ПРОСВЕЩЕНИЕ
(два письма, изъятые Редактором из Собрания писем по соображениям Цензуры)

С любовью посвящается Prince Nocturne

Письмо Х
От виконта де Вальмона к маркизе де Мертей

Мой бесценный друг, спешу развлечь вас анекдотом, доказывающим, сколь причудливы и извилисты порою бывают пути, которыми каждый из нас следует к своей цели. Сегодня в четыре часа пополудни ко мне явился Дансени. Признаться, когда лакей доложил о его прибытии, у меня поначалу мелькнула мысль сказаться больным, дабы уклониться от этого визита. Вы ведь не хуже (а вернее: куда лучше) меня знаете, сколь скучны и несносны все влюбленные, а тем паче юные и неискушенные в любовной науке.

Вот от последнего из вышеперечисленных пороков я и постановил излечить нашего милого Дансени. Подобное намерение показалось мне отличным лекарством против моей нынешней хандры. К тому же это был единственный способ избежать зевоты при выслушивании очередной порции романтической чепухи, которой наш юный друг повадился изводить меня с тех пор, как я наконец-то удостоился чести быть посвященным в тайну его сердца. Право же, когда б не ваши описания прелестей малютки Воланж, коими вы столь щедро снабжаете меня в письмах, то из восторженных речей влюбленного в нее фантазера я мог бы заключить, что эта молодая особа представляет собою нечто среднее между облаком и оранжерейным растением.

Итак, на сей раз я решил не дать нашему Селадону вновь увлечься излюбленной темой. Как только он открыл рот, намереваясь приступить к своим лирическим излияниям, я решительно взял его за обе руки и, дружески обняв, усадил рядом с собой на оттоманку в своем кабинете – место, как неизменно доказывает опыт, более располагающее к действиям, нежели к отвлеченным рассуждениям. «Друг мой, – сказал я с улыбкой. – Позвольте задать вам один прямой вопрос. Над сколькими женщинами в своей жизни вы уже успели одержать победу?» Право, жаль, сударыня, что вы не присутствовали при этом и не имели удовольствия любоваться очаровательным румянцем, который вспыхнул на бледных щеках Дансени, захватив даже уши, полускрытые темными, не знающими пудры волосами (как вам известно, он не носит парика). «Поверьте, отнюдь не нескромное любопытство, а лишь искреннее участие к вашей будущности побуждает меня спросить это», – добавил я. Слегка успокоенный моим рассудительным тоном, юный Дансени со смущением признался, что до сих пор еще не имел случая проявить себя в альковных битвах. «Как, мой дорогой, – воскликнул я с деланным беспокойством. – И вы решаетесь заводить роман с юной и невинной девушкой, не имея никакого опыта обхождения с женщиной? Должен вам заметить, что незрелость мужчины в подобных вопросах может привести к крайне трагическим последствиям». Было видно, что мои слова произвели на Дансени нужное впечатление. «Вы правы, виконт... – произнес он, вновь прелестнейшим образом краснея. – Но как могу я получить необходимый опыт, не нарушив верности моей милой Сесиль?» И тут я решился на известный риск, ведь действовать следовало со всей возможной тонкостью, дабы неосторожной фразой не нарушить установившуюся между нами доверительную близость. Поэтому я словно бы невзначай обронил: «Мой друг, если вы столь щепетильны, что почитаете изменой своей возлюбленной обращаться за опытом к другим женщинам, отчего бы вам не взять в менторы мужчину – чуткого, понимающего старшего друга, готового просветить вас в некоторых деликатных вещах?» Признаться, я опасался какой-нибудь глупой вспышки, однако юный Дансени оказался столь наивен, что лишь в замешательстве вопросил: «Но... Я не вполне понимаю вас, виконт: как могут лица одного пола объединяться для чего-либо подобного? Разве это не противоестественно?» «Мой милый, возможности человеческого естества поистине безграничны. Впрочем, – добавил я, приняв холодновато-безразличный вид, – если вы подозреваете меня в известном пороке (хотя, мне кажется, своим поведением я никогда не давал повода для подобного рода слухов)... Если вы думаете, что мое предложение вызвано не простым побуждением оказать дружескую услугу менее опытному товарищу, а чем-то иным... Словом, если вы решили, что я возымел на вас определенные виды, то нам, пожалуй, лучше оставить эту тему». С этими словами я поднялся с оттоманки и отошел к окну. Краем глаза я заметил, что Дансени остался сидеть там же, куда я его усадил, не делая ни малейших попыток встать и уйти. «Умоляю вас, дорогой виконт, простите меня, – произнес он чрезвычайно растерянным и жалобным тоном. – Не думайте, что мои сомнения вызваны недостатком доверия. Как могу я не доверять вам! Вам, которому я вручил самую сокровенную сердечную тайну, вам, который неизменно оказывает бескорыстное дружеское участие в моей судьбе и в судьбе обожаемого мною невинного создания! У меня никогда не было более близкого друга и наперсника, чем вы, виконт. Прошу, скажите же, что не сердитесь на меня!»

