До сумерек, предвещавших Темную ночь, жители Одиннадцати Королевств старались запереть все входные двери в домах, тавернах и гостиницах, калитки на фермах, ворота замков и городов, словно соревнуясь в том, чтобы сделать это как можно раньше. И все же древние языческие поверья, согласно которым поздний гость считался оборотнем, принявшим человеческий облик обитателем Той Стороны Холмов, уже уходили в прошлое. Правда, они сохранялись еще кое-где в горских деревушках Картмура и Кирни – пришедшего в темноте к низкой каменной ограде крестьянского жилища могли в лучшем случае отправить ночевать на сеновал или в конюшню.

В ворота замка Корот никто не стучал, но на душе у его хозяина, герцога Корвинского, все равно было неспокойно. Аларик Энтони Морган, лорд-генерал королевских армий Гвиннеда, друг и советник юного короля Келсона Халдейна, могущественный чародей, никогда не скрывавший своей принадлежности к расе колдунов-Дерини, мрачно ходил из угла в угол своей просторной библиотеки, барабаня пальцами по пряжке пояса. Герцог подчеркнуто не смотрел на стоящего рядом с его креслом сэра Роберта Тендаля. Секретарь понимал, что это первый признак холодного, ледяного гнева, которым господин начал окатывать его с головы до ног – вполне заслуженно, думал сэр Роберт.

– Я ведь говорил тебе, – голос Моргана звучал тихо, но с отчетливым укором, – незаметно приглядывать за Дерри, пока необходимо.

– Его найдут, милорд. Во всяком случае, замок он не покидал.

Морган не ответил, резко остановившись между двумя узкими окнами лицом к Тендалю. Секретарь с трудом выдержал взгляд Его Милости – герцог выглядел как тяжелораненый, изо всех сил скрывающий свою боль.

Минувшей весной граф Дерри, молодой адъютант генерала Моргана, попал в плен к королю Венциту Торентскому. Опытный Дерини, Венцит с помощью заклятий подчинил себе Дерри – тело юноши не могло противиться приказам Венцита, разум же понимал, что с ним творят. Аларик стер из памяти Дерри те страшные вещи, что творил с ним Венцит в тюрьме Эсгар Ду, но опасался – вдруг пропустил что-то важное, стремясь как можно осторожнее зондировать истерзанное сознание молодого графа? И еще – воспоминания Дерри были теперь с ним, он словно наяву видел, как избитое, исполосованное порезами и следами кнута тело юноши пытается опуститься на закрепленный в расщелине между плитами пола кинжал – и как вновь и вновь в последний момент дрожащие от напряжения руки поднимают его вверх. Венцит полностью контролировал тело лазутчика, не давая совершить самоубийство, – Дерри решился на этот страшный грех, чтобы избежать предательства, ведь король Торента легко мог использовать его против Моргана и Келсона.

Морган провел рукой по лицу – никто не должен увидеть его беспокойства. Уже не в первый раз Шон Дерри исчезал среди бела дня. Его находили – в углу конюшни, в винном погребе, под лестницей, ведущей в Зеленую башню, где находился личный кабинет Моргана. Дерри не помнил, как попадал в эти места, добирался до своей комнаты, спал, приводил себя в порядок, и ничего, кроме лихорадочно блестевших глаз, не напоминало о недавнем провале в памяти. Медлить было нельзя – он должен еще раз проникнуть в сознание юноши. К естественному нежеланию вторгаться в чужие воспоминания присоединялось чувство вины – ведь это он, Аларик Морган, полукровка-Дерини, обучил Дерри тому, что обычный человек мог воспринять из деринийской магии, прежде всего – взаимодействию разумов на расстоянии; это он давал своему молодому помощнику и другу довольно опасные поручения...

Морган кивком отпустил сэра Роберта.

– Ладно, иди. Если Дерри найдут – сразу же доложишь мне, в любое время.

Прошло полчаса. Морган все так же стоял, глядя из окна библиотеки на огоньки свечей в домах и пламя факелов на улицах раскинувшегося внизу города, на пустую дорогу, ведущую к порту, – к вечеру подморозило, и она светлела среди черных полей, сияние луны и звезд отражалось от затянутых ледком луж и подернутой инеем земли.

