Глава 36

Розоватый свет просачивался сквозь прозрачные занавески, когда Чарльз открыл один глаз, потом другой. Он медленно поднялся, подошел к двери и раскрыл ее, спугнув большую птицу, которая вскрикнула и, захлопав крыльями, сорвалась с перил балкона. Утренний воздух был прохладен, свежий бриз обещал дождь. Чарльз удовлетворенно вздохнул, раскинув руки над головой, и зевнул во весь рот.

Он обернулся к Жюльену, который распростерся на кровати в глубоком сне, и нахмурился. Прошлым вечером Жюльену изменила прежняя веселость, но он раздраженно пропускал мимо ушей озабоченные расспросы Чарльза. С ума сойти можно было от этой смеси уклончивости и честности, но Чарльз подумал, что уже пора бы привыкнуть к этому. Жюльен, похоже, не собирается меняться.

Он снова повернулся к двери. Наше последнее утро здесь, подумал он. Ну и водоворот здесь был все это время – а теперь приходит конец довольству и праздности. У нас не будет возможности побыть вместе, пока мы не доберемся до Южной Каролины, а потом до Филадельфии. А потом?

А потом я буду с Жюльеном, с силой сказал он себе.

Ну а потом, настойчиво спросил его мерзкий голосок внутри, потом-то что? Чем ты станешь заниматься, Чарли Черчилл? Быть с Жюльеном? Это что, профессия или призвание? Как ты будешь жить без шума океана, как будешь засыпать, не слыша скрипа и хлопанья парусов?

Все устроится, сказал он себе. Устроится.

Жюльен зашевелился, потирая глаза. Он сбил ногой одеяло, и Чарльз видел, как его член начинает твердеть. Чарльз почувствовал ответное возбуждение и подошел к кровати, забираясь в объятия Жюльена.

– Доброе утро, – пробормотал Жюльен.

– Доброе, – ответил Чарльз, скользнув руками под его ягодицы и прижимая их тела друг к другу.

Ноги Жюльена обхватили бедра Чарльза.

– Возьми у меня в рот, – сказал он, лаская языком впадинку у горла Чарльза.

– Наглый.

– Да, – рассмеялся Жюльен, и Чарльз закрыл ему рот поцелуем.

– Хорошо... но только тихо, Поджигатель – тихо. Я слышал, вокруг люди, – предупредил он.

– Буду тихим, как могила, – пообещал Жюльен.

Чарльз сомневался в этом. Жюльен был довольно шумным в постели – неплохо, честно говоря, но вряд ли эта черта способствовала тайным свиданиям. Положив палец на губы Жюльена, Чарльз скользнул вниз, едва касаясь его груди, живота, потом члена, обхватывая его мягко и крепко. Он сомкнул губы на головке его члена, обволакивая его влажным теплом.

Жюльен застонал, вцепившись обеими руками в волосы Чарльза. Чарльз затрясся от молчаливого смеха. Шумный, как всегда. Хорошо, что стены здесь такие толстые, иначе слуги и, несомненно, остальные обитатели дома услышали бы свидетельства его оргазма. Ну что ж, подумал Чарльз в тумане, сейчас они мало что могут нам сделать. И ведь это неплохой способ попрощаться с Ямайкой, правда ведь?

С воодушевлением Чарльз приступил к блаженной задаче – привести Жюльена к медленному, мучительному наслаждению.

Питер Хейвуд проснулся, запутавшись в складках муслиновой ночной рубашки. Моргая, он сел, срывая рубашку с шеи и осознавая, что Соланж Филипс лежит рядом с ним и спит, ее великолепные волосы распущены по обнаженной спине, соблазнительный изгиб ягодиц и стройное бедро цвета слоновой кости подставлены холодному утреннему воздуху. Он потянулся за очками на столике, улыбнувшись от удовольствия, когда очертания ее тела стали отчетливыми. Почтительно склонившись, он прильнул губами к ее ягодицам.

Она проснулась.

– Питер, ангел мой, – сказала она, поворачиваясь к нему и без стыда демонстрируя великолепные груди. Он лежал рядом с ней, прижимаясь губами к каждому из ее сосков, дразня их, пока они не затвердели, чувствуя, как его орган шевелится. Он потерял счет их совокуплениям за прошлую ночь, но их было больше пяти, в этом он мог поклясться. И она учила его разному... ее губы, и его... о, это было прекрасно, неподобающе прекрасно.

Он проскользнул в нее пальцем. Она была готова – готова его принять.

– Я люблю тебя, – прошептал он. – Я... я не хочу уезжать, Соланж. Я так удивительно тебя люблю...

Она улыбнулась, нежно закрывая ему рот рукой.

– Милый Питер... поцелуй меня. Тебя ждут великие приключения, и так глупо отказаться от них. Кроме того, я замужем.

– Но ты же не любишь его! – воскликнул Питер, отстраняясь. – Как же ты можешь, если...

– Питер... я не могу заставлять тебя уехать, – она обхватила его орган теплыми, нежными пальцами, и он громко ахнул. – Ты просто чудо... юный и такой крепкий, – она лукаво улыбнулась, когда ее пальцы чуть сжались.

– О-о... не останавливайся, – выдохнул Питер.

– И ты так прекрасен. Но Генри мой муж, и – да, я люблю его. Более того, на мне лежит долг перед ним. Я знаю, ты ведь понимаешь, что такое долг. На тебе лежит долг перед твоим капитаном, перед твоим судном, перед твоей страной. И я знаю, что ты исполнишь свой долг... разве не так?

Задыхаясь, он кивнул. Она права. Но как он покинет ее?

– Знаешь, у тебя будут и другие, —голос ее был веселым. – Красивее и моложе, чем я.

– Такой, как ты – никогда, – пробормотал он.

Она торжествующе улыбнулась, забираясь на него верхом.

