Часть 15. В пути

– А у неё роман с Новосельцевым, вы разве не знали? Все знают...

Дима замер на пороге, тупо уставившись на Лидин мобильник, говорящий голосом Лии Ахеджаковой.

– Цени мою находку! – засмеялась Лида, захлопнув телефон и покрутившись на стуле. – Поставлю себе на звонок, буду интриговать население.

– Ты прям шпион. Не боишься, что репрессируют? – усмехнулся Дима, проходя к своему месту, и включил компьютер. Системник низко зарычал, имитируя взлёт самолёта.

– Со мною так нельзя, – Лида погрозила длинным пальчиком с перламутровым ноготком. – Я ценный кадр. Знаю много полезной информации.

Дима открыл «AutoCAD» и с ужасом обнаружил, что последнее изменение не сохранилось. В среду, когда он работал над этим чертежом, резко вырубили свет и все работающие в системе вылетели в космос, а проделанная работа в трубу. Это была, конечно, не великая потеря, всё можно восстановить, но это время! Лишних два часа.

– Да? И какой, например? – на автопилоте спросил Дима, оценивая объём поглощённого адской трубой труда и ругая на чём свет стоит всю эту шарашкину контору, поставляющую им электричество.

Лида вальяжно откинулась на спинку стула и широко улыбнулась, постукивая коготками по лакированной поверхности стола.

– Я вчера ржала как ненормальная, думала, реально в психушку увезут.

– Над чем? – удивлённо вскинул брови Дима и оторвался от экрана, понимая, что так просто Лида не будет рассказывать ему прикол, если только он не касается непосредственно его. А это могло быть чревато.

– В отделе маркетинга расцвела новая сплетня и не просто расцвела, а уже и заколосилась, – Лида нервно хихикнула и закусила губу, исподлобья глядя на Диму. Тот почувствовал, как кровь мгновенно отхлынула от лица. Неужели?.. Откуда? – Да ты не пугайся! Это я одна знаю, что ты приехал на «Лансере» Александра Владимировича не просто так.

Дима смущённо хмыкнул и отвёл взгляд, понимая на будущее, что не стоит палиться лишний раз. И дело не в том, что он хочет скрываться, просто такая открытая демонстрация ни к чему. Лишние мысли, лишние разговоры, каждому же в башку не вдолбишь, что это и почему это.

– Так что обсуждают в миру? – осторожно спросил он.

– Вчера тут такой скандал был, я прям три раза пожалела, что вылетела из кабинета без фотоаппарата, – Лида сокрушённо покачала головой и продолжила, увидев необходимую концентрацию заинтересованности на лице Димы: – Короче, одна детка, мальчик-моделька, получил от ворот поворот от Яковлева и очень оскорбился. Он, видите ли, профессионал, самый востребованный мальчик на планете, а наш начальник сказал ему: «Вы нам не подходите», – Лида засмеялась, тщетно пытаясь прикрыть рот ладошкой. – Я представляю, каким тоном он это сказал! Застрелиться можно сразу. У ребёнка истерика, его директор не знает, что предпринять, чтобы его взяли, вина какого-то привёз, а Владимирович-то, красавец, вино взял и опять сказал «нет». Я выхожу в коридор и вижу такую картину – детка вся в слезах, что-то орёт, руками машет как мельница, директор его весь зелёный, тоже орёт, что в суд подаст за моральный ущерб, наш Игнатьич бегает вокруг них и не знает, как замять скандал и тоже орёт. Народу набежало, всем же интересно... И мимо всей этой свалки проплывает Яковлев с дипломатом и бутылкой вина, никак не реагируя на вопли Игнатьича: «Кто же будет сниматься?! Да где мы найдём такой типаж?!», молча заходит в отдел маркетинга, берёт за шкирку Ванечку-практиканта и говорит, что он будет сниматься вместо этого. Так прям и сказал – «вместо этого». И уходит. Ты представляешь? – Лида закатила глаза и изобразила чувственный обморок. Потом быстро ожила и закончила: – И в итоге, моделька со своим директором на пару обвинили Владимировича, ты даже не угадаешь, в чём! В гомофобии!

– Да ты гонишь?! – Дима охнул и откатился от стола, закинул ногу на ногу. – Все же знают... ну что он...

Лида прекратила смеяться и замотала головой, не соглашаясь.

– Да что они знают?! Фигню какую-то, а тут живое явление! Мальчик, обалденно красивый и явно нетрадиционный, выставлен вон без видимой причины. Конечно, многие ухватились за идею гомофобии, и весь вечер вчера спорили: гомофоб Яковлев или гомосек. Кто-то там вспомнил, что года три назад видел его фотки на каком-то гейском форуме, кто-то недавно видел его в «Бархате» с мальчиком, ещё есть слухи про гостиничный номер на двоих... в общем, – Лида вскочила на ноги и, оправив юбку, опять хихикнула, – пойду послушаю, что говорят сегодня. Может, у Александра Владимировича уже третий рог вырос... или что-нибудь отвалилось.

– Лида, – Дима окликнул девушку уже на выходе. Она обернулась. – Ты не говори никому... что...

– Димик, – лицо Лиды вмиг посерьёзнело, – ещё одно слово, и я смертельно обижусь.

– Ладно, не буду, – смутился Дима.

– Я же люблю тебя и в обиду не дам.

Дверь захлопнулась за Лидой. Дима крутанулся на стуле, пытаясь понять, о чём говорит полученная информация. Если Александр выставил мальчика, значит, тот просто не подходил для рекламы. «Обалденно красивый» мальчик... Дима, распираемый чувством гордости, пытался не лыбиться как идиот, но получалось с трудом. Омрачало радость только то, что отдел маркетинга обсуждает ориентацию Александра. В конце концов, его лично она касается напрямую. А потом мысли опять вернулись к недоделанному чертежу и фоновой картинке вчерашних приключений. Мило-мило...

Что за гейский форум?..

Дима резко свернул страницу с чертежом и набрал в поисковике имя и фамилию Александра, поставил галочку напротив региона и нажал «Enter».

– Ни хрена себе... – присвистнул Дима, когда страница загрузилась, и на него посмотрел Александр Яковлев «в картинках». Даже в картинках... Дима нажал полосу прокрутки. «Юный гений из глубинки», «Скандал вокруг отделки остановки», «Фотограф и рекламщик – история вечной любви»...