Запыхавшийся Тендаль осторожно приоткрыл створку массивных дубовых дверей, ухватившись за вырезанного на ней Грифона – герб герцогов Корвина.

– Милорд, граф Дерри...

– Он в гроте Времени, – перебил сэра Роберта стоявший рядом с ним лорд Гамильтон – управляющий замка, – мы не решились туда войти, Ваша Светлость.

Морган отвернулся от окна, коротко кивнул обоим и сдернул со спинки стула теплый черный плащ.

– Хорошо. Я сам приведу его.

Тендаль, Гамильтон и маячившие за их спинами стражники расступились, пропуская своего господина. Морган вынул из скобы первый попавшийся факел и сбежал по крутой лестнице во внутренний двор замка. Тендаль еле удержался от того, чтобы не покачать укоризненно головой, – он знал герцога с детства, и иногда ему казалось, что в пятнадцать лет лорд Аларик вел себя гораздо степеннее и сдержаннее, чем теперь, будучи вдвое старше.

Грот Времени был местом уединения и молитв герцогов Корвина; никто не входил туда, кроме владыки Корота и членов его семьи. Разве что слуги весной убирали палую листву и остатки льда, протирали пол и ставили свечи в начищенные бронзовые подсвечники.

Мозаики на стенах склепа изображали святых и ангелов; Морган, еще только заглянув в грот, знал, чей лик озаряет свеча, поставленная на черный мрамор гробницы Доминика, первого герцога Корвина. Камбер Кулди, святой Дерини, покровитель и принадлежавших к этой таинственной расе, и простых смертных, которых он больше двухсот лет назад освободил от произвола захватившей престол Гвиннеда деринийской династии Фестилов. Вскоре после смерти Камбера на Дерини обрушились гонения – их сжигали на кострах, сажали на кол, уничтожали целыми семьями, не щадя даже младенцев. Силы, непонятные людям, вызывали страх, зависть и ненависть. На самом деле магия Дерини сама по себе не была ни доброй, ни злой, – как вода, способная и напоить и утопить, как огонь, согревающий или уничтожающий... Все зависело от того, в чьих руках находилось могущество.

Герцог Корвинский всегда вспоминал историю своего народа, глядя на изображение пожилого человека в сером плаще. Голова святого Камбера была окружена двойным ореолом – темно-серым капюшоном монашеского одеяния и золотым нимбом вокруг него, переливавшимся в свете одинокой свечи.

Морган вошел далеко не бесшумно – сухие листья и плиты пола отозвались на его шаги, между стен грота заметались шорохи и глухой стук по камню, но стоявший на коленях Дерри не шевельнулся. Он смотрел на лик святого Камбера, немного опустив голову, спутанные темно-каштановые кудри падали на шею, закрывая высокий воротник голубого плаща. Морган был уверен, что Дерри беззвучно повторяет побелевшими от холода губами: «Святой Камбер, защитник людей и Дерини, помоги мне».

Морган тихонько кашлянул – и тут Дерри услышал, – мгновенно обернувшись, он посмотрел на герцога с ужасом и надеждой сразу – причем ужас не был страхом вассала перед сюзереном. Дерри боялся себя самого, той пустоты, которую Морган различил даже в свете единственной свечи в его синих глазах – в эту минуту словно выцветших, казавшихся почти такими же серыми, как глаза самого Моргана. Юноша встал – настолько быстро, насколько позволяли затекшие на мерзлом полу ноги.

– Ваша Милость, прошу простить меня. Я... знаю, что не должен здесь находиться.

«Это я должен просить у тебя прощения, Дерри. Я посылал тебя шпионить за войсками Торента, – а ведь мог сообразить, что ты достаточно известен как член королевского Совета и мой ближайший помощник и можешь быть опознан. Проклятый предатель Бран!» – подумал Морган, но вслух сказал другое.

