Умар легко пробежал по каменной дорожке к крыльцу замысловатым зигзагом. Со стороны это выглядело странным. Между плитами кое-где проросли незатейливые белые цветочки, скорее, сорняки, чем символы прекрасного в природе, именно их, по всей вероятности, он побоялся случайно затоптать. Парень вбежал по крыльцу, уверенно и быстро справился со всеми замками и скрылся в доме, не притворив входной двери.

Через полминуты в саду появился Офицер. В отличие от молодого пробежавшего Умара, он шел по каменным плитам тяжело, словно смертельно устал или чувствует себя плохо. Шаги его были вязкими. Офицер осматривал свой сад, как если бы видел его в первый или в последний раз. Четыре ступени крыльца он преодолел и вовсе как старик, хотя, несмотря на свои годы, был крепок и бодр. Казалось, что-то надломило этого сильного человека.

Уже в доме Офицер опустился на диван перед камином, в котором огонь, благодаря чудесам прогресса, загорался путем поворачивания небольшого рычага. Но сейчас у Офицера не было сил даже на столь простое упражнение. Он просто сидел и смотрел на незажженный камин.

– Умар! – позвал Офицер. – Умар, ты где? Ты не мог бы принести мне вина? Выбери сам.

По ступеням невероятно быстро застучали ступни. Этот звук напоминал барабанную дробь. Умар был всегда и везде стремителен. Сказывалось кавказское происхождение, которое невозможно загасить, даже если уже давно разлучен с родиной. Однако при своей физической быстроте Умар был невероятно сдержан в эмоциональных проявлениях. В отличие от многочисленных соотечественников, он никогда бурно не проявлял досаду, злость, радость. Вот и сейчас, после того, как он подал Офицеру уже откупоренную бутылку вина урожая 1990 года и бокал, зажег камин и сел на край дивана, невозможно было по его лицу определить, в каком состоянии он находится.

– Умар, что мы теперь будем делать? – спросил Офицер тихо, почти шепотом.

– Не знаю. А что вы думаете? – акцент у Умара был совсем мягким, за годы, прожитые в Москве, он медленно стирался.

– Вот и я не знаю... – Офицер закрыл лицо рукой и то ли всхлипнул, то ли вздохнул. Это было удивительно – рядом внешне спокойный чеченский парень и седовласый русский, чье душевное смятение, казалось, пропитывает воздух вокруг тревогой. – После того, что мы сделали, какой я тебе теперь дядя Николай... Мы теперь... – Офицер не договорил и отглотнул вина.

– Я этого хотел. Но вы могли не идти на это. Теперь жалею, надо было не допустить.

– Это был мой выбор, – твердо сказал Офицер.

По ступенькам, тихонечко тявкая от сложности задачи, спускался щенок-кавказец. Вернее, малыш даже не спускался, а переваливался со ступеньки на ступеньку. Соскучился по хозяину, ведь ночь он провел один. Наконец коварная лестница закончилась, и он шумно бросился к Умару. Парень нежно прижал щенка к себе.

– Волчок! Ты скучал по мне? – восторженная реакция теплого комочка шерсти делала ответ однозначным – щенок был очень счастлив.

Это был уже второй Волчок в жизни Умара. После того, как первый друг был убит во время перестрелки прямо в руках напуганного до смерти пацаненка, Умар потом долго не решался снова завести собаку, даже в мирной Москве. Офицер настоял на том, чтоб они завели щенка, ведь он постоянно видел, какими глазами смотрит Умар на собак, особенно на кавказских овчарок. Они долго выбирали будущего друга на выставках, и это было очень тяжело: хотелось забрать всех и сразу, настолько милы были щенки на выставках. Нынешний Волчок оказался не похож на прежнего в его возрасте – был более пушистым и менее поворотливым. Так оно было и к лучшему, по мнению Умара.

– Ты уже думал о будущем? – спросил Офицер.

– Нет, а вы?

