Мэтью Кейн у меня и поначалу симпатии не вызывал, а после середины игры – тем более...
И вообще, ему следовало после завершения миссии покончить с собой. Я не представляю, какое у него будущее.
Russell
Я бы убил тебя.
Я бы просто нажал на курок. Всего несколько точных выстрелов, и строгги не смогли бы использовать твое тело для создания очередной машины для убийства. Они забирают не всех. Нексис выбирает материал для создания своих солдат c невероятной тщательностью, благо есть из кого выбирать. Что они сделают из тебя? Будучи одним из лучших как человек, ты непременно станешь шедевром и как строгг. По-другому и быть не может. Если бы ты только не был таким безупречным...
Ты был особенным. Ты был первым, чей силуэт я различил на фоне выжженного неба после нашей неудачной посадки. Что-то в тебе привлекло мой взгляд, когда ты, склонившись над раненым и, стараясь перекричать звук то и дело разрывающихся вокруг снарядов, обещал ему, что все будет хорошо, и старался спасти еще одну так упорно ускользающую жизнь. Твое раздраженное «Не сейчас, Кейн!», когда я зачем-то взял тебя за плечо, и пронзительный взгляд голубых глаз. Ты смотрел на меня так, как смотрит осеннее небо Земли, с той же самой затягивающей печалью и сожалением.
А потом всего несколько коротких часов рядом, несколько слов и едва различимых прикосновений. Одна вспышка, один взгляд – и вот даже резаки строггов не сумели отделить тебя, намертво приваренного к моему сердцу пламенем войны.
Навсегда.
Наша любовь родилась под свист пуль и стоны умирающих товарищей. Отчаянная и недолгая, она погибла вместе с нами. Я хочу убить тебя, для того, чтобы убедиться, что ты действительно мертв. Я жажду твоей смерти точно так же, как ты несколько часов назад жаждал жизни. Для меня, для себя. Для всех. Когда ты будешь действительно мертв, я буду уверен в том, что мне делать дальше.
Я бы убил тебя не задумываясь, лишь бы тебе не пришлось пережить все то, что пережил я. Чтобы тебе никогда не пришлось пройти тот адский конвейер, после которого мне больше нечего было терять. Кроме тебя.
Теперь тебя тоже нет. По крайней мере того Андерсона, которого я знал, бесстрашного медика, решительного и отчаянного человека, который никогда не падал духом и с улыбкой смотрел в глаза смерти. Пускай даже это была и фальшивая улыбка.
Да, я бы убил тебя, оставил твое тело себе и человечеству, а не этим полумеханическим ублюдкам. Они творят ужасные вещи с живыми людьми, они делают неживое из живого и живое из мертвечины. Они не заслуживают тебя. Ты был слишком хорош. Твое тело не должно быть осквернено в их лабораториях. Зачем строггам вообще живые тела? Неужели их «совершенные» технологии становятся по-настоящему совершенными, только соединяясь с биологической тканью? Зачем им ненадежная живая плоть, которую так легко уничтожить?
Или они просто издеваются, бьют по самому больному – состраданию и вере в ценность каждой человеческой жизни? А они, как бы в насмешку людям, поставили мертвую жизнь на производство и клепают из нас своих солдат, совершенствуют свое оружие с единственной целью – разрушать. Другой цели создания строггов нет. Я практически один из них, и потому я знаю. Но я не знаю почему и зачем.
Я бы убил тебя своими собственными руками, конечностями, теперь навсегда лишенными плоти. Даже нет, не так, даже не руками, а этими металлическими придатками, годными разве только для того, чтобы держать пушку. Руки могут принадлежать только человеку. Руками человек может убивать, но этими же руками он может и ласкать. Мои конечности более не пригодны для последнего. Когда я смотрю на свои руки, я не могу различить грани, где мои ладони сходятся со стволом винтовки. Мои руки – это продолжение моего оружия. Я сам – оружие. Да, теперь я больше не человек. Поэтому я убиваю не задумываясь. Строгги успели вложили в меня функцию уничтожения. Только искусственно генерируемая злоба. Агрессия. Разрушение. Пустота...