– Тебе хотелось остаться одному, Дерри, понимаю. В том, чтобы помолиться в уединении, нет ничего плохого. Пойдем, Шон.

Дерри вздрогнул – и от того, что наконец почувствовал холод, пронизавший его тело до костей, и от неожиданного обращения. По имени его иногда называл отец Дункан Маклайн, кузен Моргана, – в основном, принимая исповедь. Но сейчас он меньше всего хотел бы исповедаться, даже монсеньору Маклайну – Дерри просто не знал, что сказать.

– Я слишком долго откладывал, надеясь на помощь Дункана и епископа Арилана, – но у них много дел в Ремуте, и... я не хотел снова причинять тебе боль, Дерри.

Морган говорил это уже в своем личном кабинете в Зеленой башне. Даже когда он зажег свечи, усадив замерзшего Дерри на диван, покрытый черной меховой накидкой, комната все равно была наполнена таинственным бледным светом, струившимся сквозь зеленые стекла семи длинных стрельчатых окон. Сияние звезд и едва начавшей убывать луны в центре круглой комнаты встречало на своем пути установленный на небольшом столе шар янтарного цвета – кристалл ширала четырех дюймов в диаметре, который держал в своих когтях золотой грифон.

Они оба смотрели на кристалл: Морган – стараясь сконцентрироваться, Дерри – пытаясь подавить страх пред магией Дерини, оставшийся после того, что сделал с ним Венцит.

Наконец Морган поднял глаза от шара, засветившегося изнутри, – сияние того же цвета, что и склоненная над ширалом золотая шевелюра Моргана, пульсировало внутри кристалла, росло, приближаясь к границам сферы.

Дерри окончательно пришел в себя – расстегнув плащ, он аккуратно повесил его на обитое зеленой кожей кресло рядом с диваном – на таком же сидел напротив него Морган, – и выпалил:

– Милорд, я не знаю, что со мной происходит. Будто в голове какое-то темное пятно, похожее на дыру в стене. Я не вижу, что там, не смею заглянуть – но разум иногда словно уплывает в это отверстие.

Морган постарался, чтобы его голос звучал уверенно.

– Это плохо, Дерри. Но не так страшно – у тебя в сознании блок, и очень сильный, который необходимо снять. И поставил его не Венцит.

– А кто же? – спросил юноша. – Вы или отец Дункан?

– Нет, Дерри. Скорее всего, ты сам.

Морган уже не в первый раз спрашивал себя – нет ли в юном графе деринийской крови? Во времена гонений, начавшихся после Реставрации Халдейнов, многих детей Дерини удалось спасти, но у них были заблокированы магические способности, и часто ни они, ни их потомки не знали о своем происхождении и потенциальном могуществе. Впрочем, сейчас у него не было времени углубляться в родословную Шона Симуса О’Флинна, лорда Дерри. Морган не в первый раз чувствовал себя неуверенным перед тем, как обратиться к дремлющему внутри могуществу, – но сейчас отчего-то боялся сильнее, чем в ту ночь, когда увидел истекающего кровью Дерри у дверей королевских покоев. Тогда, перед коронацией Келсона, Аларик устал чуть ли не до полусмерти. Выживший в схватке с наемниками по дороге в Ремут, он, прибыв в столицу, сразу же взял ситуацию в свои руки – точнее, взвалил на свои плечи ответственность за судьбу короля и королевства. И все же Морган сумел разбудить в себе силы Целителя-Дерини и спасти юного графа, – а ведь дар исцеления, и прежде редкий, считался безвозвратно утраченным в годы преследований его народа.

Но раны души было залечить не легче, чем телесные, – особенно когда приходилось врачевать последствия изощренных издевательств Венцита, прекрасно чувствовавшего, как и куда бить...

Он постоянно сомневался, правильно ли поступил, лишив Дерри большей части воспоминаний о случившемся в тюрьме захваченной Венцитом Кардосы. Теперь Морган решил не стирать содержимого блока из памяти Дерри. Просто – войти с ним внутрь этого черного пятна и пройти все, до конца, – другого пути он не видел.

– Ты доверяешь мне, Дерри? Сможешь впустить меня в свои мысли?