Сердце ёкнуло, и Дима мгновенно понял, что это именно то, от чего Александр пытался оградить его вчера. Ничего хорошего нет в копании в прошлом. Оно ушло и скатертью дорога. Но имеющий уши услышит, а имеющий глаза увидит. «История вечной любви» Александра – это тоже часть его жизни, неотъемлемая часть и пока ещё покрытая мраком. Да, Дима хотел знать, он не мог не знать, что скрыто за этой гламурной жёлто-прессовской фразой.

Марк Малиновский, всемирно известный фотограф-авангардист 14 февраля 2009 года представил в Лондонской национальной галерее новую выставку, посвящённую владельцу крупнейшего в Латвии PR-агентства – Александру Яковлеву.
«Саша – мой ангел-хранитель, – рассказывает о своей музе Марк. – Где бы я ни был, я всегда знаю, что где-то есть замечательный, верный и надёжный человек, готовый ободрить меня, несмотря ни на что. Я могу позвонить ему в любое время дня и ночи и услышать в ответ ласковые тёплые слова. Это меня вдохновляет и поддерживает в трудные времена».
Мужская дружба не ржавеет с годами, а дружба, подкреплённая трепетными чувствами (у Марка и Александра два года назад был бурный роман) может служить примером истинной любви, которая нашла отражение в работах фотографа, и останется в них навечно».

Фотографии Марка не было, да и не хотелось смотреть на него. Дима закрыл страницу и развернул чертёж. Наверное, нужно всё-таки поработать. Два часа потерял! Дима подёргал мышку, поводил курсором по разметочным клеткам, обвёл воображаемый квадрат в центре, потом квадрат превратился в круг, а круг в конус... Дима «работал» ещё минут десять, пока не почувствовал навалившуюся на плечи усталость.

Александр сказал, что Марк остался в прошлом. Или... про Марка сказал Юра, а Александр вообще ничего не говорил о своих прошлых партнёрах.

– 14 февраля 2009 года, – произнёс Дима вслух и мгновенно вспомнил весь текст статьи. Ему казалось, что он слышит тихий вкрадчивый голос, говорящий о своём друге, готовом помочь в любую минуту, несмотря ни на что... – и ни на кого. Они поддерживают отношения.

Сделанный вывод не принёс никакой радости, но почему-то и плохо не было. Было как-то спокойно. Александр не стал менее важным, привлекательным и желанным из-за маячившего на заднем плане всемирно известного фотографа, посвящающего ему выставки. Вовсе нет. Просто... ощущение избранности и единственности исчезло. Мир, он не только вокруг, он ещё и внутри. И у каждого есть те, кто любит и ждёт. У каждого – свои близкие и родные. И с этим нужно смириться, с Марком нужно смириться. Дима пнул ножку стола и, закусив губу, решил прекратить думать об этом, иначе что-нибудь точно надумает.

– Паспорт! – Дима дёрнулся, ремень безопасности врезался в плечо и предусмотрительно остановил движение. – Где мой паспорт? Ты видел? Я паспорт забыл!

– Он у меня, – невозмутимо произнёс Александр и, слегка нахмурив брови, кинул на Диму оценивающий взгляд. Весь день смотрит так, словно впервые видит, – надоел уже. И без того нервы на пределе, а Александр ещё что-то там думает про себя и никак не выскажет. – Все необходимые документы и деньги у меня, можешь не вспоминать о том, что забыл. Если одежда будет нужна, купим на месте. Дима, – Александр протянул руку и щёлкнул Диму по носу, вызвав невольную улыбку, – расслабься, мы едем отдыхать. Улыбаться, радоваться и не напрягаться. Запомни.

– Даёшь установку на радость?... – тихо спросил Дима, жмурясь от яркого утреннего солнца, и робко улыбнулся, мельком глянув на профиль Александра. Он был похож на древнегреческого бога. Когда Александр не знал, что на него смотрят, он казался особенно красивым и далёким. Фотогеничным, блин... – Вчера видел на сайте статью о выставке твоего друга.

Дима прикусил ноготь на большом пальце и попытался устранить несуществующий заусенец. Кожа была солоноватая – на завтрак были божественно вредные чипсы. И ещё осталось на дорогу.

– Марк мне не друг, – сухо ответил Александр, отчего внутри Димы всё в мгновение ока покрылось ледяной коркой. Вот блин... испортил. Напряжённые пальцы побарабанили по рулю и Дима невольно вздрогнул, услышав в голосе сдержанную усмешку. – А я всё думал, что с тобой случилось, может быть, заболел или опять кто-нибудь позвонил и сообщил плохую новость. А ты в своём репертуаре, моя прелесть.

Александр говорил и смотрел строго, как профессор смотрит с кафедры на нерадивых студентов, прогулявших крайне важную пару – «Как же вы дальше будете жить, если вам так трудно собраться и прийти, чтобы забрать то, что принадлежит вам?!»

– Он отзывался о тебе очень хорошо, – смутившись, промямлил Дима. – У меня сложилось такое впечатление, что вы близко общаетесь до сих пор.

– А ещё он говорит журналистам, что упал с луны, – Александр слегка улыбнулся так, словно Диме пять лет, и он спрашивает у папы с мамой, почему травка не растёт корнями вверх.

Дима тяжело вздохнул и запустил руки в волосы, откинул чёлку назад и хлопнул раскрытыми ладонями по бёдрам, мысленно давая себе пинка для скорости.

– Ты же мне ничего никогда не рассказываешь, – Дима глянул на Александра и отвернулся к окну, зная, что при всем своём внимании к дороге, тот слушает. – Собираю какие-то сплетни, слухи, обрывки разговоров... ну и сам додумываю остальное.

– Если тебе что-то нужно узнать, спроси у первоисточника.

Дима хмыкнул и взмахнул рукой.

– Я не могу тебя постоянно спрашивать.

– Почему? Я готов ответить на любой интересующий тебя вопрос, – искренне удивился Александр и картинно выгнул одну бровь. Тоже, что ли, актер умирает?

Дима сполз по сидению чуть ли не на пол и опять прикусил ноготь. Ну что он мог ответить? Только правду и ничего кроме правды.