И снова волна злобы. Не за себя – за тебя.
Я бы убил тебя раньше, если бы знал, что не смогу спасти тебя из этой мясорубки. Кто угодно, пусть даже я, только бы не ты. Ты стал моим светом, моей основной целью. Твое спасение стало для меня смыслом этой бойни. Ты должен был выжить, потому что ты не задумываясь спасал жизни других. Ты пришел за мной и увидел меня в этом изуродованном теле. Ты увидел, ты узнал меня. Ты увидел именно меня, не новую модель строгга, а еще живого человека под ней.
Полуживого.
Ты не заслуживаешь таких мучений, поэтому я бы не задумываясь убил тебя. Быстро и беспощадно, как убивают строгги.
Странно, у меня еще есть память. Они не успели стереть ее целиком. И раздробляя очередного строгга метким выстрелом, я не вижу сгустков его бурой крови и разлетающихся обрывков плоти и метала.
Я вижу тебя.
– Столько бессмысленных смертей! – с досадой воскликнул ты тогда, в самом начале этого кошмара, и не подозревая, какие потери нам еще предстояло понести. Ты едва не плакал от обиды. Ты хотел бы спасти всех, хотя и знал, что это невозможно. Это-то тебя в конце концов и погубило. Ты не смог спасти очень многих точно так же, как не смог спасти себя. Ты любил людей и надеялся сам остаться человеком до самого конца. И я бы убил тебя, только чтобы исполнить это твое священное желание.
На борту «Ганнибала» мы пообещали друг другу выжить, чтобы снова встретиться.
– Еще встретимся, – уверенно заявил я.
– На том свете, – ухмыльнувшись, сострил ты в ответ.
– Договорились.
А в это время решение о проведении новой военной операции было уже принято. Мы тогда не смеялись и не плакали. Напряжение было слишком велико, а надежды – слишком призрачны. Но черт побери, мы должны были хотя бы попытаться! Победить, выжить – что угодно!
В твоих глазах, словно в отражении моей собственной души, я видел немое оцепенение, но отнюдь не признание поражения. Наоборот, ты был спокоен и смотрел, как обычно – чуть свысока. Ты был готов сражаться и вытаскивать с того света раненых. Кто бы только вытащил тебя...
Мне хотелось сделать что-нибудь, чтобы момент спокойствия и радости отпечатался в моем сознании. Я хотел обнять тебя и не смог позволить себе эту слабость. Я ушел, а когда мы снова встретились... я уже не был капралом Мэтью Кейном. А твои глаза больше не выражали ничего. Может быть потому, что им нечего было больше отражать. Мою душу вырвали из тела, заменив холодным железом и микросхемами.
Теперь я хочу свою душу обратно. Я хочу свои конечности обратно. Я хочу тебя обратно. Все это невозможно, я знаю, знаю. Война, страшная, беспощадная война сметает все на своем пути. Я теперь машина, а машины не надеются. Они анализируют, действуют, убивают, но не надеются. Эта глупость присуща только людям, чьи ноги еще целы, а голова не набита железным хламом.
Плохо. Меня почти совсем не волнует мой внешний вид – над этим тоже постарались строгги. Но ты не сразу опомнился. Дрожащим голосом ты уговаривал смириться не меня, а самого себя. Мне-то ведь не с чем было смиряться. Я не чувствовал особых изменений, не помнил жуткой боли, и только твой ошалелый взгляд и сжатые в отчаянии кулаки дали мне понять, что произошло непоправимое. И тогда я понял, что больше никогда не смогу обнять тебя, как хотел. Я понял, что даже если людям каким-то чудом удастся одержать победу, то эта победа будет и нашим полным разгромом. Столько бессмысленных смертей!..
А сколько еще будет!
Твоя смерть подкралась к тебе со спины, застала врасплох. Клянусь, я бы убил тебя в тот самый момент, когда тебя, беспомощного и растерянного, утаскивали во тьму, но я не сделал этого. Мое тело – тело строгга, и как строгг я знал, что мое оружие не пробьет защитное стекло. Я просто стоял и наблюдал, как механический урод впивался в твое тело. Твоя кровь была такой красной... как и моя кровь. Как кровь каждого. Живого. Человека.
