Стена была шершавой и горячей, ох, чёрт, какой же она была горячей, будто там, за кирпичной перегородкой, полыхала доменная печь. Внутри у него всё полыхало тоже – кровь кипела и стучала, разрывая виски, живот жгло так, словно от хлебнул расплавленного воска. А хуже всего было сзади, там, где в него жёстким поршнем вбивалась плоть – не просто чужая, чужеродная, словно какая-то тварь не с этой планеты, не из этого мира вжимала его сейчас лицом в стену и проникала в него, и он знал, что после этого ничто уже никогда не будет прежним. Это почти шизофреническое ощущение не было столь безумным, как могло показаться – тот, кто находился за его спиной и в его теле, только отчасти был человеком. Ни у одного человека не может быть такой горячей кожи, такой горячей, словно она вот-вот вскипит, вздуется волдырями, не выдержав чудовищного жара, который сжигает сейчас изнутри этого... это...

Вспышка ясности в голове – свежая, прохладная, – и мысль: не может быть, я же его убил, я своими руками его...

И тут же понимание, что не важно, ничего не важно. В этом понимании обречённость и горечь, и ярость, и – о, Господи, что это, где я? – облегчение, потому что на самом деле – вот тебе правда, съёшь её, малыш? – он не хочет, чтобы это заканчивалось. Тварь за его спиной рычит, деловито двигая бёдрами, крепче сжимает его волосы, а когда он пытается обернуться, закрывает ему лицо мозолистой ладонью. И он отворачивается, и вжимается лбом в горячую стену перед собой, и тоже рычит, ударяя стиснутым кулаком в стену каждый раз, когда толстый чёрный член толкается между его широко расставленными ногами.

Я же тебя убил.

– Я ... же... те... бя... у... бил... – хрипит он с каждым толчком и каждым ударом, вздрагивая от растущей боли в разбитых костяшках. – Я ... же...

И зная, что это правда, он чувствует, как что-то капает ему сзади на шею и на плечо. И слышит хруст, омерзительный хруст расходящихся костей, разрывающихся тканей – он слишком хорошо запомнил этот звук, никогда ему не забыть...

– Я ЖЕ ТЕБЯ УБИЛ! – кричит он изо всех сил и воет, когда из его члена, крепко обхваченного чёрной рукой, ударяет струя спермы, и он не обернётся, нет, он ни за что на свете не обернётся сейчас, я же тебя убил, я оторвал тебе голову собственными руками... что же ты, не останавливайся.

Он припадает к стене всем телом; ему плевать, что она теперь всё равно что раскаленная сковорода, и когда он отстранится, то оставит на ней клок собственной кожи. Тот, кто сзади. двигается вместе с ним, не вынимая из него яростно пульсирующего члена, чёрные мускулистые пальцы стискивают волосы ещё крепче, запрокидывают голову, так, как ему нравится, да, эта тварь откуда-то знает, что ему это нравится, и когда он, задыхаясь, насаживается снова, сам, как будто ничего другого в жизни никогда не хотел, сиплый голос, свистя перерезанным горлом, говорит ему в самое ухо:

– Сэм Винчестер должен умереть.

– Сэм! Сэм! СЭМ, чёрт тебя возьми!

Сэм дёрнулся всем телом и почувствовал, что валится с кровати. Как это вышло, он понял не сразу. Знал точно одно: он не лежит, он сидит, и не помнит, как сел, а Дин сидит напротив, тряся его изо всех сил, и глаза у него совершенно ошалелые. Секунду или две Сэм пытался понять, как это может быть: только что был Гордон сзади, а теперь Дин спереди, и от этой мысли его передёрнуло так, что Дин разжал руки и отпустил его.

И вот тогда Сэм стал валиться набок и грохнулся бы с кровати прямо на потёртый половичок, если бы Дин не оказался проворнее и не затащил его обратно.

– Чувак! Ты что?! Эй!

– ...нормально, – выдавил Сэм. Там сначала ещё было "всё", но он так сипел, что оно получилось совсем беззвучно. – Я в порядке.

Он ещё сам не разобрался, врёт или нет, так что на всякий случай отвёл глаза от пристального динова взгляда и с коротким стоном прижал запястье ко лбу. Голова раскалывалась, в ней всё ещё колотились отголоски бешеного ритма, в котором он двигался минуту назад.

– Ты кричал во сне. Что, снова видения?

– Что кричал? – вздрогнув, спросил Сэм – мгновенно захлестнувшая его паника пересилила даже головную боль.

– Ничего. Просто кричал, орал во всё горло, будто тебя режут. Я никак не мог тебя разбудить, – сказал Дин и умолк, с тревогой разглядывая Сэма. На нём ничего не было, кроме трусов и футболки, на полу валялось скомканное одеяло, свалившееся с кровати Дина, когда он спросонья кинулся к брату. Сэм посмотрел на него и снова потёр лоб. Сжигавший нутро жар наконец отступил, и теперь спину начинал продирать озноб.

– Что происходит, Сэм?

– Ничего. Правда. Просто поганый сон. Очень поганый.

– Ты уверен, что это не видения?

– Уверен.

– Почему?

"Ну какого чёрта ты пристал?!" – вдруг захотелось заорать Сэму, и он почти так и сделал, но в последний миг прикусил язык. Он тут, судя по всему, чуть ли не приступ эпилепсии разыграл – вопил и корчился на кровати, да ещё и отказывался просыпаться – ничего удивительного, что Дин так переполошился.

Сэм облизнул губы и свёл колени под сбившимся одеялом. Он только теперь ощутил, что в трусах у него твёрдо, так твёрдо, будто перед ним только что продефилировали голышом все Мисс Америка за последние пять лет.

– Потому что этот человек уже мёртв, – после затянувшейся паузы ответил он.

Напряжённая тревога в глазах Дина сменилась пониманием. А потом – облегчением. Он слегка усмехнулся, не очень весело, впрочем.

– Гордон?

Сэм молча кивнул. У него слегка постукивали зубы, он не был уверен, что смог бы сам выговорить это имя. Гордон... да, Гордон, которого он убил четыре дня назад. Своими руками. Вот этими самыми, которые...

...я же убил тебя, я же тебя убил, я же...

– Тогда понятно, – сказал Дин, хотя по его лицу Сэм не сказал бы, что ему хоть что-нибудь понятно. – Не каждый день отрываешь головы голыми руками, верно?

Это должно было, видимо, прозвучать задорно – по замыслу Дина. Но прозвучало довольно-таки нервно вместо этого. Да, Дин, мне тоже всё это не слишком нравится. Ещё меньше, чем тебе, поверь.