– Черт подери, ну что ты все время меня-то спрашиваешь? Ты достаточно самостоятельный и ответственный, особенно исходя из того, что произошло этой ночью! Ты не мог не думать о том, что может нас потом ждать!

Умар молчал, уткнувшись подбородком в мгновенно начавшего засыпать Волчка. Потрескивали поленья в камине, из сада доносилось пение невидимок-цикад. Каждый из них, и младший, и старший, мысленно были в прошедшей ночи...

* * *

Отвратительные ритмы русской эстрады начала 90-х годов доносились из высокого особняка. Судя по тому, что окна первого этажа поочередно мигали то зеленым, то синим, то розовым, там была дискотека. Свет в окнах второго этажа был очень приглушенным, а в некоторых и вовсе отсутствовал. Идеальное место для тайных утех высокопоставленных чиновников: кругом лес, до ближайших очагов цивилизации километров десять. Вокруг дома шастают охранники, вооруженные до зубов. Наверняка, много тут бывает людей, чье имя знает даже первоклассник. Офицер и Умар шли прямиком ко входу, а охранники смотрели недоверчиво и подбирались все ближе. В трех метрах от крыльца новых гостей попросту окружили.

– Я так понимаю, – легко начал Офицер (а его было не узнать: из-под шляпы а-ля «крестный отец» выбивался длинный черный хвост весьма натурально выглядящих волос, нижнюю часть лица увенчивала темная борода – от почтенной седины не осталось и следа), – не паспорта вы у нас спрашивать будете. Мы свои.

– Вход только по рекомендации, – довольный собственной остротой, хихикнул один из бакланов.

– А мы рекомендованы! – Офицер наклонился и прошептал любителю острот что-то на ухо, заставив остальных инстинктивно податься к нему, опасаясь, по всей вероятности, что сейчас произойдет поножовщина. Но ничего такого не последовало. Баклан справился по мобильному телефону, далее последовал сопровождающийся обильными извинениями обыск-прощупывание, после чего учтивым жестом пригласил новоприбывших внутрь. Минув небольшой коридорчик, в котором ошивалось еще несколько охранников, двое оказались в самом настоящем ночном клубе: гремела музыка, несколько десятков тел истерично дрыгались на самом настоящем танцполе, с обеих сторон находились барные стойки. Мест для сидения (диваны, кресла) было очень мало, и преимущественно они были заняты. Женщин не наблюдалось. Офицер молча прошествовал к сводному креслу, опустился в него, Умар робко присел на подлокотник. Не позднее, чем через минуту, к ним подошел манерный мужчина с большим количеством пудры на лице, но, тем не менее, в строгом костюме.

– Кто вас рекомендовал? – высоким голосом спросил он гостей.

– Господин Юдин. У нас с ним встреча в отдельном кабинете. Он обещал нам помочь.

– Сейчас все устрою! – радостно запищал манерный и умчался вверх по лестнице.

Офицер встал, парень молниеносно подскочил тоже. Старший взял младшего за плечо, наклонился и спросил:

– Ты боишься?

– Нет, – решительно ответил Умар.

– Еще не поздно. Мы можем просто уйти. Подумай.

– Нет.

– Хорошо.

Лаконичность их разговора была напряженной, надрывной. Было заметно, что каждый из них собирается перешагнуть черту. Вскоре вернулся манерный и попросил следовать за ним. Они поднялись на второй этаж, более похожий на коридор отеля с множеством закрытых комнат. Там было относительно тихо, только доносилась музыка снизу: «Я люблю вас, ма-а-а-альчики, я люблю вас де-е-е-евочки...» Манерный довел их до конца коридора, попросил подождать, скрылся за одной из дверей и снова появился через минуту, пропустил гостей внутрь, а сам ушел. В комнате стоял полумрак, даримый небольшим оранжевым напольным абажуром. Рядом со стеклянным журнальным столиком стояло несколько кресел, в одном из которых сидел мужчина в халате. На столике был насыпан недвусмысленный белый порошок. Вид у мужчины был вялый.

