Такая она, эта рыцарская жизнь: вчера ты был сверху, а сегодня подмяли тебя.

Г. Сенкевич, «Крестоносцы»

...А голос пел: «Ценою жизни

Ты мне заплатишь за любовь!»

А. Блок

* * *

Он проснулся от собственного крика, весь в холодном поту.

Дрожащие руки нашарили в темноте несколько сухих веток и торопливо бросили их в догорающий костер. Когда пламя вспыхнуло с новой силой, эльф облегченно вздохнул и лег на землю, кутаясь в старый изодранный плащ.

Ему было холодно. Очень хотелось есть.

А теперь еще и эти сны...

Двое его спутников умерли прошлой ночью. Их загрызли упыри. Проклятые кровопийцы! Ему удалось спастись только благодаря рассвету, наступление которого возвестил громкий крик деревенского петуха. Где-то недалеко есть селение...

Он был ранен, потерял много крови. Наверное, не сможет пережить эту ночь: слишком слаб, да и вурдалаки тянутся по его следу, чувствуя легкую добычу. Эльф изо всех сил сжал рукоятку большого охотничьего ножа. Только не дать застать себя врасплох, только бы изувечить как можно больше ненавистных клыкастых тварей... продать подороже свою жалкую, никому не нужную жизнь...

Фаоильтиарна закрыл глаза. Его бил озноб, челюсти клацнули друг о друга с такой силой, что заломило в висках. Помощи ждать неоткуда: хоть деревня расположена не дальше, чем в часе ходьбы отсюда, идти туда бесполезно. Кто захочет помочь эльфу? Особенно сейчас, когда закончилась война с Нильфгаардом и остатки некогда наводящей ужас бригады «Врихедд» рассеялись по всему северу, преследуемые жаждущими мести аристократами – теми, кто имел достаточно денег, чтобы устроить шикарную охоту на скоя’таэлей.

Да, травля обещала быть славной. До Брокилона и Доль Блатанна доберется лишь горстка измученных, обезумевших от страха и голода эльфов – сотни две, не больше, да и то в лучшем случае.

Ненавистная война!

Ненавистные Dhoine!

Исенгрим Фаоильтиарна, бывший командир скоя’таэлей, имперский полковник, грозный лидер бригады «Врихедд», именуемый некогда Железным Волком, хрипло закашлялся и почувствовал, как из уголка рта вытекла теплая струйка крови. Он давно подозревал, что у него повреждено легкое, но до сего момента не представлял, насколько серьезно. Внезапно эльфу показалось, что он умирает.

Его охватила невыразимая тоска. И страх. Даже паника. Он спасся от резни в Диллингине лишь для того, чтобы быть съеденным мерзкими, отвратительными монстрами, подбиравшимися к нему со всех сторон из темноты.

Диллингин.

Он видел это место во сне, несколько мгновений назад. Слышал вопли умиравших под ножами эльфов – связанных, беспомощных врихеддских офицеров. Риордаин, Ангус, Коиннеах Да Рео... Сейчас их лица, словно живые, вставали перед его мысленным взором, и чем сильнее он сжимал веки, тем явственнее проступали тонкие благородные черты и глаза смирившихся со своей участью смертников.

Фаоильтиарна громко и яростно застонал.

Нет! Они не были смертниками! Они думали, что их ждет справедливый суд, он сам думал точно так же... надеялся в глубине души, хоть и знал: людям доверять нельзя.

И все же только люди могли спасти его сейчас, только на их милосердие он мог надеяться. Исенгрим не хотел умирать: слишком многое ему пришлось перенести, чтобы добраться сюда. Деревня была совсем рядом, манила его полусонным собачьим лаем и призрачным обещанием тепла и уюта. Как же он завидовал ее жителям, спокойно спящим в своих домах, в селении, огороженном высоким прочным частоколом! Им не страшны ночные чудовища, у них есть острые вилы и рогатины, огромные злые псы и много огня.

Люди, хозяева жизни, знаете ли вы, что такое жалость?

Фаоильтиарна тяжело приподнялся на локтях, вонзил в землю нож и, опираясь на него, сумел встать на колени. Перед глазами мелькали красные сполохи, голову клонило куда-то вниз, и очень сильно болела правая сторона груди, в том месте, где глубоко вонзились в тело клыки голодного вампира.

Эльф упрямо сжал зубы и медленно, шатаясь из стороны в сторону, поднялся на ноги. Его чуткие уши уловили движение – справа и сзади.