– Ты не сказал "людям".

– А?

– Головы. Людям. Не каждый день отрываешь головы людям, – раздельно сказал Сэм и снова поморщился от вспышки головной боли – правда, уже слабей, вроде бы понемногу отпускало.

– Гордон не был человеком, когда ты его убил. Ты знаешь это не хуже меня.

Вот теперь прозвучало как надо – уверенно и бодро. Дин окончательно успокоился. Ну в самом деле – он бы скорей насторожился, если бы Сэм спал как младенец после того, что сделал. Он так и спал... первые три ночи. И на четвёртую, вдруг, ни с того ни с сего – это... У него засаднило ладони, и неимоверно захотелось посмотреть, не содрал ли он их о раскалённую кирпичную кладку.

– Поспать бы ещё часика два, – бросив взгляд на часы, сказал Дин и зевнул. Сэм смотрел, как он потягивается, вращая нижней челюстью, как упирается обеими руками в край матраца, готовясь приподняться и перебраться на свою кровать, чтобы покемарить ещё хоть немножко...

И не смог, просто не смог. Ему нужно было сейчас, просто необходимо, он...

Сэм протянул руку и схватил Дина за край футболки.

– Стой. Не уходи. Не...

Он не договорил. Он никогда в такие минуты не договаривал, но слов и не требовалось. Дин тут же сел обратно и повернул к нему голову. Он был взлохмаченный, заспанный, помятый, и явно страдал от недосыпа, но Сэм всё равно сидел, вцепившись в его футболку и безотчётно оттягивая её на себя, отчаянно и упрямо, как будто запрещая Дину даже думать о том, чтобы встать и уйти.

Но Дин, конечно, вовсе не думал об этом. Он смотрел несколько мгновений на Сэма, потом чуть заметно улыбнулся и, подавшись вперёд, вмял кулаки в постель по бокам от его бёдер.

– Ладно, – пробормотал Дин, подтягивая ноги и сжимая коленями колени Сэма. – Расслабься.

Сэм хотел сказать: "Не могу", но только вздохнул в ответ. Он всё ещё судорожно стискивал край диновой футболки. Дин положил руку на его кулак и мягко надавил, заставляя разжать пальцы. Его лицо больше не казалось сонным, оно было теперь просто расслабленным и очень спокойным.

– Успокойся, – тихо сказал он. Сэм быстро, прерывисто дышал, глядя ему в лицо. – Всё нормально. Всё хорошо.

Сэм кивнул, сглотнув. Всё хорошо, он это знал, но ничего поделать с собой не мог, его колотило, и одна мысль о том, чтобы остаться сейчас одному...

...и думать о том, что как же так, я ведь его убил...

...ввергала его в панику. Дин развёл в сторону его руки, инстинктивно продолжавшие за него цепляться, на секунду сжал запястья и тут же отпустил, осторожно погладив большими пальцами тыльные стороны сэмовых ладоней. Сэм снова вздохнул, уже не так прерывисто, и откинулся назад. Под затылком было мокро – подушка успела пропитаться потом. Его и...

...Гордона...

...его потом, чьим же ещё.

Дин задрал на нём майку и принялся поглаживать его судорожно вздымающийся живот, лёгкими, едва ощутимыми круговыми движениями. Пальцы скользили по рёбрам, по выступающим косточками таза, неторопливо, успокаивающе. Сэм закрыл глаза. Там, где ещё недавно жгло огнём, а потом будто напихали колотого льда, теперь разливалось приятное, тихое тепло. Дин, похоже, не сразу заметил, как сильно он возбуждён, но ничем не выдал удивления, когда приспустил с Сэма трусы и увидел колом стоящий член. Его колени переместились выше и сжимали теперь бёдра Сэма, не слишком крепко, создавая ощущение приятной тесноты, не сдерживающей, а оберегающей. Не открывая глаз, Сэм схватил руку Дина и положил её на свой член, тут же нетерпеливо дрогнувший и подавшийся Дину навстречу.

– Что ж тебе там такое снилось... – пробормотал Дин, и Сэм подскочил бы, если бы брат не придавливал его своим весом к кровати.

– Ч-что? Что ты сказал?!

– Ничего, – отозвался Дин, собирая большим пальцем прозрачную жидкость с головки его члена. Сэм беззвучно застонал и откинул голову, вминаясь затылком в подушку. Рука...

...чёрная мозолистая...

...Дина мягко и крепко обхватила ствол его члена и задвигалась вверх-вниз, не очень быстро и не слишком медленно, как всегда, безошибочно поймав тот темп, который Сэму нравился больше всего. Другая рука тем временем продолжала поглаживать его живот, грудь, шею, очень нежно, так осторожно, как будто Сэм спал и Дин боялся его разбудить. Всё хорошо. Тихо. Всё хорошо.

И – Сэм знал, что так будет, потому и удержал его – вскоре он действительно стал успокаиваться. Не сразу, на это понадобилось больше времени, чем он думал, и почему-то он очень долго не кончал, гораздо дольше, чем обычно, хотя опасался, что, напротив, выстрелит, как только Дин к нему прикоснётся. В какой-то момент это стало мучительно, и с таким трудом обретённое спокойствие вновь стало таять под напором возбуждения, не находящего выход; если бы Сэм мог, он бы попросил Дина попросту нагнуться и отсосать у него. Но такого он даже от Дина не смел ждать – не потому, что тот бы не сделал, просто были пределы того, что Сэм мог у него просить Он и так уже далеко вышел за эти пределы. Далеко и давно.

В конце концов он кончил, забрызгав руку Дина спермой. Тот был сам виноват – не отстранился, видя, что брат близок к оргазму, наоборот, сжал ладонь крепче и держал, пока из семенного канала выстреливала белая струя. Сэм хрипло вскрикнул несколько раз, подкидывая бёдра, потом без сил повалился на кровать. Дин похлопал его ладонью по животу.

– Полегчало?

– Д-да, – выдавил Сэм. – Спасибо...

И ойкнул, тут же получив болезненный тычок под ребро.

– Сколько раз тебе повторять, чтоб не смел благодарить за это, – проворчал Дин, вставая с постели. На этот раз Сэм не стал его удерживать. Он лежал, распластанный на кровати, сжав колени и раскинув руки в стороны, и пытался выровнять дыхание, которое снова сбилось, но теперь в этом не было ничего плохого. В этом было только хорошее. Ведь так? Только хорошее.