– Милый мой... я это знаю. В конце концов, я у тебя первая. А первая любовь, хороша она или дурна, не забывается. И если она была хороша, все последующие никогда, никогда не сравнятся с самой первой, – она откинула волосы и положила его ладони себе на грудь. – Поэтому, Питер, милый мой, хороший мальчик... помни меня.

Питер выгнулся, вздрагивая, когда она начала двигаться поверх его тела, от медленных, ровных ее движений нервы его загорались пламенем. Он любил ее... он обожал ее. А она его отпускала.

Но, по правде говоря, он и представить себе не мог более приятного прощания.

Уильям Блай открыл дверь комнаты и шагнул на балкон. Он слышал снаружи голоса слуг, которые тащили сундуки и другой багаж, приготовленный за день до поспешного утреннего отъезда.

Он подставил лицо ветру. Будет прекрасное утро; все, кажется, пойдет гладко.

Одернув мундир, он прошел мимо неубранной кровати. Смутное отвращение тронуло его черты, когда он проходил, и, задержавшись на мгновение, он натянул простыню и одеяло, оправляя постель, прежде чем вытер руки о штаны, когда шагнул к двери.

Открыв дверь, он услышал знакомые шаги и увидел Флетчера с сосредоточенным, пусть и серьезным лицом. Вспыхнув, он кивнул ему и сошел в зал, не сказав ни слова, не удостоив Флетчера ни одним взглядом.

В Кингсхаусе царил беспорядок. Жюльен стоял в передней, с молчаливым изумлением наблюдая за суматошной беготней и суетой. Слуги сновали взад-вперед, грузили телеги и кареты, болтали, перекрикивались и смеялись.

– Что такое? Мы увозим куда больше, чем привезли, – прошептал он Чарльзу, который стоял рядом с ним и с явным удовольствием лакомился персиком.

Чарльз пожал плечами.

– Кто знает? Наверное, ее светлость расщедрилась – обеспечила нас пищей и тому подобным, – он кивнул на мешки, которые грузили на телегу. – Конечно, – цинично добавил он, – она-то не знает, что все это пойдет на стол капитану.

– Посмотри на Блая, – прошептал Жюльен, подтолкнув Чарльза. Блай стоял посреди двора, в очевидном раздражении то и дело поглядывая на карманные часы.

– Я в трепете, – произнес Чарльз. – А где, между прочим, ее светлость? Она до сих пор не отдала тебе письма.

Жюльен покачал головой в оцепенении. Они должны были покинуть Кингстон еще два часа назад, но графиня задержала их, навязывая Блаю то один, то другой подарок – для вашего удобства, сказала она так мило, что Блаю пришлось принять ее любезность и благодарность. Однако она исчезла около часа назад, и пока что ее не видели.

Но вот она уже спешила к ним, улыбаясь, сзади шли три молоденькие девушки.

– Господа! Я уже боялась, что вы уехали.

– Мы бы не уехали, не попрощавшись с вами, ваша светлость, – сказал Чарльз. – Вы были к нам более чем великодушны.

Графиня просияла.

– Льстец, – сказала она, оборачиваясь к одной из девушек и взяв у нее окованную медью кожаную шкатулку. – Месье Сорель, здесь письма и портрет. Смотрите за ними хорошенько, умоляю вас.

Жюльен взял шкатулку, торжественно поклонившись.

– Я готов защищать их ценой своей жизни, мадам.

Она засмеялась.

– Они не стоят вашей жизни, сэр. Но рекомендательное письмо в этой же шкатулке, и я хочу, чтобы все это добралось до Элен нетронутым. Берегитесь ее, месье Жюльен, – лукаво добавила Соланж. – Это хищница по рождению и воспитанию.

Жюльен осторожно улыбнулся.

– Последую вашему совету, мадам, – сказал он, бросив взгляд на Чарльза, который громко рассмеялся.

Соланж взглянула на дверь.

– Телеги уже уезжают, – сказала она. – Мистер Черчилл, – добавила графиня, вручая Чарльзу запечатанный конверт, – это вам. Пожалуйста, не распечатывайте, пока вы не выйдете в море, и прочтите это без свидетелей, прошу вас. А это, – сказала она, оборачиваясь к девушкам, – для всех вас.

Девушки подошли ближе, застенчиво улыбаясь, и впервые Жюльен заметил, что двое из них держали в руках кошек. Одна была серая, полосатая, с живыми зелеными глазами, другая – апельсиново-рыжая, а глаза у нее были умные и золотистые.

– Мистер Хейвуд говорит, что у вас на борту крысы. Я уверена, они обе – прекрасные охотницы.

Чарльз широко улыбнулся и взял в руки рыжую кошку.

– Да, они нам пригодятся, – он поднял крупное, спокойное животное высоко в воздух. – Девочка, – одобрительно сказал он. – Ну что, красавица моя? – спросил он кошку, пристроив ее на плече и почесав под подбородком. Послышалось приятное глухое мурлыканье.

– Они очень дружелюбные, – сказала Соланж, передавая полосатую кошку Жюльену. Одной рукой он держал шкатулку, а кошку осторожно взял другой, надеясь, что ей будет удобно. Та пристроилась у него на плече и быстро уснула. Жюльен радостно улыбнулся. Хорошо будет иметь на «Баунти» кошек.

Блай появился рядом с Соланж.

– Сожалею, что вашего мужа нет здесь, чтобы я мог поблагодарить его за гостеприимство, мадам, – сказал он натянуто.

Соланж улыбнулась.

– Я знаю, что Генри сожалеет об этом так же, сэр. Надеюсь, путешествие будет приятным.

Блай взглянул на кошек и нахмурился.