– Проклятые упыри... – слабым голосом пробормотал он и, с трудом наклонившись, вынул из костра горящую ветку. Вурдалаки боятся огня, они, как шакалы, предпочтут подождать, пока их жертва обессиленно свалится на землю... и уж потом набросятся все разом.

От этой мысли его всего передернуло.

Исенгрим взглянул на небо, и его раненые легкие выдавили вздох облегчения: начинало светать.

Нужно идти как можно быстрее, чтобы попасть в деревню с первыми лучами солнца, до того, как все проснутся. Приметить какой-нибудь домик поскромнее, на окраине, и постучаться. А потом...

А потом – будь что будет...

* * *

– Януш, угрюмый черт! Иди скорей сюды!

Кузнец аккуратно отложил в сторону огромный молот и, вытирая потные ладони о фартук, повернулся в сторону звавшей его старухи.

– Ну, чего тебе? Не видишь – я работаю...

– Ишь ты – важный какой! Работает он!.. Работу можно и отложить, коль дело сурьезное.

– Да что ты прицепилась! Какое еще дело?

– А такое, что у тебя на крыльце покойник дохлый валяется!

– Покойник? Дохлый? – Януш покачал головой, с трудом сдерживая улыбку. – Неужто совсем мертвый?

Старуха сердито стрельнула на него глазами.

– Тьфу на тебя, окаянный! Или тебе бабу свою не жалко? Она чуть со страху не померла, как на него наткнулась!

– На кого?

– На кого, на кого! Оглох ты, что ль? Я ж говорю – на мертвяка!

«Старая ворона!» – сердито подумал кузнец, на ходу снимая с себя фартук и быстро шагая в сторону своего дома. Там уже собралась целая толпа: мужики, женщины, дети, пришел даже деревенский староста. Януш понял, что крикливая карга не обманула, и тревожно поискал глазами Дарину, свою жену.

– Может, он и не мертвый вовсе?

– Эльфы – они дюже живучие!

– Чего с ним делать-то?

– Зараз Януш придет, вот и решим...

– Да вот он!

Народ расступился, давая кузнецу дорогу, и тот увидел высокого худощавого мужчину, лежащего на ступеньках крыльца, а рядом – свою жену, которая, присев возле неподвижного тела на корточки, спокойно смотрела куда-то сквозь толпу, и только руки ее быстро дотрагивались то до волос, то до лица, то до одежды незнакомца – Дарина была слепой.

Януш мельком глянул на «мертвяка» и тут же обратился к жене:

– Ты как? Не испугалась?

Дарина повернула голову на звук его голоса.

– Ему нужно помочь, – просто сказала она.

Кузнец неопределенно хмыкнул и, опершись ладонями о колени, слегка наклонился вперед.

– С чего вы взяли, что это эльф?

– На ухи-то посмотри! – крикнул кто-то из собравшихся.

Януш осторожно отвел в сторону прядь грязных волос и увидел тонкое, аккуратно заостренное ухо. Затем, нахмурившись, перевернул эльфа на спину.

Раздалось несколько громких женских возгласов. Староста чертыхнулся и смачно сплюнул на землю.

Лоб, правую бровь, переносицу и левую щеку бедняги пересекал длинный уродливый шрам, вероятно, оставленный когда-то ударом сабли. Эльфы, которые от природы были очень красивы, наверное, смотрели на своего изувеченного сородича если не с презрением, то с плохо скрываемой жалостью.

Кузнец выпрямился и, почесав затылок, взглянул на жену.

– Говоришь, он жив, Дарина?

Женщина утвердительно кивнула.

– Пока что жив... Януш?

– Знаю.

– Нельзя его бросать.

– Знаю, Дарина.

Кое-кто из присутствующих тут же начал роптать.

– Прибить от греха подальше...

– Видать, из этих... белок...

– Оставь его тут, так он ночью полдеревни перережет... Да еще и дружков приведет.

– Люди вы или звери? – в сердцах воскликнула жена кузнеца. – Неужто хотите раненого, как тряпку, вон вышвырнуть? Побойтесь Бога!

– Эльф – все одно что черт, ему до Бога кривая дорога!

– Не сдох сам – так мы поможем!

– Подумай, Януш, – тихо обратился к кузнецу староста. – Ведь он-то наверняка беглый... Явятся сюда люди герцога, еще, чего доброго, и деревню сожгут за укрывательство...

– Откуда нам знать – беглый он или нет? – заартачился Януш.

– Дык ведь после войны все они такие... Нам-то, простым людям, навроде как и ничего... а богачи эльфам нигде спуску не дают. Скоро и до Брокилона доберутся.

