Он шел по темной улице, залитой дождем, и пятна фонарей светили ему вслед сквозь легкую водяную сетку, а он наступал в лужи, он уже набрал полные ботинки, но ему не было ни мокро, ни холодно. Ему больше никогда не будет холодно. Потому что больше никогда не будет тепло.

От выпитой водки кружилась голова, отчаянно хотелось добавить. Чего угодно. Водки, пива, коньяку. Хуже, чем сейчас, ему уже все равно не будет.

Каждое темное окно, каждая подворотня, каждая заколоченная дверь в парадную словно кричали ему: «Твоего Толика больше нет!»

Дукалис не взял его на это задержание. С ним отправился более опытный Ларин. В результате Ларин и Дукалис погибли, а Волков остался один. У него не было права даже умереть вместе с любимым.

Они распрощались как обычно. Дукалис небрежно сунул в кобуру своего «Макарова», улыбнулся, всем помахал рукой, обещал скоро вернуться. Слава махнул ему в ответ и снова погрузился в изучение материалов.

Странно, но у него не было никакого предчувствия. Он даже почти не волновался. Это было самое обычное задержание. Что может случиться с таким тертым опером, как Дукалис? Ничего, что преступников несколько, и не с такими справлялись.

У Волкова не зашлось сердце от волнения, ему не стукнула в голову мысль, что он видит своего любимого в последний раз. У него не было внезапного порыва обнять Дукалиса, поцеловать его на глазах у всего отдела. Одним словом, не было ничего такого, о чем так любят писать авторы сентиментальных романов.

Волков знал: все поцелуи и объятия будут потом. На работе – никаких отношений. Они все откладывали на потом, кроме работы. А теперь уже никакого «потом» не будет. По крайней мере, для Тольки. Да и для Славы жизнь словно остановилась.

Он не помнил, как пережил похороны, не помнил, как еще до этого целые сутки проторчал в коридоре больницы. Ему не хотелось ни есть, ни пить. Его не пустили в палату. Толик и Андрей так и не пришли в сознание.

А Волков забыл, что он больше не старший лейтенант. Он теперь майор. А ведь совсем недавно Дукалис подтрунивал над ним: «Никогда тебе, Волков, не быть майором!» Он не понимал одного: почему он жив, почему его сердце не остановилось в тот момент, когда остановилось сердце Дукалиса?

Это было еще до того, как... Совсем незадолго до того...

* * *

– Ну как ты, Славка? Не замерз?

– Нет... Дух захватывает...

– От чего?

– От тебя...

В тот день они целовались на набережной. Их первый поцелуй начался в отделении, в пустом кабинете, а потом они, не сговариваясь, схватили куртки и опрометью выбежали на улицу, словно боясь, что их чувство разорвет стены. И поцелуй завершился здесь, на набережной Невы.

Дукалис держал Волкова в объятиях, закрывая худенького Славку своим большим телом от порывистого, соленого балтийского ветра. Волков, прижимаясь к нему, сквозь толстый свитер чувствовал жар его тела, вдыхал его запах – дешевый дезодорант, смешанный с крепким мужским потом. Самый прекрасный, самый желанный аромат на свете. А от вкуса его губ Славка был готов упасть в обморок на месте, прямо на асфальт.

– Мой Славка... Если тебе что-то не нравится – просто скажи «нет».

– Мне все нравится...

Дукалис никогда не разговаривал с мужчинами так. Но теперь у него есть Славка. И ему стыдно признаться, что он, Анатолий Дукалис, тоже никогда не целовался с мужчинами. Но он не покажет своего смущения. Пусть Волков смущается, он еще молодой. Должен же хотя бы один из них быть смелым. А Дукалис не привык прятать голову в песок. Только странно, как они так долго не замечали своих чувств? Или старательно делали вид, что не замечают?

Но однажды, в ходе расследования одного дела Дукалису пришлось идти с Лариным в гей-клуб и изображать там влюбленных. И тогда стало понятно, что Волков места себе не находит от ревности. И Дукалису пришлось открыть глаза.

– Славка... За что мне такое счастье... За что мне такое наказание...

– Толик, я люблю тебя...

Вместо ответа он получил новый поцелуй.

– Я думал, ты любишь женщин...

– Я тоже так думал.

Славка все изменил в его жизни. Он изменил его самого. То, что он тоже мужчина, – так даже лучше. Ни одна женщина долго не выдерживала жизни с ментом. А мент мента всегда поймет. И Волков уж точно никогда не будет пилить его за пиво, разбросанные по комнате носки и невытрясенную пепельницу. Женщин такие вещи почему-то сильно напрягают, и исключения Толя еще не видел.

– Ты хочешь продолжить?

– Да...

– Тогда поедем ко мне. Там можно спокойно целоваться. А то здесь мы скоро толпу зевак соберем...

– Тем более это не наша территория!

