент, ощутив, что опора уходит из под ног, юноша успел перепрыгнуть обратно через трещину, а потом понёсся вниз, понимая одно – здесь он бессилен. И нужно остаться в живых, чтобы защитить свою жену и ребёнка.

Заслышав цокот лошадиных подков, Эйдне не вышла, а вылетела в мощёный дворик их небольшого замка. Дочь уже стояла на земле, а подскочившие слуги споро снимали поклажу с вьючных лошадей.

– Вот, хозяйка, – прогудел старший из сопровождающих, преданный Эри пожилой солдат. – Доставили в целости и сохранности – что в Альценау, что обратно.

Эйдне показалось, что Аина мгновение колебалась, прежде чем броситься ей на шею, но, обняв своего ненаглядного единственного ребёнка, мать тут же забыла обо всём.

– Доченька, ну почему ты так задержалась? Мы же с папой переволновались! Ведь ждали тебя ещё две недели назад!

– А где он? – спросила дочь, когда обе наконец разжали объятия.

– Уехал.

– К-как уехал? Куда? Он знал, что я вот-вот вернусь – и не стал меня ждать?!

Эйдне уловила в глазах дочери странное выражение – словно та восприняла отцовский отъезд как наказание за некий проступок. Щёки Аины вспыхнули, затем она резко побледнела, и тут мать оказалась вынуждена подхватить её, чтобы не дать упасть на холодные камни.

– Аина! Детка! Да что с тобой?! Папа вернётся, скоро вернётся – он обещал. Ну что ты, милая... Пойдём-ка в дом. Конечно, ты устала. Ещё бы, столько дней в дороге! Ну, пойдём...

В комнате Эйдне усадила дочь в просторное кресло и принялась растирать ей руки, мимоходом отдав служанкам распоряжение приготовить ванну для молодой хозяйки.

Аина быстро пришла в себя, и мать удивилась снова. Любимый и обласканный ребёнок как будто попал к чужим. Она отводила взгляд, невпопад отвечала на самые простые вопросы о своём гостевании, о подруге, об Альценау. И, похоже, с явным облегчением услышала, как служанка сообщила, что ванна готова.

... Потом был поздний обед. Мать и дочь пытались шутить и смеяться, но веселье получалось вымученным. Кроме того, дочь, всегда отличавшаяся хорошим аппетитом, в этот раз клевала еду как птичка. В конце концов Эйдне не выдержала.

– Аина, я тебя не узнаю. Что случилось?

Дочь опустила глаза.

– Мне... ничего не присылали? Никаких писем? Ничего?

– Нет, – насторожившись ещё больше, ответила Эйдне. – А от кого ты ждёшь письма?

– От...

Внезапно она зажала себе рот рукой и вылетела из-за стола.

Эйдне в ужасе мгновенного понимания схватилась за сердце.

... А потом был кошмар.

Эйдне стучала кулаком в запертую дверь, кричала, что выпорет мерзавку, пусть та только появится, грозилась страшными карами и гневом отца.

А потом тяжело осела на порог и разрыдалась.

Она думала о том, что Эри будет просто убит. Что он не успокоится, пока не найдёт обидчика дочери, и дело, вполне вероятно, закончится поединком. Думала о том, что балбеска-дочь похоронила возможность хорошего брака. Мысленно упрекала мужа за то, что тот отвадил нескольких потенциальных кандидатов в зятья – глядишь, безмозглая дурёха и успокоилась бы, готовься она сейчас к свадьбе.

А потом ей пришло в голову, как, должно быть, сейчас страдает Аина – напуганная, растерянная, не знающая, что делать.

И сердце заныло уже по-другому.

Поглощённая переживаниями, Эйдне не услышала скрипа открывшейся двери. Лишь почувствовала, как Аина прижалась к ней – тёплая, тоненькая, плачущая, такая беззащитная...

– Мама, ты не думай... Мы поженимся... Просто... просто это принц Конлайх...

Мать, услышав столь громкое имя, потеряла дар речи.

Ночью Аина пришла в родительскую спальню и забралась под одеяло к Эйдне. Та сразу проснулась.

– Страшно, да?

– Ага – прошептала дочь. – Я даже рада, что папы нет – не знаю, как бы я ему стала всё объяснять.

– А мне объяснишь?

– А кто ремнём грозился? – Аина фыркнула, но смешок сразу перешёл во всхлип. – Мама, прости меня! Я знала, что нельзя так себя вести... но ничего не могла поделать. Он ведь нашёл меня. Ты представляешь! Через огонь! Вот мы и договорились, что я отпрошусь у вас в Альценау... а там мы с ним встретились. Я сначала даже не думала, что... А потом всё показалось правильным, как будто по-другому и быть не могло... Он беспокоился, говорил, что не хочет вовлечь меня в беду, да только я сама так крепко его обнимала! Он потом чуть не плакал и прощения у меня просил. А за что мне его прощать? Он хороший, мама! Он сразу сказал, что принцессы ему не нравятся, ни одна, и что мы поженимся. А теперь – точно поженимся. Он никогда не лжёт.

– Да будет на то воля Единого, – со вздохом пробормотала мать. – Надеюсь, всё прояснится до того, как вернётся твой отец.

– А куда он всё-таки уехал, мам?

* * *

Эри на секунду закрыл глаза.

Далеко внизу остался холодный туман, встретивший их в предгорьях, и теперь взору открылась потрясающая, величественная панорама Южного хребта.

Он сделал проводнику знак остановиться.

Я дома.

Глазам вдруг стало горячо, и Эри порадовался, что проводник не видит его неуместных слёз.

Я дома. Вот место, где я должен быть... где я был бы...

Он не стал додумывать эту мысль.

Внезапно послышался шум, как ему показалось, многоголосой толпы.

Странно. В это время года дорога через перевал была пустынна – разве что изредка по ней проходили купеческие караваны. Так было двадцать лет назад, и Эри не видел причин, чтобы что-то круто изменилось. Тем не менее, если его не обманывал слух, по дороге шла большая группа людей. Не просто шла – слышались резкие женские голоса, плач детей, рёв и блеянье домашней скотины, скрип тележных колёс.

Два путника переглянулись. Проводник пожал плечами.

Первым на перевал поднялся кряжистый бородатый мужчина в полосатом горском плаще и с посохом в руке. Видимо, он руководил этим странным исходом.

– Добрый человек, – окликнул его Эри. – Судя по всему, ты идёшь со своим кланом. Куда?

По цвету полос на одежде он уже понял, что это житель Восточного Пограничья, и можно не опасаться быть узнанным. Тем более что именно в горах Восточного хребта находилось то место, куда Эри хотел попасть.

– Куда? Да куда угодно, лишь бы подальше от гор.

– Вы покидаете горы? Не могу поверить!

– Да мне-то что до твоей веры, странник! Жизни для нас в горах не стало... Эй, эй, полегче там! Смотри мне, сломаешь колесо – сам потащишь поклажу!

Мимо них, опустив головы, проходили мрачные усталые люди с опущенными головами. Некоторые плакали. Мычали коровы, пронзительно вопили козы. Несколько женщин, сидевших на телегах, кормили грудных детей. Проезжая мимо, они окидывали двух путников безразличным взглядом.

Сняться с насиженного места в начале осени?!

Эри сделал проводнику знак оставаться на месте, быстро соскочил на землю и метнулся следом за главой маленького клана.

– Послушай, друг...

Тот недовольно обернулся.

– Что тебе?

– Объясни мне, почему вы покинули отчие дома?

Бородач нахмурился, но не зло, а скорее горько.

– Горы больше не терпят нас.

– Почему? Прости, что пристаю с вопросами, но я направляюсь в Храм огня...

– Сомневаюсь, что ты туда доберёшься. Похоже, все горы Восточного хребта решили стать вулканами. Даже наша мирная Кузнечная гора – она спалила лавой всю деревню! Вот мы – кто уцелел – и идём куда глаза глядят. Может, в Туингене нас примут.

– А почему вы не идёте в равнинную часть Ардрахана? Туинген – чужая земля для вас.

– После той резни, что четверть века назад устроил нашим родичам Бранн Проклятый, Ардрахан перестал быть нам родиной. Если Фарелл сумеет обуздать огненных духов, что ж – мы вернёмся. Но не раньше.

Глава клана обернулся и погрозил кулаком покинутым горам.

– А поганый Друим, поди, стоит! И Проклятый сидит там, как паук в паутине, смотрит в какое-нито колдовское зеркало и радуется – всё-таки извёл горцев! Так извёл, что сами ушли! Он нас, восточных, всегда ненавидел, тварь белобрысая...

Эри, оцепенев, слушал исполненные ненависти и гнева слова.

Значит, и тут не могут забыть Бранна.

... Хвост печальной процессии уже давно скрылся из глаз, а бывший Повелитель Южного пограничья всё смотрел вслед ушедшим.

– Господин... Господин...

Проводник нерешительно дёрнул его за рукав.

– Что? А, да. Едем вперёд.

– Но это опасно! Если уж местные оставляют горы...

– Тем более надо искать помощи у огненных магов! Поехали!

Проводник пожал плечами и тронул поводья. В конце концов, ему щедро заплатили.

Эри не узнавал родные горы.

Какая разница, Южный это хребет или Восточный! Люди жили здесь испокон веку, они знали, что каменные исполины давно успокоились, не считая отдельных – про этих помнили всегда, были настороже. Но теперь, казалось, сама земная твердь сошла с ума.

Лошади пронзительно ржали, принимались пятиться, застывали на месте, дрожа всем телом, потому что то и дело раздавался отдалённый гул, и под их ногами начинала дрожать земля. Воздух больше не был прозрачным и чистым – теперь ноздри ощущали запах дыма и подземных испарений. Иногда сверху скатывались камни, да что там камни – целые глыбы! Пару раз всадников чуть не пришибло; если бы не чутьё на опасность – они не ушли бы из-под обвала.

Дорогу там и тут пересекали трещины, пока ещё неглубокие и неширокие. Проводник, оглядываясь по сторонам, ёжился и кутался в плащ.

– Господин, что тут творится? Я не вижу Волчьей горы! О, вот она – но верхушка как будто срезана. Да всё поменялось! Где водопад Девичьи Косы?

Он резко остановил своего пони.

– Ещё раз говорю – может, лучше вернуться? Происходят страшные вещи!

Эри видел неподдельный страх в его глазах.

– Возвращайся, если хочешь, – ответил он. – Но для меня это вопрос жизни и смерти. Спасибо, что сопроводил меня хотя бы до этого места.

Проводник испытал чувство огромного облегчения – это было заметно. Достал из-за пазухи кошель с оговорённой платой, начал его развязывать...

– Деньги оставь себе, – проговорил Эри. – Дальнейшую дорогу я примерно представляю. Как-нибудь сориентируюсь. Езжай.

Проводник быстро кивнул, стыдясь смотреть в глаза. Развернул лошадку и направился обратно. Эри не стал терять время, дал шпоры – его собственный пони зарысил в противоположную сторону.

* * *

Высоко в горах – развалины могучей крепости. Вокруг развалин – озерки горячей воды, груды камней, застывшая лава. Всё живое давно уже убралось из этих смертельно опасных мест. Но, как ни удивительно, в окне единственной уцелевшей башни видна фигура, похожая на человеческую – и всё-таки это не человек.

Бранн, король, сын и внук королей, оглядывал свои владения.

Его не волновало, что от Друима почти ничего не осталось – какое дело Повелителю огненных духов до непрочных творений слабых людей!

Но именно здесь, в окрестных горах, в вулканических и вулканокарстовых пещерах находились покои Огненного властелина. Бранн, внук и наследник убитого Ножом Воды короля, принял его корону. Именно здесь первыми пробудились к жизни сотни лет спавшие древние вулканы. И то, что люди посчитали разгулом стихий, было лишь празднеством коронации, лишь началом царствования.

А сейчас он стоял у окна, повинуясь ещё не утерянной человеческой привычке, и смотрел на юг – туда, где по полуразрушенной горной дороге верхом на мохнатой коротконогой лошади ехал темноволосый человек.

Огненный дух видел его отчётливо – обретённая сила позволяла и не такое. Он знал, куда направляется странник, знал цель этого путешествия и – всё ещё по-человечески – слегка посмеивался про себя.

Давай, возлюбленный мой, понукай свою лошадь. Приближайся. И в тот момент, когда ты окажешься у почти засыпанной камнями развилки, я появлюсь прямо перед тобой. И ты пойдёшь со мной – туда, во владения наших предков, разделишь со мной трон и власть. И наши наследники снова будут править этой землёй, изгнав людей в их пределы.

Перед его глазами встали огромные пещеры, залитые мрачным багровым светом, сонмы огненных духов, пробудившихся по приказу своего повелителя, гигантские саламандры и огненные драконы – и тяжесть пламенного венца на голове. В ушах ещё звучали славословия. Истинный властелин воссел на трон своих предков.

Это место источало силу. Сила окутывала Бранна, подобно королевской мантии, стекала с кончиков пальцев, веяла в каждом взмахе пепельных крыльев. Тогда, в тронном зале предков, он выпрямился и встал, как воплощение подземного пламени, и крылья развернулись за его спиной, словно дым вулкана.

Эри тоже обретёт свой истинный облик, оказавшись здесь.

Бранн снова посмотрел на юг и удивился – струсивший проводник возвращался назад. Вот он окликнул ардраханского оттона, догнал его, о чём-то заговорил. Дальше они двинулись уже вдвоём.

Бранн недовольно сдвинул брови.

Впрочем, это человечек ничем не мог ему помешать. Повелитель огненных духов снова сосредоточил всё внимание на Эри.

– Я рад, что ты вернулся. По правде говоря, я боялся, что потеряю много времени, разыскивая дорогу.

– Да ты и со мной-то немало его потеряешь. Я же говорю – всё изменилось, многие места просто не узнать. Но у меня на душе будет спокойно, что я тебя не бросил.

– Спасибо.

– Ты не думай, это не из-за денег. Просто я подумал – если творится что-то огромное, какой смысл сбегать? Ведь всё равно не вернёшься к тому, что оставил.

– Пожалуй, ты прав. Нет смысла возвращаться.

Он ехали до самого вечера, и лишь когда стало смеркаться, остановились на ночлег.

– Затуши костёр так, чтобы едва тлел, – распорядился Эри после ужина.

– Но мы же тут околеем без огня!

– Если хочешь, возьми у меня второй плащ. Но сделай так, как я сказал. И поставь около огня котелок с водой. Да, с моей стороны.

Мой предусмотрительный.

Бранн снова усмехнулся. Что ж, пусть Эри надеется на эту нелепую защиту. Он заснёт, и тогда можно будет просто взять его на руки и унести.

А сейчас длинные ресницы так знакомо опустились, дыхание выровнялось... Сколько раз Бранн видел его таким – побеждённым усталостью, обессиленным ласками!

Мы всё вернём, я обещаю.

Там, за его спиной, буйствовали духи огня, освобождённые от векового сна, ликовали, радуясь возвращению Повелителя. Ждали Повелителя. Пусть подождут ещё немного.

Бранн прикрыл глаза, сосредоточился... и ничего не получилось. Он по-прежнему находился в Друиме.

В чём дело?!

Вторая попытка – и опять ничего. Более того, мантия силы внезапно отяжелела. Под ногами заскрежетал разваливающийся каменный пол.

Бранн издал яростное рычание.

Он ощущал, сколь велика подвластная ему мощь – но внезапно оказалось, что эта мощь его поработила!

Да, Повелитель, ворвался в сознание слаженный хор нечеловеческих голосов, то, что люди назвали Друимом – тронный зал королей. Он слишком долго пустовал и теперь не отпустит властелина. Ты владеешь безмерным могуществом – отсюда. Твои руки – это бесчисленные потоки лавы, твоё дыхание – это колыхание земли. Зачем тебе куда-то уходить? Ты принадлежишь своему королевству!

Бранн осознал, в какую ловушку угодил. Он мог сотрясти земную твердь всего континента – и был не в состоянии покинуть собственный дворец!

Нет! Нет! Это несправедливо! Я хочу туда, к нему!

Но ведь можно поступить до-другому!

Эри стоял в том же огненном колодце, и языки пламени снова и снова повторяли его имя.

Эри... Эри... Эри...

Бранн был за спиной, куда ни повернись. Краем глаза можно было увидеть мелькнувшую светлую прядь, уловить тень движения.

Сколько ещё ты собираешься преследовать меня?!

Обжигающе-горячие пальцы переплелись с его собственными.

Пока ты не поймёшь, где твоё место...

Потом было ощущение, что в плечо упёрся чей-то лоб – как делает уставший человек, ища у близких силы и поддержки.

Все эти разрушения – твоих рук дело?

Послышался негромкий смех.

Духи огня хорошо отметили мою коронацию. Люди думали, что победили – так вот, люди ошибались. Мы вернём то, что принадлежало нам. И ты будешь со мной. Ты разделишь со мной трон и власть.

Теперь уже засмеялся Эри.