– Правильно староста говорит!

– Отнесем его в лес – авось волки-то и сожрут...

– Что здесь происходит? – послышался вдруг чей-то молодой негромкий голос.

Дарина вскинулась, как птица, ее лицо осветила радостная улыбка.

– Владек вернулся... Владек, сынок!

Сквозь толпу пробрался высокий стройный юноша не старше двадцати двух лет. У него были волнистые пепельно-русые волосы, спускавшиеся почти до лопаток, холодные прозрачно-голубые глаза и светлые ресницы. Всю нижнюю челюсть – от уха до уха – обрамляла аккуратно подстриженная бородка, но кожа над верхней губой была гладко выбрита. На юноше были темные кожаные штаны, белоснежная рубаха с широкими рукавами и черный жилет на шнуровке. В левой руке он держал кнут и украшенную медными звездочками узду.

– Что здесь происходит? – повторил он и перевел взгляд на все еще неподвижное тело. – Кто это?

– Эльф, – ответил староста. – Приполз сегодня утром к вашей хате да и рухнул тут... Думаем теперь, чего с ним делать...

– А что думать? – рявкнул коренастый низкорослый детина с бычьей шеей и всклокоченными рыжими волосами. – Кажись, уже решили, что оставлять его в деревне никто не собирается!

Сын кузнеца нетерпеливо поморщился.

– Замолчи, Больдан!.. Почему этот эльф оказался именно возле нашего дома?

– Я думаю, случайно, – пожал плечами Януш. – Ведь ни мне, ни твоей матери, ни тебе он не знаком.

– На беднягу напали вампиры, – подала голос Дарина. – Я ощупала рану... Пока мы тратим время на пустую болтовню, он умирает.

– Ну и ладно! Отнесем его голову герцогу!

– Не боишься лишиться пальцев? – с угрозой произнесла Дарина.

– Да ты, никак, рехнулась, слепая!

Януш и Владек одновременно шагнули к рыжему. Больдан затих, медленно попятился. Кузнец гневно взглянул на него и тряхнул головой.

– Оставлю раненого в своем доме! Я не вылюдок какой-нибудь, и если кому нужна моя помощь – эльфу ли, человеку – так я помогу!.. Владек, давай-ка отнесем его в хату...

– Януш! – тут же повысил голос староста. – Одумайся! Люди тебя уважают, но это...

– Я знаю, – спокойно прервал его кузнец. – И все же не могу взять грех на душу! Неужто не понимаешь?

– А если из-за тебя слуги герцога всех здесь передушат?! – в сердцах воскликнул староста. – Что тогда будешь делать?

– Буду с вилами в руках защищать свою хату. Как и все остальные.

– И что тебе за дело до этого эльфа?

– Юзеф! Не гневись... Эльф не при чем... Только на его месте мог оказаться кто угодно. Даже ты или я.

– От добра добра не жди, – проворчал Юзеф. – Думаешь, он будет тебе благодарен?

– Не знаю. Да это и неважно... Зато спокойно буду спать по ночам.

* * *

...Он уже давно пришел в себя, но глаз не открывал – боялся, что ощущение тепла и покоя исчезнет, как жестокое наваждение, едва только дрогнут его веки.

Может быть, он умер?

Глубокий вздох отозвался острой болью в груди. Нет, вряд ли можно чувствовать боль, будучи мертвым. Фаоильтиарна слабо пошевелил правой рукой, и его пальцы загребли мягкий густой ворс покрывала. Голова тонула в большой уютной подушке.

Он определенно находился в чьем-то жилище, а это значит, что он все-таки получил помощь, на которую почти не рассчитывал.

В уголках глаз тут же начала скапливаться влага, и эльфу пришлось несколько раз моргнуть, чтобы прогнать ее вон. Исенгрим не стыдился своих слез. Они были следствием перенесенного им напряжения, только и всего. Просто физиологическая реакция.

– Кажется, он очнулся, мама.

Фаоильтиарна вздрогнул и повернул голову в сторону говорившего. Возле самой двери небольшой деревенской хаты с низкими потолками, освещенной одной-единственной свечой, плясавшей на дубовом столе, сидел светловолосый молодой человек и, постукивая ладонью по колену, не отрываясь, смотрел на эльфа. Глаза юноши были холодными и абсолютно ничего не выражали. От этого взгляда Исенгриму стало не по себе.

Тут его лба коснулась чья-то ласковая рука. Исенгрим инстинктивно дернулся и услышал негромкий женский голос:

– Не бойся! Ты теперь в безопасности.