– Это от крыс, – пояснила Соланж с улыбкой. Прежде чем Блай – не питавший любви к кошкам, как заключил Жюльен, – смог возразить, Соланж извинилась, взяла Чарльза и Жюльена за руки и увела их к двери. – Было так невыразимо приятно принимать вас здесь, господа, – сказала она. – Надеюсь, что наши пути еще пересекутся, – она довела их до телеги, поджидавшей их, взяла шкатулку у Жюльена, пока он устраивался – кошка не желала двинуться – и поставила у него в ногах. – В добрый путь, месье, – сказала она тихо. – Позаботьтесь о нем, – добавила она, кивнув в сторону Чарльза.

Жюльен, вспыхнув, наклонил голову.

– Прощайте, мадам. Спасибо вам за все.

Она улыбнулась, повернувшись к Чарльзу, который галантно склонился над ее рукой.

– Лучшая пара, с которой я когда-либо танцевал, – сказал он, подмигнув.

– Я буду скучать по вам, мистер Черчилл, – заявила Соланж. – Очень скучать, – улыбнувшись, она потянулась к нему и поцеловала в щеку, потом вздохнула. – Ну что ж – в путь, сэр, в путь. Корабль вас ждет.

Устроив кошку на руках, Чарльз опустился на сиденье рядом с Жюльеном. Телега загрохотала по мостовой. Соланж подняла руку на прощание, потом повернулась и направилась к дому, где в дверях стоял Блай, его цветущее лицо выражало крайнее недовольство.

Когда Кингсхаус скрылся из виду, Чарльз подтолкнул Жюльена, кивая на кошку в его руках.

– Эта живо с крысами расправится, – сказал он.

Жюльен кивнул. Кучер запел веселую песню на языке, которого Жюльен не мог разобрать. Они сидели тихо, слушая его голос, ясный и сильный, разносившийся по заросшим лесом тропам, вспугивая огромное количество птиц, и в ответ ему звучал их пронзительный щебет. Кошка Жюльена проснулась и уселась, поглядывая на деревья с заметным интересом, слегка царапая коготками его колени. Вздрогнув, он приподнял кошку, поглаживая ее, чтобы она снова успокоилась.

– Я еще не поблагодарил тебя за вчерашнее, – тихо проговорил Жюльен.

Чарльз поднял глаза на него.

– За...

– За бухту, – сказал Жюльен. – За то, что взял меня туда.

Чарльз усмехнулся.

– Да не за что.

Жюльен закашлялся, пытаясь подавить смех.

– Ты знаешь, о чем я, Чарльз. Это было прекрасно. И еще... за то, что ты согласился отправиться вместе со мной. Я знаю, что это нелегко тебе далось.

– Это будет новое приключение, – твердо сказал Чарльз. – И я рад, что буду с тобой.

– Я тоже рад, – произнес Жюльен. Самое большее две недели до Южной Каролины, а тогда они вместе отправятся в Филадельфию. Все будет хорошо – если он сможет держаться подальше от Блая, Кристиана и Фрайера.

Чарльз снова подтолкнул его в плечо.

– Что такой грустный, хороший мой?

Жюльен покачал головой, глядя на Чарльза ясными глазами.

– Я не грустный, – твердо сказал он, и лицо его засияло. – Все будет хорошо.

Бросив взгляд на кучера – он был всецело занят дорогой и собственным пением – Жюльен метнулся к щеке Чарльза дерзким, быстрым поцелуем. Чарльз улыбнулся ему – о, эти глаза способны разбить сердце...

Недолго осталось, сказал себе Жюльен. К оружию.

Внезапный, неожиданный визг боцманского свистка оторвал Жюльена от расходной книги, где он корпел над длинным столбиком цифр. Он взглянул на часы Блая. Необычное время, чтобы собирать команду, подумал он. Жюльен встал, радуясь передышке от утомительной правки счетов на судне. Хотя Жюльен показывал Блаю результаты своих расчетов дважды – «Баунти» и его капитан собирались получить кругленькую сумму за это путешествие – Блай настоял, чтобы Жюльен переделал свою работу в третий раз. В изрядном раздражении Жюльен приступил к работе, удержавшись от того, чтобы посоветовать Блаю проверить счета самому. Один бог знает, чего мне могло бы это стоить, подумал он с мрачным юмором.

Он поднялся, не спеша направился в каюту капитана и на верхнюю палубу, кивнув нескольким из моряков, которые повстречались ему. Их лица были веселыми – все были веселы с тех пор, когда они снова вышли в море два дня назад. В действительности атмосфера на «Баунти» была полна напряженного ожидания. Сам Жюльен был уверен, что Блай покарает его и Чарльза за смерть Маккоя, но нет. После того как они вышли, Блай сделал лишь одно краткое объявление – что Джон Фрайер снова утвержден на должности штурмана, а Флетчер Кристиан снова переведен в его помощники. В команде шептались об этом, но ни Кристиан, ни Фрайер не выказывали сильного удивления от этой новости, высказанной спокойно и без предисловий. Блай ушел, и на том все кончилось.

И все же тяжелое предчувствие висело в воздухе, и Жюльен взобрался на верхнюю палубу не без страха, инстинктивно ища глазами Чарльза, который непринужденно опирался о поручни, беседуя с Мэттом и Питером. Жюльен присоединился к ним, слегка коснувшись руки Чарльза, и приветственно улыбнулся двум остальным.

– Слышал, что Блай заставил тебя заниматься арифметикой, – заметил Мэтт.

– Откуда? – спросил Жюльен, улыбнувшись довольно кисло.

Мэтт ткнул пальцем в Чарльза.

– Вот от кого, – сказал он. – Он сплетничает, как старая бабка.

Чарльз усмехнулся.

– Ну да, и почти все время о тебе, собака.

– Маловато здесь, в море, поводов для сплетен, – вздохнул Мэтт. Он подтолкнул Питера. – А этот все ходит как в воду опущенный, с тех пор как расстался с ее светлостью.

Жюльен сочувственно улыбнулся Питеру, который попытался ответить улыбкой, но ему не удалось. Вздохнув, Питер отвернулся к морю, печально глядя на кружевную пену в кильватере «Баунти».

