Никакого отношения к реальным людям, играющим в театре «Тампль», рассказ не имеет и претензии по этому поводу не принимаются.

Лето 1307 г.

– Сколько тебе лет, Адельм?

– Семнадцать, мой сеньор.

Юноша в тамплиерском плаще стоял перед Великим Магистром, сидящим в дубовом кресле за столом. На столе лежали старинные книги, свитки с документами, стоял подсвечник с догоревшими свечами, которые ближе к ночи слуга непременно заменит на новые. Все знали, что Магистр любит размышлять и писать по ночам. Знали бы они, кто и что в последнее время занимает его мысли, мешая спать...

Оруженосец впервые за свою жизнь в Тампле оказался в келье Жака де Моле, которого до сих пор видел изредка и считал чуть ли не Богом. Магистр был предметом его восхищения, своего рода любви. Адельм не знал, зачем его вызвали, испытывал почтительный трепет перед главой ордена и мучился неизвестностью.

– Я никогда еще не разговаривал с тобой лично, Адельм. Говорят, ты хорошо выполняешь обязанности, не отлыниваешь от молитв и вообще заслуживаешь похвалы...

Адельму стало легче. Значит, Магистр вызвал его не для того, чтобы за что-то сурово покарать... Магистр продолжал:

– Тебя никто не обижает здесь? Я имею в виду... ты уже взрослый и должен знать, что отношения между братьями ордена не всегда так чисты, как должно быть... может быть, кто-то добивался от тебя чего-нибудь непристойного...

Ах, вот оно что... Адельм помялся и наконец нерешительно сказал:

– О да, мой сеньор... я никогда бы сам не стал ябедничать, но раз вы велите... Брат Готфрид...

– Что? – Жак де Моле сам не ожидал, что такая волна злости на собрата по ордену поднимется в его груди при одной мысли о том, что Готфрид мог чего-то хотеть именно от ЭТОГО оруженосца. Великий Магистр был прекрасно осведомлен о единственно возможном способе плотских утех в ордене, где жили вместе множество мужчин в расцвете лет, далеко не все из которых были в силах подавить в себе греховные желания. Часто это происходило просто от безвыходности, иной раз – как насилие, бывали случаи настоящих привязанностей... Он сам был далеко не безгрешен, поэтому его удивляло сейчас не влечение к Адельму, возникшее почти сразу, как он увидел юношу. Удивлял трепет в сердце, ревность – уже заранее, хотя ничего не было... и даже страх – страх перед тем, что его желание может вызвать отвращение и сопротивление. Да многие здесь были бы рады просто ради собственной выгоды и обретения покровительства услужить Великому Магистру ТАК... но он не хотел никого другого, не думал ни о ком другом...

Жак де Моле невольно вцепился в подлокотники кресла и с трудом сохранял на лице маску невозмутимости. Адельм продолжал с видимым усилием:

– Он однажды застал меня одного на конюшне и хотел... я это понял... но я его даже укусил... наверное, ему надоело, он просто сказал, что я дурак, что я мог бы найти в его лице покровителя и друга и что я все равно никуда не денусь... не от него так от другого... вот и все... – Адельм опустил голову.

Магистр вздохнул с облегчением, пальцы разжались. Слава Богу... но ведь это может повториться, даже непременно повторится... Да уж, брат Готфрид... а сколько здесь таких братьев...

– Ты не виноват, я вижу, – мягко произнес Жак де Моле, улыбнувшись. – Но скажи... ты уже достаточно взрослый... у тебя самого бывают желания, которые ты считал бы греховными? Не бойся, мне можно сказать все, это останется между нами. Считай, что это твоя исповедь.

– Бывают, мой сеньор, – Адельм снова уставился в пол, и его щеки залил румянец, – по ночам... особенно под утро... мне снится что-нибудь приятное, а потом... – он смутился окончательно. – За это не полагается никакого наказания?

«Боже, как он наивен», – подумалось Магистру. Но все равно, надо что-то делать... нельзя допустить, чтобы этот юноша стал жертвой похоти какого-нибудь из рыцарей ордена или просто однажды слепо последовал собственным желаниям, которые у него уже есть... нельзя, потому что ОН, Магистр, этого не хочет... Не хочет, чтобы было именно таким образом...

– Не полагается. Это знакомо любому, кто родился нормальным мужчиной и еще не состарился, – произнес Магистр. Он поднялся из-за стола и, подойдя к Адельму, остановился перед ним.

– Взгляни на меня, – мягко, но властно произнес Жак.

Адельм поднял голову. Он был невысокого роста, почти на полголовы ниже Магистра. Приятный голос... Мягкие черты лица напоминали о чем-то трогательно-детском. Карие глаза, обрамленные пушистыми ресницами, смотрели в глаза Магистра доверчиво и внимательно. Темно-русые волосы, густые, слегка вьющиеся, длиной до середины спины, придавали дополнительную женственность облику, но шли Адельму чрезвычайно.