– Я тебя боюсь, – сказал Дима и почувствовал, как по шее вверх стал подниматься жар, он заливал щёки, и становилось тяжело дышать, сердце громко бухало в висках. Да, это был самый настоящий страх, неконтролируемый и такой привычный. Ничто не вызывало его, кроме Александра. – Вот сейчас, когда говорю, что боюсь тебя, ужасно боюсь тебя!

– Ты боишься того, что я могу тебе сделать или сказать в ответ?

– Нет, – Дима замотал головой и с шумом выдохнул скопившийся в лёгких воздух. Раз уж начал говорить, то нужно высказать всё, а то вдруг такого случая больше не представится. – Я не знаю, чего боюсь, но не действий, это точно... Я давно уже думаю об этом, анализирую, и мне кажется, что дело в том, что я никак не могу понять тебя, твои мотивы, твоё поведение... я не могу угадать твою реакцию на те или иные слова.

– Как ты можешь это угадать, если ты – не я? Я тебе уже говорил о разнице наших мотивов. Моё поведение – это отточенный годами ритм, а насчёт понимания... мне кажется, что это придёт со временем. Мы знакомы чуть больше месяца, не мудрено, что ты ещё не привык ко мне.

Дима так и замер, закусив палец. Сколько знакомы?..

– Месяц... – повторил он, сам не веря тому, что слышит. А потом набрал в грудь воздуха и громко рассмеялся, снимая напряжение. – Зашибись! И правда. А я думал, что сто лет, не меньше... Мне кажется, что я знаю тебя давным-давно.

– А ты говоришь, что не знаешь, – Александр открыто улыбнулся, и солнечные лучики скользнули по кромке его ровных зубов. Сейчас, в данную конкретную минуту, Дима его не боялся, не волновался и мог спрашивать то, что его интересовало. Александр – человек, от которого требуется только лишь одобрение и готовность выслушать. Он всех слушает, мелькнуло в голове Димы, но о себе не говорит, потому что не спрашивают. А ларчик просто открывался! Ещё бы применить теорию на практике, и будет вообще отлично.

– Ты долго был с Марком? – взгляд заметался по убегающей под колёса дороге. Справа их «Тойоту» грузно обходил джип, явно предлагая помериться «силой», как принято в бане. Александр пропустил его и бровью не повёл на провокацию.

– Два года у нас были близкие отношения, а потом, как ты любишь выражаться, хрень какая-то.

– Вы расстались?

Александр улыбнулся, и вокруг его глаз чётко проступили морщинки.

– Мы и не сходились, – спокойно ответил он и, дотянувшись до приборной панели, включил музыку – ноктюрн Шопена. А в классике определённо что-то есть, подумал Дима, чувствуя, что настроение неуклонно повышается. – У меня была семья, у него какие-то поклонники-фанаты-модели, хоровод желающих подержать свечку. Вначале было весело, потом затянулось.

– А любовь?.. была? Ну там всякая романтика, серенады, цветы, конфеты... или вы так... потрахались и разбежались?

Александр коротко рассмеялся. Дима тоже улыбнулся в ответ, откровенность – это как наркотик. Один раз попробовал и хочется ещё и ещё, глубже и больше, пока не коснёшься дна, если конечно, сил и терпения хватит, чтобы достать.

– У тебя кардинальные взгляды: или плохо, или хорошо; или любовь, или нелюбовь. Есть и промежуточные состояния, то же влечение, например, тяга, зависимость, фанатизм, любопытство, элементарная привычка.

– Я привык к Вике, и ничего хорошего из этого не вышло, хоть у нас была и привязанность, и симпатия. Сейчас я даже представить не могу себя с ней...

– Опять хорошо–плохо. Ладно, если измерять ситуацию твоими категориями, то получается, что мне было хорошо с Марком, когда ему было плохо. И наоборот.

– Но что-то же держало вас вместе?

– Влечение, интерес. Когда я понял, как общаться с ним без ущерба для своей психики, интерес пропал, а как следствие и влечение. По окончании первых двух лет Марк решил рвануть в Америку, строить там карьеру, снимать кинозвёзд, какие-то прерии, торнадо и Макдональдсы. Звал меня с собой, обещал жить в палатке под кислотным дождём и сплавляться на байдарках с горных рек.

– Здорово... – восхищённо протянул Дима. – Байдарки и палатки – это здорово. Я в школе любил ходить в походы.

Воображение мгновенно нарисовало картину романтического вечера, проведённого у костра – ночная прохлада ласкает спину, огонь и жаркие поцелуи обжигают лицо. Душу дьяволу можно продать за такое времяпрепровождение в компании Александра.

– Я знаю, что тебе понравилась бы эта идея. Она и неплоха, если человек понимает, куда идёт.

– А Марк?

– Он ни разу в жизни не был в лесу. Панически боялся всяких насекомых, не переносил антисанитарные условия и плохую еду. И тут эти байдарки... Я пытался объяснить ему, что байдарки – это не только восторги, зелёная травка и голубая водичка, но он меня не услышал и всё равно уехал с каким-то своим поклонником – экскурсоводом, пообещавшим золотые горы и манну небесную. Три месяца они ели манну и лазили в золотых горах. Марк вернулся без экскурсовода и без волос, покорный и смирившийся – он стал исповедовать буддизм. Как я выяснил потом, до Америки они так и не добрались, помотались без дела в Польше с какими-то хиппи, пока не закончились деньги.

– И ты принял его обратно? – Дима достал из сумки оставшийся от завтрака пакет с чипсами и с треском его раскрыл. Александр отказался от предложенных чипсов и с сомнением посмотрел на Диму, с аппетитом грызущего неровные ромбики спрессованной картофельной муки.

– Да. И это была моя ошибка. Через год тихой, почти дружеской идиллии Марка опять потянуло на подвиги. Он сделал коллекцию спонтанных фотографий и помпезно выставил её в галерее без моего ведома.

Александр поджал губы и замолчал. Дима растерянно хрустнул очередной чипсиной и тихо спросил:

– А почему должно было быть разрешение?

– Потому что темой фотографий была моя личная жизнь.