Хочешь сделать меня своей королевой? Не получилось за двадцать лет – надеешься, что получится теперь?

Бранн крепче сжал его руку.

А разве ты уже не моя королева? Разве у нас нет сына?

К горлу Эри подкатила тошнота. Он попытался вырвать свою руку из руки Бранна, а когда это не вышло, развернулся и всё-таки встал лицом к лицу со своим врагом. Страх и ненависть куда-то ушли. Осталась лишь гадливость.

Попробуй.

В свободной руке откуда-то появился нож странной формы – чуть изогнутый, с волнистым голубоватым лезвием. Черенок ножа жёг ладонь, но это можно было вынести.

Откуда это у тебя?!

А Эри и понятия не имел, но знал, что Бранн по-настоящему испуган.

Боишься?

Он замахнулся, но враг успел перехватить его запястье и сдавил стальной хваткой, принуждая разжать пальцы. Эри заскрипел зубами от боли. Ему показалось, что Бранн раздробил кости в труху.

Нож выпал из его руки.

Здесь я сильнее, помни об этом, маленький горец. А сейчас ты пойдёшь со мной.

Эри с ужасом увидел, что его ладонь превращается в язык пламени...

...– Господин! Господин!

– Что? А?

Эри подхватился и сел, ошалело глядя на проводника.

Тот, бледный, с трясущимися губами, указывал пальцем на ревущий костёр.

Эри мог бы поклясться, что, несмотря на безветрие холодной осенней ночи, огненные языки только что тянулись к нему.

...– А я проснулся – и глазам своим не поверил, – рассказывал проводник, когда они уже ехали по всё сильнее суживающейся тропе. – Ветра нет, а пламя тянется к тебе. Но даже не это меня напугало сильнее всего...

– А что напугало?

– У тебя рука до запястья стала огненной.

* * *

– Дед, мне нужно ехать, – в отчаянии проговорил Конлайх. – Это не займёт много времени.

– Ты оставишь столицу – сейчас? Бросишь всё на старика-ревматика и помчишься за девчонкой, чтобы привезти её в это безумие? Ты больше похож на своего отца, чем я думал.

Фарелл отвернулся, жестом отогнав внука от себя. Тот, сжав кулаки, заметался по королевскому кабинету.

– Тогда отправь к ней посланцев от своего имени! Пусть её родители знают, что она будет моей женой! Что я не врал и не брошу своего ребёнка на произвол судьбы!

– Где ты его не бросишь на произвол судьбы? – вскипел дед, резко оборачиваясь и потрясая клюкой. – Тут, в королевстве, которое рассыпается под ногами? Да ей и ребёнку лучше оставаться там, где они есть! По крайней мере, уберегутся от землетрясений!

Конлайх бросился к Фареллу, упал перед ним на колени и поцеловал иссохшую руку.

– Дедушка, тогда сделай, как я тебя прошу. Пусть её объявят моей невестой! Клянусь, я не сделаю ни шага за пределы Ардрахана, сам буду говорить со священниками, отправлюсь, если надо, в Храм Огня – только пусть мои жена и ребёнок будут под защитой твоего слова!

Он видел, что дед колеблется – и добавил:

– Она носит твоего правнука. Династия не прервётся.

Дед снова отвернулся.

Внук понимал, как не хочется старому королю соглашаться на неравный брак.

– Хорошо, – брюзгливо проговорил Фарелл, по-прежнему не глядя на внука. – Я отправлю сватов. Но мне будет спокойнее, если она останется в Туингене. Будущей матери твоего наследника нечего делать среди огня и пепла...

Он тяжело откинулся на бархатную подушку у спинки кресла.

– Я боюсь, что эти разрушения не ограничатся горами. И даже, возможно, не ограничатся Ардраханом...

– Ты что-то знаешь? – холодея, спросил внук.

– Прибыл посланец от магов огня. Я принял его, но проговорили мы недолго.

– Когда... прибыл? И что сказал? И почему мне об этом неизвестно?

– Вот теперь я и ставлю тебя в известность, – устало сказал дед. – Священников мы примем вместе, а с посланцем будешь разговаривать ты. И... что ты там говорил о Храме Огня? Похоже, мальчик мой, тебе действительно придётся туда ехать.

– Почему? – медленно спросил Конлайх. – Священники уповали, что Единый услышит их мольбы и обуздает стихию.

– Стихия оказалась сильнее молитв, – отрезал Фарелл.

Внезапно его глаза сверкнули.

– Посланец сказал, что центр происходящего – Друим. Ты вернулся оттуда вместе с гарнизоном, часть людей пострадала при землетрясении, кое-кто погиб. На мой вопрос о твоём отце ты ответил, что он пожелал остаться там. Конлайх, ответь мне, как на духу, – он всё это начал?

Язык Конлайха словно прилип к нёбу.

– Отвечай, мальчишка! – загремел разъярённый дед, приподнявшись в кресле.

Именно таким голосом Фарелл когда-то отдавал приказы на поле битвы.

– Отвечай!

– Я не видел его! – закричал внук. – Я успел только поговорить с ним! Да, это он всё начал... по крайней мере, я так понял... От звуков его голоса раскалывались камни...

– Проклятая огненная кровь, – прошептал старик, бессильно опускаясь на сиденье.

– Дед! – глаза Конлайха блестели, но он не плакал. – Что мне делать? Я люблю тебя, я люблю отца, я люблю Аину! Я не могу разорвать сердце на три части! Я не пойду против него!

– А придётся, – тяжело произнёс Фарелл. – Если хочешь, чтобы твой ребёнок унаследовал это королевство.

Час спустя старый король и наследный принц принимали делегацию ардраханского священства.

Церкви были открыты по всей стране, колокола звонили не переставая, народ рыдал и молился... а с юга, востока и запада поднималось всё больше дымных облаков, и на землю оседал тёмно-серый пепел. Кое-где в предгорьях, говорили, вода уже стала превращаться в кислоту. Казалось, время повернуло вспять, и Ардрахан вновь переживает события многовековой давности.

С одной разницей – людям теперь было что терять.

– Мы бессильны, государь – проговорил худой седоволосый человек в тёмно-серой рясе, глава церковных общин Ардрахана. – Наши молитвы Единому возносятся из самого сердца. Но они не могут остановить разрушения. Похоже, Единый отвратил от нас Свой лик – я знаю, это из-за язычников, которым дали укрыться в их проклятых капищах! И даже пост и молитва набожных прихожан не спасут нас! Уже не спасут, хотя тысячи людей не покидают храмы ни днём, ни ночью!

– Жители многих приходов, особенно на севере, говорят, что надо уходить – вступил в разговор другой священник, жестом призвав собрата к спокойствию. – Они снаряжают корабли и уплывают целыми деревнями. Да что там корабли – на побережье не осталось ни одной лодки!

– Кланы Западного хребта выжидают. Их пока не так трясёт, но они говорят, что старые вулканы просыпаются один за другим.

– Да и равнина пустеет, – добавил ещё один. – Как передавали братья из Туингена, там тоже не сладко. На севере страны – землетрясения, как и у нас.

– Что ж, – почти неслышно произнёс Фарелл. – Делайте, что должны. Я тоже буду делать то, что должен.

Он подал знак. Конлайх помог ему подняться и свёл вниз по ступеням трона.

Священники поклонились.

– А теперь ступай к себе, – тяжело дыша, проговорил старый король у выхода из тронного зала. – Я пришлю к тебе... мага. Поговоришь...

– Да, государь, – ответил внук.

Посланец Верховного жреца был ничем не примечательным человеком средних лет – невысокий, круглолицый, с невыразительными чертами. Но в глазах, когда он смотрел на собеседника, плясало яркое пламя.

Он из тех, кто знает, сразу понял Конлайх.

Посланец поклонился низко, но не раболепно.

– Приветствую ваше высочество, – начал он, – и умоляю отправиться со мной немедленно, пока дорога в храм ещё не разрушена. Верховный жрец Ингкел, присутствовавший при появлении принца Конлайха на свет, велел мне передать ему вот это.

Он стремительно шагнул к юноше и приложил ладонь к его лбу.

... плач осиротевшего ребёнка перемежался чудовищным гулом огня и звуками родного голоса, ставшего неузнаваемо страшным... Отец, какую мрачную волшбу ты творишь?!..

– Он расскажет тебе то, что ты так стремишься узнать, – маг отбросил придворную учтивость и говорил теперь просто как старший с младшим. – Возможно, ты сумеешь спасти Ардрахан.

– Не знаю, – медленно, взвешивая каждое слово, ответил Конлайх. – Отец прогнал меня от своих дверей. Я не знаю, кем... чем он стал.

– Ты – единственная его земная привязанность. Бранн больше не опальный принц, отстранённый от наследования. Он стал королём, воссев на трон тех, кто некогда пожаловал человеческому вождю хрустальный жезл. Мы можем уповать лишь на то, что он отдаст своему сыну во владение внешний мир и ради этого прекратит разрушать страну.

– А он может это сделать, – не то спрашивая, не то утверждая, произнёс наследный принц.

– Его мощь растёт, – с горечью ответил маг. – Очень скоро он сможет расколоть на части весь материк. Духи огня слишком долго пребывали в бездействии. Теперь у них есть владыка, обуянный жаждой мести.

– Мести – кому?

– Людям. Я полагаю, Верховный жрец сможет ответить на твои вопросы.

– Хорошо. Я должен оповестить об отъезде его величество и распорядиться...

– Всё готово, – спокойно ответил посланец. – Когда его величество отправлял тебя сюда, он уже знал, что ты поедешь.

* * *

Ближе к храму огня дорога опять приняла нормальный вид – не пересекалась трещинами, не проваливалась под копытами лошадей. Скалы здесь выглядели так же, как и сотню лет назад – если не обращать внимание на десятки курящихся вулканов, прекрасно различимых отсюда, с высоты горного плато.

– Скоро доберёмся, – сказал проводник.

Эри кивнул, кутаясь в плащ – здесь было по-настоящему холодно. Лошади фыркали, морозный воздух пах дымом.

Он почти не обратил внимания на стены ущелья, по которому продвигались путники, и зря. Древние барельефы, выполненные с потрясающим мастерством, изображали человекоподобных существ исключительной красоты, саламандр, огненных драконов, купающихся в пламени. Это отнюдь не выглядело фантазией – наоборот, казалось, скульпторы изобразили то, что видели собственными глазами.

Эри, погружённый в собственные мысли, не заметил даже фигуру, помещённую в центр огромной композиции – нагого длинноволосого мужчины с волосами в виде огненных языков и развёрнутыми, словно бы клубящимися крыльями. Прекрасное лицо хранило выражение жестокого веселья.

Однако проводник в ужасе вскинул руку и сделал защитный жест – он явственно увидел, как ожили и задвигались в орбитах сверкающие глаза. Взгляд их был прикован к первому из путников.

– Ну где ты там? – устало окликнул проводника Эри, успевший опередить его на полсотни шагов. – Ты уверен, что мы приехали туда, куда нужно? Я не ощущаю здесь ни малейших признаков человеческого жилья.

– Всё правильно. Они встретят тебя на ступенях храма... если сочтут нужным.

– Надеюсь, сочтут, – задумчиво ответил Эри.

Впереди, замыкая ущелье, показалась невообразимой высоты скала пирамидальной формы с пещерой-входом, широкими ступенями, ведущими в эту пещеру, и колоннадой, украшающей её. Из темного зева появился человек в просторном одеянии и широком плаще. В руке он держал обсидиановый посох с прихотливо изогнутым навершием.

Повинуясь какому-то странному чувству, Эри спешился и повёл свою лошадь в поводу. Проводник последовал его примеру.

Наконец путники подошли к ступеням.

– Здравствуй, Эри, – негромко проговорил постаревший, полностью потерявший волосы Ингкел. – Ты долго добирался, но всё-таки пришёл. Я рад тебя видеть.

Он знал, зачем добирался сюда. И всё-таки при словах огненного мага сердце едва не выскочило из груди, а на висках появилась испарина. Он смотрел на свидетеля самых ужасных событий своей жизни и почти видел за его спиной тень Бранна.

– Ты по-прежнему служишь ему?

Вопрос вырвался помимо его воли. Ингкел вздрогнул, словно от удара, выпрямился и крепче сжал посох.

– Мы никогда не служили духам! Нам случалось бывать посредниками, но мы никогда не служили тем, кто колеблет землю.

Эри опустил голову и на мгновение закрыл глаза рукой.

– Ты знал, что я жив.

– Я узнал об этом несколько лет спустя – когда у тебя родилась дочь, дитя огненной крови. До этого, по правде говоря, меня не интересовали покойники. Как получилось, что ты не умер?

– Если я правильно понял слова Ронана, Лиат всем отвела глаза.

Ингкел погрузился в задумчивость. Эри только хотел спросить, есть ли в этом храме ещё люди, кроме самого мага, как тот дважды стукнул посохом о ступень, на которой стоял. Раздался неожиданно мощный гулкий звук.

Из-за колонн показалось двое, как понял Эри, прислужников.

– Всё готово?

– Да, господин. Гости могут следовать за нами.

Появился ещё один, спустился, взял лошадей под уздцы и увёл куда-то в узкий проход между скалами.

Эри проводил его взглядом.

– И у вас найдётся чем их кормить? – спросил он.

– Пока – да, – ответил маг. – Но если события пойдут так, как я опасаюсь... Впрочем, тогда придётся просто выбирать между несколькими обличьями смерти, и возможность умереть от голода будет не самой страшной.

Он посмотрел Эри прямо в глаза.

– Сюда должен прибыть твой сын.

– Мальчишка, которого ты имеешь в виду, мне не сын, – процедил горец.

– Он твоя плоть и кровь, как бы ты ни убеждал себя в обратном. Я послал за ним, потому что он... вы двое – единственное, что имеет значение для короля Бранна.

– Бранн стал королём? – насмешливо поинтересовался Эри. – А Фарелл-то и не знает.

Ингкел помолчал. Закатное солнце превратило идущее с запада на восток ущелье в подобие великанского коридора из чистого золота, и теперь люди и колонны отбрасывали бесконечно длинные тени.

– Все эти годы ты пытаешься спрятаться от себя самого. Пытаешься убедить себя и окружающих, что ты обычный человек, что...

Маг на мгновение осёкся, вспомнив о присутствии проводника.

– Скажи мне только, откуда Бранн узнал о том, что ты жив?

– Полагаю... мальчишка сообщил ему.

– Я так и думал...

В этот момент послышался гул – такой низкий, что сначала они ощутили его как вибрацию. Земля задрожала под ногами, сверху начали сыпаться сначала мелкие, затем всё более крупные камни. Словно вторя гулу, грохотом отозвались вулканы. Ясное синее небо потемнело, подёрнутое пеплом.

– Он знает, что ты здесь. Знает, зачем ты здесь, – без малейшего испуга произнёс маг.

По одной из колонн пошла трещина.

Конлайх уже поднялся из кресла, намереваясь пойти одеться в дорогу, как вдруг из камина выплеснулся язык пламени. Пол заплясал под ногами. Принц и маг одновременно обернулись, а потом посмотрели друг на друга. Посланец шагнул к огню, протянул руки...

Лицо его побледнело.

– Пути в храм больше не существует. Между равниной и Восточным хребтом появился разлом. И он увеличивается.

Конлайх закрыл глаза, вслушиваясь в себя.

Тело неподвижно замерло, а огненная суть устремилась вниз, под землю, туда, где океан лавы готов был выплеснуться на поверхность земли. Конлайх плыл в этом раскалённом потоке, ощущая рядом таких же, как он... нет, не таких. Он был сильнее и могущественнее, он был сыном властелина. Он мог повелевать...

Но его силы и могущества не хватило бы, чтобы остановить их.

– Король отдал приказ... – монотонным голосом пробормотал Конлайх.

Спустя мгновение он ощутил, что его с силой тряхнули за плечи.

– Принц... принц... очнись! – посланец магов тяжело дышал, по круглому лицу катился пот. – Нам надо спешить!

– Куда – спешить? – яростно закричал Конлайх. – Или у тебя есть крылья, чтобы перелететь через разлом?

Аина, оставайся там, где ты есть, мелькнула в голове бессвязная мысль. Нет, беги на юг, спасайся... Великие Силы, я хочу, чтобы моя жена и ребёнок остались живы!

– У нас есть огонь! – хрипло проговорил посланец. – Возьми меня за руку. Мне нужна твоя сила. Вся. А теперь закрой глаза и подчиняйся моим словам...

Конлайх послушно опустил ресницы, послушно сделал шаг вперёд.

Пламя ревело вокруг них, словно они оказались в диковинном водовороте. А потом всё стихло.

И он открыл глаза в незнакомом просторном покое, стоя в огромной каменной чаше, полной раскалённых углей. Похоже было, что мгновение назад здесь потух костёр.

Несколько человек, одетых, как огненные маги, смотрели на Конлайха и его спутника полными ужаса и изумления глазами.