Магистр, невольно залюбовавшись, забыл о времени. Юноша почтительно ждал, когда Жак де Моле снова обратится к нему.

– А вот скажи... – магистр сам удивлялся своему смущению, – если бы ты был предан кому-то... даже больше – любил кого-то... я имею в виду – здесь... он не вызвал бы у тебя страха и отвращения?

Если Адельм удивился, то ненадолго.

– Я думаю... наверное, не... – в эту секунду раздался звон колокола, призывавшего к вечерней службе. Жак де Моле вздрогнул. Адельм машинально перекрестился.

– Нужно идти, друг мой, – проговорил Магистр. Не удержавшись, он протянул руку и погладил Адельма по щеке. Тот с неожиданной пылкостью схватил руку Жака и поцеловал ее. Впрочем, это был жест обычной почтительности к Великому Магистру, только оруженосец не стоял при этом на коленях. Понял ли он отношение Магистра к себе и тайный смысл его вопроса?.. Выяснять было некогда...

Сделав над собой усилие, чтобы не схватить Адельма в объятия и не покрыть поцелуями его лицо, губы, Магистр освободил руку и сказал:

– Ступай молиться. Придешь ко мне вечером перед сном, я еще не закончил беседу с тобой.

Оруженосец поклонился и бесшумно выскользнул из кельи Магистра.

* * *

Вечером, когда он осторожно постучался, Жак де Моле снова сидел за столом, но на столе уже горели свечи в красивом подсвечнике. Вместо свитков – золотой кубок.

Великий Магистр, видно, собиравшийся отойти ко сну, был одет в парчовый восточный халат – один из дорогих трофеев, некогда привезенных прежними поколениями тамплиеров из Святой земли. Давно, очень давно закончились эти походы, и закончились, увы, бесславно для крестоносцев...

– Проходи, садись рядом, – приветливо пригласил Жак. Адельм робко опустился на краешек деревянного стула, непонятно откуда оказавшегося рядом с креслом Магистра. Адельм не мог вспомнить, видел ли этот стул днем. Но обстоятельство, что ему, одному из ничтожнейших слуг Магистра, разрешено просто так сидеть в его присутствии, было чем-то из ряда вон выходящим. Если он правильно понял поведение Жака де Моле днем, то... как раз именно он и был тем человеком, которого Адельм уже любил. Оруженосец никогда всерьез не представлял, что между ним и главой ордена возможно что-то большее, чем отношения слуги и господина. Но если так... лучше Жак де Моле, чем что-либо из тех, других, чьи плотоядные взгляды Адельм не раз ловил на себе...

– О чем мы говорили, напомни...

– О любви и преданности, мой сеньор, – ответил Адельм.

– Да... если бы в нашей жизни не было дорогих нам людей, жизнь превратилась бы в пустыню... – Жак с печальной улыбкой поднес к губам кубок, отпил и вдруг протянул Адельму: – Попробуй... ты, наверное, никогда не пил такого старого вина...

Адельм принял из рук Магистра тяжелый драгоценный кубок и отпил. Да, Жак был прав – где бы он попробовал такое дорогое, душистое вино? В его бедной семье, где он, как младший брат, не имел права на наследство, никогда не пили такого. Его и сюда-то приняли благодаря покровительству пожилого родственника, служившего здесь... недавно он скончался...

По натуре Адельм не был создан для аскезы. Он любил покой, никогда не лез в драку первым, с удовольствием возился с лошадьми и собаками. Сложись его жизнь иначе, он стал бы хозяином поместья, обзавелся бы семьей и чувствовал бы себя превосходно... у него была потребность в любви и способность любить. Все эти годы в Тампле он подчинялся распорядку, зная, что деваться ему некуда... женщины были теперь недоступны, да он и не успел узнать их... Но все чаще Адельм ловил себя на мысли, что если бы его действительно полюбили, он мог бы, пожалуй, отдать и чувства, и гораздо большее... да, и большее... но не просто ради похоти, не уступая насилию... это должно быть иначе. И вот – он и мечтать не смел... именно тот, кто был для него недостижимым идеалом, смотрит на него с улыбкой, и даже – с нежностью?..

– Да, мой сеньор... благодарю... я никогда не пробовал ничего подобного.

– Пей еще, если хочешь, я тебя не тороплю.

Но Адельм уже почувствовал, что с непривычки хмель ударил в голову, и на всякий случай решил подождать. Взгляды встретились. Как будто впервые Адельм заметил, что Магистр не только воплощение идеального рыцаря, он еще и красивый мужчина. Да, он годится Адельму в отцы, в его темных волосах и в бороде уже серебрится седина. Но черты лица по-прежнему чеканны, глаза живые, улыбка делает его моложе и располагает к нему. Красивой формы аристократические руки, тонкие длинные пальцы... Халат скрывает тело, но оно, несомненно, сильное, без лишней капли жира...

Внезапно Адельм покраснел, спохватившись, что мысли зашли слишком далеко.