Дима ахнул от неожиданности и отложил чипсы. Облизал солёные губы, поймав на себе тяжёлый страстный взгляд Александра. Хотелось облизать и пальцы тоже, но Дима удержался от этого слишком откровенного и провокационного жеста.

– И что там было на этих фотографиях? Обнажёнка или бытовуха?

– Эротика, в основном. Мы дурачились в его студии, снимали всё, что движется, в том числе и друг друга. Фотографии получились на удивление удачными. Марк хотел их выставить, спрашивал у меня, но я не разрешил.

Дима присвистнул и зябко поёжился. Всё-таки бессонная ночь давала о себе знать. Личная жизнь напоказ. Быть может, в откровении заключена сила искусства, но у всего должен быть предел и элементарная этика, наверное... Хотя зависит от ситуации. Неужели Марк не знал, чем это всё закончится?

– Я знал, что моё несогласие его не остановит. Возможно, я просто малодушно искал повод, чтобы расстаться.

– Покедова, бейби, пиши... – вздохнул Дима и едва слышно добавил: – Я уверен, что он до сих пор не понимает, где ошибся, и хочет к тебе вернуться...

Солнце блеснуло на металлической ручке приборной доски, и Дима на миг ослеп. В носу защекотало, и он чихнул. Сразу вспомнился этот детский прикол – зачихнул. Раньше он даже желания загадывал перед тем, как чихнуть, чтобы уж наверняка. Не сбылось ни одно, правда. Если ты вовремя чихаешь, то это не значит, что тут же купят велосипед.

– Будь здоров, – Александр мельком глянул на Диму и тише добавил, продолжая следить за дорогой: – Смешной ты. Сначала ты его боялся, потом завидовал, а теперь тебе его жалко. Не стоит, птица моя. Марк отлично живёт без меня, чего и нам желает.

– У меня в университетской группе тоже был неадекватный мальчик, который говорил, что он принц эльфов. Мы сначала думали, что он прикалывается, а оказалось, что на полном серьёзе. Такой чудной... – Дима открыл новую пачку чипсов и продолжил громко хрумкать. – Гении все немного неадекватны, но им это можно простить... Таланту можно многое простить.

– Я не был на него в обиде, – пожал плечами Александр. – Вовсе нет. Он талантлив, его работы впечатляют. Но это не мой человек. Марк не создан для того, чтобы стать чьим-то человеком. Он вечная, самозаполняющаяся пустота.

– Звучит заманчиво. Я был уверен в том, что Марк окажется не простым смертным, – усмехнулся Дима. За окном, параллельно с ними ехали «Жигули». И мальчишка лет пяти, сидевший на заднем сидении, строил Диме смешные рожицы, вызывая на дуэль. Пришлось поддаться и построить в ответ. Строили они, строили, пока мальчишка не получил подзатыльник от матери. Он кинул последний обиженный взгляд на демонстративно довольного своей победой Диму, словно это тот во всём виноват, и увлекся протянутой ему шоколадкой.

– Пять лет, – вздохнул Александр, – до пятнадцати ещё расти и расти.

– Тоже хочешь дать мне подзатыльник? У тебя руки заняты, поэтому подышите, Александр Владимирович.

– А я терпеливый.

– А я быстро бегаю.

Александр не стал отвечать, закусил губу и лукаво подмигнул Диме, мол, посмотрим-посмотрим, кто кого. «Ну конечно, ты меня», – подумал Дима и слегка смутился. Сколько же можно думать о сексе?.. В мире так много других интересных вещей существует! Вот, например, Давид... жуть какой сексуальный и безвозвратно ассоциируется с Александром. Или тот же Пантеон – языческий храм. Язычники вообще были молодцы, а обряды инициации чего стоили, а оргии!.. ммм...

– Всё-таки это были плохие чипсы, я сейчас скончаюсь, – выдохнул Дима, чувствуя себя ужасно разбитым. В животе горело и болезненно пульсировало, и тошнота периодически подкатывала к горлу. На регистрации ещё можно было потерпеть, всё-таки люди кругом, а вот в самолете стало совсем худо. Дима смахнул выступившие над губой капельки пота и, откинув голову на спинку сидения, прикрыл глаза.

Дима слышал, как Александр встаёт с места и куда-то уходит, а потом увидел перед собой стакан с минеральной водой.

– Выпей таблетку и поспи.

Александр протянул Диме круглую большую таблетку и стакан воды.

– Ты прям как заботливая мама, – прошептал Дима, принимая лекарство и воду. Горечь обожгла язык, и пришлось зажмуриться, чтобы проглотить её.

– С тобой будешь и мамой, и папой, – Александр забрал у Димы пластиковый стакан и скользнул кончиками пальцев по его скуле. – Поэтому больше никаких чипсов, гамбургеров и прочей гадости, сынок.

Дима глубоко вздохнул и согласно кивнул, не открывая глаз.

– Практически во всех фильмах героев тошнит, – проговорил он, чувствуя, как постепенно в животе всё успокаивается. – Символично типа... Одна жизнь уходит, начинается другая, новая, лучшая.

– Чувствуешь себя героем фильма?

– Нет, – Дима посмотрел на Александра и широко улыбнулся. – Чувствую, что меня тошнит. А жизнь у меня хорошая, всегда была хороша и будет только лучше. Только бы до Италии долететь, боже... можно не раскачивать самолёт так сильно!

Часть 16. Флоренция-1

– Раз, два, три, четыре... открывай, запускай, – Дима встал, прислонившись к шершавой тёплой стене, и смотрел, как Александр открывает дверь номера. В гостинице было настолько тихо, что в ушах выбивало пробки, если молчать, и мутная после перелёта голова упорно принимала какой-то неприятный ультразвук.

Они остановились в самом сердце города на площади Республики в отеле «Savoy». Из окна их комнаты были видны серые туманные горы и тенистый садик с увитыми плющом беседками – в этом была вся Флоренция. Тишина, покой и свежий лёгкий воздух. Неспроста именно здесь творило так много гениев.

Дима чувствовал растекающееся по телу умиротворение, и хотелось обниматься, целоваться и вообще вести себя так, как не подобает взрослому человеку. Радость детства, кристально чистая, ни к чему не относящаяся, когда понимаешь, что любишь весь мир.

