Посвящается Киэрлену и Светлому

Командир открыл дверь квартиры своим ключом. Скинул пальто, шапку, растер замерзшие щеки и нос. Прошел на кухню и поставил на стол бутылку шампанского.

– Хлеб купил? – спросил Старпом, не прерывая процесс резки салата.

– Черт, забыл...

– Блядь, тебя только за смертью посылать! Придется тебе еще раз в магазин сбегать.

– Ну уж нет, я больше туда не пойду, сорок градусов мороз!

– Ах, какие мы нежные! Небось в Мурманске тебе мороз был нипочем!

– Так то в Мурманске! А здешнего воздуха я не переношу. Так что не проси, не пойду я никуда.

– Ладно, хуй с тобой. У Петровны перехвачу полбатончика.

– Она, как всегда, будет зазывать нас в гости и сватать нам своих подружек. Она сама за меня выйти замуж хотела, когда моя Катерина умерла.

– Да, а теперь по всему подъезду шепчется, что мы небось в одной постели спим, только ее не приглашаем свечку подержать.

Старпом немного помолчал. Затем натянул джинсы на семейные трусы, надел чистую футболку.

– Пойду к Петровне. И не стыдно тебе старика гонять?

– Это ты старик, что ли? Я постарше буду!

– В нашем возрасте это не имеет значения. Ну, я пошел.

– Иди с Богом.

– Ты еще и в Бога веришь?

– Ты еще не ушел?

– Ушел!

Старпом вернулся от соседки минут через двадцать, с большим белым батоном.

– Уф, еле сбежал. У них уже дым коромыслом. И мне сто грамм налили.

– Поздравляю. В гости звали?

– А как же!

– И что ты им сказал?

– Сказал, что там видно будет. Не мог же я так сразу отказать даме.

– Но мы же никуда не пойдем?

– Конечно. Мы останемся вдвоем. Это же наш первый совместный Новый год.

Подошел к Командиру, обнял его за плечи. Нежно провел губами по шее.

– Ты... чего-то хочешь?

– Хочу. Если бы мог.

– Может, нам этой самой... Виагры скушать?

– Мне нельзя. Сердце слабое. А я еще жить хочу.

– Да. Если ты снова оставишь меня...

– Не оставлю.

Он резко развернул Командира к себе и нашел его губы. Они целовались так же неистово, как тогда, в лодке, тридцать с лишним лет назад, и им было так же хорошо, так же сладко и горько, как тогда.

– Водку-то ты не забыл?

– Обижаешь! Как же без нее, родимой? А от шампанского у меня голова болит.

– Тогда на фиг ты купил его?

– Вроде как положено... А ты помнишь ту бутылку? Которая не разбилась?

– Да. Она мне часто снится. И лодка.

– Мы никогда не отделаемся от этого. Я уже смирился.

– Не надо сейчас о грустном, милый.

Они не расставались с того самого дня, когда они пили водку на могиле погибших в лодке. Потом, когда все остальные разошлись, они поехали к Старпому и всю ночь просидели на кухне и проговорили, под водку и сигареты. После этого и после стольких лет разлуки расставаться снова было по меньшей мере нелепо, и Командир остался.

Им было нелегко. Они совсем не знали друг друга, долго не могли притереться и первое время постоянно ссорились. Их возраст не способствовал гибкости характера. Да и в постели дела обстояли не лучшим образом. Опять-таки из-за возраста. «О душе пора думать, а я все еще пытаюсь в любовь играть», – говорил себе Старпом. Но не их вина, что жизнь обернулась так нелепо и что теперь им приходилось жадно добирать то, чего они были лишены долгие годы.

– Знаешь, я никак не могу привыкнуть.

– К чему?

– К тому, что ты говоришь мне «Милый». Я все еще вздрагиваю и оглядываюсь, словно боюсь, что нас кто-нибудь услышит.

– Можно задать тебе вопрос?

– Я тебя слушаю.

– Я не спрашивал об этом раньше... Скажи, у тебя были еще мужчины? Ну, после меня...

– Ты что! Я же своей тени боялся! Я не мог так рисковать. Меня оправдали, но я знал, что это ничего не значит, что я все равно под колпаком и даже мои телефонные разговоры прослушиваются. И если бы я хоть один раз позволил себе... Но была еще одна причина.

– Какая?

– Я любил только тебя.

– А ты знаешь, я к тебе приезжал. Но ты меня не видел.

– Когда?

– Не помню, какой был год. Но лет через десять после того... Летом. Я пришел к тебе во двор и спрятался за дерево, напротив твоего подъезда. Я хотел только увидеть тебя, убедиться, что ты жив и здоров. Я понимаю, это был глупый порыв...

– И что?

– Я простоял так до самого вечера. А потом ты вышел гулять с собакой.

– Я не видел тебя.

– А я и не хотел, чтобы ты увидел меня. Это не привело бы ни к чему хорошему. Я стоял за деревом и курил, и смотрел на тебя, и думал о том, что у тебя, оказывается, есть собака, а я и не знал... Потом ты немного покурил с соседом и пошел домой. А я еще долго не мог сдвинуться с места. Уехал, только когда совсем стемнело.

– Ну и как ты меня нашел?

– Если честно, не очень. Мне показалось, что ты нездоров. Или несчастлив.

– А я и не был счастливым. Пока мы снова не встретились.

– Надо все-таки дорезать этот салат. А то не успеем.

Они какое-то время сосредоточенно орудовали ножами, пока Командир снова не потянулся за сигаретой.

– Тебе не кажется, что ты слишком много куришь?

– Раньше тебе нравилось смотреть, как я курю.