– О чем ты думаешь, мальчик? – Магистр протянул руку, и пальцы прикоснулись к подбородку юноши. – Только честно... да поставь ты кубок... – рассмеялся он.

– Вы так красивы, мой сеньор, – храбро произнес Адельм и опустил глаза.

– Да? Я красив, на твой взгляд? Мне повезло... я всегда считал, что красива только юность... вот ты – ты действительно красив... уже судя по тому, что доступно взгляду...

«Он хотел бы увидеть больше?» – именно сейчас решалась судьба их дальнейших отношений, Адельм это почувствовал. Он не знал, что делать дальше, но Жак все решил сам. Он вдруг встал из-за стола, подошел к Адельму и, взяв за плечи, заставил подняться. Лицо Адельма оказалось в ладонях Магистра, оруженосец не шелохнулся, ожидая... лицо Жака медленно приблизилось, губы прикоснулись к губам, еще не знавшим настоящего поцелуя... Жак не знал, какая последует реакция, и был готов ко всему, но Адельм приоткрыл губы, то ли желая попробовать еще, то ли покоряясь... не выдержав, Жак сжал его в объятиях, как давно мечтал бессонными ночами, впился в его губы со всей страстью, зарылся пальцами в роскошные волосы, потом провел ладонями по спине, бедрам... словно во сне, он ощутил робкое движение губ Адельма, который неумело ему отвечал... а потом –прикосновение его рук к своим плечам, ответное объятие... Великий Магистр, перед которым трепетали сотни рыцарей, был готов расплакаться от счастья. С трудом он оторвался от губ Адельма. Тот смотрел на господина затуманенным вином и страстью взором. Жак улыбнулся.

– Ты хотел этого? Тебе не противно?

– С вами – не противно, мой сеньор...

– Забудь эти слова, у меня есть имя... зови меня Жак... ну, скажи...

– Жак...

– Господи, как давно меня не называли вот так просто... ты не боишься?

– Я люблю вас...

– Что???

– Я люблю вас... давно...

– Боже мой... – Магистр прижал Адельма к груди крепко-крепко, – и ты хотел бы, чтобы я... чтобы мы...

– Да.

Жак, прижимаясь всем телом, ощущал животом это «да», и Адельм не мог не осязать желание Магистра, несмотря на одежду, разделявшую их.

– Сними это все, – нетерпеливо сказал Жак, выпуская Адельма из объятий. – Я хочу видеть тебя...

Магистр уже улегся под одеяло, когда Адельм разделся. Теперь оруженосец стоял перед постелью, не решаясь подойти ближе.

Жак де Моле с жадностью влюбленного разглядывал его. Белая кожа (да и откуда взяться загару?), стройное тело, узкие бедра... неожиданно – уже густые волосы на груди и внизу живота... и нетерпеливо поднимающийся из темных завитков пенис...

В нетерпении Жак протянул руки, приглашая к себе. Адельм юркнул под одеяло, и тела соприкоснулись...

– Полежи так, я сам... – тихо произнес Магистр, нежно погладив по щеке лежащего на спине Адельма. Тот только дрогнул ресницами. Жак снова и снова целовал его губы, потом перешел на шею, грудь, напрягшиеся соски... рука Жака опережала губы, он гладил шелковистую кожу живота, коснулся вьющихся волос, осторожно обхватил пальцами горячий напряженный ствол, погладил... из груди Адельма вырвался тихий стон, но он не был готов к тому, что Жак сделал потом... от прикосновений ласкового языка и губ юноша трепетал и изгибался, кусая собственную руку, чтобы не закричать... Пользуясь моментом, Жак одновременно поглаживал его бедра, пробираясь глубже, осторожно нащупал влажным от слюны пальцем узкий сжатый вход. Да, мальчик не обманул его – он правда был девственником, такие вещи Жак умел различать... Адельму было слишком хорошо или он подчинился обстоятельствам, но он не сопротивлялся. Впрочем, разве он не знал заранее?.. В последний момент Магистр краем глаза увидел разметавшиеся по подушке волосы, закатившиеся в запредельном блаженстве глаза... Вряд ли он когда-нибудь испытывал такое удовольствие, думал Жак. И никогда не узнает, что я вряд ли для кого-то еще сделал бы такое... стал бы так долго возиться и сдерживать себя, чтобы получить не только твое тело. Но и доверие...

Жак лег рядом и обнял Адельма, который приходил в себя. Юноша схватил руку Магистра и поцеловал.

– Как мне вас благодарить... могу я сделать то же самое?

– Не «вас», а «тебя»... а ты сумеешь?

– Я не пробовал, но я постараюсь... вы ска... ты скажи мне, как лучше...

Жак лег на спину и через секунду ощутил осторожное прикосновение языка на своей исстрадавшейся плоти.

– Только поосторожнее, – прошептал Жак, отдаваясь восхитительным ощущениям. Адельм действительно старался, и Жак шептал ему ласковые слова, зарываясь пальцами в длинные мягкие волосы. На пике блаженства Жак не удержался, крепко стиснул голову Адельма, но слишком, слишком долго он ждал...