– Охренеть! – протянул Дима, плюхнувшись на кровать поверх покрывала. В номере стояло две кровати – двуспальная и полуторная. На всякий случай, очевидно. – Я буду спать на большой, а ты как хочешь.

Александр поставил сумки с вещами около комода, над которым висел огромный телевизор, и достал ноутбук.

– Можешь не скромничать, придвинуть вторую кровать и спать на всех.

– А ты где будешь спааать? – Дима раскинул руки и ноги, изображая морскую звезду, и потянулся. Всё тело сладко заныло, и голова пошла кругом. – Блаженство...

– Я сюда не спать приехал, – Александр подключал ноутбук и даже не обернулся. Дима медленно подобрал руки и ноги, смутившись. Эта манера – говорить серьёзным тоном провокационные вещи – просто мозг выносила и невозможно к ним ни подготовиться, ни привыкнуть. Только душно краснеть и безбожно тупить, задавая риторические вопросы.

– Твоё право, – вызывающе бросил Дима, вскакивая с кровати и направляясь в ванную комнату, – я буду спать как убитый на двух кроватях, а ты можешь занять вон тот милый жёсткий стульчик.

Ванная была шикарная – в тёмных тонах, с отдельной душевой кабинкой, вызывающей приступ слабости в ногах. Эмалевая раковина манила своей гладкостью и глубиной. Захотелось занырнуть перед ужином и прогулкой, и... так много планов! Дима включил воду и стал раздеваться.

– Приглашаю только один раз, – Дима выглянул из ванной и, конечно же, застал Александра за работой. Что же ему ещё делать-то в самом красивом городе мира? – Выключи эту железку, а то я тоже чувствую зов работы. Вчера Всеволод Игнатьевич поручил вести ещё один проект. Скучный ужасно.

– Не думай о работе, думай обо мне, – улыбнулся Александр, выключая ноут. Такой послушный, аж мурашки пробежали по спине от предчувствия разврата.

– Только этим и занимаюсь, – Дима подошёл к нему сам, обнял одной рукой за шею и увлёк за собой в ванную комнату. – Сам себе завидую просто по-чёрному.

– Я тоже тебе завидую, – Александр крепко прижал Диму к себе и поцеловал. Глаза закрылись сами собой и комната пошатнулась. Ощущение полёта длилось около минуты, пока Дима не почувствовал, что с него стягивают нижнее бельё, аккуратно избегая прикосновения.

– Нуу же... – прохрипел Дима, вставая на цыпочки и прямо заглядывая в чёрные горящие глаза. Александр широко улыбнулся и, чмокнув Диму в нос, мягко отстранился. Это было обидно и вообще... почему? – Издеваешься?

– Вода остынет.

– Я тебе это припомню!

– Какой у тебя размер? – Александр поднял Димину ногу из воды и приложил ступнёй к своей ладони.

– Сороковой или сорок первый, – Дима медленно скользил руками по влажным пенным волосам Александра – подушечками пальцев по лбу, по вискам, слегка помассировать. Пахло мускатным орехом и душным паром. – Когда ноги замерзают, то сороковой, а в тепле они разворачиваются, как лягушачьи лапки.

– Аппетитные лапки, – Александр сжал Димину ступню в ладони и, наклонившись, попытался укусить его за пятку. Дима дёрнулся от щекотки и плюхнул ногу обратно в воду.

– Значит, ты не споришь с тем, что они похожи на лягушачьи? – хихикнул Дима, когда Александр опять нащупал его ногу под водой и достал на свет божий.

– Перепонок нет, а так одна фигня. Зелёненькие... – он скользнул большим пальцем по косточке щиколотки, там, где кожа была особенно тонкой, и переплетённые венки были отчётливо видны.

– Сам ты фигня зелёненькая, – протянул Дима. – А ноги у меня нормальные. И вообще! Мог бы хоть раз сказать, что тебе нравятся мои ноги.

– А если не нравятся?

– Тогда что нравится?

Александр обернулся и, поймав Димину руку, прижался губами к запястью.

– Руки, – он быстро облизнул чувствительную кожу и отпустил. – И кое-что ещё...

– Интригуешь... – горячо выдохнул Дима, погладив Александра по плечам. Тот перевернулся к нему лицом и навис сверху, опираясь одной рукой о край ванны. – Что же это – кое-что?

– Ушко, – усмехнулся Александр, проводя рукой по Диминой груди сверху вниз, потом ещё ниже, и ещё, пока тот не задохнулся от горячей волны, сжавшей лёгкие. Александр взял его в руку и медленно сдавил пальцами.

– Ни хрена себе ушко, – коротко рассмеялся Дима и откинул голову назад, облизнув пересохшие губы. Ресницы дрогнули, опускаясь. Мир то включался, то выключался, попадая в такт движениям руки.

– Смотри на меня.

Дима услышал приказ и последовал ему, шире разводя ноги. Колени упёрлись в гладкие прохладные стенки ванны, и Дима глухо застонал, то ли от прикосновения, то ли от движения... Он закусил губу и, поймав выбивающийся из общей картины пульсирующей действительности неподвижный, горящий взгляд Александра, почувствовал, как внутри что-то раскрылось, и волна томного наслаждения затопила его сознание.

– А чего ты сейчас хочешь? – спросил Дима, лениво возя полотенце по влажной коже и почему-то только на правом плече. Остальное пусть само высыхает.

– Есть хочу, – Александр быстро, по-спартански вытерся и отнял у Димы его полотенце.

– Зачем тебе второе полотенце? – удивлённо спросил тот, пытаясь удержать неумолимо ускользающий махровый край. – Я ещё не закончил, между прочим.

– Моя мама любила говорить про таких тормозных как ты – облюешься смотреть.

Дима тяжело вздохнул и повернулся к Александру спиной, послушно позволяя себя вытирать.

– Я могу быстро работать, но если отдыхаю... то я отдыхаю на всю катушку.

– Жена тебя тоже сама вытирала?

Дима прикусил щёку с внутренней стороны. Что-то неприятно кольнуло под сердцем и стало невесело. Наверное, Александру не стоило так говорить, или Диме не стоило так чутко реагировать.

– Мы с ней вместе не мылись.