Женщина, стоявшая у изголовья, присела на низенький табурет по левую сторону кровати. Невысокая, белокурая, густые, пшеничного оттенка волосы заплетены в две роскошные длинные косы, а большие темно-серые глаза смотрят куда-то мимо него. Эльф понял, что женщина, еще не старая и довольно красивая, была слепой. Она мягко улыбнулась, и Исенгрим тут же почувствовал к ней какое-то необъяснимое доверие.

Женщина взяла его ладонь в свою. При других обстоятельствах Фаоильтиарна никогда бы не потерпел подобной вольности со стороны человека, но сейчас ему показалось, будто его пальцы сжимает родная мать.

– Меня зовут Дарина, – сказала женщина и улыбнулась еще теплее и мягче. – Ты сильный и поэтому быстро поправишься. Но какое-то время тебе придется провести в постели.

Она замолчала, и эльфу показалось, что ей хотелось бы услышать его имя.

– Я... – Фаоильтиарна хрипло откашлялся. – Зовите меня Исенгрим, госпожа. Благодарю вас за то, что спасли мне жизнь.

Дарина некоторое время сидела неподвижно, склонив голову и как-то печально глядя перед собой.

– У тебя такой необычный... такой чистый голос, – наконец произнесла она. – Ты ведь не держишь никакого зла в сердце, эльф?

Исенгрим, немного поколебавшись, осторожно поднес ее руку к губам и запечатлел на ней короткий почтительный поцелуй.

– Эльфы живут дольше, чем люди, госпожа. Я никогда не забуду вашей доброты и участия.

Фаоильтиарна случайно взглянул на сидящего возле двери юношу и заметил, что его глаза чуть потеплели.

По бледной щеке женщины скатилась слезинка. Дарина смахнула ее быстрым нервным движением и, натянуто засмеявшись, вскочила на ноги.

– Я принесу тебе молока. У нашей Данки лучшее молоко в деревне.

Она вышла в сенцы, а молодой человек, проводив ее взглядом, тут же поднялся со стула. Эльф обратил внимание, что он очень высок и широкоплеч, хоть при этом и худощав, а черты его лица не по-деревенски тонкие и правильные.

– Мой старший брат участвовал в этой проклятой войне, – негромко проговорил юноша. – Он погиб. В первом же бою со скоя’таэлями.

Исенгрим закрыл глаза и почувствовал, как у него начинают пылать щеки. Молодой человек устроился рядом с ним, там, где несколько минут назад сидела Дарина.

– Я знаю, кто ты на самом деле. У тебя слишком... примечательная внешность. Может быть, именно ты убил моего брата.

– Может быть, – совсем тихо прошептал эльф. – Я много убивал.

Юноша задумчиво кивнул. Фаоильтиарне хотелось вскочить и закричать, так, чтобы его услышал не только этот юнец с внешностью скучающего философа, но и весь род человеческий: «Да! Да, я сделал ошибку! Мы все сделали ошибку! Но как же дорого мы за нее заплатили! Слишком дорого... И слишком ужасно все то, что называется войной... И нет в ней места ни благородству, ни милосердию, ни честности... только кровь... одна только кровь и раздробленные кости...»

– Ты думаешь, что я тебя ненавижу? – подал голос молодой человек.

– Нет, – ответил эльф. – Я так не думаю. Ты не видел, как я убивал твоего брата, и не знаешь, убивал ли я его вообще. Кроме того, я ранен и слаб. Ты можешь накрыть мне лицо подушкой и закончить этот разговор. Нельзя испытывать ненависть к тому, кто находится в твоей власти.

– Меня зовут Владек, – внезапно улыбнулся юноша. – Мне говорили, что эльфы выражаются так же метко, как стреляют из лука. Теперь я знаю, что эти слухи не преувеличены.

Исенгрим удивленно взглянул на него. В голосе молодого человека не было издевки, только веселое уважение. Светло-голубые глаза смотрели открыто и дружелюбно.

– Ты можешь оставаться здесь столько, сколько пожелаешь... Я так понимаю, идти тебе некуда? – поинтересовался Владек.

Фаоильтиарна отвел глаза и нахмурился.

– Врихеддскому офицеру нет места в Доль Блатанна.

Сын кузнеца молча кивнул и слегка сжал руку эльфа.

– Забудь. Почти каждого из нас кто-то когда-то предавал. Или еще предаст.

Внезапно Исенгрим Железный Волк почувствовал, что очень устал. Слишком много понимания...

А ведь он его совсем не заслужил.