Потом он держал юношу в объятиях, целуя и поглаживая. Оба были счастливы, потому что чувствовали – это не просто утоление страсти. Это нечто большее... Три большие свечи продолжали гореть на столе, и Магистр из последних сил произнес:

– Адельм, потуши свечи...

Оруженосец поднялся и, подойдя к столу, задул огоньки. Он не решался лечь обратно, боясь, что теперь Жак де Моле может вспомнить субординацию и просто отослать его. Но он услышал голос:

– Ну где ты там? Иди, будем спать...

Адельм облегченно вздохнул и забрался под одеяло. Через минуту господин и оруженосец крепко спали, обняв друг друга.

Магистр проснулся под утро. Его рука по-прежнему лежала на талии Адельма, но во сне тот отвернулся от Жака. В келье царили предрассветные сумерки. Магистр осторожно приподнялся и заглянул через плечо оруженосца. Тот спокойно спал, его дыхания было почти не слышно. Во сне его лицо было по-детски безмятежным. Не удержавшись, Жак погладил его по голове, плечу, легко провел ладонью по боку и бедру, лаская и в то же время боясь разбудить. Как трогательно этот юноша пытался сделать ему приятное вечером... хотя, в сущности, они еще не были по-настоящему близки... что-то подсказывало Магистру – он правильно сделал, что не торопился, именно так должны развиваться серьезные отношения – все должно происходить тогда, когда возникает обоюдная потребность... рука Магистра скользнула ниже... надо же, он уже хочет чего-то во сне – хотя что удивительного в семнадцать-то лет... Магистр с внезапной печалью подумал, что с ним-то самим это явление случается в последние годы все реже и реже... долго ли он сможет оставаться привлекательным для молодого любовника? Отгоняя мрачные мысли, Жак погладил Адельма, и тот шевельнулся, невольно подставляя самое сокровенное ласкающей руке. Жак уткнулся носом в его пушистые волосы, пахнувшие чем-то уже таким родным и возбуждающим... Оруженосец проснулся и – Магистр понял это – не сразу сообразил, где находится. В полумраке Магистр молча улыбнулся ему.

– Мой сеньор... – но Жак приложил палец к его губам.

– Я же не велел тебе так ко мне обращаться.

Адельм, окончательно все вспомнив, улыбнулся в ответ простодушной и робкой улыбкой. Почему-то от этой улыбки кровь закипела в жилах Магистра, и он неожиданно сильно прижал к себе оруженосца, не давая тому повернуться к себе лицом. Руки рыцаря требовательно шарили по телу, он целовал нежную кожу в том месте, где шея переходит в плечо... Адельм прикрыл глаза от удовольствия. Чтобы как-то ответить, он завел руку за спину и, нащупав возбужденный жезл, начал поглаживать его.

– Ты хороший ученик, мой мальчик... – прошептал Жак, сжимая бедро юноши и наконец решаясь на главное: – Ты хочешь... принадлежать мне полностью?

Адельм на мгновение замер и тихо спросил:

– Я люблю вас... почему вы спрашиваете моего разрешения?

«Потому что я тоже тебя люблю, дурачок, и не хочу причинять лишней боли», – подумал Магистр, а вслух произнес:

– «Тебя»... еще раз скажешь «вас», я тебя выпорю...

Как ни странно, эта угроза заставила Адельма улыбнуться, он повернул голову к Жаку.

– Я серьезно спрашиваю... я хочу тебя и не могу больше ждать... Мне недостаточно одних ласк и поцелуев... ты будешь моим?

– О да...

– Ты не боишься? Если ты не хочешь, я не стану тебя принуждать... слово рыцаря...

– Я верю... тебе... – во взгляде Адельма была безграничная преданность и готовность отдать себя.

Чуткие пальцы Жака исследовали его в укромных местах, заставляя вздрагивать от непривычных, но приятных прикосновений. Магистр знал, как сделать, чтобы было только приятно. Пока...

– Постарайся расслабиться... Тебе хорошо?

– Да... ты уже делал так... я чувствовал...

– Мне неудобно продолжать. Повернись на живот.

Адельм покорно перевернулся и замер. Роскошные волосы почти закрыли спину. При всем возбуждении Жак не смог отказать себе в том, чтобы, склонившись над юношей, не поцеловать его спину, поясницу...

– Приподнимись, я смогу ласкать тебя... скажи, если будет очень больно...

Жак знал, что боль неизбежна, как ни будет осторожен партнер, исполняющий мужскую роль. Он старался действовать медленно, борясь с собственным вожделением. Ласка руки возлюбленного отвлекала Адельма, и все-таки проникновение стало для него испытанием.

От ощущения горячих сладких тисков у Жака закружилась голова, и он еле удержался от резкого преждевременного завершения. Он склонился вперед и отвел прядь волос от лица оруженосца. Адельм прикусил губы и крепко зажмурился, и, когда он открыл глаза, Жак увидел в них выступившие слезы.

– Прости...