Посланец что-то пробормотал и выпрыгнул из чаши на отполированный постамент. Дорожные сапоги дымились, но он был цел и невредим. Принц последовал его примеру.

– Где владыка Ингкел? – прохрипел посланец.

– Ушёл встречать гостя, – приглушённо ответил кто-то.

– Найдите его. Передайте – здесь ещё один гость.

– Но как... как вы?..

Посланец только махнул рукой.

Они вышли из алтарной (если Конлайх правильно понял назначение чаши на постаменте) – и почти сразу увидели двух людей, идущих им навстречу.

Внешность владыки Ингкела сразу бросалась в глаза, но взгляд Конлайха был прикован к его спутнику. Во рту пересохло, сердце заколотилось где-то в горле.

– Как, вы уже тут?

Верховный жрец Храма Огня не мог скрыть своего изумления.

– Мы пошли через огонь, – ответил посланец. – Я не знал, что делать, потому и решился.

– Я не представлял, что такое возможно, – потрясённо проговорил Конлайх, глядя на своего проводника. – Я думал...

– Возможно, – неожиданно подал голос Эри. – Я имел сомнительное удовольствие это наблюдать... не так давно...

Трое остальных повернулись к нему.

– Мне кажется, коридор не лучшее место для разговора, – обратился Эри к Ингкелу.

Тот с выражением некоторого, как показалось Конлайху, беспокойства перевёл взгляд с одного гостя на другого и кивнул.

– Сейчас вас отведут в приготовленные вам комнаты, а потом пригласят поужинать за моим столом. У вас есть пара часов на отдых.

– Я не устал! – выпалил Конлайх.

– А я – устал, – отрезал Эри. – Тебя учили быть вежливым в присутствии старших?

– Прости... те... – пробормотал юноша, чувствуя, что даже уши стали горячими. – Но всё равно – медлить нельзя! – воскликнул он, вспомнив о цели своего пребывания здесь. – Иначе... иначе может оказаться слишком поздно...

Эри сделал странный жест – закрыл глаза ладонью. Потом повернулся к Ингкелу.

– Мне хватит часа.

– Хорошо, – вполголоса ответил Верховный жрец. – Если захочешь поговорить со мной наедине – после ужина я к твоим услугам.

Эри кивнул.

В его поведении не было ни малейшего страха перед могущественными магами. Наоборот, сына Бранна не покидало ощущение, будто они с Ингкелом давно, хоть и не близко, знакомы, и вот теперь обстоятельства снова свели их, не друзей, но и не врагов. На самого Конлайха Эри больше не смотрел.

Послышался шорох – так скользят подошвы по отполированному полу. В огромном коридоре даже такой шелест звучал гулко. К маленькой группе подошли маги – видимо, служители. Один из них жестом пригласил Конлайха следовать за ним. Обернувшись, тот успел заметить, как Эри уходит в другую сторону.

Интересно, нас специально поселили в разных местах?

Кормили у владыки Ингкела вкусно, но блюда были необычные – например, жареное козье вымя. Вместо бутыли или кувшина с вином стоял причудливой формы стеклянный сосуд, в котором находился холодный травяной отвар с мёдом. По словам Верховного жреца, огненные маги не чурались вина, но сейчас требовалось быть трезвыми и собранными.

За столом сидели только они трое. Конлайх то и дело посматривал на Эри. Он не был особенно голодным, но понимал, что отец Аины, в отличие от него, проделал долгий путь, и потому старался не мешать. Принц знал, что скоро ужин закончится, а серьёзный разговор – как раз начнётся.

Так и получилось.

Старшие вытерли губы полотняными салфетками, ополоснули руки. Прислужники быстро унесли остатки ужина, зато принесли маленькую жаровню и свечу зелёного воска, а также большую чашу с водой.

– Зачем это? – с любопытством спросил юноша.

– Увидишь, – ответил маг.

Эри упорно смотрел мимо Конлайха, хотя тот готов был поклясться, что вызывает у туингенца жгучий интерес.

В самом воздухе, казалось, витают недосказанность, двусмысленность, вопросы, так и не получившие ответов.

– Я понял, ты много знаешь о моей жизни, – внезапно заговорил Эри, обращаясь к Ингкелу. – Как далеко простираются твои... познания?

– Во всяком случае, о последних событиях я осведомлён. Разумеется, в голову Бранна мне не забраться – а хотелось бы! – но причина его бешенства более-менее ясна.

– Хватит об этом! – почти выкрикнул Эри, сжав кулаки. – Если бы он не узнал, что я жив – ничего не случилось бы!

И он метнул на Конлайха яростный взгляд.

Маг вскинул руку.

– Успокойся! Мальчик не виноват! Чудо, что Бран не пытался воскресить твой образ в огне – а ведь мог! Тогда всё началось бы намного раньше.

Конлайх зажал уши руками. Он не хотел, не желал больше слушать ничего! Значит, это правда! Отец – мужеложец, и Эри был его... его...

Конлайха замутило. Внезапно чувство к Аине показалось грязным – ведь отец, как это ни чудовищно звучит, спал с её отцом. Делал с ним то, что нормальный мужчина делает с женщиной!

Но перед внутренним взором встала она сама, тоненькая, гибкая, нежная, как колосок молочной спелости. Синие глаза заглянули Конлайху в самую душу, и он устыдился своей слабости. Что бы ни случилось между Бранном и Эри – их с Аиной это не касается.

– Тем узником в башне... был ты? – глухо спросил он.

Слова ворочались на языке тяжело, как камни.

Эри не ответил, и Конлайх рискнул поднять на него глаза.

Отец Аины сидел, закрыв глаза, с искажённым болезненной гримасой лицом, его руки, лежащие на столешнице, были стиснуты в кулаки.

– Отец думал, что ты мёртв, так? И я невольно тебя выдал?

Голос Конлайха сорвался.

– Это рано или поздно случилось бы, – произнёс Ингкел.

Да, наверное. Рано или поздно он повстречал бы Аину – не в той гостинице, так в другой, не в Туингене, так в Ардрахане. Их встреча была предначертана, в этом Конлайх не сомневался. Отец всё равно узнал бы, что Эри жив. И разрушение началось бы всё равно.

Юноша уронил голову на руки и застонал.

Он виноват... Виноват перед Эри, перед Аиной, перед Ардраханом. Что ж, пусть не останется ничего недосказанного.

– Я женюсь на Аине, – вскинув голову, сказал он. – В Туингене мы с ней встречались. Она ждёт от меня ребёнка. Мне нет дела до того, что у тебя было с моим отцом. Дай согласие на наш брак.

Эри вскочил, с грохотом уронив скамью, перегнулся через стол, схватил Конлайха за грудки и притянул к себе.

– Ты лжёшь! Ты и моя девочка... вы не могли!.. Нет! Невозможно!

– Это правда! – выкрикнул Конлайх. – Дед обещал послать сватов!

Лицо Эри было страшным. В синих глазах полыхало яростное пламя. Конлайх понял, что его сейчас убьют. Сквозь бешеный стук сердца он, словно издалека, слышал голос Ингкела, чувствовал слабое сотрясение – маг пытался оторвать пальцы Эри от горла юноши... Перед глазами возник отец, молодой, смеющийся...

Я не хочу умирать... Папа, я не хочу умирать!

– Па-па...

Стальные пальцы разжались. Конлайх мешком рухнул на пол, задыхаясь и хрипя.

Ингкел прижимал к его губам чашку с водой.

– Давай... выпей...

При каждом вдохе горло болело, словно ободранное тёркой, но Конлайх всё-таки сумел сделать глоток. Откуда-то издали донёсся голос Эри:

– Он следит за нами?

– Нет, – ответил маг. – Во всяком случает, для него это куда более затруднительно, чем в любом другом месте. Друим – средоточие его силы, тронный зал королей, а Храм – место наибольшей слабости. Наши предки не зря возвели его здесь.

– Хорошо. Как ты предполагаешь справиться с ним?

Конлайх обнаружил, что полулежит на скамье, поддерживаемый Ингкелом. Он отвёл руку мага, покачнулся, но сумел сесть прямо.

– У меня было два варианта – принц и ты...

– Отец не будет меня слушать, – прохрипел Конлайх. – Я пытался...

Повисла тишина. Юноша увидел, что маг пристально смотрит на Эри.

– Не смей, – сквозь зубы произнёс тот. – Я умер, чтобы избавиться от него... как будто от него можно избавиться.

– Ты стал причиной его помешательства. Только ты можешь исцелить его.

– Ты – Верховный жрец – веришь, что его ещё можно исцелить?! – Эри развернулся в сторону Ингкела, как был, со скрещёнными на груди руками, высокий, стройный, необыкновенно красивый в этот момент. – Тогда ты занимаешь не своё место.

– Я не вижу другого способа остановить разрушения. Если он получит то, что хочет, он не будет крушить королевство, которое должен унаследовать его сын...

Эри открыл было рот, чтобы ответить, но тут Конлайх, всё ещё туго соображавший, обратился к Ингкелу:

– Посланец сказал, что ты присутствовал при моём рождении...

– О Великие Силы, – пробормотал маг.

Эри, похоже, на мгновение лишился дара речи.

– Так ты этим заманил мальчишку сюда? – наконец выговорил он. – И много ещё... осведомлённых?

Маг ничего не ответил.

– Мы поговорим ещё раз, – словно обдумав что-то и решившись, сказал Эри. – Без него. А сейчас я ухожу. Хорошо поразмысли, прежде чем начнёшь болтать.

Конлайху – возможно, из-за ущерба, причинённого здоровью, – показалось, что Эри выглядит... немного по-другому. Он как будто стал выше, шире в плечах и... моложе? И этих искр в глазах – даже когда он не глядит на огонь – раньше тоже не было.

Поэтому странно почтительный ответ Ингкела Конлайха даже не удивил.

– Да, повелитель.

Эри вышел из покоев Верховного жреца, оставив Конлайха постепенно приходить в себя.

Свеча и жаровня в этот вечер так и не пригодились.

Полчаса спустя юноша сидел на набитом сухой травой тюфяке в небольшой комнате, которую ему отвели, и смотрел в огонь.

После откровений сегодняшнего вечера он хотел увидеть Аину, но это оказалось неожиданно трудно. Конлайх с удивлением и испугом вглядывался в пламя – а там бесновались самые поразительные существа из всех, кого он когда-либо видел.

Мужчины и женщины в сверкающих венцах, превосходящие красотой любого из смертных, огнедышащие драконы, глаза которых слепили сильнее солнечных бликов...

... нельзя долго смотреть на драконов, они зачаровывают и испепеляют...

... и более мелкие их сородичи, зубастые длиннохвостые саламандры – ездовые животные и слуги... и странные пламенные цветы... и россыпи драгоценных камней... и золотые жилы...

Это выглядело так, словно потаённый мир Ардрахана решил показать все свои сокровища наследнику Повелителя.

Но Конлайха не интересовали подземные диковины и богатства. Он всем сердцем рвался на юг, в маленький замок, которого не видел, но который хорошо представлял по рассказам своей наречённой жены.

И сумел-таки попасть.

Комната – несомненно, принадлежавшая Аине – была пуста. Конлайх сосредоточился и позвал. Он даже не увидел, а почувствовал, как девушка подняла голову, потом что-то сказала матери и покинула кухню, в которой находилась в этот момент.

«Милый, как хорошо, что ты здесь!»

«Как ты? Как... вы?»

Она улыбнулась, хоть и невесело.

«С нами всё хорошо. Мама сказала, с моим здоровьем можно рожать хоть десятерых. Только крёстный требует, чтобы мы уезжали с ним. А я не хочу. И мама не хочет. Она ждёт папу. Киран прислал письмо – зовёт нас к себе, говорит, у них на юге не трясёт...»

«Сильно вас... тут?»

Глаза Аины расширились.

«Мы так испугались, когда земля задрожала в первый раз! Мама схватила меня за руку и потащила прочь из дома. А бестолковые слуги пытались спрятаться внутри! Ох, мама на них кричала!»

Она зябко обняла себя за плечи.

«Пламя теперь стало чужим и страшным. Оно показывает мне картины разрушения. Сколько я ни пыталась увидеть тебя – ни разу не сумела...»

«А отца... своего отца ты не видела?»

«Пару раз мне казалось, что я его вижу, а потом... как будто кто-то гневно задёргивает занавес... Конлайх, мне страшно! Папе грозит опасность, я чувствую...»

Он помедлил, но всё же решился.

«Уезжайте. Вместе с оттоном Кьярданом или просто к твоему брату – главное, уезжайте. У нас здесь творятся страшные вещи, Аина. Скорее всего, они заденут и Туинген. Север Ардрахана обезлюдел, жители побережья спасаются морем... Боюсь, любимая, скоро я ничего не смогу предложить тебе, кроме лавовых полей...»

«С тобой мне будет хорошо даже на лавовом поле».

Искушение пройти сквозь пламя, предстать перед ней, поцеловать её – было невероятно сильным. Конлайх почти ощутил вкус её губ. Но удержался.

Пламя действительно стало чужим, и он не мог быть уверен, что благополучно вернётся в маленькую храмовую комнату.

Или – что захочет вернуться.

А здесь шла незримая борьба за право людей владеть этой землёй. За право Конлайха царствовать на этой земле. За наследство его нерождённого ребёнка.

Отец обезумел и теперь, обретя могущество, предаёт огню всё, что предки Конлайха и тысяч других создали тяжким трудом. Если его не остановить, он, как сказал Ингкел, способен разрушить весь континент.

Значит, его надо остановить.

Конлайх долго смотрел на Аину, на её лицо, на руки, прикрывшие пока ещё плоский живот. Он не знал, когда увидит её снова... и увидит ли вообще.

– Я люблю тебя, – произнёс он вслух. – Помни это.

И всё оборвалось.

– Я ничего ему не рассказал.

Человек у очага даже не пошевелился.

Верховный жрец Храма Огня прошёл в комнату и сел на низкий резной табурет рядом с ним. Эри невидящими глазами смотрел на пляшущие языки пламени, а на ладони его подрагивал крохотный огонёк, похожий на детёныша большого хищника.

– Я давно не вспоминал, как это делается... Очень давно, – глухо, словно выплывая из сна, пробормотал гость. – Надо же – вспомнил.

Ингкел помолчал.

– Скажи, – начал он наконец, – с какой целью ты ехал сюда? Зачем ты нужен мне – я знаю. Зачем я понадобился тебе – могу только догадываться.

– Я понятия не имел, кто у вас теперь заправляет всеми делами, – равнодушно ответил Эри. – Мне была нужна защита от... Впрочем, я уже понял, что ничего не получу.

– Послушай, горец... почему бы нам не поговорить и не прийти к какому-нибудь соглашению? Вернуться назад ты всё равно не сможешь... хотя что я говорю... раз уж это удалось рядовому жрецу...

– Выродок сумел пройти сквозь огонь – смогу и я.

– Ты по-прежнему ненавидишь его... хотя прошло столько лет... – после паузы проговорил огненный маг.

– ... и возненавидел ещё сильнее, хотя не думал... что это возможно!

Ингкел услышал, как Эри скрипнул зубами.

– Я даже в страшном сне представить не мог, что моя девочка... и это... этот...

– Да уж... обвинить их в кровосмешении...

Эри стремительно развернулся на скамье, и магу немедленно захотелось сделаться очень маленьким, а лучше – невидимым. Глаза горца... или правильнее сказать, огненного духа?.. пылали двумя кострами.

– Он мне не сын!

– Но убить его ты не смог, – дивясь собственной смелости, возразил Ингкел. – Потому что он назвал тебя отцом, ведь правда? Рука не поднялась на свою плоть и кровь.

– Замолчи, а не то...

– Что? Пора решать, горец, а не играть с огоньками. Думаешь, во владениях Ирмард твою семью не заденет бедствие? В Туингене происходят землетрясения, которых там отродясь не знали. Огненные духи вошли во вкус, а их король дал им полную волю. Я надеялся, что мальчик сумеет остановить это, но, видимо, ты для Бранна важнее, чем сын.

– Замолчи!

Эри вскочил на ноги.

– Я буду откровенен, – упрямо продолжил маг. – Я думаю, в Друим вам надо идти обоим.

– На что ты надеешься – что я смогу убить его голыми руками, а мальчишка поможет? Или ты рассчитывал, что я сыграю роль шлюхи?

– Да! – заорал выведенный из себя Ингкел. – Ты вбил себе в голову, что ты человек, и ничего больше! А твоя родословная, между прочим, записана в Истинных Генеалогиях! Бранн пробудил в тебе силу огненной крови, и тебе от этого не отмахнуться! Проклятье, почему эти духи не похожи на земных властителей-сластолюбцев? Что ему стоило утешиться с другими! Но нет, как и его дед, Бранн стал заложником собственной одержимости!

Пугающий огонь в глазах Эри погас. Казалось, горец напряжённо о чём-то думает.

– Маг, – медленно проговорил он, – что стало с Ножом Воды, которым Лиат убила отца своей дочери?

Рот Ингкела приоткрылся в изумлении.