– Конечно, милорд.

Дерри смотрел на него – глаза в глаза. Преданный, честный Дерри. Морган подозревал, что молодому графу часто не спится из-за воспоминаний о том, какой опасности он подвергал Риченду Марли и ее маленького сына, выполняя приказ Венцита, которому не мог противиться, – доставить жену и сына предателю Брану Корису, графу Марли. Но он мог спокойно смотреть в глаза своему господину и другу, у него не было тайн от Моргана.

Аларик снова сосредоточился на кристалле ширала, и Дерри без напоминаний сделал то же самое – он старался не думать, глядя на пульсирующее золотое свечение и слушая негромкий, ровный голос Моргана:

– Тут тепло и тихо, Дерри. Ты дома, ничто тебе не угрожает. Расслабься, сядь поудобнее.

Дерри откинулся на спинку дивана – Морган уже был рядом, бережно уложив безвольные руки юноши ему на колени. Тот уже полностью погрузился в транс – дыхание стало глубоким и размеренным, полуопущенные ресницы почти не вздрагивали.

Морган приложил ладони к вискам Дерри и немного помедлил перед тем, как установить контроль над его сознанием. Лицо юного графа то светлело, то темнело в такт пульсации камня за спиной Моргана – он отвернулся от ширала, но кристалл уже был разбужен могуществом лорда Дерини, мерцание внутри сферы не ослабевало. Золотистые отсветы на лице, ресницах и волосах Дерри изменили привычные черты, которые он видел каждый день, – Шон казался таким же юным, как на рилледской конной ярмарке, где произошла их первая встреча. Моргану вдруг захотелось ощутить кончиками пальцев, губами, щекой это лицо, похожее на золотой лик ангела из старинной книги, увидеть, как взлетят длинные темно-каштановые ресницы, как заблестят глаза – прекраснейшие сапфиры в Одиннадцати Королевствах...

«Господи Боже, лишь бы он не почувствовал. Нельзя так смотреть на мужчину».

Аларик постарался унять, спрятать в дальние закоулки сознания греховные мысли, которые он отгонял от себя со дня их встречи в Рилледе. И погрузился в разум и память Дерри, медленно приближаясь к черному пятну-провалу, не обращая внимания ни на что другое. «Дыра в стене» действительно притягивала, и Морган не стал сопротивляться – он выровнял дыхание и нырнул в темноту, не ослабляя при этом общего контроля, готовый, если потребуется, в любую секунду прервать контакт.

Это была не тюрьма Эсгар Ду, которую он ожидал увидеть. Небольшая комната, роскошно обставленная. Точнее, заставленная – сундуками, креслами, массивными канделябрами, низкими столиками с мавританскими курильницами. Он видел все глазами Дерри, чувствовал тупую, утихающую боль от порезов, оставленных кинжалом Венцита, напряженно прислушивался к шагам торентских стражников в коридоре и потрескиванию поленьев в камине из светло-серого мрамора, выступавшем из стены прямо напротив кровати, на которой лежал пленник, – огромной, с тяжелым оранжевым балдахином. Сверху свешивался не только дорогой шелк, обшитый золотой бахромой, – порезы заныли сильнее, как только накрытый стеганым атласным одеялом Дерри увидел справа от себя небольшой оранжевый штандарт с черным оленем в белом круге посредине. Герб Фурстанов – королевского дома Торента. Он не хотел думать, почему, зачем попал из темницы в спальню Венцита, – но не мог не вспоминать, замирая от ужаса, его жадный порочный поцелуй в тюрьме. Тогда собственное тело пленника стало врагом, потянувшись к околдовавшему его Дерини. Дерри покрылся холодным потом, убедившись, что под одеялом он полностью обнажен, не считая повязки на груди. Его отмыли, перевязали, даже надушили волосы какой-то мавританской дрянью – или они уже здесь пропитались терпкими ароматами, исходящими от курильниц?