Жак осторожно двигался, давая Адельму привыкнуть, продолжая ласкать его рукой. Он не сразу заметил, что Адельм отвечает ему движениями бедер.

– Тебе приятно? – задыхаясь, еще смог спросить рыцарь.

– Да... – расслышал он и, не в силах больше сдерживаться, в судорогах упал на Адельма, прижав того к простыне, впиваясь губами в шею и одновременно ощущая, что ласкающая рука наполнилась горячей густой влагой...

– Мой милый... ты не такой, как все... ты мой... я никого не любил так до тебя... – Жак не соображал, говорит вслух или только думает, обнимая Адельма, потрясенного только что пережитым удовольствием, смешанным с болью. Магистр заставил оруженосца повернуться лицом.

– Тебе было хорошо, правда?

– Разве ты не понял? Прости, я испачкал тебе постель...

– Глупости... я же этого и хотел, чтобы нам было хорошо обоим... не больно сейчас?

– Уже нет, просто непривычно...

– Ты не жалеешь?

Адельм взял руку Жака и поцеловал ладонь. Уже было светло, и Магистр видел во взгляде Адельма истинную любовь.

– Я не жалею... я хотел быть твоим, насколько возможно... это как чудо – ты был для меня Богом, тем, к кому я и не надеялся приблизиться... я хотел делить с тобой судьбу, и вот – ты со мной...

– Я обычный человек, мой мальчик, – тихо улыбнулся Жак.

– Да, но к этому я должен привыкнуть...

– И к тому же грешник, – вздохнул де Моле.

– Я не верю, что это грех, если два человека так любят друг друга, – горячо воскликнул оруженосец, приподнимаясь на локте, – это был бы грех с любым другим, но не с тобой... для меня сейчас нет разницы, твоя воля или моя... я чувствую себя одним целым с тобой, и нет ничего, на что я не пошел бы ради тебя...

– Спасибо, – прошептал Магистр, обнимая Адельма и укладывая рядом с собой.

* * *

Разумеется, Адельм стал личным оруженосцем Магистра, ему отвели маленькую комнату рядом с кельей Жака, хотя фактически Адельм жил у него. Он ухаживал за лошадьми Магистра, помогал ему во всех необходимых случаях, а Жак лично занимался с ним уроками фехтования и верховой езды.

Первое время Магистр сам боялся силы своих чувств. Он опасался, что Адельм, почувствовав свою власть, начнет вести себя развязно, требовать привилегий. Но то ли юноша и правда искренне любил его, то ли обладал врожденной деликатностью – опасения не оправдались. Оруженосец никак не проявлял при посторонних, что его связывают с Магистром особые отношения. Он не позволял себе ни двусмысленных взглядов, ни улыбок, ни капризов. Он был застенчив и, как правило, не проявлял чувства открыто – разве только когда обстановка была более чем располагающей. Даже наедине с Жаком Адельм мог только дотронуться до его руки или обратиться по имени и на «ты», и уж тем более не претендовал на то, чтобы поменяться ролями в любви. Хотя Жак с ужасом признавался себе, что мог бы согласиться и на такое... Смешно полагать, что Магистр никогда не был на месте Адельма. Просто в последние годы это было ему, если можно так выразиться, «не по рангу».

Будь Жак де Моле более жесток и циничен, он решил бы проверить чувства Адельма каким-нибудь унижением, чтобы полностью исключить корысть со стороны оруженосца. Но чувство, захватившее Магистра, было слишком трепетно. К тому же какое-то чутье говорило ему – Адельм его не обманывает. За долгую жизнь и пребывание на высоком посту в Ордене Магистр повидал, как ведут себя те, кто готов был постельными услугами выслужиться – даже не имея пристрастия к таким отношениям. Адельм был не таким. Более того, их отношения были для Жака чем-то светлым и чистым, не оскверняющим обоих. Магистр подолгу беседовал со своим оруженосцем, расспрашивал о его семье, привычках, стремлениях – и убеждался, что юноша, в сущности, не создан для монашества. Так же как и не имеет врожденной склонности к мужчинам, а просто, оказавшись в безвыходной ситуации, выбрал для себя меньшее зло – которое, к его счастью, оказалось и покровительством, и дружбой, и любовью. Останься Адельм в родном замке, он давно бы уже имел нормальные, благословленные природой отношения с крестьянскими девушками или служанками. Он не чувствовал отвращения к ним, но так уж получилось...

Поняли или нет остальные братья, неизвестно, но Адельма больше никто не задевал, а тот самый брат Готфрид, сталкиваясь с оруженосцем, делал вид, что не знает его. Впрочем, такого рода покровительство старших младшим было в ордене обычным делом, хотя о нем и не говорили вслух. Возможно, многие считали, что Адельм хочет сделать карьеру... что добивался этого внимания специально... в сущности, ему было все равно.

Однажды наедине Жак рассказал Адельму то, что не решился бы рассказать никому – что когда-то, будучи таким же юным, вынужден был подчиняться прихотям рыцаря, которому служил.