– И попробуй теперь разбудить меня раньше десяти, – предупредил Дин, поднимая с пола своё одеяло и бросая его на постель.

Сэм тут же очнулся.

– Но мы ведь договорились с Макрайсом на десять тридцать.

Дин, уже лёжа в кровати, демонстративно отвернулся и натянул одеяло на голову. Сэм вздохнул и прикрыл глаза. Ладно, в десять так в десять... ему и самому не особенно хотелось вставать с постели ближайшие несколько часов. Если бы ещё удалось снова уснуть, он бы ничего больше от жизни не хотел...

Он уснул, едва успело выровняться дыхание Дина, и ему не снилось больше ничего.

Городок назывался Пэвенси, и они приехали сюда накануне, потому что за последние две недели в этом городе произошли пять самых жестоких убийств за всю семидесятилетнюю историю его существования. Все маленькие, благополучные с виду американские городки – рассадник психозов, это знает любой, кто читал Отто Ранка или хотя бы Стивена Кинга, не говоря уж про вечерние газеты. Порой кажется, что люди в таких городках живут в сонливом, ленивом, терпеливом ожидании взрыва. Каждому хочется, в глубине души, чтобы однажды за ужином сосед снял со стены дедушкино ружьё и вышиб мозги своей сварливой жене – разговоров хватит на годы, и, может быть, слово "Пэвенси" даже попадёт на страницы больших газет. Конечно же, каждый при этом свято уверен, что такое если и случится, то не в его доме, не с ним.

За последние две недели слово "Пэвенси" прозвучало в новостях не один раз, а пять, чем, собственно, и привлекло к себе внимание Сэма. Дин выслушал его и кивнул:

– Один псих в маленьком городке – обычное дело. Два – возможное, три – объяснимое... Пять психов – это наше дело, Сэмми. Едем.

Они поехали. И опоздали совсем немного – буквально накануне их приезда произошло шестое убийство. Молодой счастливый муж, недавно женившийся по большой любви на женщине, которую любил со школы, проломил своей юной супруге череп ремонтным ломиком, после чего пустил себе пулю в лоб. Их хоронили вместе, в одной могиле, несмотря на протесты родных погибшей девушки – таково было её завещание.

– Как по писанному, – сказал Дин, разглядывая издали суетящихся вокруг опечатанного дома копов. – Жили недолго, но счастливо, и умерли в один день. Сплошная романтика.

– Не вижу ничего романтичного в ремонтном ломе, – сухо сказал Сэм, и Дин усмехнулся.

– Ладно, уел. Это уже шестая жертва, да?

– Шестая и седьмая, считая убийцу. Если мы имеем дело с одержимостью, то справедливо будет записывать в жертвы и тех, чьими руками совершаются все эти преступления.

– Одержимость, угу, – задумчиво протянул Дин, глядя на дом, ещё вчера принадлежавший счастливой семейной паре Альберти. Розоватые в лучах заходящего солнца стены озаряло больнично-синим светом полицейских мигалок.

Альберти были последними – пока что, – но далеко не первыми жителями Пэвенси, враз посходившими с ума. Протокол окружного полицейского участка, за две недели вспухший втрое против своего прежнего своего объёма, содержал также упоминания о Уилле Малдоке, владельце целлулоидного завода, за счёт налогов от которого фактически существовал город. Малдок какое-то время назад взял себе новую секретаршу, хорошенькую бойкую девицу, и на прошлой неделе воткнул ей в горло карандаш, трахая её на столе в собственном кабинете. Когда его нашли, он плакал над голым окровавленным телом, распластанным среди расписок и накладных, и просил прощения неизвестно у кого – девушка к этому времени была уже давно и безнадёжно мертва. Не менее странным выглядело убийство, совершённое местной школьницей – серой мышкой, два года тайно сохнувшей по первому школьному красавчику. Их нашли в раздевалке после товарищеского матча: парень был без трусов и с ножом в животе, а девица сидела, забившись в угол, обхватив руками коленки и тихонько поскуливая. И так далее, и тому подобное – нелепые, смертоносные нападения, жертвы, никак не провоцировавшие агрессоров, и убийцы, выглядящие так, будто понятия не имеют, где находятся и что случилось. При этом ни один из них не пытался отпираться и отрицать свою вину – даже целлулоидный магнат, которому не стоило бы большого труда купить себе лучших адвокатов, а то и вовсе – судью и присяжных со всеми потрохами. Но он вообще отказался от защиты, полностью признал свою вину и сейчас находился уже далеко от Пэвенси, в федеральной тюрьме штата Иллинойс, где ждал, какой ему назначат срок за убийство, причины которого иначе как бредовыми назвать было сложно.

– Он говорил, что просто внезапно понял, будто должен её убить, – сказал Дин, сидя за рулём Импалы и листая копию полицейского протокола – это стоило ему получасового усиленного флирта с секретаршей шерифа и пяти сотен баксов, но цена была соразмерной приобретению. – Вот: "Из слов подозреваемого следует, что он отдавал отчёт в своих действиях, однако впоследствии не мог объяснить, откуда в нём взялось чувство злобы и ненависти по отношению к пострадавшей". Тут есть стенограмма допроса... чёрт, кто-то ещё пользуется стенографией в эпоху цифровых диктофонов?! Они это нарочно, нам назло...

– Дай сюда, – Сэм забрал у него рук ксерокопии и всмотрелся в отпечатанные на листе закорючки. – Так... гм... ого...

– Чего "так, гм, ого"? Переводи давай! И вообще, откуда ты знаешь стенографию?

– В колледже подрабатывал для университетской газеты. Вот: "Я понял, что ей нужен не я, а только работа, которую я ей даю, и мои деньги. Она смеётся со своими подружками у меня за спиной, хвастает, как сумела окрутить тупого старого борова. Я как будто слышал, как она смеётся, она смеялась прямо у меня в голове, и моими баксами хрустела у меня под носом, и я подумал: вот ведь сука". Это он рассказывает про момент убийства.

– Прямо у меня в голове, – задумчиво повторил Дин. – Не очень-то похоже на одержимость, да?

– Угу. Скорее, на шизофрению. Но шизофрения не заразна, а у нас ещё шесть протоколов похожих историй.

– Зловещий инопланетный вирус? – с абсолютно серьёзным лицом предположил Дин. Перехватив взгляд Сэма, кивнул всё так же серьёзно. – Согласен, перебор. Тогда – микрочип, вживлённый в мозжечок. Зелёные человечки пытаются превратить человечество в киборгов, первая стадия эксперимента проходит в Пэвенси.