* * *

...Через пять дней он выбрался из постели и нерешительно поинтересовался у Дарины, можно ли ему умыться. Женщина, довольная тем, что эльфу стало лучше, отвела Исенгрима в баню.

– Топить мы ее не будем – от жары ты тут же свалишься в обморок... Видишь большую бадью у стены? В ней и выкупаешься... Сейчас попрошу Януша и Владека наносить воды... Подогреем ее – и будет тебе ванна не хуже, чем у баронессы!

Несколько часов спустя Фаоильтиарна, смущенный тем, что из-за него поднялась такая суматоха, пробормотал слова благодарности кузнецу и его сыну и заперся в бане. В воду он опускался, закрыв глаза и вздрагивая от наслаждения, не веря, что все это происходит с ним наяву. Мылся он долго, с какой-то маниакальной тщательностью, затем переоделся в любезно одолженную Владеком одежду, слегка протер мокрые волосы полотенцем и вернулся в дом.

Дарина тут же кинулась к нему и, схватив за руку, усадила за стол, рядом с сыном.

– Сейчас будем ужинать, – сообщила она, вынимая из печи горячий душистый хлеб. – Владек, сходи в сенцы за квасом.

Жена кузнеца приготовила уху, да такую, что от одного ее запаха эльф едва не подавился слюной. Дарина нарезала и раздала всем хлеб, и когда Исенгрим с благоговением взял в руки мягкий и еще теплый ломоть, из его груди вырвался медленный, тяжелый вздох восхищения.

Владек, сидя по правую руку от эльфа, исподтишка разглядывал его, не забывая при этом с аппетитом поглощать матушкину стряпню. Шрам почти не затрагивал правую сторону лица Фаоильтиарны, и юноша подумал, что когда-то Исенгрим, вероятно, гордился своей красотой. У него были очень длинные, загибающиеся кверху ресницы и большие синие глаза, тонкий нос, изящный, слегка выдающийся вперед подбородок и высоко поднятые скулы. Глядя на эльфа, который ел медленно и очень аккуратно, отламывая красивыми тонкими пальцами маленькие кусочки хлеба, Владек пришел к выводу, что, скорее всего, не смог бы стать хорошим солдатом: у него бы просто рука не поднялась, чтобы нанести удар по такому лицу, не говоря уже о том, чтобы убить его обладателя.

Когда все поужинали, кузнец закурил трубку, уселся на свое любимое место возле печи и, вытянув ноги, стал рассказывать о событиях прошедшего дня. Владек, как всегда, расположился возле двери.

– Этот рыжий дурак Больдан когда-нибудь нарвется на хорошую взбучку, – проворчал Януш, выпуская изо рта крупные кольца дыма. – Было бы неплохо раз и навсегда отучить его сплетничать... Тем более о моем сыне.

Исенгрим украдкой взглянул на Владека, и ему показалось, что он видит на губах юноши легкую усмешку.

– Оставь его в покое, отец, – лениво протянул молодой человек. – Никто в деревне давно не верит Больдану. Все знают, что в его байках, признаться, довольно занимательных, нет ни капли правды.

– Занимательных! – фыркнул кузнец и закашлялся, вдохнув в легкие слишком много дыма. – Не вижу ничего занимательного в том, что тебя...

– Исенгрим, – внезапно громко произнесла Дарина. – Твои волосы, наверное, уже высохли. Позволь мне их расчесать.

Фаоильтиарна удивленно взглянул на женщину. Еще никто никогда не обращался к нему с такой нелепой просьбой. «Я могу расчесать их сам», – подумал он и перевел взгляд на Януша. Тот, нахмурившись, пыхтел своей трубкой и, кажется, не собирался продолжать начатую фразу. Эльф покосился на Владека и увидел, что теперь юноша не просто усмехается – он весело и хитро смотрел на Исенгрима, скаля крепкие белые зубы в беззвучном смехе.

– Пожалуйста, госпожа, – негромко проговорил Фаоильтиарна, усаживаясь возле жены кузнеца.

Дарина, вооружившись широким костяным гребнем, с явным удовольствием принялась распутывать длинные, еще слегка влажные пряди.

– Ну какая я госпожа? – усмехнулась женщина. – Я простая крестьянка, Исенгрим. И имя у меня простое... Не мог бы ты чуточку наклонить голову?

Фаоильтиарна вздохнул, послушно вертя головой то так, то эдак. При этом он чувствовал, что Владек, не отрываясь, смотрит на него. Это раздражало и смущало его одновременно, и эльфу захотелось, чтобы Дарина освободила его как можно быстрее.