– Ты его не любил?

– Скорее всего, нет... мне не нравились некоторые его замашки – он требовал слишком многого... например, ему хотелось, чтобы я иногда надевал женское платье, заплетал косы... волосы у меня, кстати, были не хуже твоих... но мне казалось, что это уже слишком – я хотел оставаться самим собой, это было унизительно... больше я никому не позволял так с собой обращаться.

Адельм помолчал, потом сказал, проникновенно гладя в глаза Жака:

– Знаешь, мне кажется, я бы мог... если бы ты потребовал от меня такого же...

Они лежали в постели, Жак на спине, Адельм на боку, положив голову на грудь Магистра.

Жак рассердился:

– Никогда не делай такой глупости, это уже не любовь, а потакание чужой распущенности! И я не опустился бы до таких требований.

Адельм испуганно взглянул в его глаза.

– Прости, я хотел, как лучше...

Жак успокоился и погладил его по голове.

– Я хотел сказать, что ты мне нравишься таким, как есть... и мне вовсе не нужно, чтобы ты изображал шлюху. Ты оскорбил бы нашу дружбу... в тебе и так достаточно хорошего, чтобы мне не хотелось расставаться с тобой.

– У тебя и сейчас прекрасные волосы, – тихо произнес Адельм, пытаясь пальцами провести сквозь темную жесткую прядь. Пальцы запутались.

– Можно, я расчешу?

– Хочешь? Ну, давай, гребень в ларе...

Адельм нашел деревянный гребень. Магистр сел в постели, и оруженосец осторожно, зажимая пряди, чтобы не причинить боль, – у него был большой опыт со своей шевелюрой – расчесал его волосы.

Жак с улыбкой взглянул на Адельма.

– Все? Теперь давай я расчешу твою гриву. Нет, ляг, мне нравится, какие у тебя волосы, чуть не до пояса...

Адельм лег на живот, опершись на локти, тряхнул головой. Жак расправил пряди волос по его спине и начал осторожно расчесывать. Процесс был длительным, Магистр действовал очень аккуратно. Адельм поворачивал голову, чтобы ощутить прикосновения со всех сторон, жмурился от удовольствия, когда гребень невзначай прохаживался по спине и бокам... когда Жак закончил свое занятие, Адельм продолжал лежать на животе, блаженно улыбаясь.

– Все, – сказал Жак, – повернись, я посмотрю, – он шлепнул Адельма гребнем по ягодице.

Адельм нехотя повернулся, и Магистр с удивлением увидел, что процесс расчесывания оказал непредвиденное влияние...

– Ты что это, бесстыдник? Так понравилось? – рассмеялся Жак.

– Да, – смущенно ответил Адельм, – сам не знаю...

– Какой ты чувствительный, однако... хочешь еще?

Жак осторожно водил кончиками зубцов по лицу, шее, груди... то, что юноша откровенно получал удовольствие, возбуждало его самого. «Я с ним словно помолодел», – заметил Жак. Когда он начал расчесывать волосы вокруг самых чувствительных мест, намеренно не касаясь тела, Адельм не выдержал и потянулся к возлюбленному.

Жак отбросил гребень, склонился к юноше, и их губы встретились. Они ласкали друг друга, уже зная, как лучше доставить удовольствие. Пальцы Жака заставляли Адельма стонать и извиваться.

– Да... еще вот здесь, пожалуйста...

От вида трепещущего тела Магистр терял голову. Как он любил Адельма таким...

– Жак... иди ко мне...

Он просил этого сам, только когда желание заставляло его отбросить скромность.

Жак обнял Адельма, прижав его всем телом к постели. Тот с закрытыми глазами обхватил шею Магистра, приглашающе развел бедра. Им пришлось разжать объятия, чтобы соединиться полностью, потом Адельм снова обхватил Жака – руками, ногами, впился губами в его губы...

– Мой сладкий...

– Мой сеньор, любовь моя...

В таких случаях Магистр не сердился на это обращение – возможно, не вслушивался...

Они только успели немного отдохнуть, когда раздался звон колокола. Увы, в Тампле жизнь была регламентирована для всех...

Адельм поднял голову, и Жак, взяв его лицо в ладони, в последний раз расцеловал припухшие губы.

– Как бы я хотел оказаться с тобой там, где нам никто не будет мешать, где мы никому ничего не будем должны...

– Я тоже хотел бы, – вздохнул Адельм.

– Мы и днем не расстаемся почти, но вокруг столько глаз... как-нибудь я найду возможность уехать хоть на день, взяв с собой тебя одного...

– Правда?

– Обещаю. А теперь пора. Неси мне воду для умывания... вернее, нам... и все остальное...

Адельм проворно вскочил, чтобы приступить к своим обычным ежедневным обязанностям...

В один из последних летних дней, возвращаясь из деловой поездки, Жак де Моле с отрядом сопровождения проезжал через лес в пригороде Парижа. Магистр отослал сопровождающих вперед, в замок, чтобы побыть с Адельмом вдвоем.