– Тебе бы всё только зубоскалить, – без улыбки сказал Сэм. Он понимал, почему Дин ерничает – во-первых, он всегда ерничал, чем бы они не были заняты, а во-вторых... Сэм вряд ли смог бы объяснить, что было во-вторых. Он точно знал одно: от чтения этих протоколов и вида фотографий жертв его мороз продирал по коже, хотя он видел в своей жизни и куда менее аппетитные вещи. И, Сэм не сомневался, Дину от всего этого точно так же не по себе, и только плоскими шуточками он может защититься от этого ощущения.

– В любом случае, – сказал Сэм, опуская распечатку, – нам надо прежде всего поговорить с кем-то из преступников.

Вот только сказать в данном случае было куда проще, чем сделать. Если убийца не пускал себе пулю в лоб сразу после преступления, то совал башку в петлю в камере предварительного заключения. Двоих убийц, включая Малдока, уже переправили в федеральную тюрьму штата, и до них было не добраться. Единственной, ещё остававшейся в Пэвенси, была двадцатилетняя Сара Шелдон. Она же, по совместительству, оказалась единственной, кто не убил свою жертву. И в то же время совершённое ею преступление было, бесспорно, самым диким из всего вала безумств, нахлынувшего на Пэвенси, штат Иллинойс.

Сара Шелдон до полусмерти избила свою лучшую подругу Вэнди Перкинс и изнасиловала её баллончиком от лака для волос. Причём как вагинально, так и анально.

– Господи Боже, – вырвалось у Сэма, когда Дин зачитал протокол с места происшествия.

– Согласен, – мрачно сказал Дин, и даже не стал пошлить.

– Да они все тут точно с ума посходили!

– Думай, Сэм. Какая известная нам нечисть на такое способна? В чьём это стиле?

– Трикстер? – сказал Сэм и тут же помотал головой. – Нет, слишком жестоко даже для него. Но больше никто в голову не приходит...

– Если бы мы не отправили Семь Грехов обратно на адскую сковородку, я бы знал, на кого ставить, – сказал Дин и повернул ключ зажигания в замке Импалы. Сэм промолчал, хотя был согласен с ним. Что-то определённо вселялось в этих людей, но вряд ли демоны, потому что ни один из них не утверждал, будто не контролировал себя. Напротив, все они достаточно внятно могли объяснить, почему сделали то, что сделали. И все, как один, страшно в этом раскаивались.

– Надо нам потолковать с этой Сарой Шелдон, – сказал Дин.

И Сэм опять согласился, хотя и без малейшего удовольствия. Кажется, именно в тот момент он впервые подумал, что зря они ввязываются во всё это. Откуда взялась мысль, он объяснить бы не смог – спасать людей и охотиться на всякую дрянь было их повседневной работой, и смятение Сэма было смятением патологоанатома с двадцатилетним стажем, в одно прекрасное утро пришедшего в морг и понявшего, что его воротит от трупов. Воротит или не воротит, но это – работа, и кто-то должен её делать.

"Только почему обязательно мы?" – подумал Сэм со смутным, неясным раздражением, но тут Дин сказал, что хорошо бы заехать куда-то перекусить, и мысль ушла туда же, откуда и пришла.

– Вау, смотри, сколько тут всего! – сказал Дин голосом мальчика, попавшего в раздел игрушек мегамаркета. – А это... это... точно! Ух ты!

Он вытащил из-под груды бумаг картонную табличку с изображённым на ней симметричным чернильным пятном и торжественно ткнул её Сэму под нос.

– Подумай хорошенько и отвечай, что ты тут видишь? Всю жизнь мечтал задать этот вопрос!

– Не знал, что в детстве ты хотел стать психоаналитиком. А заливал, будто пожарным.

– Конечно, хотел, а как же ещё! Получать двести баксов в час за то, чтобы валяться в кресле и слушать, как всякие придурки болтают с потолком – непыльная работёнка, эге?

Сэм не успел ответить – дверь кабинета штатного полицейского психиатра города Пэвенси раскрылась, впуская лысеющего мужчину в зелёном твидовом пиджаке и мятых брюках. Дин оглядел его с нескрываемым восторгом – Сэм понял, что именно такими он и представлял себе штатных полицейских психиатров.

– Чисто Брюс Уиллис в "Цвете ночи", да? – шепнул Дин Сэму. Сэм тем временем уже рефлекторно улыбался и пожимал Брюсу Уиллису руку. Звали Брюса Уиллиса Эдгаром Макрайсом, и именно с ним они вчера по телефону договорились о встрече.

– Что ж, значит, психологический факультет Иллинойского университета, – сказал Макрайс, сжав вялой ладонью сперва руку Сэма, потом руку Дина и застёгивая верхнюю пуговицу пиджака, видимо, плоховато державшуюся в петле. – Похвально, похвально, это прекрасное отделение, я читал там лекции когда-то... в девяносто седьмом. Как поживает профессор Келвин?

– Великолепно, – оттарабанил Дин. – Передаёт вам горячий привет и восхищение вашей последней статьёй в... – он осёкся и невинно взглянул на Сэма. Сэм деревянно улыбнулся.

– Мы следим за всеми вашими публикациями, доктор Макрайс, но последняя – это действительно было нечто. Новый взгляд на психологию и терапию, настоящий прорыв!

– Вы думаете? – Макрайс явно был польщён, и Сэм беззвучно вздохнул: вроде пронесло. Ох уж этот Дин со своими вечными импровизациями, чтоб его! – Спасибо. Верните доктору Келвину от меня привет при случае, и напомните, что я всё ещё жду его рецензии на мой проект по зоопсихологии. Но ладно, ближе к делу. Вы стажёры, и, боюсь, практиковаться будете не на крысах.

– Да уж не хотелось бы, – весело засмеялся Дин и осёкся, поймав насупленный взгляд Макрайса.

– Между прочим, экспериментальная работа с грызунами значительно информативнее работы с людьми, – сказал он куда более прохладно, чем прежде. – И я думал, вы согласны со мной, раз читали мои работы.

Дин захлопал глазами, и Сэм тут же ринулся в атаку:

– Разумеется! Но мы сейчас проходим практикум по патопсихологии человека, поэтому, к сожалению, ограничены в выборе методик.

– Это верно, – смягчился Макрайс. – Хотя, думаю, вам было бы гораздо приятнее работать с моими Бэтси и Стиви, чем с Сарой Шелдон.

– Бэтси и Стиви?..