– Ну-ну, малый, – сказал Чарльз, мягко похлопав Питера по плечу. – Бьюсь об заклад, она скучает по тебе не меньше, чем ты по ней.

– Куда уж, – с насмешкой начал Мэтт, но Чарльз взглядом заставил его замолчать.

– Что все это значит? – спросил Жюльен, показав на собравшихся.

– Бог его знает, но голову даю, это не к добру, – произнес Чарльз. Жюльен обменялся с ним тревожным взглядом, чувствуя, как холодок пополз по его горлу. Если Чарльз, всегда оптимистичный, чует недоброе, то...

Чарльз тряхнул головой, и пальцы его скользнули по пальцам Жюльена. Тот ответил на прикосновение, тоскуя по сильным, крепким объятиям Чарльза. Оба они были слишком заняты своей работой, и поэтому им не доводилось пообщаться ближе.

К тому же Жюльен знал, что Фрайер все время следит за ним, поджидая, когда он сделает неверный шаг. Жюльен вел себя осторожно и корректно, настолько, что Фрайер в раздражении нападал на Жюльена, когда только видел его. Это были не серьезные оскорбления, но довольно унизительные. Прошло всего два дня, но ему как-то удавалось задевать Жюльена чуть ли не все время. Всего час назад Фрайер постучал в дверь капитана, и, когда Жюльен отозвался, Фрайер швырнул ему пару ботинок, требуя вычистить их сейчас же. Когда Жюльен стал защищаться, говоря, что расчеты – это срочное поручение Блая, Фрайер схватил его за волосы и откинул его голову назад.

– Ты, грязный маленький мужеложец, – прошептал он. – Ты заплатишь за свою дерзость. Помни, Сорель, ты мой пес, и ты будешь прибегать ко мне, когда я только свистну.

Он отпустил Жюльена и, хлопнув дверью, молча вышел из каюты, пока Жюльен дрожал от гнева.

Боцманский свисток снова раздался, призывая всех к молчанию. Блай прошелся по палубе перед ними, сцепив руки за спиной. Он прохаживался еще несколько минут, а моряки с неловкостью наблюдали за ним, беспокойно переминаясь с ноги на ногу. Наконец он встал, лицом ко всем собравшимся.

– Вы меня опозорили, – голос Блая был негромким, но довольно ясно раздавался над шумом прибоя и скрипом такелажа.

Жюльен и Чарльз переглянулись. Вот оно, подумал Жюльен в отчаянии. Я должен был знать, что он не сдержит своей ярости.

В эту минуту Холл, кок Блая, бочком подошел к Чарльзу и что-то прошептал ему на ухо. Чарльз кивнул, украдкой сжал руку Жюльена, потом последовал за Холлом на нижнюю палубу. Жюльен смотрел ему вслед, видя, как он удаляется – нетрудно было видеть, потому что Чарльз был на голову выше остальных – и чувствуя мучительное одиночество.

– Я провел в море около двадцати лет, – продолжал Блай, разговорным, почти доверительным тоном, – и никогда до такой степени не стыдился командовать людьми, как за последние несколько недель. Вы изменили все понятия о непристойном поведении. Я слышал рассказы о пороках, которые не буду повторять, щадя невинность наших молодых людей – хотя боюсь, что их невинность тоже давно утрачена. Имя «Баунти», имя флота его величества, да что там – имя самой Короны запятнано вашими деяниями. Никогда прежде я не стыдился быть представителем Короны, но теперь мне стыдно. И все из-за вас, не так ли?

Жюльен был озадачен. Он не слышал ничего о неумеренном поведении, кроме того, что, как он предполагал, было обычным поведением моряков в портовом городе. Конечно же, Блай не может говорить об игре, выпивке, шлюхах – разве это не общепринятые вещи? Если не считать Маккоя, то команда «Баунти», по мнению Жюльена, вела себя не более непристойно, чем любые другие моряки. Наверное, это о Маккое, решил Жюльен. Но с какой целью? Маккой мертв.

Блай продолжал в том же духе еще минут десять, голос его становился все выше, пока в нем не начали слышаться почти истерические нотки. Однако он говорил обо всей команде в целом, не выделяя ни одного.

– Я не могу вас всех перепороть, хотя, бог свидетель, и надо было бы, – сказал Блай, с трудом успокоившись. – Нельзя допустить, чтобы вся команда стала непригодной к плаванию. И все же я выбрал одного, кого собираюсь выставить примером, – он повернулся к Фрайеру. – Мистер Фрайер?

– Жюльен Сорель! – крикнул Фрайер. – Выйти из строя!

Пораженный, Жюльен оставался на месте, как вкопанный, кровь застыла у него в жилах. Примером? Каким...

– Жюльен Сорель!

Мэтт и Питер с тревогой взглянули на него, потом друг на друга. Питер выглядел особенно испуганным.

– Фишер! – резко сказал Фрайер, кивнув матросу, которого он нанял на место Маккоя. – Проводите Сореля к фок-мачте.

Фишер, здоровяк с коротко стриженными светлыми волосами и сверкающим золотым зубом, казалось, во всем старавшийся идти по стопам Маккоя – он прижал к стенке Жюльена, когда вчера проходил мимо него в тесном коридоре – протолкался сквозь толпу, схватил Жюльена за руку и вытащил его перед строем.

Жюльен заставил себя стоять прямо, глядя Блаю в глаза. Я оправдан в убийстве, подумал он, и у меня есть бумаги, чтобы это доказать. Даже Блай не сможет этого опровергнуть. Он собрался с силами и выпрямился, готовый спокойно отрицать любые обвинения.

– Жюльен Сорель, – сказал Фрайер, голос его разносился над волнами, – вы обвиняетесь в краже имущества, принадлежащего его величеству.