– Нож?! Какой нож?.. Погоди, погоди, что ты говоришь? При чём здесь эта ведьма?

Эри сжал кулаки.

– Двадцать лет назад беглый маг Домлен показал Ронану в огне, как бабка этого выродка убивает своего любовника – короля огненных духов. Ты хочешь сказать, что ничего не знал об этом?

– Домлен был её доверенным лицом. Вполне могло быть, что ему она поведала больше, чем ненадёжному адепту вроде меня.

– Плевать! Она не бросила бы такое оружие! Или вернула его владельцам, духам воды, или спрятала!

– Лиат в жизни бы не рассталась с полезной вещью, – маг сосредоточенно обдумывал услышанное. – Ты уверен, что всё было именно так, как ты говоришь?

– А что тебе известно о том, как Лиат стала Верховной жрицей?

– Я не раз пытался это узнать, но даже когда сам занял её место – без успеха.

– Маг... – с невыразимым презрением проговорил Эри и отвернулся.

Несколько долгих мгновений оба молчали. Ингкел пытался привести в порядок разбежавшиеся мысли. Вернувшийся в Храм Огня после смерти Лиат, умный и деятельный, он быстро поднимался по ступеням жреческой иерархии, пока не занял верхнюю. Он принимал решения, возглавлял церемонии, отсылал и принимал адептов – и действительно не задумывался всерьёз, как получилось, что бесталанная девчонка, единственным достоинством которой была яркая красота, обрела ещё и магическую силу.

Послышался голос Эри:

– Найди этот Нож. В Друим я пойду один. Мальчишке... незачем видеть эту встречу.

– Но что мне тогда сказать ему?

Эри обернулся. Ингкел увидел, что лоб горца пересекает горькая складка.

– Солги. Я не хочу, чтобы моя девочка терзалась из-за всей этой грязи. Если мы – действительно одержимые однолюбы, как ты говоришь, они свернут горы, но будут вместе. Я вряд ли вернусь назад. Скажи ему, пусть бережёт Аину, иначе я достану его и с того света.

– Мне страшно представить, какой силой будет обладать твой внук... – пробормотал маг.

– Найди Нож!

– Да, Повелитель!

Это слова вырвались у Верховного жреца прежде, чем он сумел их осознать.

Эри снова отвернулся и не увидел почтительного поклона.

... Везде, куда ни кинь взгляд, был пепел.

Тёмно-серый, он застил небо, забивался в глотку, скользил под ногами.

Зрение вдруг обрело невероятную силу и остроту – но Эри предпочёл бы ослепнуть.

Он видел трупы животных, умерших из-за отравленного корма – они гибли стадами. Видел бесчисленных рыб, плавающих кверху брюхом в ядовитых ручьях и реках. Видел сломанные стебли, прибитые непомерной тяжестью колосья – там, где урожай не успели убрать. Листва, которая ещё могла бы радовать глаз золотым осенним великолепием, истлевала у корней обожжённых деревьев.

Эри посмотрел на север – и не увидел ничего, кроме пепла. Пепел проникал во все щели, продавливал крыши домов, забивал водосточные трубы. Кое-где он лежал слоем высотой в человеческий рост.

На побережье давно уже не сталось ни одной живой души – лишь в море видны были крохотные светлые пятнышки удаляющихся парусов.

Если перевести взгляд на запад, можно было увидеть равнинную часть страны, ныне отделённую от Восточного хребта огромной трещиной. Равнину пересекали другие трещины, не такие глубокие. Теперь Ардрахан напоминал ломкую корку пересушенного хлеба.

А на юге солнце не могло пробиться сквозь облака пепла.

Он прикрыл рукой глаза, не способный дольше выносить этот ужас. Должно же быть спасение! На всякую силу найдётся бОльшая!

Снова взглянул в сторону побережья. Там, на присыпанных пеплом чёрных камнях, виднелась маленькая фигурка.

Девочка. Лет десяти. Сначала Эри подумал, что видит Аину в детстве, но потом понял, что ошибся. Черноволосая малышка, одетая в лохмотья и сидящая на корточках, напряжённо высматривала что-то, находящееся в воде. Потом бесстрашно сунула руку в ядовитую жидкость, на поверхность которой продолжал оседать пепел (Эри чуть не закричал от ужаса, готовый броситься к ребёнку), и как ни в чём не бывало достала оттуда...

Небо было серым и мрачным, но невесть откуда взявшийся луч солнца отразился в волнистом голубом лезвии.

Лишь тогда Эри понял, что видит события многолетней давности. Как понял и то, кого увидел на берегу.

Вот откуда у Лиат взялся Нож Воды! Она просто нашла его во время отлива.

И уже с ним попала в Храм.

А такое оружие не дастся в руки абы кому. И цель у него тоже не абы какая.

И где эта цель находится, Эри знал точно.

Он проснулся и долго смотрел в потолок.

Не было сомнения, что увидеть всё это ему позволила проклятая огненная кровь. Но, по крайней мере, Эри теперь относительно чётко представлял себе масштаб разрушений и хаоса.

... А мальчишка здесь, и Фарелл остался в Килкристе совсем один – больной, бессильный старик...

Эри вдруг резко сел на постели – подобии сенника, брошенном на пол, – и подтянул колени к груди. Ему пришло в голову, что могло быть и хуже – слава Единому, Бранн не попытался в этот раз проникнуть в его сон. Видимо, это место на самом деле ослабляет огненную силу... хотя магам сей факт ничуть не мешает. Или это потому, что они люди?

А кто же тогда я?

Ингкел пришёл на рассвете и ничуть не удивился, застав гостя уже на ногах.

– Конлайх ещё спит, – сообщил он с порога.

Эри кивнул, и маг продолжил:

– Я полночи пытался найти Домлена. Твой клан тоже снялся с места, знаешь ли, так что это оказалось сложным делом.

– Да, на юге стоят тучи пепла. Виноградникам Северного Туингена теперь конец.

– Откуда ты знаешь? Впрочем...

– Увидел, – коротко ответил Эри. – Так что с Домленом?

– Немного можно выжать из старого труса, который к тому же сидит у общего костра. Я был готов пройти через огонь и придушить его собственными руками! Но он в конце концов вспомнил, где Лиат могла хранить Нож.

– Сон вместо моей семьи, чему я не удивился бы, показал мне Лиат. Ты знал, что она родом с побережья?

– Так вот каким образом к ней попало это оружие! – протянул маг.

Эри усмехнулся:

– И она не отбирала и не крала его – девочка, игравшая на камнях во время отлива, просто увидела сверкающую игрушку в воде. А потом ваши, видимо, искали детей для храма... странно даже, что набожная северная семья отдала ребёнка язычникам.

– Она была сиротой. Это я знаю точно.

– Тогда понятно... Что ж, пошли за Ножом.

– Я не уверен, что он будет там...

– Но попытаться-то нам никто не мешает. И почему-то мне кажется, что он на месте. Иначе я не увидел бы сон.

Ингкел посмотрел на Эри.

– Ты так бегло упомянул о своей семье... Ты совсем за них не боишься?

– Здесь я им ничем не помогу. Там у них есть оттон Кьярдан и Киран, мой первенец. А также здравый смысл. Надеюсь, они покинули опасные края... Хотя, учитывая, что проклятый пепел разносится на сотни и тысячи миль, безопасных мест на континенте не осталось. Идём.

Ингкел уже много лет занимал покои, некогда принадлежавшие Лиат, но некоторых секретов не знал и он.

Не слишком веря, посмеиваясь над собственными действиями, маг прошёл в небольшую алтарную, приблизился к чаше с огнём и какое-то время внимательно изучал постамент, на котором она стояла. Казалось, чаша и отполированная каменная глыба составляют одно целое, но Ингкел подошёл вплотную и начал ощупывать замысловатую резьбу на подножии большого сосуда. При этом он безостановочно бормотал какую-то фразу – видимо, заклинание.

Однако алтарь не желал открывать свои тайны.

Наскучив ожиданием, Эри присел на скамью, готовый броситься на помощь магу, если случится что-то неожиданное. Но время шло, языки пламени ровно плясали над резными краями чаши, Ингкел всё так же что-то бормотал.

– Старый маразматик, – бросил он в сердцах, выпрямляясь.

– Что Домлен тебе сказал? – спросил Эри, когда маг плюхнулся на ту же скамью.

– Сказал: «Попробуй поискать в подножии алтарной чаши».

– Именно в покоях Лиат?

– Именно.

– Так пробуй снова.

Ингкел смерил Эри кислым взглядом, но, посидев некоторое время, поднялся и снова подошёл к алтарю.

Внезапно раздался тихий хлопок. Пламя в чаше вспыхнуло бледным венцом и погасло. В алтарной сразу стало темно. А сама чаша, судя по звуку трения камня о камень, начала отъезжать куда-то в сторону.

Из центра постамента, там, где она только что стояла, ударил луч голубого света, и вскочившему на ноги Эри почудилось, будто он слышит плеск волн.

– Невероятно, – потрясённо проговорил Ингкел. – Это... оно?

Горец подошёл и заглянул через его плечо.

В углублении постамента на тронутом тлением синем шёлке лежал слегка изогнутый, с волнистым лезвием нож – тот самый, который Эри дважды видел во сне. Оружие было подобно голубоватому полумесяцу на ночном небе. Блестящую металлическую рукоять украшали прозрачные сапфиры, и узор был выстроен так, чтобы рука чувствовала себя удобно.

– Какая красота...

Эри поморщился. Впрочем, Ингкел и двадцать лет назад был болтлив.

Во сне Нож обжигал руку – надо было проверить, так ли это на самом деле.

... Кто-то тряс Конлайха за плечо.

Юноша протестующе замычал и сделал попытку заползти под сенник. Но настырный гость не унимался.

– Принц Конлайх... принц Конлайх, тебя хочет видеть Верховный жрец.

– Который час? Я долго спал? – пробормотал наследник ардраханского престола, не открывая глаз.

– Уже полдень.

Конлайх подхватился и сел, так и не сумев разлепить глаза.

– Не может быть... В жизни столько не спал... и ещё хочу...

– В умывальной ждёт холодная вода. А в алтарной – мудрейший Ингкел.

Он всё же сумел кое-как привести себя в порядок. Десяток пригоршней ледяной воды позволил окончательно проснуться, и теперь вместе с провожатым Конлайх стоял у знакомых высоких дверей.

Прислужник постучал, и дверь открылась сразу.

– Проходи, Конлайх, – послышался голос Ингкела.

В алтарной не было больше никого. Конлайх обратил внимание, каким высоким стало пламя в чаше. Ингкел кивком поблагодарил прислужника и жестом велел ему уйти.

– А... господин Эри? – нерешительно спросил юноша. – Его не будет с нами?

– Нет. Он ушёл.

– Куда?

– В Друим.

– В Друим?! – Конлайх почти закричал от возмущения. – Один, ничего мне не сказав?

– Да. Потому что никто, кроме него, не способен остановить твоего отца. Нет никого, кто так ненавидел бы Бранна. Ничья другая рука не удержала бы Оружие Стихий, найденное твоей прабабкой.

– Ты хочешь сказать... – не веря своим ушам, проговорил Конлайх, – что Эри отправился убивать моего отца?

– Да, – тяжело проговорил Ингкел. – И я от всей души желаю ему удачи. В твоём отце больше не осталось ничего человеческого – огненная сила окружает его таким слепящим сиянием, что невозможно смотреть. И он смеётся, он всё время хохочет. Безумный Повелитель безумных духов – что может быть страшнее? Его подданные уже проникли и во владения своих извечных врагов – духов воды. Ты знаешь, что на дне моря появились подводные вулканы?

– Ты хочешь сказать, что видел всё это своими глазами?

– Да. В напитке, который ты выпил перед тем, как лечь, было сильнодействующее сонное зелье. Я вижу, оно ещё не выветрилось, но не прошу прощения – ты мог мне помешать.

Маг помолчал.

– Я сумел проследить путь Эри до предпоследнего перевала. Дальше – огненная стена.

Кулаки Конлайха сжались.

– Ты спокойно стоишь напротив меня и говоришь о том, что вы решили убить моего отца?! И что убийца уже прибыл на место?! Мерзавец! Если Бранн и погибнет, то ты сдохнешь раньше!

– Истинный сын своего отца, – странно, Ингкел отнюдь не выглядел испуганным. – Но также и внук своего деда. И отец собственного ребёнка. Ты действительно позволишь обезумевшему чудовищу уничтожить весь твой мир?

Конлайх чувствовал, как вибрирует всё его тело – словно натянутая струна.

– Эри ненавидит моего отца. Я понимаю. Но он ненавидит и меня. За что? Только за то, что я похож на Бранна? Я должен это знать – перед тем, как остановлю его. Я не позволю ему...

– У тебя нет права что-то ему позволять или не позволять. За Бранном слишком большой и слишком давний долг.

– Эри... мой родственник? Он имеет какое-то отношение к моей матери? Именно поэтому он едва не убил меня, узнав, что мы с Аиной... Но даже если и так – в худшем случае мы с ней двоюродные!

Конлайх снова начал кричать.

– Успокойся, мальчик, – Ингкел поднял руку. – Я очень долго думал, говорить ли тебе о том, что произошло двадцать лет назад. Но сначала – выйдем за стены Храма.

За стенами Храма царили сумерки. В полдень!

– Это пепел. Проклятый пепел. Хозяйство Ардрахана разрушено. Потоки жидкой лавы заливают поля. Из тёмных туч льётся смерть, подменившая собой воду. Воздух отравлен вулканическим ядом. Те, кто не успел уйти, гибнут или уже погибли. Твоему ребёнку нечего будет наследовать, Конлайх... если Эри не успеет.

Узкая прорезь между сходящимися кверху скалами была тёмно-серого цвета.

– Мы ещё можем дышать свободно...– грудь Ингкела часто вздымалась. – Мне страшно представить, что сейчас творится на равнине.

– Почему? – проговорил Конлайх, глядя ему прямо в глаза. – Почему мой отец пошёл на это?

– Потому что двадцать лет думал, что Эри мёртв. Я сам первое время так считал. А потом Бранн узнал...

– Да что в этом такого?! – Конлайх снова сорвался на крик. – Он держал Эри в плену... Если я правильно понял деда, жена Эри погибла от руки моего отца... Эри... Эри... Всюду этот Эри! Почему ты ничего не говоришь мне о моей матери – ты же обещал!

Голос Ингкела донёсся откуда-то издалека, как будто маг находился в другом конце ущелья.

– Страсть Бранна к Эри – язык не поворачивается назвать её любовью – была столь сильна, что один потомок огненных духов понёс дитя от другого. У тебя никогда не было матери, Конлайх.

– Нет...

– Это правда. Я принимал тебя. Если Эри останется жив, поинтересуйся шрамом у него на животе.

– Нет... нет... нет... я тебя не слушаю...

Конлайх опустился на ступеньку крыльца, зажимая уши руками. Но голос Ингкела, по-прежнему далёкий, звучал отчётливо.

– Твои сны – чистая правда. Ты слышал собственный плач. И горевал, потому что умер тот, кто дал тебе жизнь. Я думаю, со дня смерти Эри Бранн помешался. А когда его двадцать лет спустя отвергли снова – сошёл с ума окончательно. Мне кажется, он творил весь этот ужас с одной целью – заставить Эри прийти. Но заигрался, и теперь не он владеет мощью подземного огня, а она – им. Остановить его можно только одним способом. Именно поэтому я так надеюсь, что Эри сможет выполнить то, что задумал.

Конлайх тихонько скулил и раскачивался на холодном камне. Ингкел положил ему на голову тяжёлую тёплую ладонь.

– Прости меня, мой мальчик.

И начал подниматься по ступеням.

Он шёл пешком.

Он отказался от пони – бессмысленной жестокостью было оставлять животное умирать в безжизненных горах. И он не слишком верил в то, что сумеет вернуться.

Для Ножа в Храме наскоро сшили ножны, но он продолжал жечь тело, даже сквозь толстую кожу и одежду.

Восточный хребет Эри знал плохо, но даже если бы досконально изучил карты, предложенные Ингкелом, это ничего бы не изменило. Пейзаж менялся на глазах. Вулканические оползни создавали новые горы там, где недавно были равнинные участки.

Эри подумал – хорошо, что осень выдалась сухой. Если бы со склонов пошли лахары – грязевые потоки, он не добрался бы даже до этого места.

Сейчас он стоял на перевале и смотрел вниз.

До развалин мощной крепости было больше дня пути, но будь у него под рукой магия, способная построить мост, он достиг бы Друима за пару часов.

Или шагнул бы в разведённый костёр. Но для этого нужно, чтобы в месте назначения тоже горел огонь. На поверхности, не под землёй. Под землю он ещё успеет спуститься.

Эри огляделся. Трут и кресало были у него с собой, но вот найти подходящий горючий материал под слоем пепла и вулканических обломков казалось невозможным. Да и бесполезным – куда он направится, если в крепости, маскирующей истинные владения Брана, разрушены все очаги?