– Мои крысы, – нежно сказал Макрайс и опять поправил пуговицу пиджака.

Дин выразительно посмотрел на Сэма. Похоже, он тоже начинал думать, что зря они во всё это ввязались.

– Когда её приведут, я оставлю вас наедине, – продолжал Макрайс. – Очень сложный случай, джентльмены, боюсь, что практически безнадёжный. Никакого доверия, ни малейшего стремления к сотрудничеству. Возможно, с вами она будет более откровенна, так что я попрошу вас представить мне протокол беседы...

– Обязательно, – пообещал Дин. – Вы уже проводили экспертизу?

– Да. И боюсь, что мисс Шелдон совершенно, безнадёжно вменяема.

– Надо же, какая жалость, – заметил Дин.

– Да, согласен с вами. Её невменяемость многое бы объяснила, а пока что я... гм... – Макрайс наморщил лоб, явно пытаясь подобрать корректный синоним к выражению "ни черта не понимаю".

– Теряетесь в обилии гипотез? – подсказал Сэм, и психиатр благодарно кивнул.

– Именно, юноша. – За дверью раздался шум, и Макрайс подобрался, как заяц, навострившийся дать стрекача. – А вот, похоже, и наша исследуемая. Оставляю вас. И помните: копию протокола мне на стол, иначе не подпишу зачётную ведомость.

Завершив напутствие столь бесхитростным шантажом, Макрайс поспешно вышел из кабинета.

– Нет, ну ты слышал?! – тут же сказал Дин. – Бэтси и Стиви! Тьфу, мерзость!

– Да уж, – хмыкнул Сэм, и тут дверь открылась снова.

Сара Шелдон была в сопровождении пристава, крепко державшего её за руку повыше локтя. Дин и Сэм посторонились, когда пристав выразительно указал им в сторону, и, проведя девушку мимо них, усадил на табурет. Клацнули наручники – Сару Шелдон приковали к столу, и Сэм мельком бросил взгляд на Дина. У того на лице не дрогнул ни один мускул, и Сэм мысленно восхитился его самообладанием. Сам он до сих пор ёжился в присутствии любого рода приставов, наручников и железных столов.

Пристав подёргал цепь и, удовлетворенный результатом, подошёл к братьям.

– У вас двадцать минут, – сказал он. – Если что случится – не стесняйтесь, орите.

Сэм и Дин одновременно глянули на девушку, тихо сидевшую у стола спиной к ним. Потом так же одновременно приподняли брови.

– Она только с виду такая тихоня. Не прикасайтесь к ней и ничего ей не давайте, ни карандашей, ни скрепок, ничего.

– Да вы что, какие скрепки! – возмутился Дин. – Ими же наручники открываются на раз. Мы что, совсем идиоты?

Пристав внимательно посмотрел на него. Сэм мысленно застонал.

– Ты слишком много смотришь кино, Джек. Скрепками ничего на самом деле не откроешь, правда, пристав? – усиленно строя щенячьи глазки, спросил он, и пристав, к большому облегчению Сэма, снова расслабился.

– Точно, – сказал он и вновь выразительно кивнул на ссутулившуюся у стола Сару. – Но всё равно...

Братья усиленно закивали. Пристав ушёл.

Сэм и Дин наконец-то остались с Сарой Шелдон наедине.

На первый взгляд она ничем не отличалась от сотен неприметных, нескладных, некрасивых девчонок из провинции. Невысокая, сутулая, выглядящая моложе своих лет из-за полного отсутствия косметики. Волосы она тоже не красила, сохранив им естественный мышиный цвет, и не укладывала, так что они прямой, не слишком густой волной падали ей на щёки и шею. Мешковатая тюремная роба не скрывала, а, скорее, подчёркивала её худобу. Она выглядела как жертва домашнего насилия или школьного террора, и меньше всего походила на маньяка, совершившего лесбийское изнасилование. Но всё же было в ней, тихой, сгорбленной, глядящей на свои скованные руки, сложенные на коленях, что-то неуловимо тревожащее, что-то, от чего предупреждение пристава переставало казаться абсурдным. Вряд ли эта женщина была опасна, во всяком случае, не сейчас и не для Дина с Сэмом, но... то, что было опасно, находилось слишком близко к ней. Слишком недалеко отсюда.

Сэм думал об этом, глядя на засаленные пряди, прикрывавшие затылок Сары, и очнулся, только когда Дин подтолкнул его в спину и выразительно кивнул – очнись, мол, вот она, работа, прямо под носом, и у нас только двадцать минут.

Преодолевая иррациональный внутренний протест, Сэм подошёл к столу и остановился напротив Сары Шелдон.

– Здравствуйте, мисс Шелдон. Я Саймон. Это – Джек. Мы хотели бы поговорить с вами немного, если вы не против.

Женщина обратила на него равнодушный взгляд.

– А что, если против? Тут же развернётесь и свалите к чёрту?

Голос у неё был низкий и резкий, но при этом до странного тусклый, механический, будто в горле у неё вместо голосовых связок были старые, проржавевшие шестеренки. Однако взгляд, который она бросила на Сэма, неживым вовсе не был – напротив, тёмно-карие глаза блестели лихорадочно и ярко. Это был неожиданный и неприятный контраст. Сэм отчаянно попытался вызвать в себе хотя бы зачаточную симпатию к этой женщине, сказал себе: она ни в чём не виновата, она была одержима – но ничего не вышло. Ему вдруг жутко захотелось выскочить из кабинета и бросить Дина разбираться с этим дерьмом – пусть пустит в ход своё обаяние, ему-то что с Памелой Андерсон флиртовать, что с фонарным столбом, что с этой уродиной – один чёрт.

Вспышка злости пришла и ушла, и через секунду Сэм, моргнув, понял, что так и не ответил на вопрос. И уж открыл рот, ещё не зная, что именно скажет, когда Дин за его спиной выдал:

– Точно, детка, развернёмся и свалим. А вместо нас придёт этот фрик в уродском пиджаке, который считает крыс куда более приятными собеседниками, чем тебя, и тебе всё равно придётся отвечать на вопросы. Только в отличие от нас, он ни хрена не поверит в то, что ты действительно слышала голоса.

"Ох, Дин, что ты... тут же наверняка прослушка!" – мысленно взвыл Сэм. Сара Шелдон повернула голову и посмотрела на его брата – без удивления, без особого интереса, но и без враждебности. Впрочем, враждебности в ней с самого начала не было, а было... чёрт, да что же это такое было?