– Садитесь, – предложил он. – Мой друг рекомендовал вас как порядочных людей, а ему я верю как себе. Но в любом случае, вы знаете, что будет за утечку информации.

Гости обосновали одно кресло, как и пятью минутами ранее внизу, наиболее отдаленное от кокаиниста, переглянулись, парень едва заметно кивнул старшему.

– Условия те же? – голос у Юдина был таким же вялым, как и вид.

– Конечно, – ответил офицер.

Юдин нехотя встал и скрылся за дверью в смежную комнату, которую сразу в полумраке заметить было невозможно. Офицер и Умар остались одни. В глубине комнаты угадывались очертания огромной кровати. Они смотрели друг на друга: Умар решительно, Офицер дрожащим взглядом.

– Пути назад нет, – тихо сказал старший.

– И хорошо, что нет, – был ответ по-чеченски.

Время шло, оба не трогались с места. Через несколько минут из темной глубины комнаты снова появился Юдин. В его руках был пистолет с накрученным глушителем и патроны.

– Вот ваш товар. Проверяйте, только не стреляйте никуда, умоляю. Если все устраивает, забирайте и уходите. Мы с мальчиком познакомимся поближе. Если он окажется не так опытен, как мне говорили, буду вправе забрать товар обратно. Но вам я почему-то очень доверяю, – Юдин бессмысленно рассмеялся.

Офицер взял пистолет, внимательно осмотрел и, по виду, остался доволен.

– С вами приятно иметь дело. Мальчик вас не разочарует – сам испробовал на себе все его умения. Это просто демон. А могу я подождать этот час в коридоре? Не люблю шумную музыку.

– Да как хотите. Можете из темного угла понаблюдать, меня не смущает.

– Да нет, я лучше подожду в коридоре. Может и спущусь вниз, выпью. Как настроение будет, – сказал Офицер и вышел из комнаты.

Юдин приказал Умару:

– Раздевайся и иди в душ. Помойся хорошо и сделай клизму, там все есть.

Парень безропотно разделся, остался в кокетливых черных трусах – облегающих шортах с приспущенной талией. Узкие бедра парня в них казались литыми и гладкими, как у статуи. Любопытная деталь – золотистые лампасы, расшитые крупными стразами. Увидев этот шедевр интимной моды, Юдин расхохотался:

– А у тебя фантазия, оказывается! Не зря мне твоего папика рекомендовал Пашка! Давай скорей мойся, стояк уже!

В качестве подтверждения последней фразы Юдин распахнул халат и продемонстрировал внушительного размера стоящий член.

– Вфиндярю – мало не покажется. И обсосешь потом! Бегом давай.

Умар пошел в том направлении, куда отлучался за товаром Юдин. В ванной он включил свет, ребром ладони крутанул кран, немного обрызгал себя водой, прочитал перед зеркалом молитву на родном языке, пощупал золотистые лампасы и минуты через две вернулся в комнату. Юдин нюхал кокаин через трубочку одной рукой, другой теребил набрякший член. Умар подошел к нему, немного отодвинул коленом стол, опустился перед Юдиным на колени, положил руки ему на бедра, низко наклонил лицо, но потом вопросительно посмотрел на Юдина. Тот был не против подобного начала, довольно кивнул. Ладонь Юдина стала властно давить на затылок Умара, притягивая к разбухшему члену, а в это мгновенье рука Умара аккуратно скользнула по левому бедру наркомана, переметнулась к правому сияющему лампасу, и два пальца легко вытянули из-под стразов тонкий клинок, шириной не более двух сантиметров. Далее от Умара потребовалась его стремительность, которой могла бы позавидовать даже пантера: в одну секунду Умар оказался сидящим на коленях у Юдина, предплечьем левой руки он впечатал наркомана в кресло, закрыв ему рот с силой, несвойственной для подростка его возраста, правой приставил лезвие к горлу. Юдин зашипел, но когда лезвие кольнуло шею, притих. Умар громко закричал:

– Трахни меня!