– Ну, вот и все, – наконец произнесла она, подобрала волосы Исенгрима, в последний раз провела по ним гребнем и отпустила. Волосы упали тяжелым блестящим грузом, гладкой шелковой волной стекли за спину.

Фаоильтиарна снова встретился взглядом с Владеком. Тот внимательно, слегка прищурившись, глядел на эльфа, и глаза его, вместо прозрачно-голубых, стали совсем темными.

Исенгрим нахмурился и, отвернувшись, тихо спросил:

– Не найдется ли у вас кожаного ремешка, Дарина? Хочу связать покрепче всю эту копну...

* * *

– ...Смотри, кто к нам идет, – улыбаясь, проговорил Владек и отложил в сторону щипцы.

Януш, еще несколько раз ударив молотом по раскаленной докрасна подкове, тронул сына за плечо.

– Можешь охлаждать.

После этого кузнец обернулся и взглянул на только что подошедшего Фаоильтиарну.

– Что-то случилось? Тебя Дарина прислала?

– Нет... – эльф поймал на себе взгляд Владека и на какое-то мгновение замолчал.

«Зачем мальчишка так на меня глазеет? – раздраженно подумал Исенгрим. – Я и без него знаю, что уродлив».

Вслух же он произнес:

– Я хочу поблагодарить вас за то, что вы сделали для меня... за вашу доброту... Вы очень хорошие люди... И вы... можете быть уверены в моей искренности и глубоком почтении...

Он тяжело вздохнул. Раздалось громкое шипение: это Владек опустил в воду только что изготовленную подкову.

– Я пришел попрощаться, – торопливо закончил Фаоильтиарна.

Януш нахмурился и медленно прислонился к стене.

– Тебе у нас не нравится? Дарина привыкла к тому, что ты всегда рядом...

– Дело не в этом, – почти испуганно проговорил эльф. – Я и сам очень привязался к вашей семье. Дарина заботилась обо мне, как...

Тут он запнулся и, покосившись на Владека, тихо продолжил:

– Она очень добра и великодушна... Но я больше не могу злоупотреблять вашим гостеприимством. Я просто не имею на это права. Я даже не думал, что ко мне отнесутся подобным образом...

Исенгрим опустил голову.

– Жители деревни против моего пребывания здесь. Не хочу, чтобы из-за меня у вас были неприятности... Да и причинять другие неудобства тоже не хочу... Я уже целую неделю занимаю кровать Владека, и ему приходится ночевать у друзей... Из-за моего присутствия в доме вы даже не могли нормально поговорить...

Кузнец прервал его коротким резким движением и подошел чуть ближе.

– Это все так, все верно... – согласно кивнул он и пожал плечами. – Но ведь тебе некуда идти.

Поскольку эльф молчал, Януш, прищурившись, добавил:

– Или все же есть место, где тебя ждут, где тебе будут рады?

Исенгрим сжал зубы и вскинул подбородок, изо всех сил стараясь не смотреть на Владека. Тот нахально буравил его своими прозрачно-голубыми глазами.

– Я изгой, это правда... Но это не значит, что я жду, дабы кто-нибудь пожалел меня и облегчил мою участь. Я привык сам заботиться о себе.

– Расслабься, – с улыбкой вмешался в разговор Владек. – Никто не хотел тебя обидеть.

– Я вовсе так не думал! – вспыхнув, отвернулся эльф.

– Еще как думал!.. Отец, если ты не против, чтобы он остался, то я тем более. Что касается мамы, то она будет на седьмом небе от счастья... Ты ведь в какой-то степени заменил ей Витольда, – добавил юноша, обращаясь непосредственно к Фаоильтиарне. – Да... У него тоже были длинные темные волосы, и он тоже был очень гордым и упрямым. Совсем как ты.

«Старший сын кузнеца, – вздрогнув, подумал Исенгрим. – Как спокойно Владек говорит о нем! А ведь, судя по словам парня, с его братом разделались мои собственные воины!»

И еще он подумал, что эльфы куда более мстительны. А потом с ужасом осознал, что ему совсем не хочется уходить.

Заметив его колебание, Януш добродушно рассмеялся.

– Сдается мне, ты его почти убедил, Владек!.. Лично я не вижу ни для себя, ни для своей семьи никакого неудобства в том, что ты останешься... Уговаривать я не мастер, да и делать этого не буду, ты ведь не дитя малое и не юная девица... Решай сам.