В своем наивном беспокойстве Дансени выглядел столь очаровательно, что я против воли улыбнулся. «Надо будет велеть переделать камин, здесь чертовски холодно, – подумалось вдруг мне при взгляде на слегка дрожащие пальцы юноши, судорожно теребившие кружевное жабо. – Пожалуй, стоит налить вина: и сам взбодрюсь, и гость мой согреется». «Держите, мой милый, – произнес я, протягивая ему наполненный до краев бокал. – Выпейте, это поможет вам справиться с излишним волнением. Ну как, вам уже лучше?» Он молча кивнул, и я счел это согласием начать урок.

«Запомните, мой друг: ничто так не способствует сближению, как беседа, пусть даже молчаливая. Вы должны уметь угадывать, когда женщина хочет мужчину, хочет вас глазами... Потом вам об этом скажут ее лукавые розовые губки и пальчики, пухленькие и шаловливые», – с этими словами я присел подле него на край оттоманки, а вернее, прилег, опираясь на локоть и внезапно ощущая, как желанен мне этот духовно неразвитый мальчик... Я и впрямь хочу его... немедленно... Слегка встряхиваю головой... «Нет, нужно иначе...» Во взгляде Дансени светится неприкрытое любопытство...

Ладонью обнимаю бокал юноши... и отпиваю из него... Он отдергивает свою ладонь, от этого движения вино проливается ему на кружевную сорочку...

«Ох, прости, мой мальчик, я не хотел... снимай... после найдем другую... Да и прачки мои не только в постели хороши. Какое у тебя белое тело... – я провожу ладонью по груди юноши. – Ты будешь желанным для любой женщины... Пожалуй, я тоже разденусь... отличное вино, не правда ли, мой милый?» В глазах Дансени уже пляшут искорки...

Начали мы с азов – ими, как известно, в любовной науке являются поцелуи. Было ясно, что, кроме невинных целований ручек и щечек своей юной пассии, он совершенно ничего не знал об этом виде ласк. Когда я с силой прижался к его по-детски припухлым, сладким от вина губам, проникая языком в полуоткрытый рот, он ахнул и напрягся, сделав слабую, полубессознательную попытку высвободиться. Разумеется, я ему этого не позволил, и вскоре он, окончательно смирившись, начал весьма пылко отвечать мне. Уверяю вас, мой очаровательный друг, из этого мальчика выйдет толк. По моим наблюдениям, чем строже моральные принципы, коими человек старается сдерживать свой природный темперамент, тем стихийнее происходит первый всплеск страсти. Позволив мне начать, наш милый Дансени тем самым безоглядно подписал вексель на все дальнейшее. Он более не делал попыток остановить меня.

«Еще, мой юный друг?..» – пожалуй, можно продолжать... Совершенно безропотно он позволяет себя раздевать, хоть и не помогая мне в этом (поразительно, сколь мало современная мода считается с естественными потребностями человеческого тела!). Полуобнаженная фигура юноши в мерцании свечей... О... Какое красивое тело!.. Я наклоняюсь к мальчику и, слегка касаясь, целую его грудь... редкие волоски вокруг сосков... ах, как бьется его сердце...