И в этот момент среди развалин вспыхнуло яркое пламя. Оно казалось искрой, и тем не менее это был огонь.

– Ждёшь меня? – вслух проговорил Эри. – Приглашаешь? Прекрасно. Я принимаю твоё приглашение.

Совсем рядом пронёсся порыв ветра, взметнувший и унесший пепельное облако.

Обернувшись, Эри обнаружил неподалёку высохшее деревце.

– Прими мою благодарность!

Он засмеялся, и в этом смехе слышались отзвуки Браннова безумия. Потом достал из заплечного мешка небольшой топорик в чехле.

Вот теперь можно было приготовить и развести костёр.

Как оказалось, очутиться в Друиме – это было ещё самым несложным.

Как только ноги Эри коснулись развороченных камней некогда мощёного двора, костёр с негромким хлопком погас за его спиной, оставив лишь пятно копоти.

Бранн пристально смотрел на него из окна чудом уцелевшей башни – видимый по пояс, нагой, судя по всему, и – не сорокалетний, нет! Он был таким, каким Эри помнил его – молодым, поджарым, красивым безжалостной красотой.

– Спустись ко мне, – хрипло проговорил Эри. – Спустись, и мы сразимся как мужчины! Спустись, Бранн Проклятый, я пришёл биться с тобой за Ардрахан!

Здесь было жарко, как летом на припёке, капля пота повисла на ресницах. Эри сморгнул её, а когда взглянул на окно снова, Бранна там уже не было.

На долю мгновения сияющий силуэт обрисовался на разрушенной крепостной стене, потом исчез – и тут Эри ощутил прикосновение, как будто кто-то дотронулся до плеча.

Он резко обернулся, никого не увидел – а сияющая фигура вспыхнула, как пламя свечи, у входа в огромную пещеру, которой Эри сначала просто не заметил.

Так вот на чём стоял Друим...

Хочешь сразиться? Ступай за мной.

– Трус! Ты заманиваешь меня! Я хочу биться здесь, и пусть солнце будет нашим судьёй!

Где ты здесь видишь солнце? Солнечные лучи больше не достигают этих земель. А если ты серьёзно настроен сражаться, ступай за мной. Здесь наши силы неравны. У тебя – Нож Воды, а я хочу взять силу подземного огня.

– Не изворачивайся! Она и так принадлежит тебе!

Я слаб на поверхности земли. Видишь, я не лгу.

– Вернись! Не смей убегать! Трус! Трус!

Но Бранн исчез.

Эри, рыча от ярости, метался среди развалин, всё отчётливее понимая, что не другого выбора, кроме как идти за Бранном в пещеру, у него нет.

Над ущельем клубились тёмно-серые тучи, готовые разразиться тёмно-серым снегом.

Это было правильно. В мире, где всё перевернулось, снег не мог быть белым.

В мире, где всё перевернулось...

Конлайх почувствовал, что замерзает. Вход в храм казался бездонной пастью, ощетинившейся зубами-колоннами. Идти туда не хотелось. Но там было тепло.

Он разогнулся тяжело, словно старик, поднялся на ноги и, обхватив себя за плечи руками, начал подниматься по ступенькам.

Слева доносился монотонный речитатив, похожий на заунывное пение. Время от времени его прерывали мелодичные удары гонга. Огненные маги творили какой-то свой обряд. Конлайху было всё равно – он искал Ингкела.

...– Значит, Аина мне сестра?

– Получается, так.

– И я стал отцом собственного племянника?

Маг промолчал.

– И у меня не было матери, а выношен и рождён я мужчиной, – Конлайх рассмеялся, коротко и сухо. – И если доводить всё до логического конца, я сам такое же двуполое существо, как... как...

– Да.

– Почему ты позвал в храм меня? Моя роль в происходящем ничтожна. Мой дед делает больше, чем я сейчас.

– Ты владеешь огромной силой, хоть Бранн и не учил тебя пользоваться ею. Уж не говорю про твоего ребёнка...

– Замолчи!

Конлайх сам поразился тому, насколько его голос похож на голос Эри.

Он глубоко вздохнул.

– Я хочу узнать, что с Аиной. Я хочу увидеть деда. И... их...

– Попробуй. Всё, чем располагает храм – к твоим услугам. Только вряд ли ты сейчас увидишь что-то толковое... Пламя перестало нам подчиняться и показывает какие-то случайные картины. Но ты – сын Повелителя. Возможно, тебя оно послушается.

Конлайх пристально посмотрел на Ингкела, и глаза его сузились.

– Ты рассчитывал, что в крайнем случае я сыграю роль заложника? Разве ты не понял – моему... Бранну всё равно, что со мной происходит.

– Пусть! – глаза мага сверкнули. – Ты огненной крови, твоя женщина – тоже огненной крови, и её сила теперь принадлежит тебе. Да что там – ваш ребёнок, который, по всем законам, превзойдёт мощью вас и ваших родителей, уже является важной стороной в этой игре.

– В игре? – прорычал Конлайх, вцепившись в одеяние Ингкела. – Для тебя это игра?

– Я слишком мало могу, – ничуть не испугавшись, огненный маг развёл руками. – Ничуть не больше твоего деда.

– Но дед хоть что-то делает! А ты, знаток обрядов и заклятий, решил ждать смерти от огня или пепла? Хотя нет – ты же всегда сможешь уйти через огонь... теперь. Интересно, получается, вы не знали о таком способе перемещения.

– Огонь всегда был для нас источником информации и средством сообщения. Возможно, древние маги знали, что его можно использовать как портал... потом знание утерялось...

Конлайх отпустил Ингкела и брезгливым жестом отряхнул руки.

– Слушай меня внимательно. Мне плевать, как ты это сделаешь – я хочу знать, что сейчас происходит... там. Зови других магов или попытайся сам, но мне нужна достоверная картина, которую больше не должен видеть никто. Иначе испепелю. Я не шучу. А потом, если понадобится, ты отдашь мне все необходимые силы, чтобы я мог через огонь попасть именно туда, куда нужно, а не туда, куда забросит случай.

Вот теперь Ингкел струхнул.

– Это... это может лишить магической защиты весь храм!

– Ты действительно дурак – похоже, ты всё-таки надеешься отсидеться здесь или сбежать. Но я тебе не дам. Или вы поможете мне спасти Ардрахан, или мы погибнем вместе с ним.

В глазах мага читалось потрясение, смешанное со страхом и злобой.

– А ты меняешься на глазах, принц Конлайх.

– Я пламя и сын пламени. Зови своих. И помни – я не оставлю вас в покое, даже если меня убьют ударом в спину во время ваших обрядов. Здесь я – ваш Повелитель.

Ингкел отвернулся и ничего не ответил.

Эри предпринял последнюю попытку удержать Брана на поверхности.

Теперь он понимал, что сглупил. Не стоило вызывать сумасшедшего духа на поединок. Не стоило вообще показывать своё нетерпение. Лучше всего было бы, наверное, просто сесть на покрытый пеплом камень посреди развороченного двора. Выждать.

Тогда, вполне вероятно, ублюдок решил бы, что он сломался. И приблизился бы.

И получил бы удар Ножом.

Но можно было попытаться.

– Бранн, будь ты проклят, чего ты от меня хочешь? Я уже не требую поединка – просто появись! Я хочу разговора!

Слишком поздно для разговоров. Во всяком случае, здесь. Пойдём ко мне, в мои сверкающие пещеры, в мои подземные владения. Там прекрасно. Ты не захочешь оттуда уходить. И там мы поговорим.

Внезапно Эри понял, что ему хочется туда – в этот мрачный зев, где угадывались отблески багрового огня.

«Он там силён – но ведь и ты там станешь сильнее!»

Нет, глупости. Это обман, ловушка...

Я терпелив, Эри. Я не буду ни сражаться, ни разговаривать на поверхности земли. Земля стала слишком неприглядным зрелищем. Ты у меня в гостях. Дорогого гостя не принимают на грязном пороге. Его ведут в убранные покои.

В голосе Бранна, звучавшем в голове, слышалась насмешка.

«Послушайся его, ступай туда. Там источник силы огненных духов, там течёт пламенная кровь земли. Там ты сможешь с ним сразиться...»

Моё единственное преимущество – Нож. Естественно предположить – там, где сильнее Огонь, Вода слабеет. Нельзя идти туда.

«Но ведь в тебе течёт огненная кровь. Ты ничем не уступишь своему врагу».

Нет, здесь какая-то ложь, какой-то подвох...

Эри стиснул ладонями виски. Сквозь шум в голове прорезался голос Бранна – ясный, холодный, насмешливый.

Что ж, сиди здесь. А я доведу до конца то, что начал. И ты останешься на развалинах Друима – сам похожий на обломок мира, которого больше нет.

Перед глазами Эри молнией сверкнули воспоминания – голубое небо, зелёные луга, приветливые горы, Ула, Эйдне, дети...

«Ведь у тебя будет внук. Его ты тоже обречёшь на смерть?»

Высокий худощавый человек в дорожной одежде застонал. Где-то там, в невообразимой дали, ждал появления на свет ребёнок его ненаглядной девочки... внук или внучка. Язычок пламени. Живая искорка. Залог бессмертия.

Эри впервые с такой остротой ощутил власть огненной крови.

– Ты не получишь их, мерзавец, – проговорил он сквозь зубы. – Я не дам тебе их погубить.

Бранн не ответил.

Эри стиснул пальцами рукоять Ножа и решительно шагнул в сторону пещеры.

Конлайх потерял целый день, дожидаясь, пока огненные маги соберутся в необходимом количестве, договорятся о том, кто и чем будет заниматься во время небывалого ритуала – а договариваться пришлось долго, и много было тех, кто отказался наотрез.

Магов в главном Храме насчитывалось около сотни. Лишь теперь принц узнал, что совместная медитация даже пяти из них способна вызвать пожар, а полутора десятков – создать трещину в поверхности земли и поднять лаву. Естественно, они никогда этого не делали... или утверждали, что не делали.

Циничный и недоверчивый Фарелл сделал всё, чтобы искоренить во внуке наивность в отношении магов, священства и их взаимоотношений с власть имущими. Дед открыто смеялся, когда какая-нибудь особо набожная придворная дама начинала рассуждать о святости – он слишком хорошо знал, сколько стоит поддержка могущественной, но весьма меркантильной группы людей в рясах или жреческих одеяниях.

Наконец, уже ближе к вечеру, Конлайх не выдержал и решительно распахнул двери в просторный покой, где нервные и встрёпанные маги решали, имеет ли смысл помогать наследнику с риском спалить Храм и обрушить эту часть гор, тем самым способствуя Бранну в его разрушительном порыве.

– Вот что, – проговорил он, обводя яростным взглядом притихших людей. – По вашим собственным словам, пламя перестало вам подчиняться. Вы утратили власть над стихией. Я – нет.

С этими словами, сам толком не понимая, что им движет, Конлайх обогнул длинный стол, прошёл в конец зала, вспрыгнул на постамент, а с него – в алтарную чашу, какие были здесь практически в каждом помещении. Он знал, что это – святотатство, что во время исполнения обрядов маги закрывают нижнюю часть лица тканью, дабы не оскорбить священный огонь своим дыханием.

Но терять ему было нечего. В конце концов, Конлайх уже топтал пламя, шагнув из королевского дворца прямо в Храм.

Он закрыл глаза и чуть развёл в стороны руки. Огненные языки, до этого ровно плясавшие по краям чаши, вдруг загудели и поднялись на высоту его роста. Длинные серебристые волосы Конлайха разметало, словно порывом ветра. Потрясённые маги увидели, что и блестящие пряди, и одежда, и кожа принца окрасились в цвет пламени. На какой-то миг его голову увенчал узкий, ослепительно яркий обруч, а за плечами вспыхнула и погасла огненно-алая мантия, похожая на распахнутые крылья.

Всё исчезло. Пламя опустилось к ногам Конлайха, словно преданное животное, облизывая его пальцы и колени. Неосознанно-ласковым движением юноша погладил своего свирепого зверя и лишь потом открыл глаза. Теперь в них плясали огненные язычки.

Ингкел издал какой-то сдавленный звук и отшатнулся назад.

– Что, я похож на моего отца? – насмешливо спросил Конлайх. – На которого из них?

От звуков его голоса завибрировали каменные стены.

– Вы всё ещё надеетесь отсидеться? – взгляд пылающих глаз приковывал магов, словно птиц, заворожённых змеёй. – Или всё же поможете мне?

– Приказывай, Истинный Повелитель, – просипел один из них, сомнамбулически выходя из-за стола и опускаясь на колени.

Один за другим огненные маги последовали примеру собрата. Один лишь Ингкел какое-то время боролся с собой, но в конце концов и он сдался.

– Наша сила принадлежит тебе, о Повелитель, – неожиданно ясным и глубоким голосом проговорил Верховный Жрец. – Приказывай. И... будь милостив к свои слугам, когда воссядешь на Троне Пламенной Мощи.

Конлайх внезапно пошатнулся, закрыв лицо руками. Теперь перед этими облечёнными могуществом людьми стоял просто человек – стройный длинноволосый юноша, напуганный и смертельно уставший.

– Наша сила – твоя сила, Повелитель, – негромко, почти просяще сказал тот, первый маг. – Наши семьи, наши отцы и матери, братья и сёстры остались там, на равнине. Мы хотим их спасти. Мы умрём, но поможем тебе. Будь милостив к своим слугам и прими их дар.

Конлайх опустил руки и выпрямился.

– Принимаю, – проговорил он.

Наверное, откуда-то поднимались ядовитые подземные газы. Причём во многих местах. Здесь было невыносимо жарко, и удары сердца отзывались в висках. Иногда возникало ощущение, будто в груди устроился какой-то зверь, то и дело менявший положение. В такие моменты руки и ноги становились ватными.

Эри никогда не считал себя особым силачом, однако и слабаком не был. Но это проклятое мрачное место высасывало из него силы, а восполнить их было неоткуда. Смрадный дым, заставлявший заходиться в кашле, обжигающий жар, от которого уже покрылись волдырями незащищённые кисти рук. Нижнюю часть лица он всё же догадался замотать длинным лоскутом, оторванным от рубахи, но теперь казалось, будто тонкая ткань пропитана кипятком. Толстые подошвы сапог, похоже, начинали дымиться.

Он не сомневался, что назад пути нет. И отсёк от себя все мысли о тех, кого оставил наверху. На мгновение перед глазами встал мальчик, Конлайх – такой непохожий и одновременно похожий на... на брата и сестру...

Защити её.

Он уже сам не понимал, что толкает его вперёд. Он не обращал внимания на боковые ответвления бесконечного коридора, в который превратилась пещера, хотя сияющие обитатели подземных пространств оборачивались и смотрели на него – кто недоумевающе, кто с почтением и страхом.

А Бранна не было.

Иногда Эри казалось, что впереди мелькает окружённый пламенем силуэт, и тогда он до хруста стискивал зубы, нащупывая Нож.

Не было сомнения, что на бедре образовался сильнейший ожог. Нож Воды не мог раскалиться – он просто вскипел, но Эри заставил себя не обращать на это внимания. Его волновал один-единственный вопрос – сможет ли он достать и удержать оружие в руке, когда появится враг.

Ответ в конце концов пришёл – возможно, через пару часов после начала спуска, возможно, через тысячу лет.

Бранн вдруг появился в десяти шагах впереди, посмотрел в глаза, усмехнулся, поманил за собой. Эри зарычал от ярости и, позабыв о боли от ожогов, метнулся следом. Когда прямо перед ним встала стена огня, он лишь чудом сумел затормозить. А огненные языки уже превращались в когтистые лапы, проявились чудовищные зубастые морды...

Саламандры, понял Эри.

Не похоже было, что порождения подземного пламени шутят – они шипели, плевались и норовили цапнуть незваного гостя когтями. Он отступил на шаг – они притихли, приблизился – чудовища снова ощерились, готовые кусать, рвать и жечь.

Они не пускали его к Бранну. К трусу, не способному биться честно.

Значит, я прикончу его без поединка.

Ярость клокотала в груди, ярость заставляла биться сердце, ярость гнала кровь по жилам, ярость повелевала телу жить и забыть о боли.

Сосредоточившись на мысли о враге, Эри нащупал рукоять кипящего Ножа, выхватил из ножен и полоснул по длинной лапе...

Вне всякого сомнения, эти коридоры ещё никогда не оглашались такими воплями и визгом. Эри колол и резал, не позволяя дотронуться до себя ни одной твари. Будь он просто человеком – давно бы уже задохнулся в раскалённом, не пригодном для дыхания воздухе. Будь он одним из огненных духов – саламандры задавили бы его массой. Но он был человеком и духом одновременно и держал в руке оружие, само существование которого было невозможным здесь, во владениях Огня.

Нож Воды вспарывал сверкающие шкуры, и из страшных ран начинала бить не кровь и даже не лава – перегретый пар. И без того огромные глаза саламандр выпучивались от боли, лишённые конечностей тела валились на пол пещеры, мгновенно превращаясь в остывающие каменные изваяния.