– Точно, – лениво кивнул Владек и с заговорщицким видом подмигнул эльфу. – А что, Исенгрим, признай хотя бы, что матушкина уха пришлась тебе по вкусу!

Кузнец расхохотался еще громче, и Фаоильтиарна, чувствуя, что смех этот искренний, что предложение остаться было сделано не из простой вежливости, дрогнул и улыбнулся.

– Да, уха мне очень понравилась... Послушайте... Я не хочу, чтобы впоследствии вы пожалели о своей доброте, поэтому сразу скажу, что я не так бесполезен, как вы, может быть, думаете... Как и все эльфы, я неплохо знаю кузнечное ремесло и, как и все эльфы, я хороший охотник... У вас есть лошади, я смогу ухаживать за ними, потому что отлично лажу с животными... И, разумеется, я могу выполнять любую другую мужскую работу... Разве что землепашец из меня никудышный, но мой народ никогда и не имел ни малейшего понятия о том, как выращивать хлеб или вообще трудиться на земле...

Отец с сыном переглянулись, и Януш коротко пожал плечами.

– Сказать по правде, никто из нас и не думал о том, что ты бесполезен. Оставайся, а уж занятие-то мы тебе точно найдем!

Исенгрим слегка склонил голову в знак согласия и заметил, как в глазах Владека промелькнул огонек торжества.

«Почему он так хотел, чтобы я остался? – удивленно размышлял эльф. – Может быть, ему просто скучно без брата?..»

* * *

...Первое время крестьяне были в недоумении, а некоторые даже в ярости из-за того, что в их деревне поселился эльф. Правда, открыто никто особенно не возражал. Януш был одним из самых уважаемых и значительных жителей селения, и никому не хотелось ссориться ни с ним, ни со старостой Юзефом, ведь кузнец еще и приходился ему какой-то довольно близкой родней. Один только Больдан старательно провоцировал ссоры с эльфом, которых тот не менее старательно избегал – не ради себя, а ради спокойствия семьи, приютившей его в своем доме.

Исенгрим наотрез отказался спать в хате, настояв на том, что всем будет удобнее, если в конюшне ему навалят охапку сена да постелят несколько волчьих шкур. Эльф, как и обещал, сразу же стал помогать Янушу в кузнице. Поначалу кузнец очень ревниво относился к присутствию Фаоильтиарны в его святая святых. Но очень скоро, наблюдая, как легко Исенгрим управляется с молотом, со щипцами и мехами, которые так ненавидел раздувать Владек, Януш понял, что о лучшем помощнике он и мечтать не мог. Эльф каким-то образом умудрялся получать гладкую и блестящую, как зеркало, сталь, из которой после соответствующей обработки можно было сделать такое чудное оружие, что им не побрезговал бы сам герцог.

Фаоильтиарна выковал себе с десяток наконечников для стрел, зазубрил их, а потом, наведавшись в лес за тисовой древесиной, неизвестно каким образом обнаруженной им в северных лесах, принялся мастерить лук. Владек попыхивал отцовской трубкой и наблюдал, как эльф аккуратно покрывает гибкий прут прозрачной эмалью.

– Можно сделать инкрустацию, – предложил юноша. – У меня есть немного серебра... Будет красиво.

Исенгрим с сожалением взглянул на него.

– Я не умею инкрустировать...

– Я умею, – с готовностью заявил Владек и потянулся за луком. – Давай сюда свою игрушку. Через два дня ты ее просто не узнаешь... Конечно, тис – благородное дерево и лучше бы украсить его золотом, ну да уж что Бог послал...

– Спасибо, – улыбнулся Фаоильтиарна.

– Погоди благодарить.

Когда Владек наконец изволил показать результат своей работы, эльф не смог удержаться от восхищенного возгласа. Тонкий, изящный серебряный узор в виде острых листочков и причудливых завитков покрывал лук так густо, что разглядеть деревянную поверхность было почти невозможно. Исенгрим водил пальцами по узорчатому серебряному переплетению, и ему казалось, что перед ним – работа искусного эльфийского мастера, и от этого сердце предательски дрогнуло и сжалось в груди...

Заметив, что лицо Фаоильтиарны вдруг стало строгим и печальным, Владек нахмурился и проговорил:

– Наверное, можно было сделать и лучше, но...

– Нет, нет! – поспешно схватил его за руку Исенгрим. – Очень красиво получилось, правда. Так красиво, что невольно... Знаешь, эльфы высоко оценили бы твою работу. Спасибо...