Дима молча дождался, пока его вытрут, и забрал у Александра своё полотенце, также молча. В комнате было сумрачно. На улице вечерело, и плотные мягкие шторы, закрывающие окно, стали казаться совсем чёрными. Дима включил ночник и начал доставать из сумки одежду для ужина. Иголочка под сердцем никуда не исчезла. Неужели Александр хотел сказать нечто обидное? Ведь нет же! Не хотел... Но тем не менее у него получилось. Обычная подколка вроде бы, но про Вику... Нельзя так.

Дима выбрасывал на пол содержимое сумки и перебирал вещи уже на полу. Так было удобнее.

– Ты даже из гостиничного номера умудрился сделать свалку.

Дима видел только голые ноги Александра, и с ними разговаривать не было никакого желания. Ноги подошли ближе и остановились рядом с кроватью. Александр присел на корточки напротив Димы и забрал у него из рук рубашку, которая неожиданным совершенно образом превратилась в большой мятый комок.

– Что такое? – тихо спросил Александр, заглядывая Диме в лицо. – Обидел? Прости...

Дима провёл кончиками пальцев по твёрдой гладкой скуле Александра и, наклонившись, поцеловал его.

– Если тебе не нравится, как я себя веду, ты скажи. Я просто думал, что можно... – тихо начал Дима, Александр подался вперёд и не дал ему договорить, накрыл его губы своими и страстно поцеловал в ответ, так, что дыхание перехватило.

– Можно, – шептал он, укладывая Диму на кровать и целуя шею, скулы, губы. – Всё, что хочешь, птица моя... не сомневайся. Непосредственный мальчик... открытый, честный. Я всё люблю в тебе. А эти шутки, это всё глупость, больше не буду обижать тебя.

– Ты надо мной смейся, мне приятно, – серьёзно проговорил Дима. – Но над ними не надо. Они же не могут тебе ответить.

– Не могут, – согласился Александр и в последний раз чмокнул Диму в щёку. – Пошли ужинать.

– О боже... опять выбирать шмотки. Кинь что-нибудь подходящее, а то мне лень... Тут такой воздух странный, что прям ну совсем ничего не хочется делать. Я это ещё в прошлый раз заметил.

– После ужина обязательная прогулка, и не надо делать такое лицо, ночью отоспишься, – Александр поднял с пола серые лёгкие брюки и светлую футболку с красноречивой надписью – «Отвали».

– С тобой отоспишься, – хихикнул Дима, когда его накрыли сверху штанами и включили верхний свет.

– Когда я был на Соборной площади последний раз, то здесь было столько туристов, что казалось, все ходили строем, как в московском метро.

Дима поднял голову вверх, рассматривая собор Санта Мария дель Фьоре, и улыбка восхищения растянула его губы.

– Грандиозное строение, – сдержанно отозвался Александр, глядя на Диму. Взгляд его потеплел и тоже наполнился подобием восхищения.

– Ну ты только посмотри! Посмотри, сколько здесь всего! Ты только представь, как всё это делалось! Месяцами, годами, сколько мрамора, сколько труда... Я просто в ауте! – Дима поймал взгляд Александра и замолчал, смутившись. – Ты куда смотришь?

– На тебя смотрю, из тебя получился бы отличный фанатичный гид, умеешь зажечь содержательной речью.

Дима легко толкнул Александра в плечо и опять возвёл глаза к ярко-синему вечернему небу, на фоне которого возвышался купол собора.

– Ты непроходим, – с сожалением выдохнул Дима и указал рукой на купол. – Ну как ты не видишь?! Это же... – он широко взмахнул руками и закончил на выдохе: – гениально.

Александр быстро обнял его за шею и прижал к себе.

– Я вижу тебя и понимаю, что это гениально, – прошептал он на ухо и отпустил растерявшегося Диму восхищаться дальше. – Хочешь мороженого?

– Какой же ты приземлённый человек, – сокрушался Дима, уплетая мороженое тирамису за обе щёки. – Ты находишься в самом красивом городе мира и ни на что не смотришь! – щёки вспыхнули, и даже ледяное мороженое не спасло от яркого румянца. – Ну кроме меня...

– Я был здесь не один раз, и как путешественник, и по работе. Я привык и к красоте, и к грандиозности. Затёрлось со временем. А ты смотришь иначе на привычное мне. Мне интересен твой взгляд.

– Я ещё и хрень всякую несу, фанатичную, – усмехнулся Дима, слизывая потекшие по вафельному стаканчику тяжёлые капли. Язык сводило от холода, а щёки продолжали гореть. Александр облизнул губы, глядя на Димины старания. Он смотрел так, словно ел его сам, вместе с мороженым и этой нелепой футболкой «Отвали». Смаковал, посасывал...

– Сейчас уронишь, аккуратнее.

Дима вынырнул из тумана и успел перехватить приличный кусок мороженого, опасно накренившийся и капающий на дорогу. Хорошо, не на брюки.

– Ты смотришь так плотоядно, что мне даже страшно становится, – сказал Дима и резко зажмурился от неожиданности – от холода свело зубы и горло перехватило. Да, итальянское мороженое – это вам не просто так! Тает в желудке, а не во рту.

– Учусь быть непосредственным. Честно смотреть, честно говорить... – Александр наклонился ближе к Диминому лицу и втянул носом запах сливочного кофе. – Я хочу тебя поцеловать.

– Да ты что... – промямлил Дима и, подняв глаза, откровенно развратно улыбнулся. – Проблема...

Александр лишь коротко усмехнулся и, наклонившись, ещё ниже скользнул по холодным Диминым губам, раскрывая их. Язык отказывался активно включаться в процесс, поэтому поцелуй получился хоть и сладко-острый, но всё равно какой-то заторможенный. Дима довольно шмыгнул носом и запихал в рот остатки вафельного стакана.

– Нас китайцы фотографировали, – засмеялся он, осматриваясь по сторонам и доставая из сумки платок, чтобы вытереть руки. – Интересно, что они подумали?

– Что два мужика целуются на улице – как им не стыдно?! – Александр свернул в какой-то тёмный тесный проулок с горящим в конце тоннеля высоких домов жёлтым фонарём. Дима едва слышно присвистнул и скользнул рукой по прохладному серому камню стены.