Жюльен захлопал глазами. Кража?

– Я невиновен, – твердо сказал он. – Я ничего не украл.

Торжествующе улыбнувшись, Фрайер вынул пистолет из кобуры. Жюльен с ужасом узнал его – с помощью этого пистолета он собирался покончить с Маккоем. Улыбка Фрайера стала шире, когда он заметил беспокойство Жюльена.

– Вам не было выдано это оружие, принадлежащее оружейному складу «Баунти», но оно было найдено среди ваших вещей несколько дней назад. Как и это, – сказал он, извлекая из-за пояса нож – тот, который Жюльен вонзил в тело Маккоя.

Жюльену вдруг стало трудно дышать. Капитан Прайс и Чарльз – оба уверяли его, что он не пострадает за свои действия. Хоть Жюльен и не был британским гражданином, Прайс, движимый благодарностью, сделал все необходимое, чтобы обезопасить его – но похоже, что Блай, или, скорее, Фрайер нашел способ загнать его в ловушку.

Потому что он был в ловушке, это ясно.

Он огляделся по сторонам, ища Чарльза – но Чарльз ушел вниз.

Фрайер наклонился к нему совсем близко.

– Кого ищете-то? – прошептал он. Он отстранился, все еще улыбаясь, и кивнул мистеру Коулу, явно разозленному, и Исааку Мартину, который был просто перепуган.

– Давайте, – сказал он. Они неохотно поднялись и укрепили у фальшборта деревянную решетку – ту самую, к которой привязывали Янга, в ужасе понял Жюльен.

Улыбка исчезла с губ Фрайера.

– Наказание – три дюжины ударов. Снимите рубашку, мистер Сорель.

Жюльен глядел на Фрайера, охваченный ужасом и недоверием.

– Маккой... – прошептал он.

– Снимайте! – взревел Фрайер, толкнув Жюльена ладонью. – Сейчас же!

Жюльен отступил на шаг, дико озираясь по сторонам. Неужели никто за него не вступится? Он увидел Питера и Мэтта, бледных, глядящих на него с подавленным видом. Питер потихоньку начал отодвигаться от Мэтта, бросая испуганные взгляды на Блая. Однако Блай не замечал его. Губы его сложились в мрачную линию, глаза горели гневом, прикованные к Жюльену. Взгляд Жюльена двинулся от Блая и встретился со взглядом Кристиана. Голубые глаза Кристиана холодно оглядели его и скользнули прочь. Он видел Янга, Скиннера, Нортона, Перселла, Моррисона – все выглядели несчастными, но ничего не могли поделать.

Даже Чарльз не мог бы спасти его от этого... если бы даже Чарльз был здесь.

Сквозь туман страха Жюльен услышал голос Фрайера, отчетливый, холодный, торжествующий.

– Помогите мистеру Сорелю снять рубашку, мистер Фишер. Затем привяжите его.

– Ну и где они, черт их дери? – раздраженно спросил Чарльз. Холл сообщил ему настойчивым шепотом, что новый матрос и Алекс Смит дерутся в трюме, и срочно нужна помощь Чарльза. Но, когда они дошли до камбуза, он был пуст.

Холл пожал плечами.

– Кто их знает? Они были злые, как черти. Чуть все тут не переломали.

Чарльз поднял брови, скептически оглядывая опрятную кухню.

– По-моему, все тут хорошо. Я пойду наверх.

Он повернулся, проворно выхватив морковку из кучи овощей.

– Попробуй вот это, Черчилл. Скажешь мне, если пересолено, – Холл зачерпнул темное варево, источавшее самые соблазнительные ароматы.

Чарльз пожал плечами. Уж лучше поесть, чем слушать ругань Блая, это точно.

– Давай сюда, – он попробовал похлебку; она была вкусной, куда вкуснее, чем он пробовал за недели. Чарльз одобрительно кивнул. – Вкусно. Только Блай, уж конечно, найдет, к чему придраться.

– Да, – согласился Холл. – Это правда.

– Спасибо, – сказал Чарльз, отдавая половник. – Скажи Смиту, чтобы держал себя в руках, если не хочет плетей за драку.

– Попробуй еще, – предложил Холл. – Я испек хлеб. Он не слишком хорош для моря, знаешь ли, но я старался. Для Блая, правда, ничего хорошего нет.

Чарльз поднял бровь. Холл всегда был угрюмым, с чего вдруг это добродушие? Но все равно, еда – это еда.

– Ну ладно, – сказал он.

Холл зачерпнул щедрую долю похлебки и дал ему толстый ломоть хлеба, намазанный еще свежим маслом. Он налил миску и себе, а потом сел рядом с Чарльзом, треща без умолку и хвастаясь женщинами, с которыми переспал до отплытия. У Чарльза начал пропадать аппетит. Если все это правда, уныло подумал он, парень, должно быть, подцепил болячку, а то и не одну. Еще заразит чем-нибудь свою похлебку.

Он поднял глаза, когда на камбуз ворвался Хейвуд.

– Что случилось, малый? – спросил он. – Вы как будто...

– Мистер Черчилл, – задыхаясь, сказал Хейвуд, – вы сейчас же должны идти. Там собираются бить Жюльена. Можете вы что-нибудь сделать?

– Господи Иисусе, – выдохнул Чарльз. Он поднялся на ноги, чувствуя слабость. – За что?

– За кражу. Это не... я не знаю... – Хейвуд был чуть ли не в слезах, но Чарльзу было все равно. Он протиснулся мимо кока, чувствуя, как его глаза тревожно забегали. Вдруг Чарльз понял, с чего это Холл к нему подмазывался. Он схватил его за рубашку и притиснул к стене.

– Подлюга. Кто тебе приказал задержать меня здесь? – прорычал Чарльз.

– Мистер Черчилл, нет времени, – взмолился Хейвуд. – Ему собираются дать три дюжины ударов...