«Начало, мой милый, – самое главное в общении с женщиной... не спугнуть... не отдалить... ласкать так, чтоб ей хотелось еще и еще... хотелось продолжения... Положи мне ладонь на бедро... нет, не так... так ничего не почувствуешь. Давай снимем и панталоны... чего могут стесняться двое мужчин?..» Я чувствую, что жаркое любопытство охватывает Дансени... он скинул с себя ВСЮ одежду... его кожа источала цветочный аромат... девственное тело будило похотливые мысли... «Вот умница... я не ожидал... но не так быстро... милый... погоди... твоя поза неловка. Вот так, упрись коленкой сюда, другую чуть назад... выгни спину... и, наклонясь, обопрись на руки... голову чуть поверни ко мне... так... вот теперь женщина готова принять мужчину... Еще по бокалу... не двигайся... я принесу...» Пожалуй, пора... хватит вина... а то он уже хмельной и ничего не почувствует... да, больше не стоит наливать... Какая соблазнительная поза... Я склоняюсь над телом мальчика... ладонью глажу его ногу... бедро... живот... чуть ущипнул крохотный сосок... «Ласки, мой друг, – это начало... тут важны и пальцы, и ладонь, и губы...» Медленно и нежно раздвигаю ему бедра, исследуя соблазнительное ущелье... Увы, он еще девственник... иначе бы я уже сейчас... нет... спешить не стоит... первые семена должны быть посеяны в свой срок... Ложусь рядом с ним, над ним, чувствуя, как он трепещет от моих вкрадчивых прикосновений... «Не бойся, я только показываю...» «Ах!.. – сорвалось с губ мальчика. – Это так необычно... Что со мной?..» «Это пробуждается твое вожделение... желание познать неизведанное... познать женщину... думай о Сесиль... и о ее страсти к тебе...» Горячий пот выступил на теле Дансени... Я продолжаю ласкать юношу, мои пальцы пробираются все выше, как бы невзначай задевая восхитительный юный цветок, который начал подыматься, открывая свою пурпурную головку, увенчанную капелькой сладостного сока... «Виконт... – прошептал он, почти испуганно глядя вниз на неоспоримое доказательство своей мужественности. – Я не заболел? Я чувствую себя так странно...» «Нет, мой мальчик... это просто пробуждается твое желание... желание испытать нежность... испытать ласки Сесиль... почувствовать прекрасное женское начало. Я покажу тебе...» От этих слов, от ласк, от вина, а может, от подсознательного желания отдаться (от имени Сесиль) тело Дансени плавится в моих руках, подобно воску... Вероятно, в тот миг перед его полузакрытыми глазами мелькали кружевные нижние юбки Сесиль и белые лодыжки, пару раз подсмотренные им на прогулке... округлые девичьи плечи... и желание раздеть ее... Теперь он всецело мой... Пальцами нежно охватываю его пульсирующую плоть... поглаживаю... «А он хороший ученик», – я чувствую, как осмелевшая ладонь Дансени ложится на мой отвердевший ствол. «Не так быстро, мой юный друг... действовать следует нежно... словно ты ласкаешь розу... она сама к тебе прильнет, когда захочет большего...» Слегка отстранившись, я приподнимаюсь над ним: «Представь, мой мальчик, вот она уже лежит на спинке... нет... лучше на бочок...» Переворачиваю его... «Милый, ласкать нужно все тело женщины... особенно хороша женская попка ...» Я нащупал под нашим ложем небольшую баночку с густой и ароматной восточной мазью. Дансени этого не заметил и открыл глаза, лишь когда ощутил мой скользкий палец, норовящий проткнуть его сзади. «Виконт, что вы делаете...» – прошептал он, вновь стыдливо сомкнув веки и раздвинув ноги, тем самым позволяя моему нескромному пальцу проникнуть глубже. «Не бойся, мой милый, я просто хочу показать тебе, как следует обращаться с девственным созданием, дабы не причинить ему боли при первом соитии. Ляг на живот – такая поза наиболее удобна». Легкими движениями мизинца я смазываю вход в потайную норку. Кажется, он не почувствовал... а может, ему нравится?.. «Мой мальчик, тебе хорошо?» – шепнул я ему. «О да!!!! Виконт.. продолжайте...» Мой указательный палец мягко проходит в него... он чуть вздрогнул, из груди его вырвался отрывистый стон... Удобно ли ему?.. Думаю, да...