– Не стыдно... – выдохнул он, когда Александр прижал его спиной к этой стене и вновь поцеловал. Где-то вдалеке слышался низкий гул площади, по мостовой процокала копытами лошадь, из раскрытого окна наверху доносилась приятная музыка, что-то про аморэ, кругом аморэ... аморэ – моя судьба. А небо над головой быстро темнело.

– А где ты был кроме Италии, Латвии и Великобритании?

Они шли вдоль шумного, залитого светом включённых фонарей торгового проспекта. На окнах магазинов призывно пестрели надписи «Saldi». В прошлый приезд Вика особенно радовалось этим надписям и накупила столько барахла, что еле-еле утрамбовали в сумки, что-то пришлось надеть на себя – не поместилось. Ещё все эти подарки родственникам, друзьям, коллегам. В этот раз Дима твёрдо решил никому ничего не привозить, потому что эта внеплановая поездка не для того предназначена.

– Всё перечислить? – Александр уверенно взял Диму за руку и крепко сжал. На случай, если он решит вырываться, точно определил Дима и расслабил кисть.

– Ну хотя бы то, что особенно понравилось.

– Понравилось... – задумчиво протянул Александр. – В Чехии понравилось. Но я плохо помню, что там было. Тогда я много пил. Ещё понравилось в Швеции, Дании. Нидерланды я тоже плохо помню...

Дима засмеялся, представив укуренного Александра. Наверное, его все опасались. Если он в нормальном-то состоянии может сказать так, что впору застрелиться, так что он может выдать в угаре – остаётся только догадываться.

– А с кем ездил чаще всего?

– С любовниками, – спокойно проговорил Александр и вовремя успел сжать Димину ладонь, готовящуюся ненавязчиво выскользнуть.

– Да, любовников надо постоянно развлекать, а то быстро срулят, – съязвил Дима, глядя себе под ноги.

– От меня ещё ни один не срулил.

– Всегда может быть первый раз, – пожал Дима плечами и перепрыгнул с одного широкого плоского камня на другой. – Жизнь непредсказуемая штука.

– Тем и прекрасна, – мягко ответил Александр, и Дима подумал, что он точно гипнотизер какой-нибудь. Так быстро переключать его настроение в разные режимы ещё ни у кого не получалось. Обычно люди ведут себя поступательно и говорят предсказуемые, по сути, вещи. Но, наверное, всё дело в возрасте и жизненном опыте. Александр точно знает, как подразнить, чтобы задело, но не обидно. А всё равно жуть как интересно, сколько у Александра было любовников и какой типаж ему нравится... Вспомнился вдруг блондинко-Андрюша, который явно оказался к месту. И похожий на него как брат-близнец мальчик, которого Александр не взял для съёмки. В чём разница? И ещё Диме вдруг показалось, что он похож на Марка внешне. Надо всё-таки найти его фотку, чтобы не думалось.

А потом они вышли на площадь Синьории. И все мысли исчезли и без фотки. Музей под открытым вечерним небом. Персей, Геркулес... Давид.

Дима плюхнулся прямо на землю и, закрыв глаза, медленно втянул носом свежий вечерний воздух. Послушал шум улицы, разноголосье туристов и потом уже посмотрел на Давида. Спокойного, сильного, как сам закон и порядок. Непропорционально увеличенные руки, чётко выделяющиеся вены на запястьях, расслабленная поза и напряжённый взгляд.

– Он прекрасен, – прошептал Дима, подняв взгляд на стоящего рядом с ним Александра. – Посиди со мной. Типа я не один такой дурак, а нас двое.

Александр коротко и сдержанно выдохнул, словно уступая капризам маленького ребёнка, и сел рядом с Димой. Люди культурно обходили их стороной, занятые своими мыслями и фотографиями. Чуть поодаль также сидели на земле две девушки и активно фотографировали Персея с чужой башкой в руках, громко смеялись над чем-то.

– Из тебя тоже можно слепить статую, – вдруг обрадовался Дима. – Я когда тебя рисовал, уже думал об этом.

– Ты меня рисовал?

– Да, было дело. Ты как появился в кабинете, так меня и закоротило. В тот день, когда я со стула упал, но ты, наверное, не помнишь.

– Помню, ты был похож на жучка, который перевернулся на спину и не может подняться сам. – Александр изобразил, как Дима тщетно дрыгал руками-лапками и не мог встать. Это было смешно и артистично. И самое главное, похоже на правду.

– Я не дёргался! – возмутился Дима, краснея. – Я тупил. У тебя был такой взгляд – «Всем лежать!» Ну я и лежал.

– Я долго тренировался, – усмехнулся Александр и, ухватив прядку Диминых волос, потеребил её в пальцах.

– Хочу постричься, надоела эта чёлка, сил нет.

– Здесь есть салон-парикмахерская. Там работает мой знакомый мастер, можем сходить завтра к нему, если не передумаешь. Без чёлки ты будешь выглядеть совсем мальчиком.

– Это плохо?..

– Это отвлекает и возбуждает.

– Значит, точно надо будет постричься.

– Провокатор.

Они просидели на площади до тех пор, пока не стемнело окончательно, и кожа на руках не покрылась мурашками.

– У тебя зубы стучат, пошли в отель, – Александр поднялся на ноги и протянул Диме руку.

– Красота треб-бует ж-жертв.

Дима попрыгал на месте, пытаясь разогнать кровь и немного согреться. К вечеру туристов на площади не убавилось, наоборот, набежали какие-то китайцы с аппаратурой и стали снимать всё, что только можно было снять – скульптуры, здания, себя на фоне зданий, в обнимку со скульптурами, друг с другом, с прохожими. Дима смеялся, глядя на их эйфорию, и где-то даже завидовал. Вот истинные туристы – всё им интересно, всё им важно, нужно, не то что этот...

– Саш! Ну, подожди, последний взгляд на красоту кину!

– Если завтра ты заболеешь, я больше никуда тебя не возьму. Ведёшь себя как пятилетний ребёнок, – Александр стянул с себя рубашку, оставшись в одной тонкой майке, и накинул Диме на плечи. – Губы синие, а всё туда же.

– Я понимаю... – пролепетал Дима, робко улыбаясь. – Больше не буду синеть.