Чарльз отпустил Холла, который поспешил улизнуть, покинув свои горшки и кастрюли.

– Три дюжины? – тупо переспросил Чарльз. Это могло искалечить Жюльена – да любого искалечить – на всю жизнь.

– Мистер Черчилл, пожалуйста, – простонал Хейвуд.

Чарльз бросился мимо него, ругаясь про себя. Он должен был знать, что будет что-то не так.

Жюльен рухнул на колени в парализующем, безнадежном ужасе, он хотел разразиться потоком умоляющих слов, хотя знал, что мольбы ничего не дадут. Он помнил, в какое сырое, кровавое месиво превратилась спина Янга всего после пяти ударов, и хорошо себе представлял, что будет с ним после тридцати шести.

Дыхание прервалось у него в горле, когда его подняли на ноги. Фишер железными пальцами обхватил его за шею.

– Снимай эту хренову рубашку, – прорычал он.

Жюльен, онемев от ужаса, не двинулся.

– Прошу вас, – прошептал он.

Фишер ударил его, так что Жюльен растянулся на палубе. Как в тумане, он услышал сердитое, глухое бормотание команды. Жюльен поднял гудящую от боли голову и увидел, что Фрайер стоит над ним, ухмыляясь.

Частичка гордости прорвалась сквозь ужас, охвативший Жюльена. Он попытался подняться, но ноги не слушались. Встать, приказал он себе. Нечего пресмыкаться перед Фрайером и перед всеми этими. Он послал Фрайеру взгляд, полный такой ненависти, что улыбка сразу сошла с лица штурмана.

Фрайер пнул Жюльена в живот, снова бросив его на палубу.

– Поднимите его! – крикнул Фрайер. – Ну! – он снова пнул Жюльена, лицо его побагровело от гнева.

Фишер рывком поставил Жюльена на ноги и сорвал с него рубашку. Он бросил его на решетку, лицо его вжалось в деревянные перекладины. Быстро, без околичностей, он привязал к решетке одну его руку, другую, потом, раздвинув его ноги, прочно прикрепил их за щиколотки. Жюльен молча боролся, стараясь как можно больше усложнить Фишеру задачу. Несомненно, три дюжины ударов его убьют; что толку, если добавят еще за сопротивление? Вдруг ему отчаянно захотелось, чтобы Чарльз остался в трюме. Все равно Чарльз ничего не сможет сделать, чтобы ему помочь – за Фрайером стоит флот его величества.

Фрайер оттолкнул Фишера и встал совсем близко к Жюльену, в нескольких сантиметрах от его лица.

– Я убедил Блая быть милосердным, – произнес он. – Он хотел дать вам пятьдесят ударов. Странно, что Кристиан не проявляет интереса.

– Грязный, лживый пес, – прошипел Жюльен. – Мне рассказали, как вы хотели сбить с толку правосудие. Шкатулка Маккоя...

Фрайер схватил Жюльена за волосы и припечатал его голову о деревянную решетку. Жюльен вскрикнул от боли, глаза его наполнились слезами. Это еще ничего, подумал он устало. Сейчас с меня заживо кожу сдерут. Пальцы его сжались в кулаки, и он вдруг напрягся в веревках, снова охваченный страхом.

Фрайер взял грязную тряпку и запихнул Жюльену в рот, чтобы тот не мог обвинять его дальше.

– Надо было бы позволить вам откусить ваш язык, – прохрипел он, – но я не хочу, чтобы ваши крики привлекли чье-нибудь внимание... если понимаете, о чем я.

Чарльз, подумал Жюльен. Они отвлекли его, увели прочь. И он тоже в опасности? Отчаянно – и напрасно – он забился в веревках. Надо было дезертировать на Ямайке, пришла к нему дикая мысль. Чарльз...

– Довольно, мистер Фрайер! – раздался нетерпеливый голос Блая. – Мистер Коул – кошку сюда, сейчас же.

Коул в нерешительности держал мешок.

– Сэр, – медленно проговорил он, – я должен...

– Закройте рот! – взревел Фрайер, вырывая мешок из рук Коула. – Если вы не справляетесь со своими обязанностями, Коул, это сможет кто-нибудь еще. Фишер, вы назначены боцманом. Исполняйте наказание!

Вспыхнув от гнева, Коул обратился к капитану:

– Сэр – я протестую! Этот человек не годится для...

Блай оборвал его.

– Мистер Фрайер в своих правах, Коул! Вы посмели возразить прямому приказу, и поэтому вы разжалованы! – Блай уже орал, лицо его побагровело. – Фишер! Начинайте!

Люди зашевелились, сердито переговариваясь. Блай гневно набросился на них.

– Молчать! Кем вы себя мните, чертовы ублюдки? Я прикажу перепороть всех вас до единого, и если путь до Чарльстона займет три месяца вместо трех недель, то так тому и быть! Вы этого хотите? – он повернулся, вены взбухли на его шее. – Фишер! Ну!

Усмехаясь, Фишер поймал мешок, который швырнул ему Фрайер, и вытащил плеть, хвосты ее заскользили по палубе, как клубок змей. Жюльен закрыл глаза, прижавшись к решетке горящим лбом.

Он услышал щелчок – а дальше уже ничего не чувствовал, кроме ослепляющей, добела раскаленной боли, когда плеть впилась огненными когтями в его спину.

Чарльз бежал по палубе, Хейвуд спешил за ним. Сверху слышалась перебранка. Господи, Жюльен – кто же тебя так ненавидит? Блай? Кристиан? Фрайер? Как, во имя господа бога, ты умудрился навлечь на себя ненависть почти каждого чертова офицера на этом корабле?

Он продирался сквозь толпу людей, стоявших рядом с массивным барабаном якорного шпиля.