– Слишком много слов, – пожал плечами Владек. Он старательно пытался придать своему лицу как можно более беспечное выражение, но эльф успел заметить легкий румянец, окрасивший бледные щеки молодого человека, и понял, что Владек не так холоден и циничен, как хочет казаться.

В то же день Исенгрим ушел на охоту и, вернувшись, лишь к вечеру, притащил на плечах молодую косулю. Как будто этого было мало, на поясе у него болтались две жирные куропатки и небольшая заячья тушка. Сын кузнеца с радостным воплем бросился к нему.

– Вот это охотник так охотник!.. И как ты только приволок все это один?

Впрочем, и Владек, и вся его семья давно уже знали, что худощавость Фаоильтиарны более чем обманчива. Когда эльф колол дрова, то с одного удара разрубал надвое самое толстое полено, а топор, всаженный им после работы в колоду, иногда с трудом вытаскивал даже Януш.

– Черт знает что такое! – ругался при этом кузнец, плюя на ладони и обеими руками хватаясь за топорище. – Соседи, глядя на меня, наверное, дохнут со смеху!.. Исенгрим! Эй!.. Скоро у тебя будет своя колода, а у меня – своя!.. И топор тоже, понял?.. Вот собачий сын, и как он его только вогнал в эту деревягу?..

Со смеху и правда дохли, только не соседи, а Владек и Исенгрим. Однажды юноша, отсмеявшись, окинул эльфа долгим внимательным взглядом и проговорил:

– А если серьезно... Ты ведь в самом деле сильнее, чем кажешься... Все эльфы такие?

Фаоильтиарна пожал плечами.

– Мы такие же разные, как и вы... Что касается меня... Я был на войне. Офицер всегда должен являться примером для своих солдат, а это значит – быть во всем лучшим. Или, во всяком случае, пытаться...

– Тебе удавалось?..

– То, что я еще жив, свидетельствует в мою пользу... На меня охотились все, кому не лень, начиная с зазнавшегося сопливого виконта и заканчивая опытными наемными убийцами... Ну, необходимо было уметь обращаться с разными видами оружия. Эльфы не очень-то жалуют всякого рода секиры, но мне приходилось махать такими, что не каждый человек поднимет двумя руками... Вот почему даже вурдалаки не смогли справиться со мной так же легко, как с моими спутниками.

– Но потрепали изрядно, – заметил сын кузнеца и тут же покосился на Фаоильтиарну: не обиделся ли? Исенгрим и не думал обижаться, в его взгляде мелькнуло даже что-то похожее на уважение к тем, с кем ему пришлось сражаться в последний раз.

– Да, изрядно, – согласился эльф. – Эти твари невероятно сильны... и мужские, и женские особи. А клыки и когти у них острее и крепче, чем у любого из хищников. Ко всему прочему, они самые умные и коварные из всех ночных охотников, да к тому же живучие, как пиявки.

– Скольких же ты прикончил? – поинтересовался Владек.

– Ни одного... Изувечил двух-трех, не больше. Упыря не так-то легко убить, пожалуй, единственная возможность – отсечь голову. С помощью охотничьего ножа это сделать непросто.

Юноше нравилось слушать Исенгрима – вне зависимости от того, что он говорил. Иногда голос у эльфа был мягким и бархатистым, он успокаивал своей кошачьей вкрадчивостью, ласкал слух небрежным полушепотом. Иногда – сильным и уверенным, словно звук скользящей в ножнах стали. Владек подозревал, что поет Фаоильтиарна, должно быть, тоже чудно, но ему ни разу не удалось уговорить Исенгрима исполнить хотя бы одну, самую короткую песню: эльф охотно наигрывал на лютне какие-то печальные замысловатые мелодии, но петь наотрез отказывался.

Так они и жили: Фаоильтиарна охотился и помогал Янушу в кузнице, а все свободное время проводил с Владеком. Вместе они ходили на рыбалку, катались на лошадях, стреляли из лука и немного фехтовали, а по вечерам веселили деревенскую молодежь, которая считала, что эльф играет на флейте, свирели и лютне гораздо лучше странствующих трубадуров, частенько посещавших городские ярмарки.

Исенгрим всегда и со всеми был учтив и безупречно вежлив. Деревенских девушек и женщин это подкупало, взрослым мужчинам и юношам не давало повода придраться к поведению эльфа, а старикам льстило. Вскоре крестьяне перестали коситься в его сторону, а враждебно настроенных особ становилось все меньше и меньше. Однако Фаоильтиарна очень хорошо знал, что оставались еще и такие, кто при случае с удовольствием вонзили бы нож между его лопаток...