– Смело, – сказала она наконец. – Люблю, когда вот так напрямик. Вы, парни, никакие не мозгоеды, верно? Кто вы, копы? Федералы? Я уже вашим ребятам всё сказала. Только они, видать, что-то там напутали, – добавила она ровным, ничего не выражающим тоном. – Я не слышала никаких голосов.

Дин и Сэм обменялись быстрыми взглядами. Не похоже было, что она врала. Не похоже, что ей вообще было дело до того, что произошло – и что ещё произойдёт, потому что сядет она теперь надолго, не в тюрьму, так в дурдом.

– Тогда почему вы это сделали? – спросил Сэм. – Зачем вы... так поступили с вашей подругой?

Блестящие глаза Сары посмотрели на него в упор. Сэм только теперь заметил, что они слегка слезятся, и в уголках глаз скопились бледно-жёлтые комочки. Его вдруг затошнило, но он заставил себя не отвести взгляд.

– Вы же читали протоколы допросов, парни. Я всё сказала. Эта долбанная сука Вэнди притворялась моей подругой, а потом взяла и увела моего парня Бадди. Вот почему я это сделала.

– Да не заливай, – резко сказал Дин, шагая вперёд и упираясь ладонями в стол. – Док Макрайс сказал нам, что шарики с роликами у тебя на месте, как полагается. Ты нормальная девочка, Сара. А нормальные девочки, когда их парни ходят налево, бьют посуду и рвут совместные фото, а не...

Он запнулся, и чёрт, ему не следовало этого делать. Плоские губы Сары Шелдон растянула блеклая, змеиная улыбка.

– А не запихивают их поблядушкам лаковые баллончики в задницу? Есть такое дело. Только знаешь что, красавчик, – она наклонилась вперёд, положив скованные руки на стол, и Сэм ясно видел, чего Дину стоило не податься назад, когда расстояние между их лицами сократилось, – это ведь именно то, что хочется сделать, когда твоя вроде как подружка трахается с твоим вроде как парнем. Так ведь и говорят – раскалённую кочергу бы тебе в жопу, вероломная дрянь... У меня не было кочерги. Взяла то, что оказалось под рукой, – пугающе спокойно объяснила она и откинулась на спинку стула.

Уровень профессиональной квалификации психиатра, решившего, что эта девица в своём уме, вызывал теперь у Сэма сильные сомнения. Он попытался говорить мягко и доброжелательно:

– Но вы ведь никогда ничего подобного не делали раньше. Никто из ваших знакомых не замечал в вас склонности к насилию и...

– Не замечал, – Сара фыркнула, тряхнула головой, сбрасывая с глаз чёлку, и вдруг стала выглядеть совсем девчонкой. – Если я до сих пор никому не расцарапала рожу, это же не значит, что мне никогда не хотелось, верно?

– Не поспоришь, – хмыкнул Дин. – Но сорвалась-то ты только теперь.

– Я не сорвалась, – холодно посмотрев на него, сказала Сара. – Я сделала то, что давно хотела. Что надо было сделать. То, что эта сука заслужила.

"Дин, мы тут ничего не узнаем", – взглядом сказал Сэм брату, и тот слегка прикусил губу. Сара Шелдон, не замечая их немого разговора, безмятежно улыбнулась, вновь сложив руки на коленях, обтянутых тюремной робой.

– Я всегда знала, что Вэнди дрянь. Все девчонки, которые красят волосы, бляди и дряни – так говорила моя дорогая матушка, Царствие ей Небесное, и была права на все сто. Но мы с Вэнди дружили ещё со средней школы, а потом она ещё вся такая умная, поступила в колледж, и мне вроде как льстило, что у меня такая умная подруга. Правда, надолго её не хватило, свалила оттуда через год, – Сара презрительно усмехнулась. – Вернулась и сразу запала на моего Бада. Я-то это видела, не слепая же и вроде не дура. Но не думала, что ей хватит духу перепихнуться с ним у меня за спиной... у меня за спиной! – скованные руки внезапно сжались в кулаки и дёрнулись с такой силой, что цепь наручников натянулась до предела. Сэм напрягся, и Дин бросил на него предупреждающий взгляд: он хотел дослушать. – Ну и когда я узнала, то пришла к этой суке и говорю: знаешь, детка, я тебя ни в чём не виню, нет. Я понимаю, почему Бадди на тебя запал. Ты же у нас такая хорошенькая, такая горячая штучка. Такая, мать твою, крашеная поблядушка. Я бы, честное слово, сама тебя трахнула. Так что я понимаю Бадди. Понимаю Бадди...

Сара задумчиво замолчала. Кулаки уже разжались, распрямившиеся было плечи снова сгорбились. Потом она вдруг бросила на Дина хитрый взгляд.

– Нравится? Мистер Любитель Крысок к этому месту уже раз десять называл бы меня грёбаной психопаткой.

– Я весь внимание, – сказал Дин, и Сара снова подалась вперёд.

– Да-а, надо же? Я вижу. Некоторым парням нравится, когда девочки играют друг с дружкой... ты из таких, да? Ладно, тогда слушай: я привязала её к кровати, той самой, на которой она скакала с моим Бадом, и спросила, что ей больше нравится – шампунь или лак для волос? Она орала, как будто я ей пистолетом угрожала, в самом деле, так что я её заткнула и тогда уж выбрала сама. Давай, красавчик, спроси, хотела ли я её убить? Спроси, я же вижу, ты хочешь.

– Ты хотела её убить, Сара?

– Да, – с наслаждением ответила та, безумно улыбаясь ненакрашенным ртом. – Да, я очень сильно хотела её убить, малыш. Но ещё больше мне хотелось её трахнуть. Именно потому я решила начать с того, что мне больше хотелось. А потом пришёл Бадди, и вот, я теперь здесь перед тобой, рассказываю тебе пошлые истории, а моя дорогая Вэнди – там, где солнце не восходит.

Щёлк. Сэм, заворожённый потрясающим спокойствием этой больной женщины, вздрогнул и навострился, как собака, почуявшая запах дичи. Что она сказала? Вот только что, сейчас – что она...