– Прекратить! Прекратить! – крикнул он. Рыча от гнева, он протолкался вперед, увидев с тошнотворным ужасом, что Жюльен привязан к решетке и уже получил два, может быть, три удара. Ярко-красные кровавые полосы пересекали его спину, и приглушенные крики слабо раздавались сквозь тряпку, засунутую ему в рот. Жюльен весь дрожал; не будь он привязан, он уже не держался бы на ногах.

Чарльз почувствовал, как кровожадный гнев затопляет его. Не видя ничего вокруг, он вырвал плеть, мокрую от крови Жюльена, из руки Фишера, и со всей силы толкнул его на палубу. Сразу же поднялся шум; матросы нестройно выражали одобрение, Фрайер приказывал схватить Чарльза, Блай подошел к Чарльзу и ударил его по лицу. После этого наступила тишина.

– Как вы смеете, – прошептал Блай. – Как вы смеете?

– В чем этот человек обвиняется? – крикнул Чарльз, голос его дрожал.

– Вы посмели прервать наказание, Черчилл. Вы...

– По должности я обязан присутствовать при исполнении наказаний – но меня увели отсюда, и это сделал тот, кто знал, что здесь произойдет! – загремел Чарльз. – Это предательство, вы прекрасно это понимаете.

Блай нахмурился.

– Вы пренебрегаете своими обязанностями, Черчилл. Почему я должен ждать, когда вы здесь появитесь? Сорель украл оружие с «Баунти», нож и пистолет, за которые, между прочим, отвечаете вы – еще одно свидетельство вашей вопиющей небрежности.

– Да? И он признался в этом? – Чарльза трясло от гнева.

– Это нелепо! – закричал Фрайер, пытаясь вырвать кошку из руки Чарльза. – Покончим с этим! – он схватил плеть и потянул, но Чарльз держал ее крепко, яростно сверкая глазами на Фрайера. Тот неохотно отпустил, лицо его было перекошено.

– Ни в чем он не признался, – раздался голос. Чарльз сразу же узнал Эдварда Янга, который глядел на Блая темными глазами, пылавшими, как угли, полными ненависти. – Ему не дали сказать ни слова в свою защиту.

– Закройте рот, Янг! – рявкнул Фрайер.

– Не закрою! – огрызнулся Янг. – Есть правосудие, а есть издевательство. Это вот, – он сердито махнул рукой в сторону Жюльена, – издевательство.

Чарльз подошел к Жюльену, наклонился и прошептал ему в ухо:

– Ты сейчас будешь свободен, Жюльен. Если любишь меня, малый, веди себя тихо.

Жюльен глядел на Чарльза блестящими от слез глазами, ничего не понимая.

Чарльз выпрямился.

– Я украл это оружие, – спокойно сказал он. – Я взял его, и я ударил ножом Маккоя. Мистер Сорель ни в чем не виновен.

Люди снова взволнованно заговорили. Весь город, особенно таверны, полнился сплетнями, но каждая история была искажена или преувеличена. Правда была погребена под кучей лжи, и если еще одна ложь поможет спасти Жюльена...

Он взглянул на Жюльена, который мотал головой, слезы катились из его глаз. Чарльз послал ему короткий предостерегающий взгляд, потом сорвал с себя рубашку.

– Меня и следовало за это наказать, – сказал он. – А не мистера Сореля.

Глаза его изучали моряков, которые выглядели беспокойными, потом взгляд его упал на Кристиана, тот отвел глаза. Чарльза ощутил волну презрения. А я и не ждал, что ты способен чем-нибудь рискнуть ради него, трусливый ублюдок, подумал он сердито.

Фрайер скрестил руки на груди, сердито глядя на Чарльза.

– Хорошо, – сказал он. – Можете принять наказание вместо него.

Чарльз бросил на него уничтожающий взгляд и швырнул кошку Фишеру, который уже поднялся и глядел на Чарльза, как будто задушить его хотел.

– Можешь не привязывать, – сказал он, подходя к борту и взявшись за линь над головой. Он обернулся к Блаю, который на мгновение потерял уверенный вид. – Это расплата, сэр, просто и ясно – ведь так? – тихо спросил он.

Блай вспыхнул и махнул рукой Фишеру.

Чарльз напружинился, готовясь к боли. Раньше его уже пороли, когда он подрался из-за места за столом. Тогда наказание было еще меньше заслуженным, чем это, и он решил, когда кошка разорвала его плоть, что хватит с него, пожалуй, флота его величества.

Жюльен, рыдая, забыв о собственных страданиях, слушал каждый щелчок плети и крики Чарльза. Прижавшись щекой к решетке, он пытался заглушить стоны, когда кошка визжала в воздухе громче, чем шум океана, скрип мачт и такелажа. Никто не вел счет ударам; Жюльен про себя насчитал уже восемь. Он отчаянно боролся с веревками, собираясь умолять, пресмыкаться, валяться в ногах, если придется, лишь бы пощадили Чарльза.

Он бросил взгляд на Фрайера, который – как все остальные – наблюдал за горестным спектаклем, разворачивающимся перед ними. Фрайер, похоже, был в ярости, лоб его прорезали морщины. Жюльен тихо застонал сквозь тряпку. Смелый, пусть и безрассудный поступок Чарльза не смягчил гнева Фрайера. И сам он, и Чарльз снова пострадают от его рук – если Чарльз выживет. Жюльен снова забился, чувствуя, как рвется кожа на запястьях, но это была мелочь в сравнении с саднящей болью в спине. А Чарльзу уже досталось втрое больше...

После двенадцати ударов раздался голос Блая, хриплый, усталый:

– Прекратить наказание.

Люди снова заговорили. Жюльен поднял голову, вывернув ее, как только мог, чтобы увидеть, что происходит.

Чарльз осел на палубу и лежал, не двигаясь. Жюльен похолодел, увидев спину Чарльза, ободранную и в крови.