– А теперь мне не нравится слушать, как ты кашляешь.

– Тебе-то какое дело?

– Как это какое? Я люблю тебя, мне небезразлично твое здоровье. Я, например, бросил курить.

– Молодец. Возьми с полки пирожок.

– Я серьезно говорю.

– Я тоже. Бляха-муха, как поговорил с тобой, сразу курить расхотелось.

Командир засунул сигарету обратно в пачку.

– Да, я забыл отдать тебе сдачу.

Он залез в карман брюк и положил на стол перед Старпомом несколько смятых купюр. Старпом открыл дверцу буфета и, не считая деньги, сложил их в жестяную банку для крупы. В банке еще оставалось несколько стодолларовых купюр. Старпом справедливо полагал, что самое надежное хранилище для денег – старый буфет. Глубина научила его осторожности, и он не доверял многочисленных банкам, расплодившимся, как грибы после дождя, и лопающимся один за другим. А жестяная банка для крупы точно никогда не лопнет. И вся современная жизнь представлялась ему вечно непредсказуемыми океанскими глубинами, сквозь которые он обязан провести свою лодку в целости и сохранности. В частности, ему очень не хотелось, чтобы его любовная лодка, созданная с таким трудом, разбилась о быт.

– Так, до пенсии вроде протянем. Надо будет еще за квартиру заплатить и купить твое лекарство. А там, глядишь, и сын чего-нибудь подбросит. Вот как жизнь-то повернулась: воевали-воевали мы с этой Америкой, а теперь держим в руках американские деньги и не морщимся. И сын мой на Америку работает.

– А ты рад этому?

– Нет, не рад. Я констатирую факт.

– Разве мы не проебали державу? Разве мы не просрали войну?

– Да, ты прав. Проебали и просрали. Мы проливали кровь за родину, а теперь эта самая родина отвернулась от нас. Мы ей больше не нужны. И ее больше нет.

– Это для тебя нет. А для меня она будет всегда. Пусть она предала нас, но я ее не предам.

– Поэтому ты голосовал за Зюганова?

– Да! При Зюганове бы хлеб не дорожал каждый месяц.

– Согласен. При Зюганове хлеба бы не было вообще. Урод твой Зюганов! И я еще сплю с тобой в одной постели!

Дискуссия принимала опасный оборот. Они немало крови попортили друг другу, вступая в политические дебаты. Однажды это даже закончилось дракой, они валялись по полу, молотя друг друга кулаками, словно молодые, кусали и царапали друг друга. Конечно, потом им было стыдно за такое поведение, и Командир заботливо прикладывал к скуле Старпома полотенце, смоченное холодной водой, и просил прощения у своего любимого. После этого они избегали разговоров о политике, а если и говорили, то старались высказываться осторожнее.

– Да пошел ты...

Командир осекся. Сегодня им никак нельзя ссориться. Говорят, как встретишь Новый год, так его и проведешь. А перспектива ссориться с любимым целый год его не прельщала. Кто знает, сколько времени им еще отпущено, чтобы быть вместе? И все это время они должны быть счастливыми.

– Прости... Но скажи мне, неужели тебе действительно нравится новое время?

– Да.

– Почему?

– Хотя бы потому, что нас теперь не посадят в тюрьму за то, что мы спим в одной постели.

– Вот именно – спим. Потому что ничего другого делать не получается.

– Ничего. Самое главное – мы вместе.

За весь год совместной жизни у них только однажды что-то получилось. После этой самой ссоры с дракой. Тогда оба сумели возбудиться по-настоящему. Но их здоровье, испорченное плохой водкой, сигаретами, радиацией, стрессами и просто возрастом, не позволяло им в полной мере наслаждаться плотской любовью, теперь, когда она больше не была запретной. Не помогали даже самые изысканные ласки.

– Я люблю тебя.

– А я тебя.

Они целовали друг друга глубоко, неистово, и Старпом ласково проводил рукой по седым волосам Командира, а Командир запустил руки под домашнюю футболку Старпома и ласкал его тело горячими ладонями. Волна возбуждения прошла по телу Старпома, сначала совсем легкая, потом все более и более нарастающая, и едва не обрушилась цунами, когда Командир небрежно задел пальцами сосок...

Ласки прервал телефонный звонок. Междугородний. Старпом выругался.

– Легок на помине!

Звонил сын из Америки, поздравлял с наступающим. После короткого разговора Старпом вернулся к Командиру.

– Я хочу тебя!

– Что?

– У меня стоит!

– Неужели?

– Не веришь – проверь!

Звук расстегиваемой молнии.

– Да!!!

– Ты хочешь меня?

– У меня тоже встал...

– Это чудо. Это просто чудо. Для нас, в Новый год...

Они открыли шампанское в постели и пили его из горла. Они знали, что наутро от него заболит голова, но это уже не имело значения сейчас, когда они выжали друг из друга все, что могли дать их немолодые тела и юные горячие души, недоласкавшие, недолюбившие, когда они удовлетворили друг друга и не заметили, как наступил Новый год. Было все, как они хотели.

А новогодняя Москва уже вставала из-за обильно накрытых столов, с пьяным смехом натягивала куртки, шубы и шапки и выкатывалась из жарко натопленных квартир на улицы, во дворы, с вечными ракетами и петардами, с бутылками, схваченными со стола в последний момент и воровато запрятанными в куртки мужей, с добродушным ворчанием жен, обнаруживающих эти бутылки... И никому не было дело до двоих пожилых мужчин, нашедших друг друга в этом морозном праздничном городе...

И все-таки, милый, – Новый год...

28.10.03
© by Earnur