– Ты внимательно слушаешь, парень, и не называешь меня грёбаной дурой, это хорошо, – заметила Сара, по-прежнему обращаясь к Дину. – Вижу, тебя это заводит. Тогда слушай, я скажу тебе ещё то, что ты стесняешься спросить: делала ли я такое с девчонками раньше? Не-а. Не делала. Я не лесбиянка, хотя, знаю, ты мне не поверишь – никто не верит. Мне вообще не нравятся девчонки, по-моему, нет ничего лучше большого крепкого члена. Но вот тут... не знаю, почему, но я ни одного парня никогда не хотела так, как Вэнди. И да, если бы я опять оказалась там и могла бы сделать это ещё раз, я бы сделала. Так и запиши в те бумажки, которые ты потом будешь калякать для своего большого босса. Эй, пристав! – внезапно завопила она, так, что Дин и Сэм подскочили от неожиданности.

Дверь распахнулась, в кабинет ворвался полицейский со стволом наперевес, который он тут же нацелил – почему-то Сэму в голову. Сэм инстинктивно вскинул руки. Сара Шелдон откинула голову и разразилась хриплым, язвительным смехом.

– Всё в порядке, мой храбрый солдатик, они меня не обидели. Я бы сама их обидела, если б могла. Вот этому, – она метнула в Дина бешеный, сверкающий взгляд, – я бы и вовсе кой-куда засунула одну штуку, которая у вас там проходит как орудие преступления. Что, красавчик, понравилось бы тебе? А? Понравилось бы? – выплюнула она Дину прямо в лицо, и продолжала орать, пока сориентировавшийся наконец пристав вытаскивал её за порог.

Дверь захлопнулась. Несколько секунд были слышны вопли Шелдон, которую конвоировали в тюремный блок. Потом всё стихло.

Длинный угреватый нос доктора Макрайса просунулся между дверью и косяком.

– Закончили, юноши? Где моя копия протокола?

Они почти не разговаривали всю дорогу до мотеля. Дин только сказал:

– Она больная, и сделала это потому, что больная. Ничего сверхъестественного, Сэм, чистая шиза.

И Сэм молча кивнул, потому что да, оно именно так и выглядело, но... Вся штука была в то, что он не сомневался: если бы они смогли опросить остальных подозреваемых, совершивших убийства в Пэвенси за последние две недели, с каждым из них вышел бы очень похожий разговор. Никаких провалов в памяти, никакой потери власти над своим телом, никаких голосов – они просто хотели убить и убивали. И то, что большинство из них сожалели о сделанном, ровным счётом ничего не меняло.

Господи, что же тут происходит? И, главное, закончилось ли уже это "что-то" или только набирает обороты?

Когда они оказались в мотеле, Дин сказал:

– Ну вот, считай, полдня выкинули псу под хвост. Что дальше будем делать?

– Я попробую поискать что-нибудь, что объединяют убийц или жертв. Если это не одержимость, то, может, призрак? Некоторым из них не хватает ментальной силы, чтобы вмешиваться в мир живых, но они могут слоняться рядом и нашёптывать людям всякое, раздавать указания, подталкивать к действию.

– Вариант, – согласился Дин. – Вот только наша бешеная мышка никаких голосов не слышала. Просто сбрендила.

– Она могла соврать, – возразил Сэм. – Я бы не сказал, что мы успели с ней подружиться, и говорить правду она нам на Библии не клялась.

Дин задумчиво кивнул и поскрёб подбородок.

– М-да... кажется, мне пора побриться. А ты поройся, лишним точно не будет. Я схожу куплю нам пожрать чего-нибудь, что тебе взять?

Он ушёл, и Сэм ощутил странное облегчение. Почему-то ему хотелось сейчас ненадолго остаться одному, привести мысли в порядок. Чувство, что они ввязываются во что-то очень, очень паршивое, не покидало его – оно пришло ещё вчера, окончательно оформилось ночью, вместе с безумным сном, воспоминание о котором Сэм от себя упрямо гнал... И продолжало расти, как будто кто-то, сидящий у Сэма внутри, пытался докричаться до него сквозь слой рассудительности, говорившей ему, что он зря паникует, это всего лишь ещё одно дело. Сэм не слышал, что именно кричал ему этот кто-то, о чём именно пытался предупредить, и это тревожило его ещё больше. Самая худшая опасность – та, о которой не знаешь.

Сэм подошёл к окну и отодвинул штору, впуская в комнату немного света. Стоял разгар лета, и провинциальный Иллинойс был будто создан специально для этого времени года – здесь было ни слишком жарко, ни чересчур сухо, небо было чистым и ярким, солнце грело, но не пекло, и от сочной, яркой зелени газона перед окном было больно глазам. Мимо аккуратных белых домиков на другой стороне улицы катил велосипедист, время от времени отрывая руки от руля и вскидывая их, словно крылья, за ним с лаем бежала собака – большой мохнатый сеттер. По дороге проехал фургон с мороженым, и велосипедист ловко обогнул его, вовремя уйдя на соседнюю полосу. Стоял хороший, приятный день, жизнь в Пэвенси, несмотря на события последних недель, шла своим чередом, и всё было в порядке.

Уезжайте отсюда. Сейчас. Найди Дина и немедленно уезжайте.

Сэм моргнул. Не голос в голове, нет, и не шепот возле уха... Это вопящий Кто-то в глубине его сознания на секунду смог прорваться к нему и... и что? Что за паника, Сэм, это вообще на тебя не похоже. Дин бы тебя на смех поднял, и был бы прав – это ведь даже не видения. Нет у тебя больше никаких видений. Желтоглазый демон мёртв.

И Гордон тоже мёртв, но Сэм Винчестер всё равно должен умереть.

И тогда он снова увидел – увидел серую шершавую стену, к которой его через секунду прижали щекой, и он ощутил её пылающий жар, и чёрные руки на своих бёдрах, колено, грубо толкающееся между ног, тычущийся в задний проход нетерпеливый член, и вот – он сам, со стоном насаживающийся на чужую плоть. Большие крепкие члены, вот что я люблю, сказала Сара Шелдон и...

Сэм вздрогнул и резко отступил от окна. В голове тут же прояснилось, хотя перед глазами ещё несколько секунд плясали пятна. Чёрт, что это было? Не видения, ни капли на них не похоже, но... что-то ведь было?..

Ладно, не важно. Он просто слишком распсиховался после того, как они окончательно разобрались с Гордоном. А тут ещё дело про толпу маньяков – бывали у них и повеселее дела. Сэм лихорадочно протёр ладонью лицо и почти силой заставил себя сесть за ноутбук. Нужно, в самом деле, поискать связь между всеми этими людьми. И кроме того, было кое-что ещё, что он очень хотел проверить.

Вернувшись, Дин первым делом вывалил на стол соблазнительно звякнувшие пакеты.