Они ехали в тени деревьев по берегу одного из притоков Сены. Лето заканчивалось, но было еще тепло, только начинающие желтеть листья и ночная прохлада говорили о приближении осени. И какой-то тайный смысл чудился Жаку де Моле в этом увядании. Он чувствовал, что его связь с Адельмом будет оборвана не по их вине, что страшная угроза нависла над Орденом, над каждым из рыцарей и прежде всего над ним, Магистром. Чересчур пристальное внимание короля Франции к Ордену тревожило. Легендарные сокровища Ордена давно привлекали сильных мира сего. Не случайно же Филипп Красивый изъявил желание вступить в Орден – и не для чего-нибудь, а с целью самому стать Великим Магистром. Ему отказали по причине того, что в уставе Ордена Храма было записано: «Среди командоров наших не может быть государей». Филипп принял отказ с виду спокойно (он вообще умел сохранять невозмутимость в любых ситуациях), но что затаил он в душе? Да, Великий Магистр имеет власть почти равную королевской, да, Орден сделал очень много для христианской церкви – но кому это будет нужно, если... Короли и папы легко повергаются с престолов... Жак де Моле надеялся на дружбу и заступничество папы Римского, и в то же время понимал, что эта дружба ничего не стоит... только общение с Адельмом, который не знал об этих тревогах, отвлекало и радовало Жака. Вот сейчас он нашел возможность хотя бы не скрывать своих чувств...

– Остановимся здесь. Искупаемся в реке...

Адельм легко спрыгнул с лошади и принял поводья коня Магистра.

Никто, в самом деле, не увидел бы ничего предосудительного в том, что рыцарь и его оруженосец, утомленные путешествием, решили освежиться купанием. Если только не заметил бы взглядов, которые они бросали друг на друга...

Адельм, раздеваясь, искоса поглядывал на Жака. Как бы он хотел быть таким же сильным, мужественным... он со вздохом сбросил белье и пошел к воде. Заметив ласкающий взгляд Магистра, его улыбку, он улыбнулся в ответ с благодарностью, совершенно не понимая, чем заслуживает это. Что, в самом деле, могут ему дать эти густые вьющиеся волосы, нежная кожа, женственные черты лица?.. Он предпочел бы всему этому более высокий рост, заметную физическую силу, грубость облика, более приличествующую рыцарю и защитнику церкви... нет, конечно, ничего явно женского в нем нет, никто не спутает его с девушкой даже в одной рубашке... Жак, в свою очередь, думал о молодости, которая никогда к нему не вернется. Он любовался стройной фигурой юноши со смешанным чувством нежности и легкой зависти. Что будет с ним, если на Орден обрушится беда? Адельм не глуп, способен на истинную любовь и преданность, но наивен и может с горя наделать глупостей... Если бы нашлась возможность в нужный момент его спасти...

Когда Жак медленно вошел в воду, Адельм уже вовсю плескался и нырял.

– Спасибо за эту прогулку, – весело крикнул он Жаку, – я уж и не помню, когда последний раз купался в реке! – и снова нырнул на несколько секунд.

– Мне самому хотелось побыть на свободе от всего и всех, – ответил Магистр, окунаясь в прохладную воду.

Адельм, выходя, выжимал воду из волос.

Они сели рядом на расстеленных плащах, предоставив солнечным лучам обсушивать тела. Адельм откинулся назад, зажмурившись, как котенок, подставил лицо солнцу. Жак обнял его за плечи.

– Опять твои волосы спутаются, у нас есть с собой гребень?

– Я не знал, что нужно его взять...

– Ладно, подождем до дома, я знаю, ты любишь, когда я тебя причесываю...

– Очень люблю, – Адельм положил голову на плечо Жака и вздохнул. Жак, вдруг став серьезным, приподнял его подбородок и взглянул в глаза, потом притянул к себе и поцеловал в губы.

Адельм обнял его, забрался на колени. Губы Жака нежно целовали его шею, соски, пальцы гладили спину. От щекочущих прикосновений подстриженной бороды Магистра Адельм вздрагивал, потом не выдержал и расхохотался, пытаясь отстраниться. Жак стиснул его в объятиях, опрокинул на спину и грозно поинтересовался:

– Ты надо мной смеешься, негодник? – при этом в его глазах плескалась улыбка.

Адельм, продолжая лукаво улыбаться, попытался вывернуться, и какое-то время они возились на смятых плащах, как два играющих зверя, смеясь, совершенно счастливые. Наконец-то можно было не думать о том, что кто-то увидит, постучит в келью, услышит лишний звук... Наконец Жак крепко прижал Адельма всем телом и, отодвинув прядь мокрых волос, нежно прикусил мочку уха. Обоим было уже не до баловства...

– Как ты хочешь?.. – прошептал Магистр.

– Как ты скажешь... мне нравится все, что ты делаешь...

Он действительно не видел в своей роли ничего унизительного, он принадлежал в это время высшему существу, которому поклонялся и которое любил.

