Автобус тряхнуло, и я перевел взгляд с белого листка блокнота в салон. Мы все здесь, опять все вместе. И очередной переезд из города А в город Б. Солнечный свет льется из-за приоткрытой шторки. За окном проносится чужая страна. Темный хвойный лес, такой густой, что только тонкие робкие лучи падают на землю, пробравшись сквозь кроны. Если есть черти и демоны, то они живут именно в таких местах, кроме тех, что живут у нас в душах. Дальше почти на горизонте горная цепь, покрытая сверкающим белым снегом.

От созерцания окружающих красот меня отвлекла тихая нежная мелодия. Я медленно прошелся глазами по салону, я всегда сажусь так, чтобы всех было видно. Пауль и Шнайдер о чем-то оживленно спорили, Флейк читал книгу, напряженно хмурясь, Оливер просто смотрел в окно на мчащийся мимо пейзаж, а Рихард тихо играл на гитаре. Он сидел вполоборота ко мне, поэтому я мог хорошо рассмотреть его.

Сейчас Рихард находился в другом только ему известном мире. Он жить не может без своей гитары, это его любовь на всю жизнь. Я даже не могу представить, кем бы он был, если бы не было Раммштайн. Я следил за ним, за его пальцами, порхающими над струнами. Вдруг Рихард улыбнулся, улыбнулся своим мыслям, мне показалось это забавным, он словно ребенок, придумавший свою собственную вселенную и теперь наслаждающийся ей. Я смотрел на него, изредка записывая свои мысли в блокнот, короткими неровными строчками. Мне нравится наблюдать за людьми, особенно если они этого не знают. Своеобразное подглядывание, психологическое исследование, которое потом, возможно, выльется в очередной хит. Я быстро записывал слова, сплетенные в причудливые рифмы, боясь, что они исчезнут, не заметив, как стемнело, и сумерки окутали все вокруг. Уже поздно, в салоне больше не горит свет. Рихард больше не играет, а просто сидит с гитарой в руках, курит и смотрит во тьму за окном. Я на секунду закрываю глаза. Так хорошо, тихо…

Я открываю глаза и вижу белые стены вокруг меня. Я не знаю, как я попал сюда, но это не заботит меня. Меня тревожит белый ослепительный свет, льющийся, кажется отовсюду. Никого нет, я здесь один. Белая комната. Слишком белая, слишком яркая.

Я не хочу этого. Я люблю ночь, когда темнота своими холодными пальцами проникает всюду. Ночь – это время вседозволенности. Ночь – время тайн, моих тайн. Я люблю писать ночью, когда ничего не тревожит. Ничего, кроме моих мыслей. Они теснятся в моей голове, живут сами по себе, словно они уже не часть меня, а самодостаточные существа. Я начинаю думать о вещах, о которых нельзя думать. Я запрещаю себе, но они настырно лезут в мое сознание. Я не должен… нельзя допускать. Нельзя даже запрещать себе это, потому что появляются эти же мысли.

Что происходит? Я не могу понять. Мысли медленно перетекают и приобретают иную форму, они превращаются в желания. Запретные, немыслимые, неправильные. «Хм, почему неправильные?» – спрашивает кто-то внутри меня, заставив сжаться в тугой клубок, будто меня застали за постыдным занятием. «Почему?!» –требует оно. Я закрываю глаза. «Потому что так и есть», –отвечаю я себе. «Хм», – отвечает оно и начинает хихикать. Хихиканье перерастает в истерический смех. «Заткнись! – кричу я. – Ты не смеешь меня осуждать!» «Конечно, смею», – продолжает смеяться оно. Я открываю глаза и вижу противоположную стену. Яркая белизна травмирует мои глаза. Гладкая, белая. Не за что зацепиться глазу. Мне больно. Больно смотреть, больно думать, больно жить. Я опять закрываю глаза, погружаясь в девственно прекрасную тьму. «Что, даже в реальном мире жить не можешь?» – съязвило оно.