– Отнести его вниз, – бросил Блай. – Сореля развязать. Он позаботится о ранах Черчилла – это самое меньшее, что он может сделать.

Жюльен не двинулся, когда Мартин разрезал веревки. Он выплюнул тряпку изо рта и покачнулся – тело его затекло. Мартин удержал его.

– Не ссорься с ним, Жюльен, – прошептал Мартин. – Ты лучше о Чарльзе позаботься.

Губы Жюльена решительно сжались. Не желая обращать внимания на боль в запястьях и щиколотках, он схватил с палубы свою рубашку и рубашку Чарльза, а потом пошел вслед за Мэттом, Питером, Янгом и Коулом, которые несли Чарльза вниз. Украдкой он взглянул на разочарованное, сердитое лицо Фрайера. Нет, Фрайер еще не покончил ни с одним из них, Жюльен был уверен в этом.

Чарльза уложили вниз лицом на койку Хейвуда. Жюльен нашел аптечку, которую чуть ли не силой всучила им Соланж Филипс, про себя благодаря ее за настойчивость. Питер принес холодной воды, и Жюльен разорвал свою рубашку, смочил лоскуты водой и осторожно обмыл спину Чарльза, съеживаясь при виде окровавленной плоти и слыша его глухие стоны. Он шептал ему что-то в утешение, вытирая слезы с его глаз, потом откинул липкие от пота волосы Чарльза с его лица.

– Жюльен... кто-то должен позаботиться и о твоих ранах, – прошептал Питер.

– Ничего, – ответил Жюльен. – Питер... попроси всех уйти, ладно? Я сам за ним присмотрю.

Питер кивнул и выпроводил пришедших в каюту доброхотов, потом прикрыл дверь.

– Жюльен... я тоже пойду. В этом ящичке спиртное – дай ему, если будет нужно. Мне так жаль всего этого... так жаль. Я не знаю, почему они такие жестокие, такие грубые... – Питер расплакался, шмыгая носом, и высморкался в кружевной платок. – Боже, – прошептал он, – мне Соланж его дала.

Он разразился новым потоком слез. Жюльен поднялся, страшно усталый, спина его вся ныла, но он должен был успокоить этого паренька, который, в конце концов, был совсем мальчишкой – милый, добрый, безнадежно растерянный. Он с нежностью обнял Питера, и Питер обнял его в ответ, слезы снова потекли из его глаз, когда Жюльен застонал, почувствовав, как грубая ткань царапнула его ободранную спину.

– Мне так жаль, так жаль... – Питер упирался кулаками в грудь Жюльена, горько рыдая, плечо Жюльена было мокрым от его слез. Жюльен склонился к голове Питера, ему хотелось беспомощно рассмеяться. Всех нас несет по воле волн, пришла к нему нелепая мысль. Помоги нам всем, боже.

Наконец слезы Питера начали останавливаться, и он, снова обретая какое-то достоинство, энергично высморкался.

– Я сам украду, если это ему поможет, – пообещал он, – и другие тоже, даю тебе слово. Ты только скажи, Жюльен.

Жюльен взглянул на Питера, его круглое розовое лицо с квадратными очками вдруг стало суровым.

– Я правду говорю, – сказал Питер. – Все, что только понадобится.

Он повернулся и тихо выскользнул из каюты.

Жюльен, покачав головой, опустился на колени рядом с койкой и стал рыться в аптечке, ища целебную мазь. Он распределил ее по спине Чарльза как можно нежнее, вздрагивая от его стонов. Ты сделал это ради меня, Чарльз. Будь я проклят, если позволю причинить тебе какой-нибудь еще вред. Волна ненависти, острой, как лезвие ножа, прорезала сердце Жюльена, мгновенно ослепив его силой своей злобы.

– Жюльен...

– Чарльз, не говори ничего, бога ради, – взмолился Жюльен. – Отдохни.

– Меньше... не три дюжины, – прохрипел Чарльз.

Жюльен нахмурился, потом лоб его разгладился.

– Нет, – прошептал он, целуя Чарльза в висок. – Нет, двенадцать.

– Почему... прекратили?

Жюльен покачал головой.

– Я не...

– Прекратили. Почему? – каждое слово явно давалось Чарльзу с трудом, но он мрачно упорствовал.

– Не знаю, – ответил Жюльен, мягко погладив его по лбу. Он не знал. Он не отрывал глаз от Фрайера, но ведь не Фрайер отдал приказ прекратить наказание – это сделал Блай. Почему?

Вдруг Жюльен испытал смутное предчувствие трагедии – что-то брезжило вдали. Что-то пришло в движение сегодня – это была не просто злость Фрайера, не просто гнев Питера и смятение команды. Что-то еще...

Чарльз пошевелился и глухо всхлипнул, когда его мышцы колыхнулись под истерзанной кожей.

Жюльен смочил чистую ткань и провел по лбу Чарльза.

– Тише, – прошептал он. – Я здесь, Чарльз. Я с тобой.

Блай лежал на кровати, прикрыв рукой глаза. Он не удосужился раздеться или погасить лампу. Шум моря, который мог утешить его в самые худшие времена, глухо звучал вокруг, как волны неизбежного рока.

Дверь раскрылась, потом захлопнулась, и Блай резко сел. Силуэт Флетчера, в рубашке и брюках, вырисовывался во тьме, черная тень его в неверном свете плясала по стенам.

– Какого дьявола вы здесь делаете? – спросил Блай. – Вы хоть знаете, который час?

Флетчер потянул завязки на брюках.

– Если мы оба заслуживаем презрения, Уильям, – резко проговорил он, – в то же время мы оба будем удовлетворены. После этой ночи мы никогда больше об этом не заговорим – вы меня понимаете?

Блай кивнул, лишаясь дара речи, когда Флетчер медленно двинулся к нему...

... и резко проснулся, увидев перед собой Фрайера.

– Сэр, я должен поговорить с вами – сейчас же.