Он смог сдержать себя, не повернуть голову, когда дверь отворилась, почти не скрипнув. Венцит двигался так же, как и в темнице, – почти бесшумно, с кошачьей грацией, странно сочетавшейся с его длинным угловатым телом. Глаза цвета голубого льда уже не блестели, как у вышедшего на охоту хищника, – в них было довольство отдыхающего льва, положившего когтистую лапу на еще трепещущие останки жертвы.

– Наш малыш Дерри уже проснулся? – голос Венцита был тихим и низким, кому-то другому и в другой ситуации он мог показаться даже приятным, но Дерри, после того, как холодная волна страха схлынула, попытался собрать последние силы – хотя бы плюнуть в лицо этому чудовищу.

Венцит изобразил что-то вроде благосклонной улыбки и продолжил, распуская шнуровку батистовой рубашки:

– Ну, Дерри, я не зря говорил, что ты мой почетный гость. Я даже предоставил тебе собственную постель – вижу, ты уже согрелся, а теперь согреешь меня. Что тут такого? Неужели спать с королем настолько противно? Ты же еще не пробовал. Ты же мечтал спать с герцогом и не сумел скрыть это от меня, Дерри. Хотя, как выяснилось, неплохо прятал страсть к Моргану даже от себя самого. А ты все же дурак, Дерри. Ты не ударишь меня, ничего не сделаешь, что не понравилось бы мне.

Неожиданно во рту у Дерри пересохло, челюсти и язык свело так, словно они замерзли. Он не сможет даже плюнуть в лицо насильнику, не способен ничего сказать, но страшнее бессилия было то, что тело жило другой жизнью, отзываясь на каждое прикосновение отбросившего одеяло Венцита. Понемногу горло и челюсти оттаяли, но Дерри был не в силах произнести ничего – только тихо стонал, и вовсе не от боли. Венцит продолжал издеваться над ним уже молча. Нет, он не овладел телом Дерри быстро и грубо, все было гораздо хуже – торентец изучал и ласкал его, так медленно и изощренно, что юноша с ужасом чувствовал, как тянется к прохладной бледной коже мучителя, усыпанной веснушками, как его губы беспомощно прикасаются к рыжим усам Венцита. В голове смешались обрывки молитв и проклятий, и бессильный ужас перед колдовством Дерини, и отвращение, и низменное удовольствие плоти – все это сводило с ума, резало его сознание, словно ножницами...

Моргану стоило большого труда удержать контакт – ни Дерри, ни он сам не хотели видеть и ощущать того, что происходило в Кардосе полгода назад, но без этого невозможно было обойтись. Он чувствовал, что голова юноши беспокойно вертится под его ладонями, и обхватил руками плечи Шона. Пройти до конца, ничего другого им не оставалось. «Чтоб ты вечно горел в аду, Венцит». Тело Дерри было теперь его телом, он находился внутри – и одновременно наблюдал со стороны собственным возмущенным и возбужденным разумом, проклиная умершего полгода назад короля Торента. Аларик изо всех сил стиснул плечи Дерри и прижал к себе его горячее тело, забившееся на самом деле – так же, как в комнате кардосского замка. Последнее, что он увидел глазами Шона, – засиявший под зажмуренными веками лик с уверенным, решительным взглядом ясных серых глаз, окруженный сияющим ореолом. Это не был нимб – просто коротко подстриженные золотые волосы, и лицо не принадлежало святому Камберу Кулди. Уже прервав контакт и усыпляя всхлипывающего в его объятиях Дерри, Морган понял, что лицо это все же отличалось от того, которое он ежедневно видел в зеркале. Таким он был в глазах Шона лорда Дерри – мудрым и почти всемогущим, прекрасным, желанным...

* * *

Морган открыл глаза примерно в половине шестого утра – слуги уже встали, да и на улицах Корота светились окна в некоторых домах. Конечно, еще темно. Сегодня День Всех Святых, и у них есть еще пара часов, так мало... Среди ночи Дерри проснулся, тихо вздохнув, – очень тихо, но он услышал, – не позволяя себе заснуть, Морган прижимал к себе изредка вздрагивавшее тело юноши, глядя на отраженное в гладкой поверхности ширала пламя догоравших свечей.