Плавно двигаюсь в нем... пока одним пальцем... глубже... еще... медленнее... глубже... чуть вынимаю... смотрю на него... Он лежит, крепко зажмурившись (столь наивным образом пытаясь скрыть стыд и желание). По-видимому, в мечтах он сейчас с Сесиль... Целую его спину, постепенно спускаясь губами к упругим полушариям... Еще раз смазываю пальцы и уже двумя вхожу в узкую дверцу... как там мягко... горячо... «Милый, женщина внутри – как распустившаяся роза... как теплый воск...» Он полностью подготовлен... Достаю мазь... окунаю в нее мое главное орудие, мимоходом не без самодовольства полюбовавшись им, охватываю его ладонью и плавно подвожу ко входу... приходится напрячься... ах... упругое девичье отверстие... Мягко надавливаю... и проскальзываю внутрь... медленно вхожу... меня сжимает тесная влажная упругость... начинаю двигаться в нем... Мальчик мой... он тоже двигается подо мной... сжимаясь и расслабляясь... то ли от боли, то ли от наслаждения... А может, от того и другого одновременно... Его сдавленный вскрик: «О... виконт...Сесиль... любимая...»... и... мокрое пятно на алом бархате оттоманки (глядя на которое, я пожалел, что не перенес наш урок на кровать в спальню). Спустя мгновенье я тоже достигаю вершины наслаждения... Горячая волна пробегает по моему телу... извергаясь семенем в пульсирующую тесноту... О... блаженство... жар огня... нежность бархата... влажность спелых фруктов... Откидываюсь на спину... Ах, сударыня, право же, в такие минуты мне кажется, что наше общество чрезмерно преувеличивает значение прекрасной половины человечества... Впрочем, осекаюсь, боясь вызвать ваше вполне справедливое негодование, и возвращаюсь к своему рассказу.

Юноша лежит рядом в каком-то сладком полузабытьи. Вино сделало свое дело... «Надо, пожалуй, его еще и пить научить правильно, а то все самое приятное пропустит». «Сесиль... она... такая, такая... О, виконт, спасибо вам... я останусь вашим лучшим учеником...» – Дансени прижимается ко мне... «Мальчик мой, я передам тебе весь опыт, каким только располагаю сам... поделюсь с тобой знаниями, которые ты станешь разделять с Сесиль. Но и меня не забывай, мой юноша... у меня всегда найдется свободный вечер и бокал хорошего вина для тебя».

Потом мы молча сидели у камина. Каждый думал о своем. Я – о том, с кем буду спать нынешней ночью... а Дансени... не знаю. Наверное, вновь о Сесиль, о ее белоснежных плечах, кружевах, ее округлых коленках...

На прощание я самым непринужденным тоном выразил надежду, что нынешний урок останется нашим маленьким секретом. Похоже, я сумел найти верный подход, ибо в ответ Дансени пылко уверил меня в своем молчании, и мы скрепили нашу тайну нежнейшим дружественным поцелуем.

Вот, милый друг мой, к какому неожиданному приключению привела меня ваша просьба принять участие в судьбе малютки Сесиль и ее юного воздыхателя. Таким образом, я с успехом выполнил ваше поручение заняться Дансени и быть его руководителем. «Стыдно нам было бы не сделать с этими двумя детьми всего, что нам нужно», – пишете вы. Как видите, я и впрямь сделал со своим подопечным все, что мне было угодно. Не примите, впрочем, моей последней фразы за каламбур – каламбуры нынче выходят из моды, и мне не хотелось бы быть уличенным в подобном пороке.

Письмо Y
От маркизы де Мертей к виконту де Вальмону

Напрасно, виконт, вы стараетесь развлечь меня любрическими сценками (ибо, похоже, такова единственная цель вашего нынешнего послания). В соперничестве с Латушем* счет, увы, не в вашу пользу: в писаниях этого господина, по крайней мере, заметен стиль, тогда как у вас – сплошные банальности. К тому же вы грешите чрезмерной отрывочностью фраз и избытком прямой речи в описаниях (что, разумеется, является вашей данью моде, этому бичу наших дней).