«Хочешь умереть? Хочешь сбежать от меня?!» Опять этот смех он, кажется, отражается от сводов моего черепа и превращается в оглушительный рев торнадо. «Не в этот раз, убогий фрик!» «Нет», – я мотаю головой, отрицая все слова. «Нет? Я знаю, о чем ты думаешь!» Я лишь еще сильнее мотаю головой, будто пытаясь выкинуть это из головы. «Да», – самодовольно произносит оно. «О чем ты думаешь?» Оно услужливо преподносит образы. Образы, которые смущают меня, смущают настолько, что я начинаю краснеть. «Вот глаза», – произносит оно, и вспыхивает яркая голубизна, как небо весной – думаю я. «Вот губы», – немного медленнее продолжает оно. Жестко очерченные, но такие мягкие… и желанные. Я начинаю задыхаться. «Вот и лицо», – торжествующе произносит оно. Я вижу, я хочу зажмуриться, но мои глаза уже закрыты. И образ стоит передо мной и, кажется, выжидательно смотрит, слегка склонив голову набок. И молчит. Я открываю глаза и вижу его перед собой, одетого во все черное, на фоне ослепляющей белизны. И он все так же молчит. «Ты хочешь его?» – шепчет оно. Я не могу отвести взгляд. Он приковал к себе мой взгляд, привязал меня к себе. «Ты хочешь его?!» «ДА!!!» – кричу я в ответ. Я хочу его, его тело, его мысли, его душу... – договариваю я почти шепотом. Видение колеблется, я вижу. Он приближается медленно, словно нехотя. Но он уже ближе. Я чувствую его запах. Его тревожащий и настораживающий запах. Он передо мной. «Он твой», – шепчет оно. Я знаю. Я беру его ладони в свои руки. Его кожа невероятно теплая, бархатная. Она не должна быть такой! Я подношу его руку к своим губам и почтительно прикасаюсь к ней. Уголок его рта изгибается в усмешке, Я знаю это выражение его лица, мне даже не надо поднимать на него глаза. Я чувствую. И я чувствую, что задыхаюсь, задыхаюсь оттого, что он рядом, он заполняет меня полностью. Но я хочу еще. Я хочу его дыхание. Я хочу его сердце. Он благосклонно позволяет поцеловать себя. Теперь я могу почувствовать его губы. Нежно. Почти не касаясь. Только чувствовать его вкус, самый великолепный на свете... он продолжает улыбаться... И кладет руку на мой загривок, с силой притягивая к себе, пожирая мой рот. «Ты доволен?» Я отмахиваюсь от настырного голоса. Он теперь мой. Я растворяюсь в нем без остатка. «Фрик», – произносит оно, но я уже не слышу, не обращаю внимания. Пусть фрик, пусть урод, пусть хоть кто – если он рядом со мной. Его язык в моем рту. Он агрессивен. Кажется, что даже зол. Я не могу понять почему. Но он рядом со мной – значит, все хорошо. Я опускаюсь перед ним на колени, Я знаю, ему это нравится. Он такой красивый. Под своими ладонями сквозь ткань его брюк я чувствую его напряженные мышцы. Я прижимаю свое лицо к его бедру. О, Боже! Он все великолепие мира, вся его красота!! Его рука ложится на мою голову и треплет за волосы. Пожалуйста. Пожалуйста… Я осторожно поднимаюсь на ноги, скользя руками по его животу, груди. Осторожно, словно он сделан из хрусталя. Он позволяет мне поцеловать его. Он позволяет соскользнуть к его шее. Горячая кожа, она обжигает мои губы. Но я не могу уже отойти. «Рих», – шепчу я.

Он кладет руку на мое плечо.

– Вставай!

Я открываю глаза и вижу его перед собой, мгновенно смутившись. Он улыбается уголком губ:

– Ну, ты и дрыхнешь! Приехали.

Я обвожу взглядом салон автобуса. И мне становится грустно.

– Да, да… – рассеянно произношу я, стараясь больше не смотреть на него.