Сразу же отворилась дверь и вошел Офицер. Направил пистолет на Юдина, руки его были в кожаных перчатках.

– Ты убил моего отца ради груды кирпичей, – тихо проговорил Умар. – А сейчас я убью тебя. Выбирай – или мучительная смерть от ножа, или мгновенная пулей в висок.

Юдин замычал, задергался.

– Кивни, – продолжал Умар. – Муки? Или сразу, в висок?

Жертва не кивнула ни разу. А Умар сказал:

– В левый.

Офицер подошел ближе и под предсмертное мычание ужаса человека, для которого людская жизнь не стоила ни копейки, выстрелил в упор. В тот момент Умар жалел лишь об одном: что стрелял не он. Но помощь близкому по духу человеку в его мести была для Умара не менее священна, чем сама месть. Соратники в мести – это один человек.

Офицер вложил в левую руку убитого пистолет. О том, что Юдин левша, Умар сделал вывод спонтанно, по тому, что он мастурбировал левой рукой, левой рукой ласкал его волосы во время последней в его грешной жизни плотской утехи с заклятым врагом, в левой же руке принес пистолет Офицеру.

Они пробыли в комнате почти час, чтобы время их ухода не показалось подозрительным. Оба были готовы к худшему: вдруг у манерного «адъютанта» имеется договоренность с Юдиным, что через час после визитов юных мальчиков нужно посещать хозяина с проверкой его самочувствия или для обсуждения интимных деталей. На этот случай Умар говорил, что лучше умереть быстро от лап бандитов, чем в тюрьме. Месть ведь все равно совершена. И, как ни странно, Офицер был с ним согласен. В тюрьму никто из них не хотел. На протяжении этого часа они не обмолвились ни словом, и только Богу и Аллаху было ведомо, какие мысли протекают в их воспаленном мозгу. Умар убивал впервые. Офицер нет. Он убил много людей на войне. И знал, что чеченцы вовсе не такие уж звери на фоне русских, как все привыкли считать. На этой войне обе стороны были равны по своей бесчеловечности. И если чеченцы убивали, руководствуясь Идеей и интересами отечества, то множество соратников Офицера делились с ним своим удовольствием от убийства. Они убивали азартно, словно в компьютерной игре. Лишь некоторые убивали, переступая через себя. Большинство последних теперь сошли с ума, спились. Знаменитый «чеченский синдром» овладел немногими. Те, кто убивал в ксенофобной эйфории, ныне здравствуют.

Умар не оставил нигде следов. Но, естественно, оба понимали, что они – единственные подозреваемые в будущем деле. Все зависит только от Подельника.

Внизу их поджидал манерный.

– Как все прошло? – радостно спросил он.

– Так хорошо, что он заснул, – ответил Умар и сверкнул зубами в улыбке.

– Как обычно! – расхохотался адъютант. – Когда-то мы с ним практиковали это дело. И он обязательно засыпал. А вы в моем вкусе! – он потрепал Офицера по плечу. – Если что, меня всегда здесь можно найти. Я много на что могу сгодиться.

Умар и Офицер шли к лесу. Там их в машине ожидал один из людей Подельника. Согласно договоренности, он должен был отвести их сначала на одну из квартир для отчета Подельнику, после чего они сами будут добираться домой. Ехали долго, благо, пробок по ночам не было, особенно в окраинах Москвы...