Признаться, ваше письмо изрядно рассердило меня. Итак, вместо того чтобы просвещать малютку Сесиль, вы предпочли проделать это с ее воздыхателем. Что ж, вам не откажешь в оригинальности, однако, насколько мне известно, мы с вами заключили некий договор, условия которого вы нарушаете самым возмутительным образом. Тем самым вы избавляете меня от каких-либо обязательств по отношению к вам. И, уверяю вас, я с наибольшей для себя выгодой собираюсь воспользоваться открывающейся передо мною свободой. Во-первых, мне, пожалуй, следует самой заняться Дансени, дабы ваше с ним очаровательное приключение не отбило у него охоту к женщинам (что, принимая во внимание красоту юноши, было бы жесточайшей потерей для всего столь мало ценимого вами женского рода). А во-вторых, дабы отплатить вам вашей же монетой и, кроме того, дать пример хорошего слога в художественных описаниях, я изложу вам то, что опустила в предыдущем письме, а именно: подробности моего визита к малютке Сесиль после того как ее мать (не без моей помощи) раскрыла ее связь с Дансени. Признаться, мне было чрезвычайно жаль, что пришлось пойти на этот жестокий шаг, и я постановила по мере своих сил утешить бедняжку.

Итак, явившись в день катастрофы к г-же де Воланж, я нашла малышку в совершенном отчаянии. Неодетая и непричесанная, в одной полупрозрачной ночной сорочке, с распущенными по плечам белокурыми волосами, с огромными заплаканными глазами, она выглядела столь соблазнительно, что мне даже захотелось огорчить ее еще сильнее, лишь бы подольше любоваться этими восхитительными слезами. Наконец, уложив совершенно обессилевшую от рыданий красавицу в постель, я прилегла рядом. Она порывисто обняла меня, приникнув своей прелестной растрепанной головкой к моей груди. Хотя подобное обращение беспощадно измяло мне корсаж, меня чрезвычайно тронула такая пылкость. Я, в свою очередь, заключила ее в нежнейшие объятия, целуя и нашептывая на ушко разную утешительную бессмыслицу. «Ах, сударыня, вы мой единственный друг! – воскликнула эта простушка. – Порой мне кажется, что я люблю вас даже больше, чем моего дорогого Дансени! Когда вы целуете меня, как сейчас, у меня от удовольствия даже мурашки по коже бегают и сердце стучит, точно маятник. Вот, послушайте-ка, как колотится», – с этими словами она просунула мою руку в вырез своей сорочки, приложив к нежной и довольно пышной для шестнадцати лет округлости. Я не отдернула руки... это было бы слишком жестоко по отношению к малютке. Наоборот, я еще крепче прижала ладонь и осталась в такой позе, ожидая реакции Сесиль. Пальцы мои нежно нащупали ее сосочек... ах... вот он... такой теплый... «Милая моя девочка, давай я тебя приласкаю», – для Сесиль это был голос матери, нет, скорее ласковой нянюшки, ибо я просто не могу вообразить себе г-жу де Воланж в роли нежной утешительницы. «Она сейчас полностью готова отдаться мне, отдаться женщине», – промелькнуло у меня в голове. Я начала снимать с нее ночную сорочку... о-о-о... какие плечи... грудь... животик... Будь я мужчиной, мое желание давно уже вырвалось бы на свободу... Она улеглась – прелестное дитя, пахнущее свежим парным молоком... Светлый пушок между ее ног неудержимо притягивал мои пальцы и губы. Я стала гладить милое создание ладошкой, осыпая разными нежными словечками. «Представь, дорогая, что это твой милый друг, его ладони и губы...» Сесиль еще теснее прижалась ко мне. Ах, какое горячее тело! Меня охватило возбуждение. Я ненадолго отстранилась от нее, ее широко распахнутые глаза смотрели на меня с желанием что-то сказать, что-то сделать – взгляд, преисполненный ожидания... Я сняла с себя платье, корсет, чулки и панталоны... Сесиль помогала мне раздеваться: я специально так устроила, чтобы дать ей ощутить запах моей женственности и... похоти. Он одурманивает не только мужчин... Затем я легла рядом с ней, обняла ее и продолжила ласки. Она уткнулась мне в грудь и губами, словно младенец, охватила мой сосок – это только начало... Мои ладони гладят ее бедра, чуть касаясь лобка, пальцы ласкают лепестки ее юной полураспустившейся розочки. Я наблюдаю за реакцией Сесиль. Ее губки стали пухленькими (хороший знак), все тело налилось упругостью, соски напряглись, порозовели и задорно приподнялись. Она повернулась ко мне лицом, ее взгляд излучал безыскусное, еще не прикрытое кокетством желание. Сесиль приникла ко мне, ощущая наплыв теплоты, как маленький цветок, ждущий солнечного света, чтобы раскрыть свои лепестки. Ее губы могли лишь целовать мою грудь – большего она пока не знала... Я приподнимаюсь над ней, крепко целую в губы, потом в шейку, в ее девичьи грудки (о, запах молока и меда!), языком спускаюсь к округлому мягкому животику, целую бедра, коленки... Сесиль готова к большему... раздвигает ноги, наслаждаясь моими ласками. Мои губы чуть касаются ее девственного бутона – совсем чуть-чуть, спешить не надо... Языком провожу по нему, затем возвращаюсь к ее верхним губкам и мы сливаемся в долгом поцелуе. Наши обнаженные тела привыкают друг к другу. Я беру ее ладошку и направляю к себе между ног... о-о-о... ее тонкие пальчики, они еще ничего не знают... и от этого ласки ее такие настойчивые... ей хочется меня изучить там... Она стеснительно сгибает пальчик и неожиданно для себя проникает в меня... (благо у меня-то есть куда проникать). «Да, милая... можно... продолжай... это не страшно», – шепчу я ей, и она, взглянув на меня, оставляет свою ладошку во мне: «маменька» разрешила...