Эри остановился только тогда, когда споткнулся об окаменевшую отрубленную голову огненной твари. Оглядевшись, он увидел, что коридор совершенно пуст – лишь где-то далеко-далеко впереди светился вход, вероятно, в другую пещеру.

Только теперь Эри понял, что совершенно обессилел. Только теперь ощутил адскую боль в обожжённой руке – и уронил Нож на горячий пол. Чёрная каменная крошка потемнела, будто облитая водой, и словно бы спеклась.

Воздух здесь был относительно чист, не задымлён. Морщась, Эри умудрился одной рукой содрать с лица повязку и кое-как обмотал ею обожжённую ладонь.

Надо было идти вперёд – враг не оставил ему другого выхода. Если он там, среди багрового пламени, значит, Эри тоже будет там. И убьёт его.

Ослепительная вспышка прямо перед глазами. Мгновенный поцелуй в губы – и снова никого. Лишь эхо ненавистного голоса в ушах.

Ты сильнее и храбрее, чем я думал...

«Ты сдохнешь, трусливая тварь», – Эри сконцентрировался на этих четырёх словах.

«Ты сдохнешь», – он наклонился и поднял Нож.

«Сдохнешь».

И заставил себя шагнуть вперёд.

Должно быть, здесь когда-то пировали горные великаны.

Должно быть, обитатели этих мест позавидовали духам воды и создали собственное море.

Должно быть, отлив здесь наступает, когда хозяева направляют лаву на людские поселения.

А тот, кто повелевает ими всеми, стоит над раскалённой поверхностью, не касаясь её подошвами, хотя двадцать лет назад от его шагов сотряслись стены.

Эри снова увидел Бранна таким, каким тот впервые явился ему и покойному ублюдку Каснару в Друиме...

... тут, рядом, только на поверхности земли...

Он не видел ничего, кроме ненавистного лица, с которого не сходила странная усмешка. Они были слишком далеко друг от друга – Повелитель огненных духов и его преследователь. Один стоял на каменной гряде, окружавшей чёрный дымящийся берег, другой – парил над магмой. Дух был наг, крылат и увенчан короной. Человек – чёрен от копоти, в прожжённой одежде, с перевязанной рукой, в которой сжимал странной формы нож.

Глаза духа сверкнули.

Сразись со мной.

Человек хрипло засмеялся. Он уже перешёл грань безумия и жил только своей ненавистью.

– Думаешь, испугаюсь?

Ты так долго шёл ко мне... Сразись со мной. Убей меня. Я не буду сопротивляться. Смотри, я безоружен.

На чёрном лице человека жили только глаза – когда-то синие, а теперь наполненные огнём.

– Ты лжёшь и трусишь, как всегда. Выйди на берег... Возьми оружие! Сражайся, мразь!

Поверхность лавового моря пришла в движение. Небольшая волна легла под ноги огненного духа и вынесла его на раскалённый чёрный песок. Человек по-звериному оскалился, крепче сжал в обожжённой руке своё оружие и почти бегом спустился с гряды, не обращая внимания на то, что от подмёток отлетают сгоревшие куски.

Ему оставалось пересечь узкую полосу песка, когда враг сделал шаг назад. И продолжал отступать по мере того, как человек приближался. Расстояние между ними не увеличивалось и не сокращалось. Глаза духа поймали взгляд человека и больше не отпускали.

У самой кромки лавы Нож стал таким горячим, что даже в своей одержимости преследователь почувствовал это. Он с криком выронил магическое оружие – и тут же забыл о нём, поглощённый своей охотой. Да, шептали ему нечеловеческие голоса, ты один из нас, ты сделаешь всё, что задумал, тебе не страшен огонь, не страшна лава...

«Я убью тебя», – сказал он врагу.

Конечно, убьёшь, согласился враг.

И тогда человек ступил в лаву.

Крик был безумным, исполненным такой мучительной боли, что терявшийся в непроглядной темноте свод пещеры не захотел слышать его и отразил стократно. Но человеческая плоть была слишком слаба – и Эри упал лицом в раскалённый металл.

Лава был милосердна и убила его сразу.

Тот, кто стоял в пяти шагах от него, издал короткое рыдание и на мгновение закрыл глаза.

Но только на мгновение.

Потому что на том самом месте, где погиб Эри, внезапно взметнулся фонтан искр, и из пылающей глубины поднялось ослепительно прекрасное существо – такое же юное, как Бранн. Лишь пепельных крыльев не было за его плечами.

Новоявленный огненный дух поднял голову и встретился взглядом со своим Повелителем. Ресницы его покорно опустились, и сам он склонил колени – там же, в лаве.

Бранн протянул руку. Дух, ранее бывший горцем Эри, подал ему свою, поднялся – и оба снова замерли, глядя друг на друга.

А потом король опустился к ногам своего вассала и осыпал поцелуями его руки. Губы юного духа тронула улыбка.

Прочим обитателям этих мест недолго пришлось любоваться небывалым и прекрасным зрелищем. Бранн выпрямился, его крылья окутали обоих, словно тёмная мантия. А потом была яркая вспышка – и поверхность огненного моря снова опустела.

Эйдне ворочалась на постели.

Ей казалось, что полог кровати слишком тяжёл и не пропускает ни малейшего дуновения воздуха, что перина сбилась комками, что стёганое одеяло пахнет сундуком. Она то и дело глубоко вздыхала, прижав руку к груди.

В какой-то момент напряжение стало невыносимым. Эйдне поднялась, стараясь не потревожить служанку, которая спала на сеннике около кровати хозяйки. Благодарение Единому, Киран позаботился о том, чтобы приёмная мать и сестра были устроены наилучшим образом. Конечно, его дом оказался тесноват для того количества людей и скарба, что Эйдне привезла с собой, но Аина категорически отказалась останавливаться у крёстного, хотя оттон Кьярдан настаивал и был сильно огорчён её несогласием.

Здесь, на юге Туингена, разрушительные последствия ардраханских землетрясений ощущались куда слабее, чем в предгорьях. Да, иногда сыпался пепел, иногда под ногами дрожала почва. Кое-где гибли овцы, напившиеся ядовитой воды или поевшие отравленного корма. Но урожай успели собрать вовремя, и этой области королевства голод не грозил... Точнее, не грозил бы. Но с каждым днём росло количество беженцев с севера, а вместе с ним росли цены на всё – на еду, на тёплую одежду, на строительный материал...

Окно маленькой комнаты выходило на север. Сколько раз Эйдне вечерами вглядывалась в синее небо поверх крыш! Чего она ждала? Эйдне и сама не знала. Но сегодня ледяная рука сжала сердце в комок, не давая набрать воздуха в грудь. Каждый вдох давался со всё большим трудом.

Уцепившись за подоконник, Эйдне неотрывно смотрела туда, где за крышами городских домов, за лесами и холмами прятались очертания Ардраханских гор. Во рту пересохло, мышцы свело от напряжения, но она этого не замечала.

И когда раздался пронзительный вопль Аины, поняла, что произошло страшное.

– Папа! Папочка! – кричала дочь, захлёбываясь рыданиями. – Огонь! Потушите огонь! Мама! Киран! Папа горит!

Эйдне, как сквозь вату, услышала поднявшуюся суету. Невестка что-то испуганно спрашивала, Киран вскрикнул – глухо и надрывно. Переговаривались слуги, скрипели половицы. Аина уже не рыдала, а негромко плакала. Какой-то частью ума Эйдне понимала, что нужно идти к дочери, к пасынку – и не могла.

Проснувшаяся служанка испуганно смотрела на хозяйку.

Эйдне хотела сказать, чтобы та помогла ей одеться, но сумела только пошевелить губами, а потом без сознания сползла по стене на пол.

Он плыл по волнам огненного моря, в руках своего короля. Перед широко открытыми и невидящими глазами вспыхивали и гасли россыпи драгоценных камней, отблески пламени играли на золоте и бархате убранства – хотя откуда здесь мог быть бархат? Но под щекой он ощущал шёлк шитой золотом наволочки, горячий ветер колебал полупрозрачные складки высокого полога.

Повелитель, такой могущественный и грозный, дрожал, сжимая в объятиях существо, вышедшее из огненной купели. А дух, ранее звавшийся Эри, принимал, как должное, – и эту нежность, и нескрываемую страсть, и открывшийся ему мир.

Если сутью Бранна-короля была мощь, то его возлюбленный стал олицетворением красоты. Более хрупкий и слабый по сравнению с Бранном, он обладал другой властью – соблазнять и покорять. Кто знает, кем был его дальний предок... Вполне возможно, тоже делил ложе с коронованным владыкой.

Вот и сейчас – он обвился вокруг Бранна, словно огненная змейка, оплёл его руками и ногами. Тёмные пряди перемешались со светлыми. Казалось, отблески пламени, властвовавшего здесь, касаются Бранна боязливо, а Эри – с радостью. И неудивительно – никогда ещё в этом напоенном магией мире не появлялось более чарующего существа. Прекрасный огненный дух наслаждался каждым мгновением ласк, каждым поцелуем – а уж Бранн не скупился. Сила, переполнявшая его, страсть, которую он не мог отдать никому, теперь нашли выход. И если раньше даже в мгновения полного слияния с любимым Бранн смутно ощущал непреодолимую разделённость – свою и Эри, – то теперь соединение стало совершенным. Два языка пламени превращались в один, и это повторялось снова и снова.

Этот, новый Эри был так же страстен и ненасытен, как его царственный любовник, и в глазах его горел тот же огонь. Казалось, вместе с человеческим телом он сбросил тяжкий груз воспоминаний и прежних привязанностей, обретя свой истинный статус – могущественного духа и боготворимого возлюбленного. С улыбкой, насмешливой и немного растерянной, он смотрел, как король склоняет голову, чтобы поцеловать его колени.

«Ты задолжал мне, повелитель!»

«Я знаю. Но я расплачУсь».

И дух, некогда бывший горцем Эри, снова привлекал к себе своего короля. Потому что стремился получить наслаждение. Потому что хотел утвердить свою власть. Потому что... потому что пока Бранн с ним, там, наверху, спокойно... там, где они... кого я почти забыл...

К вечеру второго дня Конлайх почувствовал себя готовым.

У него разрывалось сердце при мысли, что время утекает, как вода сквозь пальцы, но ничего нельзя было поделать – приходилось сидеть перед сменявшими друг друга магами и учиться сосредоточению.

Разумеется, если ты действительно хочешь воспользоваться нашими силами...

Конечно, он хотел воспользоваться их силами. Он хотел привести к послушанию огонь и увидеть отца. Он хотел узнать, что с дедом... отчаянно надеясь, что несгибаемый старик ещё не умер.

Эти двое, давшие ему жизнь, были на одной чаше весов, а на другой – тот, кого зачал он сам. Тысячу раз Конлайх задавал себе вопрос, кем – из тех, кого любит, – он способен пожертвовать. И в тысячу первый раз, кажется, нашёл ответ.

Образ Аины не оставлял Конлайха ни на минуту. Он рвался к ней всем своим существом, он представлял её то прежней тоненькой девочкой, то будущей матерью, в чьём раздавшемся теле рос его ребёнок...

... племянник или племянница...

Нет, стиснув зубы, раз и навсегда сказал себе Конлайх, это слишком безумно, чтобы быть правдой, и я не буду думать об этом, иначе сойду с ума. Мы с ней двоюродные. У меня была мать, и отец Аины приходится мне дядей. А то, что сказал маг – бред и выдумка. Я женюсь, у меня будет хорошая семья, а весь груз чудовищных хитросплетений я сброшу в жерло вулкана, благо, их теперь много... если они оставят камень на камне от того, что должно принадлежать моей семье.

Поторопись, Конлайх, говорил он себе, ведь там, на равнине, только немощный старик пытается удержать и спасти твой мир и достояние твоего ребёнка. Не обмани его надежд...

– Ну что ж, – проговорил Ингкел, оглядывая собравшихся. – Можно начинать.

Девятеро сильнейших магов Храма сидели, скрестив ноги, на полу, ровным кольцом окружая чашу, рядом с которой стоял Конлайх. Их руки лежали на коленях раскрытыми ладонями кверху. На каждой начертан знак Огня – красный контур треугольника основанием вниз.

Словно по команде, маги закрыли глаза и начали петь – точнее, не петь, а тянуть низкий, исторгаемый из самого нутра, из живота, где обитает скрытое пламя, звук. Конлайх тоже зажмурился и положил обе руки в чашу.

Почти мгновенно пальцы ощутили жар – на голом камне заплясали огненные языки. Они облизали кисти рук, постепенно поднялись до локтей, выше, выше... Когда Конлайх открыл глаза, ему сначала показалось, будто он смотрит в алое зеркало – настолько ровной и блестящей была пылающая стена. И отражался в ней только сам Конлайх.

Он сосредоточился на своём солнечном сплетении, извлекая сокрытую силу и надеясь, что её хватит. Действительно, отражение внезапно растаяло, и Конлайх увидел Фарелла... но только на мгновение. Почти сразу же пламя приняло обычный вид, утратив всякое сходство с зеркалом.

Проклятье!

Надо сосредоточиться снова. Надо слиться с чашей, стать чашей, в которую текут девять огненных потоков. Массивный храм, окружающий его – это иллюзия, и люди, окружившие чашу, тоже иллюзия. А вот пламя – истина, и он подчинит эту истину себе.

Конлайх понятия не имел, такой ли настрой нужен для обуздания взбесившейся стихии, но придумать что-то другое не оставалось времени. Внутренним взором он видел гигантского пылающего дракона – тот скалил сверкающие зубы и извергал из пасти огонь. И тогда Конлайх весь перетёк в свою правую руку. Он поднял её в повелительном жесте.

Казалось, вместо крови по жилам течёт лава, наполняющая руку неимоверной тяжестью. Каким облегчением было бы уронить её, открыть глаза – вернуться в привычный мир! Но Конлайх знал, что ТЕПЕРЬ это невозможно – стоит поддаться слабости, и дракон пожрёт его.

Подчиняйся мне. Я твой хозяин, приказал он, неотрывно глядя в огромные, слепяще-яркие глаза с вертикальным змеиным зрачком.

И тогда, повинуясь движению руки Конлайха, дракон склонил длинную гибкую шею. Вот его голова, увенчанная огненно-алым гребнем, опустилась на уровень колен юноши. Вот легла на землю. Проворный, как у ящерицы, язык, лизнул подъём стопы.

А потом, подчиняясь приказу, чудовище словно бы потекло, меняя форму, и перед Конлайхом оказалось огромное зеркало, по которому пробегали огненные сполохи.

Он не колебался. Он знал, кого должен увидеть первым.

Король Фарелл подошёл к окну.

В частом переплёте чудом сохранилось несколько стёкол – все остальные вылетели во время какого-то из землетрясений. В комнату залетел пахнущий гарью ветер, и старик закашлялся.

С каждым днём в Килкристе было всё тяжелее дышать.

Старый король окинул взглядом опустевший город.

Две трети жителей уже покинули столицу, и не было сомнения, что оставшаяся треть очень скоро последует их примеру. По приказу Фарелла были открыты королевские амбары. Каждый уходящий получал зерно и продовольствие. Ежедневно можно было наблюдать возглавляемые королевскими солдатами вереницы людей, направлявшихся к южным воротам.

При самом короле остались только преданные ему капитаны со своими людьми и старый медик. Все они знали, что Фарелл не покинет столицу своих предков...

Дед...

Старик вздрогнул, обернулся, обвёл взглядом комнату.

Никого.

Дедушка, это я! Я здесь – посмотри!

По какому-то счастливому наитию Фарелл сразу увидел его.

Конлайх стоял в пламени камина. Видимо, правильно истолковав ужас в глазах деда, он успокаивающе поднял руку и даже улыбнулся.

Дедушка, это действительно я! Человек, не дух. Я сейчас нахожусь в Храме огня, и маги помогают мне, иначе я не смог бы с тобой связаться.

Позабыв о возрасте и немощах, Фарелл метнулся к внуку.

– Конлайх... Конлайх... Слава Единому, ты жив! Я уже приготовился умирать среди развалин под огнём...

Всё так ужасно? Пламя перестало подчиняться, и я не знаю, как далеко зашли разрушения...

– Если ничего не изменится в ближайшие два дня, Ардрахан обречён... Земля засыпана пеплом, вода в открытых источниках отравлена... нас спасают крытые городские колодцы, но разве это надолго? Селения отрезаны друг от друга – и это на равнине, что уж говорить о горах... А ты? Как ты? Что ты делал? Что говорят маги?

Отец... Бранн короновался и воссел на трон своих прадедов. Маги говорят, он безумен...