– Милорд... – Дерри не попробовал отстраниться, но тело его напряглось, – он горел, словно в лихорадке, – Ваша Милость, мне, наверное, нужно уйти в монастырь.

– Дерри, сядь. Никуда ты не уйдешь, во всяком случае, сейчас.

Морган встал, прошелся по комнате, на ходу разминая затекшие мышцы, вынул из шкафа бутылку вина из Фианы и хрустальные кубки, по дороге зажег с помощью магии пару свечей.

Дерри покорно сел, убирая со лба растрепанные волосы, с обреченным видом, пряча глаза, выпил вино – словно горькое, но необходимое лекарство.

Морган так же быстро опустошил свой кубок и мягко вынул бокал из онемевших пальцев Дерри.

– Шон, посмотри на меня. Это не так уж трудно – смотреть друг другу в глаза теперь, когда ты вспомнил, а я увидел. Я открыл бы для тебя свой разум, будь ты Дерини. Но все равно, когда мы были вместе там, в Кардосе, – мне показалось, что и ты проник в мои мысли... Странно, хотя в последний год произошло немало более странных событий. Дерри, если это так – ты знаешь, что я чувствую к тебе с того дня, когда ты спас ребенка на конной ярмарке.

Руки Дерри застыли в его руках – не в силах вырваться, не смея шевельнуться. Ресницы юного лорда задрожали – но он справился с собой, глядя прямо на Моргана.

– Да, милорд. Но... я боюсь поверить самому себе.

– А мне ты веришь, Шон?

Морган знал, что многое еще впереди. Но первый шаг сделан, и ответный – тоже.

– Шон, я хочу сказать тебе... Это не приказ – просьба, первая, но далеко не последняя, – лукаво улыбнулся Морган. – Когда мы одни, – нет милорда, его светлости и его милости. Только ты и я.

Все же он плохо знал Шона лорда Дерри. Юноша бросился ему на шею, прошептав в самое ухо:

– Аларик! Господи, я думал, что с того самого дня в Рилледе начал жить по-настоящему, а теперь понял, как ошибался.

– Ты не ошибался, Шон, – и та жизнь была настоящей, просто сейчас начинается совсем другая. А теперь вторая моя просьба. Можно?

– Нет, пока нельзя. Моя очередь.

Дерри менялся на глазах – казалось, золотистое сияние, окружавшее его, исходит не от пламени свечей, – юноша будто светился изнутри, и Морган с какой-то острой и неотвратимой болью – как от мгновенно пронзающего плоть стилета – осознал, что если вдруг потеряет его, то утратит и самого себя. Он прикрыл глаза.

– Ты... прочел мои мысли?

– Только в твоих глазах, Шон.

Когда Дерри, все еще изумленный и испуганный собственной дерзостью, поцеловал его – целомудренно, едва прикоснувшись к губам, – Морган осторожно, бережно обнял юношу, не давая отстраниться.

Потом они молча смотрели друг на друга – ментальный контакт только помешал бы, Аларик знал, что Дерри еще долго будет переживать недавнее проникновение в свой разум.

– Моя вторая просьба, Шон. Позволь еще раз усыпить тебя, тебе необходимо отдохнуть.

Дерри ничего не сказал, но Морган успокаивающе кивнул, словно отвечая.

– Конечно. Я буду рядом и тоже посплю. Все это так... «Невероятно. Ослепительно. На всю жизнь».

* * *

– Все это так, Шон, – говорил Морган уже утром, – я женюсь на графине Марли, когда закончится ее траур по мужу. Она будет герцогиней Корвинской и матерью моих детей. Риченда – Дерини, но станет моей женой не поэтому. Шон, прими это, прошу тебя... Ты часть меня, и я – твоя часть, клянусь...

Дерри улыбнулся – так печально и светло, что у Моргана перехватило дыхание.

– Не надо клятв. Я приму это, Аларик. А сейчас, пока не рассвело, – кажется, ты хотел еще о чем-то попросить, мой лорд Дерини?

Декабрь 2004 г. – январь 2005 г.