* * *

– Скажи... если со мной что-нибудь случится... если мы вынуждены будем расстаться... ты не будешь плохо вспоминать обо мне?

Лежа на расстеленном плаще, Жак медлительными, утомленными движениями поглаживал уткнувшегося ему в грудь оруженосца.

Дремавший Адельм поднял голову и уставился на Жака тревожным, испытующим взглядом.

– Отчего? Что может случиться?

– Власть, богатство – все может исчезнуть в любой момент...

– Ваша власть... кто посягнет на нее? Мой сеньор, скажите, что вы имели в виду... сам король год назад искал у вас защиты...

Это была правда. В прошлом году Филипп Красивый был вынужден искать приюта в парижской резиденции тамплиеров, спасаясь от народного восстания. Ему оказали гостеприимство...

– Мне рассказывали, что король говорил с тобой как с равным, называл братом... неужели ты ждешь от него вероломства? Кому вообще тогда можно верить?

Жак снова обнял возлюбленного и погладил по щеке.

– Ничего, успокойся... Будем надеяться, что с Божьей помощью...

– Если с вами... с тобой что-нибудь случится, я пойду за тобой до конца, ничто меня не остановит, – произнес оруженосец, как клятву. И как бы нелепо ни выглядела такая клятва – лежа в лесу голыми на плаще, после греховных объятий, Жак чувствовал, что именно этим словам он может верить. Кто-то отречется от него, но не этот...

– Даже мой приказ не остановит тебя? – мягко улыбаясь, спросил он.

Адельм задумался, но лишь на мгновение.

– ТАКОЙ приказ – не остановит. Я люблю тебя и буду верен тебе.

– Иной раз верность больше пользы приносит, когда тот кто верен, остается на свободе, – пробормотал Жак. – Но прекратим эти разговоры... солнце клонится к закату, к ночи мы должны вернуться, или за нами пошлют отряд проверить, не случилось ли чего... ладно, давай окунемся еще раз и будем собираться...

Они одевались молча. Адельм, как полагалось, подавал Магистру одежду и оружие, задумавшись... наконец решился спросить:

– А отчего я должен плохо вспоминать о тебе?

– Подумай сам, наши отношения...

Адельм прервал его, обняв и прижавшись к груди.

– Не говори так, – тихо ответил он. – Ты не принуждал меня, как хотели другие... ты – это ты... я никогда не чувствовал, что поступаю плохо...

– Спасибо... Еще немного отдохнем и поедем... – ему почему-то очень не хотелось уезжать отсюда. – Я говорил, теперь когда еще твоя грива просохнет, – сказал он, чтобы отвлечь Адельма от неприятных мыслей. Адельм молча грустно тряхнул головой, пряди рассыпались по плечам. Они посидели еще под деревом, глядя на садящееся солнце и речную гладь. Задумавшись, Магистр не сразу заметил, что Адельм тихо напевает что-то. Он прислушался. Это была старинная песенка о мельнице и пастушках, которые пасут своих овечек на берегу реки. Наверное, Адельм слышал это когда-то в детстве и вспомнил, глядя на реку.

– Ты хорошо поешь, – заметил Магистр, – давно я не слышал ничего, кроме псалмов...

Помолчав немного, Жак задумчиво добавил:

– Знаешь, не удивляйся тому, что я скажу, но, наверное, тебя любили бы женщины. Если бы ты остался в своем родном замке... пел бы кому-нибудь серенады... – он искоса взглянул на оруженосца.

Адельм смутился и опустил глаза.

– Что скажешь? Ты не жалеешь, что не мог остаться дома?

– Но от меня не зависело, остаться дома или нет. Теперь уже поздно, мне придется дать обет безбрачия...

– Ты пока не рыцарь ордена...

– Почему ты так странно говоришь со мной сегодня? Я надоел тебе?

Магистр крепко прижал к себе Адельма и поцеловал его влажные волосы.

– Не обращай внимания, я просто думаю о том, как могла сложиться твоя судьба, не попади ты в Орден.

– Я ни о чем не жалею.

– Я тоже... может быть, о тебе я буду вспоминать перед смертью с наибольшей радостью... Спой еще... – взглядом, полным непонятной печали, Магистр провожал закат...

* * *

Ранним утром 13 октября 1307 года в замок Тампль ворвался отряд вооруженных стражников. Захваченные врасплох рыцари во главе с Великим магистром Жаком де Моле были арестованы, закованы в цепи и заключены в темницу своего же замка.

Король не добился своей главной цели – сокровищ и документов ордена он не получил. Жак де Моле незадолго до начала арестов успел сжечь многие документы и рукописи ордена. В одну из ночей перед волной арестов сокровища были вывезены из Парижа и доставлены в порт Ла-Рошель, где были погружены на галеры, отбывшие в неизвестном направлении. Тогда же исчез из Тампля и Адельм, и никто не знал, куда. Никто, кроме Великого Магистра, который воспользовался последней возможностью спасти преданного друга и возлюбленного от неминуемой гибели...

Май 2006