– Я решил, что нам нужно пиво, – сообщил он, подтверждая свои слова изъятием из пакетов означенного напитка в количестве, достаточном, чтобы оба они могли ужраться в хлам. Сэм мельком глянул на Дина, потом на пиво и одобрительно замычал, тут же утыкаясь снова в ноутбук.

– Честно говоря, – сказал Дин, вынимая из пакетов упаковки с чипсами и нарезанной ветчиной, – я не знаю, как тебе, но мне немного не по себе от... того, что было днём. Много я психов повидал, но эта девка была как... как...

– Как злобный призрак, только живая, – закончил за него Сэм, не отрываясь от монитора.

Дин кивнул.

– В точку. Чёрт, рядом с ней я чувствовал себя Клариссой Старлинг перед доктором Лектором! Хреново это – чувствовать себя перед бабой так, будто это ты баба, а она – мужик, который хочет тебя трахнуть...

– Я тут кое-что узнал, – не слушая его, сказал Сэм.

– Нашёл что-то общее между жертвами?

– Пока нет, я другое смотрел... Знаешь, где сейчас Вэнди Перкинс? В частной клинике "Закат", что в пригороде Пэвенси. Это в пяти милях к западу от города.

– В психушке? Почему я не удивлён... И что, это важно?

– Наверное. Думаю, Сара Шелдон не так проста, как кажется. Она... или то, что ей движет... словом, оно пыталось нам что-то сказать.

– С чего ты взял?

– А почему нам тогда так погано было рядом с ней? – взглянув на него, напрямик спросил Сэм.

Дин поколебался, хотел было возразить, но потом не стал. Да, он тоже это почувствовал. Они были тогда не наедине с Сарой Шелдон. И дело не в распиханных по кабинету жучках. Там вместе с ними было что-то ещё.

– Держи, – Дин протянул Сэму открытую бутылку пива. Сэм взял и отхлебнул большой глоток, потом отставил бутылку и кивнул на ноутбук.

– Так вот, мне показалось, я нащупал то, что нам надо, когда увидел название этой лечебницы.

– "Закат"? – Дин приподнял брови. – И что?

– Там, где солнце не восходит, – напомнил Сэм. – Так она сказала. Что Вэнди сейчас там, где солнце не восходит.

– На западе, – хмыкнул Дин. – Что-то я не улавливаю твоей мысли.

– Я просто подумал, что это как-то слишком грубо для каламбура. Да и Сара у нас девушка не сказать что образованная – с чего ей вдруг говорить с нами метафорами? Я подумал, тут должно быть что-то ещё. Эти слова должны что-то значить. Пытался пробить по интернету, но ничего дельного не нашёл, а Бобби...

– Ох, чувак, – Дин сияюще улыбнулся. – Спросил бы старшего брата! Это же считалка.

– Что? – Сэм вскинул на него удивлённый взгляд. – Считалка?

– Ну да, детская считалка. Я её сто раз слышал, а ты разве нет? Сейчас вспомню... – Дин упёр горлышко бутылки в подбородок, наморщил лоб...

...не надо...

...и, торжествующе прищёлкнув пальцами, победно вскинул голову.

– Вспомнил! Там, где солнце не восходит...

О Господи нет нет не надо замолчи НЕ ДАЙ ЕМУ ДОГОВОРИТЬ!!!

– ...где луна кругами ходит, где всему хозяйка – тьма, мы с тобой сошли с ума, натянувшись, рвётся нить, кто умрёт – тому водить, – закончил Дин и умолк.

Повисла холодная, жёсткая тишина. Сэм смотрел на брата, сидящего напротив него с бутылкой пива между колен, и чувство чудовищной, непоправимой ошибки, совершённой только что ими обоими, росло в нём, распирая грудь, горло и голову, душа его, так что он не смог бы закричать, даже если бы захотел. А и смог бы, это ничего бы не изменило – поздно, колотилось в его висках бешеным током крови, поздно уже кричать. Теперь уже поздно.

– Жуть какая, – сказал Сэм и попытался улыбнуться. Вряд ли получилось, потому что Дин на улыбку не ответил. Его лицо, только что ясное и безмятежное, вдруг изменилось. Всего на несколько мгновений, но Сэм как будто увидел тень, наползающую на лицо Дина изнутри, и при виде этой тени вопль, застрявший у Сэма в горле, чуть было не вырвался наружу. Он не смог бы ответить, что именно так дико его напугало, почему он сидит мокрый, будто после кросса, почему его спину волнами охаживает озноб, а при виде бутылки пива, стоящей рядом с ноутбуком, к горлу подступает тошнота. Всё это было нелепо, глупо – Господи, Дин всего лишь напомнил ему старую детскую считалку... которой Сэм никогда прежде не слышал.

– Да уж. Жесть. Как проговоришь, аж не по себе становится, да? – сказал Дин, и Сэма окатило облегчением – всё нормально, ему померещилось. Это совершенно нормальный Дин, сидящий напротив него с бутылкой пива. Когда Дин лениво почесал босой ступнёй голень другой ноги, Сэм успокоился окончательно.

– Многие считалки содержат такие тексты, что ими только детей пугать, – сказал Сэм, больше себе, чем Дину. – Я где-то читал, что они происходят от древних языческих гимнов, посвящённых выбору жертвы. И тысячу лет назад того, кому выпадало "водить", приносили в жертву богам.

– Нифига себе. Думаешь, наши психопаты таким образом приносили кому-то жертву? Отсюда и считалка?

– Не знаю, – Сэм в растерянности посмотрел на ноутбук. – Никогда не слышал вот именно эту... Откуда ты её знаешь?

– Без понятия, – пожал плечами Дин. – Слышал в детстве, когда ты ещё на горшок ходил и у меня было время на игры. Я думал, ты тоже её знаешь.

– Не знаю. И странно, что я не нашёл её в интернете, – сказал Сэм и слегка нахмурился. Дин говорит, это известная считалка, почему же он, просмотрев не меньше сотни страниц по результатам поиска...

Он не успел довести мысль до конца – твёрдые пальцы вдруг стиснули его запястье и рванули в сторону. Сэм ахнул от неожиданности, неловко взмахнул рукой, зацепив горлышко стоящей рядом бутылки. Та со стуком упала на стол, пиво с бульканьем полилось – ох, чёрт, только не на ноут!! Возможности проверить не было – не успев опомниться, Сэм оказался на ногах, в тесном кольце диновых рук, сцеплённых у него на спине.

– Дин?! – Сэм ошалело посмотрел ему в лицо. – Что за...

– Тш-ш, – сказал Дин и поцеловал его.