– Как будто я этого не знал, – с горечью произнёс старик. – И теперь, обретя новое королевство, он рушит прежнее, как ребёнок, ломающий старую игрушку. Я много совершил в жизни ошибок и несправедливостей... я был неумолим... Я предавал людей смерти. Я делал это ради целостности страны! А змею, смертельно ранившую Ардрахан, я холил и лелеял – потому что это был мой сын... Единый свидетель – даже если мне простятся мои грехи, сам себе я не прощу одного. Того, что не задушил Бранна в колыбели!

Тогда и я не родился бы.

Ярость в глазах Фарелла чуть приугасла.

– Ты должен исправить то, что он натворил. Иначе Ардрахану никогда больше не быть королевством, а тебе – королём. Я согласился на твою женитьбу. Так вот – теперь я благословляю тебя и эту девочку. Спасай наследие своего ребёнка. Ты – единственный, кто может это сделать...

Его голос смягчился.

– Обо мне сейчас не думай. Я буду делать то, что должен. И ты делай то, что должен, – рука старого короля снова сжалась в кулак. – Бранн тебе больше не отец. Ступай!

В приказе старого короля было столько силы, что Конлайха просто вышвырнуло из королевских покоев.

Он пришёл в себя и обнаружил, что стоит на коленях, обхватив руками подножие каменной чаши. Адски болела голова. Из носа текла кровь. Правую руку ломило так, что лучше б её отрубили.

Чтобы сфокусировать взгляд, понадобилось какое-то время.

И первое, что он увидел, был мёртвый человек.

– Что... с ним?

Ингкела шатало, словно дерево в бурю.

– Умер, – прохрипел Верховный маг, закашлялся и сплюнул кровью на пол. – Умер, отдав тебе всю свою силу. Ты доволен? Тебе достаточно?

– Нет, – отрешённо ответил Конлайх. – К самому главному я ещё не приступал.

Этот разговор не был похож на предыдущий. Да и разговором его трудно было назвать. Конлайх, переводя взгляд с одного мага на другого, просто подтверждал протестующие вопли.

Да, некоторые из вас умрут. Да, многие. Возможно, все.

– Но ты-то останешься жив! – с ненавистью просипел Ингкел.

Его состояние не улучшилось – он по-прежнему кашлял кровью. Ни один из магов, принимавших участие в обряде, не отделался легко. За какой-то час все они словно «сгорели» – страшно исхудали. С бледных осунувшихся лиц на Конлайха смотрели запавшие глаза, и в них читалось всё что угодно, кроме согласия.

– Смерть всё равно придёт за вами, – его голос был холоден и звенел металлом. – Даже если вы все найдёте лазейку в огне и окажетесь на другом конце света. Вы хвалились, что овладели стихией, и многие столетия жили безбедно, обещая людям защиту. Вам платили десятину, вам отдавали детей... Сейчас пришла пора доказать, что вы не лжецы. Я не справлюсь один.

– Я не позволю тебе убивать магов! – прошипел Ингкел.

– Тогда созови их всех – может быть, мне согласятся помочь остальные, не такие сильные!

– Нет! Будь ты проклят!

– Ты безумен, Верховный маг, – брезгливо проговорил Конлайх. – Ты похож на человека, который удерживается на поверхности воды, топя других, и не видит, что идёт огромная волна. Зови всех. Зови, я сказал!

– Никогда!

– Тогда я сделаю это сам.

Конлайх поднялся со своего места, так резко, что закружилась голова – и для него преодоление огненного заслона не прошло даром.

В углу просторного покоя на возвышении стоял бронзовый гонг. Его использовали в храмовых обрядах. Конлайх поднял било.

– Не смей, – задыхаясь, выкрикнул Ингкел.

Но принц уже ударил в самый центр металлического круга. Ударил снова. И снова. И снова. Сначала в ударах не было ритма, потом он появился.

Все сюда, звал гонг. Собирайтесь на обряд жизни и смерти.

Они действительно пришли все – больше ста человек. Конлайх сначала подивился, а потом вспомнил размеры Храма. Они заполнили весь большой покой, стеснились плотной стеной, встали в дверях. Среди них было много молодых людей – в-основном мужчин, хотя попадались и женщины.

Конлайх почувствовал, что воздух сгустился и словно бы даже потрескивает, как бывает, если провести по волосам янтарным гребнем. Их – магов – было слишком много. И он уже не удивился, когда в чаше, около которой стоял, снова вспыхнуло пламя.

– Я силён, – сказал он. – С вашей помощью я хочу попытаться остановить гибель Ардрахана. Если вы согласитесь мне помочь, многие заплатят здоровьем, а то и жизнью. Если не согласитесь, мы все умрём немного позже. Умрёт Ардрахан. Умрут наши семьи.

– Кто ты? – выкрикнул молодой голос от самых дверей. – Почему ты думаешь, что справишься?

– Я – сын короля Бранна...

Ингкел хрипел и выплёвывал проклятья, когда храмовый кастелян отпирал огромные двустворчатые двери, ведущие в подземный зал. Редко, очень редко его использовали для больших собраний. Во избежание пожаров даже столы и скамьи были высечены из камня. И, как в алтарной, посреди зала оставлено пустое пространство с большой чашей посередине.

Их было двадцать семь – втрое больше, чем тех, первых. Но они и были слабее. И ещё разница – они знали, на что идут.

Остальные – те, кто не решился – образовали за спинами двадцати семи большой круг и взялись за руки.

Конлайх легко вспрыгнул с подножия в чашу.

– Я готов.

... Кто развёл огонь во дворе разрушенной крепости, Конлайх не знал. Возможно, что и Бранн. Пока что принц повторял путь Эри.

На фоне тёмного ночного неба с мириадами звёзд и ярким диском полной луны горы казались плоскими чёрными силуэтами. В стороне светлела какая-то обширная громада странных очертаний. Лишь приблизившись вплотную, Конлайх понял, что это одна из башен... точнее, то, что от неё осталось.

Задерживаться у развалин не было никакого смысла. Они возвышались нелепыми надгробными плитами – мёртвые камни над мертвецами, которых погребли под собой.

А вот горы – те жили. И в глубине самой высокой, Королевской горы Конлайх увидел багровые отблески.

Да, прямо за стеной более не существующего Друима была пещера, и не одна – целая система пещер. С обеих сторон того коридора, что вёл вглубь, то и дело открывались огромные пространства, освещённые либо сверху – слабыми лунными лучами, падавшими сквозь многочисленные отверстия в сводах, либо снизу – тревожным, тусклым ало-жёлтым свечением потоков лавы, и тогда в лицо пыхало жаром, словно из костра.

Почему-то на пути его не встретили ни драконы, ни саламандры. Даже огненный духи не показывались, хотя он кожей ощущал присутствие множества существ. Что ж... наследник идёт к королю. И он безоружен.

Конлайх знал, что Эри прошёл этой дорогой. Он не удивился, обнаружив странные каменные глыбы – стычка с саламандрами встала перед глазами так ярко, словно сражался он сам.

Но всякий путь рано или поздно кончается.

Конлайх понял, что пришёл, только когда поднял голову – и не увидел потолка пещеры. Прихотливые ребристые своды колоссальной подземной полости устремлялись вверх и терялись в непроглядной тьме.

Однако свет был. Свет просто слепил глаза. Он исходил от гигантского лавового озера, раскинувшегося внизу – от края и до края пещеры. Полоска чёрного берега казалась исчезающе узкой.

В пещере царила адская жара. Раскалённый воздух, пахнущий гарью и металлом, струился над светящейся поверхностью, то и дело выбрасывавшей вверх пламенные брызги. На берегу никого не было, но Конлайх мог поклясться, что Эри, вот так же, как сам он, некоторое время смотрел на лаву, прежде чем решился спуститься вниз по горячим камням, обжигающим ноги сквозь толстые подошвы сапог.

Юноша, казалось, видел, как темноволосый человек стоял на берегу, а потом... потом шагнул прямо в расплавленную породу. И дико закричал, когда его охватило пламя...

... но он жив, я чувствую! Я это знаю! Я хочу видеть, что с ним произошло!..

... Конлайх уже не словно бы парил над лавой, не ощущая жара, не задыхаясь от испарений металла. Лишь теперь стало видно, что в центре озера находится небольшой островок, похожий на скалу и увенчанный чем-то вроде огромного трона.

На этом троне сидел отец.

Конлайх сначала не узнал Бранна в этом могучем существе, устрашающем и прекрасном одновременно. Казалось, человеческая красота отца обрела какое-то новое измерение – и теперь эта красота не имела возраста. Бранну можно было дать двадцать пять лет – а можно и тысячу.

И на коленях у него сидел Эри – тоже невероятно изменившийся. Руки Бранна сомкнулись вокруг его обнажённого тела нерасторжимым кольцом. Конлайх смотрел на них – они оба казались двумя прекрасными скульптурами из расплавленного металла, который чудом удерживается в форме.

Эри, положивший голову на плечо Бранну, выглядел странно хрупким и тонким рядом с мускулистым телом своего любовника. Конлайх откуда-то знал, что они теперь любовники, и почему-то это открытие его не ужасало. Точно так же он знал, что Эри-человек будет едва ли слабее человека-Бранна. Но теперь всё изменилось. Там, наверху, они были практически равны – опальный принц и изгнанник. Здесь же – повелитель и вассал.

Руки Бранна пришли в движение, лаская прильнувшее к нему гибкое тело. Эри закрыл глаза и откинул голову, провёл языком по мгновенно пересохшим губам...

... как, разве у них тоже пересыхают губы?..

... а потом вдруг по-змеиному извернулся – и вот он уже стоит на ногах, призывно и насмешливо глядя на Бранна. Дерзкий вассал...

Конлайх готов был поклясться, что Бран и Эри ведут беззвучный диалог – слишком выразительно мерцали их глаза. Но ведь и самому Конлайху тоже не требовалось слов, чтобы разговаривать с Аиной через огонь.

Удивительно... Эри был по-прежнему строен, широкоплеч, узок в бёдрах, никакого намёка на женственность, но его лицо сияло красотой андрогина – нежный овал, тонкие черты, мягкие губы. Сидящий Бранн не отрывал от него голодного взгляда. Потом поднялся – олицетворённое Вожделение протянуло руку к воплощению Соблазна. Оба нагие, никакая одежда не прикрывает их возбуждения.

Лава вокруг них забурлила, вздымаясь волнами и фонтанами искр. В этом мрачном слепящем сиянии Конлайх вдруг увидел мелькающие с невероятной быстротой образы – словно кто-то менял декорации. Пещера превращалась то в тронный зал с колоннадой, то в поразительный золотой сад, то в анфиладу роскошных покоев. Раскалённый воздух сгустился вокруг любовников, принимая форму тяжёлого занавеса, как будто хотел укрыть их от нескромных глаз.

Только теперь Конлайх понял, что Бранн и Эри не одни в этой пещере. В лаве обрисовался контур похожего на ящерицу существа... вот ещё одно, и ещё и ещё...

Саламандры, верные слуги Бранна. Купаются в огне.

А на островке двое, соединившись в объятии, любили друг друга – на мгновение Конлайху показалось, что сверкающий металл их тел слился в одно странное, двухголовое и двуспинное существо. Эри снова сидел на коленях Бранна, лицом к нему, и двигался – так пластично и гибко, что можно было залюбоваться. Он то опускал голову на широкое плечо любовника, то откидывал её назад, словно в изнеможении. Ладони Бранна сжимали узкую талию, гладили упругие ягодицы. Он двигался тоже – вонзаясь в тело Эри мощными толчками. И в такт его движениям бушевала лава.

В этом был тягучий, возбуждающий, завораживающий ритм. В этом была такая дикая, стихийная красота, что Конлайх очнулся, лишь когда призрачный занавес исчез, оставив обессиленных (обессиленных?) любовников приходить в чувство.

... Эри повернул голову, удобнее устраиваясь на плече Бранна. В этот момент он походил на свою дочь как никогда.

Это от отца я унаследовал любовь к ней... к нему... к ним обоим... Но разве тот, кто сидит на троне – мой отец?

Внезапно ему стало горько и тяжело.

А потом всё исчезло. Он снова очутился на каменной гряде, и внизу расстилалось озеро лавы.

Смысла стоять на гряде всё равно не было.

Конлайх медленно – нога за ногу – начал спускаться вниз. Жара чёрного песка, который так обжигал ноги Эри, он почти не замечал, хотя от подошв прочных сапог остались обгорелые лохмотья.

Ну вот – он пришёл сюда. И что?

Словно в ответ, над поверхностью лавы, в отдалении, появилось свечение, ещё более яркое, чем пылание магмы.

Откуда столько безнадёжности, сынок?

Конлайх замер.

В стремительно приблизившемся свечении он разглядел отца... то существо, в которое превратился его любимый отец. Ослепительный венец на голове, сверкающие украшения на широкой груди и на запястьях, летящие складки странного одеяния, подходящего более для южных народов ... И крылья, огромные, тёмные по контрасту со всем этим блеском, сложенные за спиной.

«Теперь ему есть для кого себя украшать», – подумал Конлайх. И ещё: «Интересно, зачем нужны эти крылья?»

Словно прочитав его мысли, отец усмехнулся. Перед глазами Конлайха встала картина – вершина вулкана, освещённая мрачным багровым огнём, и облако пепла. Всё вместе складывалось в образ могучего существа, огненного и крылатого.

Такими века назад нас увидели люди. Такие мы есть на самом деле.

– И ты хочешь всё повернуть вспять?

Да. То, чему люди со свойственной им наглостью дали свои имена, на самом деле принадлежит нам, духам огня. Мы – плоть от плоти этой неспокойной земли, в наших жилах течёт её пламенная кровь. Мы были здесь изначально, и мы останемся здесь, сколько бы времени ни прошло. Людям нечего делать в наших владениях.

– Отец... а если я попрошу тебя остановить разрушение? Если я буду королём на поверхности, как ты – в подземном мире? Ведь в твоих жилах течёт и человеческая кровь!

– Нет!

Бранн впервые заговорил с ним – впервые с того достопамятного прощания в Друиме. И голос у него по-прежнему был низкий, рокочущий... страшный.

– Нет. Моим детям нечего делать на поверхности.

– Детям?!

Оцепеневший Конлайх увидел, как из багрового полумрака выступает ещё одна фигура. Эри, в отличие от Бранна, был обнажён. По-прежнему строен, гибок и текуч, как непостоянное пламя – но сын понял всё, едва бросив на него взгляд.

Рука Бранна властным жестом легла на живот возлюбленного.

– У тебя будет брат... Много братьев. И каждый из них получит свой удел. Я расширяю королевство Огня, чтобы моим детям не было тесно. И мой внук не останется обиженным. Приводи сюда свою жену – этот мир принадлежит ей тоже. Эри будет рад её увидеть. Правда, любимый мой?

Глаза Эри больше не были синими. В них плясало то же сумасшедшее пламя. Непередаваемо красивым движением головы он откинул назад длинные волосы и одной рукой обнял Бранна за шею. Король поднёс другую его руку к своим губам и поцеловал пальцы. Конлайх вдруг остро ощутил, что для Бранна он всегда будет стоять на втором месте после Эри.

Особенно теперь.

Что же говорить про людей, гибнущих сейчас по воле безумного короля безумной стихии?!

Но Конлайх не мог отвести взгляда от этих двоих, сомкнувших объятия. Он понял, что хочет к ним – и они пустят его к себе, примут, обнимут, утешат и защитят. Ведь он – их сын, их плоть и кровь, их наследник. Осталось так немного – избавиться от этого смешного и слабого человеческого тела. Всего лишь шагнуть вперёд, в огненную кровь земли – и измениться навсегда.

И люди с их бессмысленными заботами и страхами перестанут его волновать.

Перед глазами Конлайха всё плыло, он горел, как в лихорадке, в ушах гудело – а до двух прекрасных существ было рукой подать, и лава уже не казалась чем-то страшным. Наоборот, она звала, обещая забвение.

Он сделал шаг вперёд, споткнулся обо что-то – и вот тут-то ногу действительно обожгло. Конлайх невольно бросил взгляд вниз, отвлекаясь от завораживающей, гипнотической картины.

Просто кучка спёкшегося песка. Но почему обычный для этих мест раскалённый песок кажется... мокрым?

Бранн, неотрывно смотревший на Эри, не заметил, что сын нагнулся, а потом выпрямился, держа в руке какой-то предмет.

... Нож обжигал руку. И одновременно заставлял вспомнить зелёные горы, и прихотливо изгибающиеся водопады, и зеркальную гладь озёр в золотой рамке осенних деревьев. Жар этого странного оружия наводил на мысль о зимних снегах и весенних ручьях, о плавании под парусом, о подвесных мостах и водяных мельницах.

О красоте и о простой человеческой жизни.

Перед глазами встала Аина, смеющаяся, держащая в руке глиняную кружку, полную ледяной – такой, что зубы ломит, – воды. Конлайх шевельнул пересохшими губами, пытаясь сделать глоток – и опомнился.

Он не знал, сколько времени прошло. Наверное, немного. По крайней мере, Бранн и Эри ещё только поворачивали головы, наконец вспомнив и про него.

Нож как будто бы сам собой нырнул в рукав.