– Куда твои родители смотрели, когда ты воспитывался? – вздохнул Александр и, обняв Диму за плечи, прижал к себе, согревая.

– В телевизор, – хмыкнул тот, расплываясь от удовольствия и сонно зевая. – Пошли спать.

– Вторая бутылка вина явно была лишней... – пьяно хихикнул Дима, тщетно пытаясь доползти до кровати. Ноги запутались в брюках, которые почему-то были стянуты до колен. – Из чего его гонят? Из конопли, что ли...

– В Тоскане самое вкусное вино во всей Италии, – Александр обхватил рукой Димину щиколотку и потянул на себя.

– Я спать хочу, – возмущённо протянул тот и, упершись ногой в грудь Александра, легко отпихнул его. – Я сегодня пассивный любовник, поэтому пассивно буду спать.

– Сейчас мы тебя активизируем. Где там красная кнопка, – ловкие быстрые руки сгребли Диму в охапку и перевернули на живот. – Вся энергия скапливается в крестце, если правильно на него надавить, то человек мгновенно почувствует прилив бодрости.

Дима охнул от неожиданности, когда Александр с силой опустил ладонь ему на позвоночник, потом продвинулся ещё ниже и, стянув бельё, надавил на крестец. Перед глазами заплясали разноцветные круги, и постепенно в голове действительно прояснилось. Кровь быстрее побежала по венам и сонливости как ни бывало.

– Обалдеть! Действует, – выдохнул Дима, переворачиваясь на бок. – А что ещё знаешь? Какие-нибудь штучки... эрогенные зоны.

Александр потянул штанины и снял с Димы брюки окончательно, а потом и боксёры. В его глазах прыгали чёртики, и скулы слегка порозовели. Ну неужели и он тоже захмелел? Вот уж чудо из чудес.

– Знаю, куда целовать, чтобы было приятно.

– Я тоже знаю, – самодовольно усмехнулся Дима. – У мужчин одна эрогенная зона, туда и надо целовать.

– И кто же тебе сказал такую глупость? Или сам догадался?

Дима смущённо потупил взгляд и тяжело вздохнул.

– Ну давай, послушаем твою версию.

– Не надо слушать, – Александр придвинулся ближе и уложил Диму на спину. – Надо чувствовать. Закрой глаза.

Американские горки догнали Диму в Италии. И понеслось... стоило закрыть глаза, как возникло ощущение свободного падения и кручения, и ещё какого-то непонятного состояния. А потом всё остановилось. Александр взял Димину руку и стал покусывать кончики пальцев, то сильно, почти до боли, а потом ласково, облизывая...

– Начинать нужно с периферии, кончики пальцев на руках, на ногах, уши, нос. Это самые чувствительные и отзывчивые к поцелуям места. Поскольку они практически всегда открыты, ты не смущаешься и не зажимаешься, когда их касается кто-то другой. Это легко и приятно. Начинается расслабление всего тела.

Александр поцеловал ушные раковины, прихватил губами мочки, совсем невесомо, пробуя на вкус. Дима почувствовал, как довольная улыбка сама собой растягивает губы и становится жарко, но ещё можно понимать, что происходит, можно себя контролировать и наслаждаться.

– Потом двигаемся к центру – предплечья, голени, бёдра, плечи, шея. Здесь проходят важные артерии и вены. Целуя сгибы локтей и шею, можно почувствовать ток крови, пульс тела и повлиять на него – ускорить, если целовать быстро, едва касаясь и замедлить, если ласкать долго. Я хочу, чтобы ты проснулся, поэтому будем ускорять.

Александр чмокнул Диму в плечо, потом слегка прихватил кожу на сгибе локтя и тут же облизал место укуса языком. По телу пронеслась волна чувственных мурашек, и Дима невольно засмеялся, пытаясь увернуться от щекотных и волнующих прикосновений.

– Дальше следуем по груди к тем самым эрогенным зонам, прикосновения к которым в одном случае помогают раскрыться, а в другом – вызывают приступ паники и страх перед сексом. Неподготовленный партнёр чаще всего не получает удовольствия от таких прикосновений, потому что они сигнализируют ему об опасности. Здесь сердце, – Александр коснулся подушечкой пальца левого соска, и Дима приглушённо пискнул от удовольствия. А вторая рука коснулась волос в паху и слегка надавила на косточку, вызвав тем самым глухой стон. – А здесь половые органы. Совсем не многие возбуждаются от поцелуев в эти эрогенные зоны. Это первая ошибка, которую допускают маленькие мальчики, исследующие жизнь.

– Я... никого не целовал здесь... не умею... – Дима коснулся гладящей его пах руки Александра и накрыл своей, повёл чуть ниже. Сжал себя и закусил губы, чтобы сдержать громкий стон.

– Научишься, – Александр свободной рукой откинул чёлку с Диминого лба и поцеловал покрывшуюся испариной кожу. – У нас ещё много времени.

– Давай... – Дима притянул его за шею и сам поцеловал. – Я уже проснулся. Трахни меня так, как ты хочешь.

– Я всегда делаю то, что хочу, – усмехнулся Александр и, приподняв Диму за спину, усадил к себе на колени. – Попробуй сам, только не спеши.

Вино по-прежнему кружило голову, тело было лёгкое и податливое, как из пластилина, расслабленное и собранное одновременно. Дима крепко обнял Александра за шею и почти перестал дышать, принимая его в себя.

– Двигайся, – выдохнул Александр, подхватывая Димины ягодицы и сильно сминая их – останутся синяки, ну и чёрт с ними. Дима слегка приподнялся, следуя за руками Александра, а потом снова опустился, дыхание сбилось на короткие вдохи и громкие выдохи. А потом всё куда-то уплыло и стало хорошо и бесконечно.

Когда Дима открыл глаза, было уже утро, и привычно гудел работающий ноут.

– Как же тебя надо трахнуть, чтобы ты не работал утром? – откровенно зевая, протянул Дима, пытаясь выпутаться из лёгкого покрывала.

– Трахнуть утром, – улыбнулся Александр, не отрываясь от гиперважного письма. – Могу и этому научить.

– Ну уж нет, – разминая затёкшие мышцы на плечах, усмехнулся Дима. – Лучше работай, милый. А то я до дома не доживу с твоими уроками.