* * *

Через две недели после освобождения из-под стражи Умар нашел в почтовом ящике конверт без марки и штемпелей, на котором было напечатано его имя. Это сразу насторожило парня, и он поблагодарил мысленно Аллаха за то, что нашел этот конверт раньше, чем Офицер. Никто не мог знать, что он теперь живет у Офицера, а значит это письмо от его врагов. Письмо от убийц приемного отца. В нем было крупным шрифтом набрано: «Мне мешает тот же человек, что и тебе. Давай договоримся и уничтожим его. Вместе нам это удастся, и никто не понесет наказание. В пятницу ровно в 16 часов зазвонит телефон. Если согласен, будь дома и сними трубку». Тогда была среда. За двое суток Умар окончательно укрепился в мысли, что не будет говорить о письме Офицеру. В пятницу за пять минут до условленного времени он начал возиться в прихожей с Волчком около телефона. К счастью, Офицер был в мастерской, работал над новой картиной. Схватил трубку на первом же звонке. Звонили, скорее всего, с уличного автомата – номер на дисплее не высветился. Мужской голос сообщим ему, что его покровитель предлагает встречу по поводу «господина Ю». Мыслей о блефе у Умара не осталось: Офицер успел выяснить, что главу компании «Элит-Билдинг», которой так помешало существование дяди Володи, зовут Сергей Юдин, и по фотографиям из Интернета он легко узнал организатора убийства своего приемного отца. Умар согласился, и уже через пятнадцать минут (Офицеру он сказал, что хочет недолго подышать воздухом, а также подумал, что если его убьют, то этот в высшей мере благородный человек освободится от ненужной, по мнению Умара, ноши) его поджидала машина с затемненными стеклами в квартале от дома Офицера. В машине сидел человек в темных очках на поллица. Первое его условие звучало так: если Умар не согласится, а потом воспользуется полученной информацией, то его люди покончат с ним скорее, чем люди Юдина. Подельник рассказал, что является конкурентом Юдина, их строительным корпорациям стало крайне тесно сосуществовать в Москве. На беду Юдина, Подельник – его школьный друг, которому он безгранично доверяет и даже помыслить не может, что друг всей жизни может желать его смерти. Подельник на протяжении рассказа часто заливался хохотом по поводу доверчивости Юдина, по поводу его топорных методов (примером он привел операцию, в результате которой погиб приемный отец Умара) и продырявленных кокаином мозгов. План был таков. Подельник, по старой дружбе, поставлял Юдину, известному педофилу и любителю самых разных сексуальных извращений, молоденьких мальчиков, постигших самых высот в подобном виде услуг, в почасовое пользование по дружеским ценам. Подельник честно признался в своей сутенерской деятельности по обслуживанию московской элиты с оговоркой, что это куда честнее и даже законнее, чем приторговывание оружием и кокаином, которой грешил Юдин. Особенно Юдину нравились худенькие эфебы экзотического вида: узбеки, кавказцы. Подельник выберет день, когда Юдин наверняка будет под сильным кайфом (как это проверить, он знал), и предложит ему новенького потрясающего паренька. Задача Умара будет заключаться в том, чтобы прийти в загородный элитный гей-клуб, где в приватных комнатах обычно развлекается Юдин, принеся с собой нож, совершить свою месть, после чего, когда начнется разбирательство, Подельник наведет ищеек на совершенно другого парня, который, по несчастливому стечению обстоятельств, уже мертв. Поиски зайдут в тупик, и парню гарантирована безопасность. Умар согласился сразу же, руководствуясь разумным для него принципом: после того, как свершится месть, будет неважно, останется он жив или нет. В любом из этих двух случаев он убережет от опасности Офицера, который вознамерился помочь Умару отомстить, и уже занялся поисками вариантов выхода на главу «Элит-Билдинг» по своим многочисленным связям. Следующую встречу Подельник назначил при таких же обстоятельствах через неделю.

Когда Умар вернулся в квартиру, то обнаружил Офицера в коридоре, играющим с Волчком. В глазах мужчины была холодная серьезность.