– Отец, – сначала получился какой-то сип, и Конлайху пришлось прокашляться. – Я люблю тебя...

Улыбка, вспыхнувшая на лице Бранна, была почти прежней, почти... почти папиной. Но существо с огненными глазами больше не было отцом, папой, папочкой.

– Я люблю тебя, – того, кем ты был, – почти с вызовом продолжил Конлайх. – И его, – он кивнул в сторону Эри, – я тоже мог бы полюбить. Там. Наверху.

Бранн нахмурился.

– Вот только жизнь и наследие моего ребёнка мне важнее. Тебе нужно было убить меня, когда я ещё шёл этими бесконечными коридорами.

Он метнул Нож именно так, как когда-то его учил отец, почти без замаха, вложив в одно движение всю свою душу. И не промахнулся.

То, что произошло потом, он похоронил на самом дне своей памяти.

Он не хотел помнить – и забыл. Навсегда.

... Нож мелькнул в воздухе, подобно голубой молнии, угодив Бранну прямо в центр груди. Король схватился за рукоять, его неверящие глаза были устремлены на Конлайха. С лицом, искажённым от напряжения, он попытался выдернуть Оружие Воды, но не смог – и своды подземной пещеры потряс небывалый, исполненный муки вопль.

Из небольшой раны, как раз под сверкающим ожерельем, ударила струя – только не крови, а огня. А потом рана вдруг расширилась.

Конлайх не представлял, что такое может быть.

Бранн раскинул руки, словно отдавая собственное сердце. Это Конлайх увидел отчётливо – пульсирующий источник слепящего света. А потом всё взорвалось.

Мощь Короля вырвалась наружу, сокрушая и сжигая. Если бы кто-то мог наблюдать сверху, с каменной гряды, он увидел бы расходящиеся от смертельно раненого существа в сверкающем венце концентрические огненные кольца. Высвобожденная сила сшибла с ног второго духа. Сам Конлайх едва успел вскинуть руку в бесполезной попытке защитить глаза. Он ещё успел заметить, что поднялась огромная волна расплавленного металла, и понял, что ему конец – от лавового прибоя его отделяла какая-то пара шагов.

И они пришли одновременно – волна огня и волна лавы.

Конлайх горел и кричал, его крик сливался с несмолкаемым воплем того, кто когда-то был его отцом, а сейчас умирал, разрываемый собственной силой... умирал и всё не мог умереть – как сам Конлайх.

У Конлайха уже не должно было остаться плоти, сожжённой огнём, слуха и зрения – но он слышал, видел красное сквозь сомкнутые веки и ощущал, что по-прежнему стоит. Он чувствовал свои ступни и колени, и локоть, прикрывший лицо, и то, как шевелятся волосы, отброшенные назад потоком раскалённого воздуха... И в какой-то момент – когда страшный вопль стал утихать – решился открыть глаза.

Бранн уже не стоял. Он оседал, завалившись назад, и не падал лишь потому, что его успел подхватить Эри. Взгляд умирающего Короля не отрывался от лица прекрасного духа. Конлайх не поверил собственным глазам, но Бранн улыбнулся, шевельнул губами, произнося неслышимые слова, и попытался поднять руку, чтобы коснуться щеки Эри. Однако жизненная сила его почти иссякла. Рука упала, светловолосая голова откинулась назад – и корона, века венчавшая подземных владык, упала в лаву.

Конлайх смотрел на всё это, словно окаменев. Тот, кто умирал на руках своего возлюбленного, действительно не был больше его отцом. Отец исчез, ушёл по каким-то своим важным делам, как уходил, случалось, в детстве... может быть, вернётся, может быть, нет, но Конлайх будет его ждать. А умирал... умирала безжалостная стихия.

Что-то изменилось. По пещере – по всем пещерам, всем подземным рекам, по всему миру Огня – прошла дрожь, и Конлайх услышал беззвучный многоголосый крик отчаяния. Умирал Король, и подданные поняли это.

Ноги Бранна постепенно уходили в лаву, не сгорая, а словно бы растворяясь. Эри пришлось наклониться, чтобы по-прежнему удерживать его. Вот исчезли голени, колени, бёдра... Эри, не отрывая взгляда от неподвижного лица, уложил Короля спиной на огненное ложе, а потом без особого труда выдернул из его груди Нож – то ли оказался достаточно сильным, то ли Нож выполнил своё предназначение.

Потом он выпрямился и посмотрел на Конлайха.

Спасения не было – на таком расстоянии не промахнёшься, в этом Конлайх убедился сам. Но Эри и не думал убивать. Лава понемногу успокаивалась, окончательно забирая себе тело Короля, яростное свечение утихло, и Конлайх увидел лицо своего второго отца – ясное, спокойное, совершенно человеческое. Теперь Эри выглядел его ровесником. И глаза у него снова были синие.

– Спасибо, сын, – проговорил человек, стоявший на поверхности лавы.

Конлайх не успел ни помешать, ни даже крикнуть.

Эри вонзил Нож себе в грудь. И на сей раз из смертельной раны хлынула кровь.

А потом лава забрала и его.

Конлайх, глядя перед собой пустыми глазами, рухнул на колени. Он смотрел на лавовое озеро, и в голове было пусто, как под сводами этой огромной пещеры. Он не хотел ни двигаться, ни разговаривать, ни думать.

Он сделал то, что должен был сделать. Пускай теперь другие...

Но пустота заполнялась с угрожающей скоростью. На озере готовилась разгуляться настоящая буря. Подданные того, кого он убил, готовились мстить. И они приближались.

– Ах да, – пробормотал он, поднимаясь.

... Правая рука привычным движением выброшена вперёд – и вот уже она наливается знакомой тяжестью...

Конлайх тянул магическую силу из озера, пока поверхность его не стала ровной, как поднос. У самых ног плеснула последняя волна, вынеся на чёрный песок сверкающий венец и исходящий паром Нож.

– Смотрите, вы, все – хрипло крикнул Конлайх, поднимая символ королевской власти. – Я короную себя! Короную сам! Я – ваш Король!

Тяжеленный венец всё-таки можно было удержать. И даже поднять. И даже надеть на голову, не уйдя по колени в песок.

Он чувствовал их злобу, и страх, и неистовство. Он забирал эти чувства себе – всю силу, какой в своём безумии наделил подданных Бранн. Прежний Король даровал духам волю, новый – пришёл с бичом.

Когда сила переполнила его, едва не проливаясь, Конлайх шагнул прямо в лаву – как был, нагой и босой. Вся одежда, всё, сделанное руками человека, сгорело на нём, когда умирал Бранн. Осталось только человеческое тело, человеческая суть.

Лава послушно легла под ноги нового Короля. Он шёл, сам не зная, зачем и куда. Лишь когда перед глазами встал островок, увенчанный троном, Конлайх осознал цель своего недолгого путешествия. Трон Пламенной Мощи, так? Значит, нужно ещё это, чтобы окончательно утвердить свои права. Хорошо. Он утвердит.

... Они проходили перед ним – сотни, тысячи прекрасных и чудовищных созданий. Они явились яркими огнями, когда он сел на трон. Они приносили ему неслышимые клятвы верности.

Они смертельно боялись.

И когда Король Конлайх поднялся на ноги, духи, драконы, саламандры – все склонились перед ним. Они знали – в правой своей руке владыка держит бич.

Конлайх смотрел на своих подданных. Он знал, что сейчас – в эту минуту – успокаиваются вулканы, затихают землетрясения, затягиваются глубокие трещины-раны земли. Ему не нужно было королевство Огня.

Спите, приказал он. Засыпайте на века. А уж я постараюсь, чтобы мои потомки не утратили власти над вами.

Лавовое озеро забирало уснувших духов одного за другим. Казалось, только что их были мириады – и вот не осталось ни одного. Даже огненные звери – большие и малые – и те исчезли. Конлайх глубоко вздохнул. Он смертельно устал. Сейчас ему больше всего хотелось оказаться в Храме огня, чтобы успокоить магов.

Он хотел оказаться там – и он там оказался.

Люди, стоявшие и сидевшие в большом подземном зале, ахнули, когда пламя, взвившееся из чаши почти до потолка, приняло форму нагого человека. От венца, сиявшего на голове пришельца, исходило невыносимо яркое сияние. В левой руке человек сжимал невиданный нож с голубым лезвием, готовый, казалось, выкипеть. Правая... правая была пуста, но каждый из собравшихся здесь магов мог бы поклясться, что видит мерцающий хвост длинной плети.

Лишь когда человек спрыгнул на пол, заставив вздрогнуть весь храм, собравшиеся начали узнавать в нём Конлайха.

– Бранн мёртв.

Ингкел выронил посох и с трудом подавил желание зажать уши – слышать этот низкий рокочущий голос было невыносимо. Несколько человек упали на пол.

Конлайх, видимо, понял, что происходит. Он на мгновение зажмурился, а потом словно бы потускнел. Когда заговорил, его голос звучал почти обычно.

– Теперь я – король Ардрахана.

– Ты уже знаешь, повелитель? – робко спросил кто-то.

– Что?

Знание пришло в тот момент, когда Конлайх поворачивался к заговорившему с ним магу, и на мгновение грозный король исчез – остался мальчишка, рыдающий по умершему деду.

Фарелл скончался от приступа удушья примерно час назад.

Маг нерешительно коснулся плеча Конлайха и тут же отдёрнул руку.

– Повелитель, взгляни, что творится на побережье.

Конлайх вскинул голову, сделал едва заметный жест – и из воздуха прямо перед ним возникло огромное огненное зеркало. Но те, кто стоял в проходе и сидел на скамьях, могли видеть силуэт юного короля и всё, что показывало ему послушное пламя.

В море далеко на севере - но, ах, как близко от берега! – двигалась и набирала высоту стена воды.

– Было несколько взрывов вулканов на дне, – прохрипел Ингкел. – Казалось, огненные духи решили сцепиться с Водой. Но вулканы обрушились, создавшиеся кальдеры заполнило море... Похоже, духи воды решили взять реванш, раз их соперники внезапно ослабели...

Да, я же сам приказал им спать. А ведь они по воле от... Бранна вторглись в чужие владения.

– Северное побережье пусто, – продолжал Ингкел . – Но если вся эта масса воды обрушится на землю, Ардрахан просто расколется.

Конлайх видел всё это. Как видел и то, что первая волна – ещё не самая страшная. Океан долго набирал силу, долго копил обиду – и вот теперь за огромным валом идёт второй, а за ним третий.

Третий смоет все ардраханские горные хребты.

– Время больших перемен настало для Ардрахана, – пробормотал Конлайх. – А теперь молчите все.

У него было два орудия – Нож Воды и огненный бич. Мало, мало, надо больше...

Но сначала – попытаться ударить врага первым.

Забыв об окружающем мире, Конлайх сосредоточился на видении огромной волны в огненном зеркале. Когда масса тёмной воды заполнила собой всё, он вытянул левую руку и вонзил нож в зеркальную поверхность, а затем резким движением провёл горизонтальную черту, словно бы подсекая что-то.

Зеркало отозвалось рёвом протестующего пламени, но ещё слышнее был грохот обрушившейся воды. Конлайх знал – чуял, – что та волна, которую он подрезал в зеркале, уже не доберётся до берега.

Оставались ещё две.

Нож исходил паром и казался странно лёгким. Если дело пойдёт так и дальше, от него ничего не останется, а второй вал ещё не близко.

Теперь Конлайх думал только о своей правой руке. Бич стал её продолжением и, подобно воронке, начал засасывать силу отовсюду, где только мог найти. Первыми были выпиты маги. Не жизненная, нет – сила огня покинула их. Они в растерянности смотрели друг на друга, ощупывали себя, вдруг став пустыми, обычными людьми.

А бич тянул и тянул – из огненных подземных жил, из лавовых озёр. Спящие духи умирали, так и не поняв, что произошло. Ардрахан отдавал своему королю всё до последней капли. Южный хребет, север, центр, юг Туингена... Последним, что ощутил Конлайх, была сила Кирана – совсем небольшая, сила Аины – сокрытая мощь – и сила ребёнка, жаркая, как солнце.

Как же я подниму всё это?

Вторая волна заполнила почти всё пространство зеркала. Конлайх посмотрел на Нож – тот стал прозрачен и почти не ощущался в руке.

Давай же!

Хорошо, что в зеркале уже была пробита магическая брешь, потому что второй раз сделать это уже не получилось бы. Силы в Ноже осталось слишком мало, чтобы обрушить всю волну целиком, но оружие Воды, направленное против своих создателей, всё же смогло лишить морской вал наступательной энергии.

Нож хрустнул, словно был сделан из стекла, и распался на мелкие осколки. Спустя мгновение на каменных плитах испарялись капли воды.

Конлайх взглянул в зеркало.

Тупица! Идиот! Неужели трудно было догадаться, что третий вал заберёт себе силу второго?!

Невозможно было поверить, что водяная стена способна подняться так высоко – и не перевернуть весь мир! Но он видел это собственными глазами. Духи воды напрягли все свои силы, чтобы отомстить, их не волновало, что там случится с человеческим племенем. А теперь, когда извечные враги, проявив непонятную беспечность, погрузились в сон, можно было уничтожить их дома и принести в дар Великой Воде новые владения.

Третий вал, подошедший к побережью, казалось, замер, словно бы в раздумье. Духи воды примеривались, куда лучше обрушить свой страшный удар. Им нечего было бояться – они мстили.

И когда прибрежное дно внезапно раскалилось, они даже не поняли, откуда взялась новая напасть.

Конлайх вскрыл прибрежье, словно взрезал изнутри тысячей ножей. Огненная кровь земли, которой он теперь владел безраздельно, ринулась на поверхность, вступив в единоборство с ледяной водой. Но этого было мало – громыхнули самые северные вулканы Западного и Восточного хребтов. Лава – густая, жидкая – хлынула в море, и волна оказалась подрезана в третий раз.

Уха, с запредельным юмором подумал Конлайх, наблюдая в зеркало это противоборство. Изначально солёная, приправленная пеплом уха для великана, которому и акула – на один зуб.

Он знал, что сейчас моря отхлынули от других берегов, что вся мощь водной стихии направлена только на Ардрахан. Он чувствовал панику духов земли и воздуха.

Эй, вы! Хотите сохранить свой дом – помогите мне!

Разумеется, они не поверили ему. Он слышал хор их возмущённых протестующих голосов.

Да знаю я, знаю, что никто и никогда так подло не нарушал мира между стихиями. Но я вошёл во вкус – если не дадите мне свою мощь добровольно, я заберу её сам.

Огненный бич рыскал в поисках силы – и нашёл. Земля и Воздух притихли, в ужасе наблюдая, как противоборствуют Вода и Огонь.

Духи воды видели стоящего на берегу гиганта с бесконечно длинной пылающей плетью в руке. Они даже представить не могли, что с ними сражается хрупкий человек, находящийся за сотни миль отсюда. А гигант продолжал хлестать их своим бичом, превращая драгоценную воду в облака пара.

И в конце концов духи воды побежали.

Третий вал, уже безвредный, горячими брызгами обрушился на берег...

Королева Аина отошла от колыбели дочери и выглянула в окно.

Снова шёл слепой дождь, и водяные нити сверкали, словно чистое золото. Таким же золотом сияло озеро, образовавшееся на месте одной из трещин.

Стучали топоры, слышались крики каменщиков, рабочие сновали с носилками, полными строительного раствора.

Килкрист отстраивался заново. Как, впрочем, другие города, городки и деревни равнинной части Ардрахана.

... А вулканический пепел, оказывается, может служить прекрасным удобрением...

Конлайха ещё долго не будет дома – он объезжает страну. Многих похоронили. Многие народились.

Дочка завозилась и захныкала, мать шагнула к колыбели, но ребёнок уже заснул.

Там, на юге, снова растёт виноград. Крёстный наверняка пришлёт ардраханскому королю бочку айсвайна.

Люди говорят, почти из всех открытых источников уже можно брать воду. Расцвела торговля поделками из обсидиана. Купцы-южане отрывают их прямо с руками.

Да, и ещё – огонь теперь жжётся. И в нём ничего больше не увидишь.

В Ардрахане больше нет места магии стихий, сказал ей Конлайх, когда она, уже на сносях, приехала к нему в Килкрист.

Она отвернулась от окна.

Потому ли, что золотое сияние слепило глаза, или по другой причине – Аине почудилось, что в пламени камина мелькнуло лицо отца, а потом ещё чьё-то, но этого человека она не знала.

Нет, конечно, показалось... Папочка, как мне тебя не хватает...

– Ну что, малышка, дедушка нас оставил, но сейчас придёт бабушка. Не капризничай при ней.

Как интересно... Когда дочь родилась, глазки у неё были голубые, но теперь с каждым днём они становятся всё зеленее.

Конлайх говорит, зелёные глаза были у его отца.

Аина взяла на руки проснувшуюся дочку и вместе с ней подошла к окну, чтобы показать маленькой ардраханской принцессе её наследство...

Конец