– Старший лейтенант Волков, пройдемте со мной! Вы обвиняетесь в хулиганском поведении в общественном месте! Пятнадцать суток домашнего ареста и штраф в размере тысячи поцелуев!

– Преступник при задержании сопротивления не оказал!

– Отлично, тогда пошли за пивом!

– Гражданин начальник, разрешите пересмотреть размер штрафа?

– Задержанный, вы предлагаете мне взятку?

– Как насчет миллиона поцелуев?

– Предлагаю рассмотреть это предложение в более интимной обстановке!

* * *

Ноги несли его к родному отделению. Сейчас он мог пойти только туда. Домой не хотелось. Правда, с некоторых пор он проводил больше времени у Дукалиса, чем дома. Надо будет зайти к Дукалису, забрать свои вещи. Но не сейчас, не сейчас... Хотя вещи ему больше не понадобятся.

А дома придется отвечать на вопросы матери. Ему до сих пор удавалось избегать серьезного разговора с ней. Она смотрела на него настороженно: с чего это сын вдруг решил поселиться у приятеля? И почему у него до сих пор нет девушки? Возможно, она о чем-то догадывалась, но предпочитала прятать голову в песок. Как большинство родителей.

На самом деле, они с Толиком уже устали прятаться. Они собирались все рассказать о себе всем именно сегодня, на банкете по поводу новой звездочки Волкова. Пусть все знают, что Волков и Дукалис любят друг друга. Они долго обдумывали это решение, они были даже готовы к тому, что кого-то из них уволят, может, даже их обоих. Но вряд ли бы Мухомор пошел на такое при нынешней нехватке квалифицированных кадров. Тем более что Толик и Слава раскрыли несколько преступлений, считавшихся безнадежными. Пока все вокруг разводили руками – висяк, сто пудов! – Дукалис и Волков бегали по городу, искали свидетелей, находили самые пустяковые зацепки, которые в итоге приводили куда нужно, попадали в разные переделки. И у них все получалось, пусть не легко, но всегда изящно и остроумно. Таким, как они, должны прощать многое, и Соловец с Мухомором благоразумно закрывали глаза на незначительные нарушения трудовой дисциплины. Что поделать, если у Дукалиса от пива мозги быстрее работают?

Но вот простят ли им такое? Конечно, Мухомор долго ворчал бы: «Да за что мне такое наказание?! Почему именно в моем отделении?!» Но потом бы непременно успокоился, снова сделал бы вид, что ничего не знает и знать не хочет. Со временем все бы привыкли к отношениям Волкова и Дукалиса, и жизнь снова покатилась бы по накатанной колее. Но кто мог знать, что вместо банкета будут поминки?

Волков открыл дверь кабинета своим ключом. Здесь в сейфе лежит его пистолет. Он пришел за ним. Он больше не может жить в этом городе, который отнял у него любимого. Он вообще больше не может жить.

Он сделает все очень аккуратно. Если он правильно выстрелит в себя, его мозги не разлетятся по комнате. Он не будет долго мучиться. Хватит одного мгновения, чтобы оборвать жизнь, ставшую такой ненужной.

Он включил свет. Пальцы сами набрали код сейфа. Привычным жестом проверил обойму – полная... Он все сделает здесь, чтобы его долго не искали. Конечно, теперь они все поймут. Но Славке будет уже все равно.

* * *

Он лежал в постели Дукалиса. И ему были слышны обрывки разговора на кухне. Веселый голос Ларина, сонный голос Дукалиса...

– Спасибо, что принес бумажки. Этим надо заняться как можно скорее. Мне подписать надо? Сейчас ручку принесу.

Он вошел в комнату.

– Спи, Славка, это Ларин пришел, сейчас уйдет...

– Я уже все равно проснулся. Ты не помнишь, куда делись мои трусы?

– А чего ты меня об этом спрашиваешь?

– Последний раз я видел их у тебя в руках.

– Толик, ты скоро там? У меня глаза слипаются!

Ларин заглянул в комнату. И увидел Волкова.

– Привет, Славка! Вот так сюрприз! Не ожидал застать тебя здесь...

И пожал протянутую из-под одеяла руку.

Дукалис был взволнован. Он покраснел так, словно его поймали на чем-то непристойном.

– Вот, засиделись со Славкой за пивом, а потом мосты развели...

– Толька, да не трахай мне мозги! Я знаю, где Волков живет, никакой мост ему не нужен! Так что врать будешь в милиции.

– Как же, соврешь вам...

– Вот именно, Дукалис. И не таких раскалывали. Не бойтесь, ребята, я никому ничего не расскажу. Знаете, я вам даже завидую! Все, спокойной ночи!

Ларин ушел, дружески щелкнув Толю по носу, и Дукалис снова забрался под одеяло и прижался к Волкову.

– Ну раз ты все равно проснулся, то иди ко мне...

– Ты не ответил мне про трусы.