– Ты прости меня, Умар. Эти две недели я плохо сплю, вздрагиваю от каждого шороха. Ведь ясно, что теперь мы оба – их мишени. Наверняка, ты не знал, что у меня в мастерской проведен параллельный аппарат. Я его подключаю, когда надолго ухожу писать. Я знал, что спокойная жизнь для нас закончена до той поры, пока либо мы не отомстим, либо нас не убьют. Я схватил трубку на первом же звонке и слышал разговор. Враги этого подонка предлагают тебе действовать сообща, да? Я точно знаю, что да! Выбирай: либо мы идем на это вместе, либо я просто не допущу, чтоб ты шел на это один. Я был на войне, я умею драться, я снайпер, я знаю психологию врага. Слышишь?

– Это невозможно, – вздохнул Умар и рассказал все, что узнал от Подельника.

Тогда у Офицера возник альтернативный план, осуществление которого возможно было, конечно же, только при согласии Подельника. Через неделю они пришли на встречу оба. Знакомая Умару черная машина сначала резко двинулась с места, потом так же резко остановилась. Умар заглянул внутрь и сказал, что его опекун хочет принять участие в этом деле, что он дал слово офицера помочь отомстить. События могли развернуться как угодно, и Умар сильно переживал за Офицера, хоть виду и не показывал. Но на это Подельник спокойно сказал, чтоб Офицер садился на заднее сидение рядом с ним, а Умар, как в прошлый раз, на переднее. Офицер быстро и ясно изложил свой вариант плана. Подельник долго молчал, вероятно, обдумывал предложенное. За это время Офицер задал ему вопрос: «Кто из одиннадцати?» Подельник усмехнулся и театрально пожал плечами. «Но ведь кто-то из них, так? Иначе быть не может». Подельник шутливо парировал «Заметьте, не я это предложил!» А через несколько секунд дал согласие. Решено было действовать так: Офицеру доводилась роль мелкого сутенера, остро нуждающегося в нелегальном оружии, а Умару – все та же, мальчика по вызову. Задачей Подельника было убедить Юдина, а по его словам, это не составит никакого труда, в том, что они – замечательные люди, которым можно доверять на все сто, желающие работать на взаимовыгодных условиях: обмен часа услуг суперталантливого юного проститута на хороший пистолет с глушителем. В процессе операции будет, насколько возможно, сымитировано самоубийство. Далее план сводился к придуманному ранее, но имелась одна трудность, о которой Подельник честно предупредил обоих: наличие в деле Офицера. Все в его кругах знали, что он предоставляет элите мальчиков, но чтобы он пользовался промежуточным сутенером – такого еще не бывало, и это может вызвать подозрения. Поэтому когда начнется разбирательство об убийстве (если вообще начнется), то он наведет на некоего кавказского парня, поиски которого, как было оговорено ранее, приведут в тупик, но о сутенере промолчит. В принципе, риск минимален, и все будет зависеть от одного: многим ли успеет выболтать о встрече Юдин. Чтобы не успел, нужно договариваться чуть ли не в этот же день утром. Впоследствии так и произошло. Близился день образования «Эдит-Билдинг», который Юдин привык отмечать с размахом и завершать празднество утехами плоти в «лесном рае», как он называл заведение, ставшее его последним приютом в земной жизни.

* * *

– А я сразу понял, что не будет никакой встречи, – с грустной шутливостью в голосе сказал Офицер.

– Я тоже.

– А что ж не поделился мыслями? Эх ты, слова и тебя не вытянешь. Ходишь вечно, как немой. А мне так хочется тебя приоткрыть... Узнать, какой ты на самом деле.

Офицер несколько минут помолчал, потом продолжил:

– Буквально через десять минут я понял, что водила попросту кружит по городу. Слишком хорошо знаю Москву. Все как в кино: короткий разговор по мобильнику, голливудское «Выходите», полный газ – и машина скрылась в ночи. Думал, что круто нас уделал. Но мы не дети. Да и зачем была бы нужна встреча? Руки что ли бы мы друг другу пожали? Курам на смех! Каждая сторона получила то, что хотела.

– Уезжайте подальше, – вдруг громко и решительно сказал Умар. – Деньги у вас есть. Затаитесь где-нибудь. Я не хочу, чтобы вы пострадали за то, что помогли мне.