В твоем последнем взгляде не было страха, только мольба. Не о спасении. О скорой смерти. Мое сердце оборвалось бы в тот момент, но оно было надежно закреплено на своем месте металлическими заклепками и билось мучительно ровно. Вырвать бы его совсем... вместе с тобой. Вряд ли я даже пойму, что произошло. Но нет, не сейчас. Сначала я должен убить тебя.
И я убью тебя. Я уверен в этом. Прочесывая жуткие лаборатории, я не ищу тебя намеренно, но беспрестанно вглядываюсь в мертвые и еще живые тела. Может быть, я даже не узнаю тебя среди десятков строггов, которых я сметаю каждую минуту, но мне хочется думать, что тебе была уготована не такая жестокая судьба. Мне нравится представлять, что тебя уже нет, что ты уже мертв и свободен и ждешь меня. Я ни секунды не сомневаюсь, что на том свете ты попадешь в рай. Люди попадают в рай. А куда, интересно, попадают строгги? Куда попаду я? Я хочу к тебе. Где бы ты ни был, если там есть ты, все остальное не имеет значения. Я сдержу свое обещание. Мы еще встретимся на том свете.
Я бы убил тебя еще на поле боя, только чтобы больше не видеть раздавленного волей и решимостью страха в твоих глазах. Такие, как ты, не должны быть там, где властвует смерть. Ты был слишком молод, у тебя должно было быть будущее. Но ты выбрал. Ты сознательно вступил в игру с роком, понимая, насколько невелики шансы людей против строггов. Конечно, конечно, если не мы, то кто же? Ты был умным парнем, ты заранее все знал: и об исходе этой отчаянной в своем безумстве военной операции, и о своей судьбе. И, может быть, о моей судьбе тоже. О нашей. И несмотря ни на что, ты не отступил сам и не позволил сомневаться мне.
Если не мы... если не я... я...
Я любил тебя. Я не чувствую этого, я теперь не могу чувствовать. Эти чертовы электроды в голове не позволяют мне больше любить тебя, но я помню. Я отчетливо помню, что полюбил тебя. А ты – меня. И только ради этого воспоминания я бы убил тебя. Я убью тебя... с радостью. Только я имею права подарить тебе смерть, раз я не могу разделить с тобой жизнь.
Если мне удастся убить тебя, то это будет удачей. Ты верил в удачу. Однажды в прошлом мне повезло. Пройдя тот ад один раз, я остался невредим. Но ступив на его порог дважды, я потерял все. Меня больше не интересует будущее, в котором нет ни тебя, ни меня. Я только хочу увидеть конец всего этого. Я хочу увидеть, кто победит, а потом...
Хорошо, что я не могу испытывать отчаяния. Я вообще мало что могу испытывать, кроме пустоты. Так я смогу успешно функционировать еще какое-то время. Именно функционировать, не жить. Я умер. Осталась лишь машина с заложенной в ней программой подчинения. Имею ли я еще право называть себя Мэтью Кейном? Нет. Я – не он, не тот незнакомый человек из прошлого со своей судьбой, своим нелегким характером и волей. Все продолжают называть меня этим именем, скорее всего потому, что просто не знают, как ко мне обращаться. На самом деле, я больше не осознаю себя как себя.
Я слышу приказы командного центра и продолжаю выполнять свою миссию. У меня больше ничего не осталось, кроме этих приказов. Какая разница, кто их отдает: Нексис или командный центр? Самое главное, что они есть, что они заполняют пустоту.
Я выполняю приказы и по пути убиваю строггов. Теперь они мне безразличны, я не боюсь ни их, ни смерти как конца существования своего биомеханического тела – все равно души в нем больше нет. Я просто двигаюсь к заданной цели и убиваю. Убиваю. Я – машина. Я...
Мы...
Ты...
Я бы убил тебя.
И я убью тебя.
А потом я убью машину, чтобы мы снова встретились.
Мы же обещали, черт возьми!