– Они тебе сейчас не понадобятся. Скорее, наоборот.

– А где наручники?

– Я их под кровать запинал, когда Ларин пришел...

* * *

Свет медленно гас в его сознании. Палец медленно давил на спусковой крючок. Сейчас все кончится...

Но вместо выстрела он услышал крик. Кто-то вывернул ему руки, и пистолет упал на пол. Чьи-то сильные руки встряхнули его, резко повернули, и он увидел перед собой бледное, искаженное страхом и злобой лицо Соловца.

– Майор Волков, что вы себе позволяете!!! Суицидов нам тут еще не хватало! После того, как мы таких людей потеряли! Ты мент, Волков! А значит – должен стиснуть зубы и терпеть, что бы ни случилось! Господи, да приди же ты в себя, Ромео гребаный!

Звонкая пощечина вернула его к реальности. Он чувствует боль, он жив, он не успел выстрелить. Соловец помешал ему умереть. Да, не везет...

Славка закрыл лицо руками и сел на пол.

– Так-то лучше будет... А оружие у тебя, Ромео, я изымаю, от греха подальше, – ласково сказал Соловец, поднимая с пола пистолет Волкова. – Вот, лучше выпей...

На столе появилась бутылка водки и стакан. У Волкова все еще дрожали руки, и Соловец сам налил ему. Волков осушил стакан залпом, не говоря ни слова.

– Хорошо, что я еще не ушел. А то пришлось бы нам всем отделом соскребать со стен твои мозги. Вместо того, чтобы с преступностью бороться!

И Соловец захохотал. У него, у несгибаемого, железного Соловца, должно быть, сильно сдали нервы. Он больше не был невозмутимым борцом с преступностью.

Волков тоже засмеялся.

– Ну вот, тебе уже лучше, Ромео? Я понимаю, ты любил Тольку...

– Георгич... Почему ты так говоришь? Ты что-то знаешь?

– Расслабься, Волков, все уже давно все про вас знают!

– Неужели Ларин сболтнул...

– Нет. Ларин молчал, как рыба. Но на то мы и милиция, чтобы все знать.

– И Мухомор знает?

– Знает. Но предпочитает не знать.

– Мы хотели сами всем все рассказать. Сегодня, на банкете. Нам было трудно прятаться.

– Понимаю... Но вы бы нас не сильно удивили.

От выпитой водки Волкову стало жарко, и он снял свитер. Теперь ему хотелось говорить, все равно с кем, только бы выговориться. И он говорил, говорил все, что только приходило в его голову, он говорил о себе, о Дукалисе, об их отношениях. Он не знал раньше, что может так много говорить. Соловец слушал его, не прерывая. И подливая водку.

– Правильно, поплачь, легче станет...

Он не заметил, как оказался на коленях у Соловца. Он плакал, уткнувшись носом в плечо Георгича, и свитер Соловца был пропитан слезами Волкова. И Соловцу осталось только снять его.

– Иди сюда...

Его губы приблизились к губам Волкова. Его руки обвились вокруг талии майора. Волков оказался крепко прижатым к горячему телу Соловца, он чувствовал его жесткие кости. Прижиматься к мягкому, упитанному телу Дукалиса было гораздо приятнее...

А сейчас его целует Соловец. И Славка отвечает ему. Потому что на такой поцелуй нельзя не ответить. Такой требовательный и властный. Соловец привык получать свое... Его губы жесткие и сухие, его объятия грубы и бесцеремонны. И Волков понимает, что сейчас им грубо овладеют прямо на столе...

– Георгич, не надо... – прошептал Волков, когда Соловец наконец насытился его губами.

Он обещал Дукалису миллион поцелуев. Он даже как-то в шутку подсчитал, сколько раз день в среднем они целуются и сколько лет им придется прожить, чтобы подарить друг другу миллион поцелуев. Но Толик покинул Славку, ушел туда, откуда не возвращаются. И Соловец уже украл у него один поцелуй. И кажется, намерен украсть все остальные.

Палец Соловца лег на губы Волкова.

– Надо, Слава, надо. Сегодня надо. Тебе надо и мне надо.

Его руки расстегивают рубашку Волкова, губы дразнят соски, потом руки добираются до ширинки.

– Ты сам знаешь, что надо. Ты не обманешь свое тело. Не бойся, тебе будет хорошо со мной... Дукалиса не вернешь, а мы будем жить.

– Может... Не сейчас?

– Сейчас. Я приказываю.

Дуло пистолета снова оказывается во рту Волкова. Но он понимает, что это игра.

– Не бойся, он на предохранителе!

– Я не боюсь.

– Тогда я еще поцелую тебя.

Соловец снова целует его. И Славка понимает, что ему хорошо... Пусть Георгич сегодня делает с ним все, что хочет. А завтра видно будет.

– Славка, все будет хорошо. Ты привыкнешь ко мне, ты полюбишь меня. Теперь мы должны быть вместе.