– Ну-ну, дельный совет, – саркастически ухмыльнулся Офицер. – Уехать, чтобы потом пулю себе в лоб пустить от мук совести, что оставил пацаненка на съедение?

– Необязательно нас будут искать.

– Ну тогда и необязательно уезжать.

Воцарилось молчание, которое через несколько минут нарушил Офицер:

– Скажи, чего тебе не хватает в Москве?

– Музыки.

– Не по-онял? – Офицер искренне удивился.

– Музыки нашей, чеченской. В моем селе каждый вечер играли и танцевали. Я тут тоже иногда танцую, без музыки. Вместо зарядки по утрам, – Умар едва заметно улыбнулся, наверное, впервые с тех пор, как они стали готовиться к мести.

– А почему я никогда не видел? – с досадой спросил Офицер.

– Да глупо оно – без музыки. Говорю же, это зарядка получается. Я в холодной камере пока сидел, так грелся.

– Так ты бы мне сказал, я бы тебе какие-нибудь записи раздобыл.

– Не люблю я записи. Это как искусственные цветы. Мы их на кладбище носим, а вы украшаете ими дома свои. Поэтому если у нас нету инструментов, мы ритм задаем ладонями. Все равно живая музыка получается.

– Ну ладони-то у меня есть. Ты ритм задай, я подхвачу. Покажи мне, как ты танцуешь!

Умар ненадолго задумался, после чего стал отстукивать рваный ритм попеременно левой и правой ладонью по краю деревянного журнального столика. Офицер уже через несколько секунд умело его подхватил. Тогда Умар резво вскочил и стал танцевать на фоне огня. Чеченский танец был непривычен для русского взгляда хотя бы тем, что танцующий фактически не сдвигается с места. Все у него в движении – руки, попеременно касающиеся ключиц, ноги, неуловимо быстро заскакивающие друг за друга, но вскинутая голова неподвижна, взор прям, даже когда танцор начинает быстро-быстро вращаться вокруг своей оси. Умар танцевал все быстрее, и движения его не прекратились, а наоборот, ускорились, когда Офицер перестал отстукивать ритм и, поднеся руки к лицу, стал не мигая смотреть на парня. Морщины на лбу перерезали шрам над правым глазом. Казалось, он собирается решиться на что-то важное. Умар танцевал, кружился, пока в одно мгновенье преодолевший расстояние между ними Офицер с громким выходом не сжал его в крепких, неистовых объятьях...

Они простояли так долго, словно вросли друг в друга. Тонкое тело Умара замерло в крепких руках, лицо уткнулось в шею Офицера, руки беспомощно прижаты к груди. Его словно поймали, но освобождаться он не спешил. Из оцепенения Офицера вывело чуть слышное всхлипывание Умара...

Он ослабил объятия, кончиками пальцев поднял лицо мальчика за подбородок. Слезы блестели в глазах, но еще не начали сбегать по щекам.

– Ну что ты? – тихо, нежно спросил Николай.

– Я боюсь вас потерять, – и первая слеза оросила щеку.

– Не плачь... – уже шепотом произнес Офицер, аккуратно вытер слезу кулаком, который медленно разжимался, превращаясь в несмело ласкающие пальцы. – Ты меня не потеряешь...

Николай чуть наклонился и поцеловал Умара в щеку. Этим он поставил одновременно не то точку, не то новый заголовок.

– Если поцелуй перестает быть отеческим, то пути назад уже нет, – сказал Николай, стараясь смотреть мальчику в глаза, но тот пока опасался этого нового взляда и все время то отводил глаза, то снова поднимал. – Можно либо прервать все, либо начать совсем по-новому. Мне слишком много лет, и я УЖЕ это знаю. А тебе слишком мало, и ты ЕЩЕ не знаешь.

Умар вздохнул, но без тяжести. Наконец-то смело поднял взор. Выбор был сделан.