Теперь я своим пальчиком легонько провожу по щелочке Сесиль – маленькой и гладкой, теплой, с прелестными губками... еще чуть-чуть... Ее ноги раздвигаются шире, и мои пальцы увлажняются ее соком... Сесиль начинает дышать глубже, ее груди покрылись капельками пота, она вся выгнулась, губы шепчут что-то мне, она готова... Я пальцами начинаю раздвигать ее прелестные маленькие губки... медленно... нежно... неглубоко... только сверху, чтобы не ранить тонкую плеву божественной девственности... вынимаю пальцы... и принимаюсь искусно теребить ее розочку сверху... еще... быстрее... ощущая, что пальчики Сесиль во мне тоже стали энергично двигаться... Я расположилась поудобнее, чтобы они глубже вошли в меня, получая от этого сказочное наслаждение... я уже пощипываю ее цветочек... Она трепещет... слезы струятся из-под ее полузакрытых век... теперь это слезы счастья... на мгновение все замирает... только пульс ее сердца... и вот блаженная улыбка озаряет ее хорошенькое личико... Я чувствую ее трепет... минута, две... она расслабляется... я вынимаю ее пальчики из себя... и направляю их ей в губы. Она берет их, словно малое дитя – свою соску... она узнает и свой, и мой вкус... возможно, еще не до конца сознавая всю его сладость... Полностью успокоенная, она прижимается ко мне, гладит меня... а я мысленно возношу благодарность Всевышнему, что сумела сдержаться и не нарушить целостности препоны, закрывающей вход в святая святых... ибо это последнее действо надлежит совершить вам, виконт...

Через полчаса мы уже пили чай в гостиной. Ее матушка была чрезвычайно рада тому, что в доме наступил мир, и все остальные заботы мы оставили на долю мадам де Воланж. Взгляд Сесиль то и дело останавливался на моих руках. На прощание я взяла ладонь малютки и поцеловала ее. От ее пальчиков исходил мой аромат... такой желанный для многих мужчин...

Ну вот, мой друг. Похоже, сии сладостные воспоминания примирили меня с вашим нынешним возмутительным письмом, и я готова простить вам ваше предательство – разумеется, при условии незамедлительного исправления. Обещайте же, что в самое ближайшее время всерьез займетесь малюткой Сесиль, довершив то, чего я, будучи всего лишь женщиной, сделать не вправе. Думаю, в деревне, в имении г-жи де Розмонд, куда маменька (по моему совету) намеревается отправить нашу провинившуюся красавицу, у вас будет масса подходящих случаев для исполнения этого столь приятного для любого мужчины пункта нашего договора.

Прощайте, сударь, и будьте достойны возлагаемых на вас надежд.

* де Латуш – автор романа «Сладострастный монах», одного из первых образцов французской литературы XVIII века, содержащей откровенные описания любовных сцен.