Фингон обвёл взглядом гудящий, словно пчелиный улей, лагерь феанорингов, ища знакомую фигуру. Да, вот он... стремительной, как у Феанора, походкой ходит среди прочих эльфов, отдаёт какие-то приказы... медно-рыжая голова возвышается над всеми остальными, длинный алый плащ вьётся по ветру... Фингон ускорил шаги, и его лицо просветлело – он был несказанно рад тому, что друг столь скоро пошёл на поправку и нашёл в себе силы вновь взять на себя командование.

Завидев приближение Фингона, Маэдрос кивнул ему и улыбнулся своей обычной, едва заметной улыбкой. Нолфинг остановился поодаль, глядя, как Руссандол отдаёт последние распоряжения. Вблизи было видно, что лицо Маэдроса – всё ещё слишком бледное и худое, и очертания скул резко выделяются над запавшими щеками... Фингон понимал, что это ненадолго, но точно знал и другое: ни время, ни забота не уберут жёсткую складку у губ Майтимо. Не смягчат стальной взгляд серых глаз.

И не вернут отрубленную им, Фингоном, правую руку, чей обрубок Маэдрос теперь старательно скрывал от чужих взглядов под полой плаща...

Меч Руссандол отныне носил у правого бедра. Тёмно-рыжие волосы, обрезанные в плену и ещё не отросшие, были прижаты к голове медным обручем. Отдельные прядки выбивались из-под него, и Фингон поймал себя на мысли, что ему безумно хочется пригладить их ладонью...

– Рад тебя видеть, – негромко сказал Маэдрос, наконец разобравшись с делами и подойдя к Фингону. Положил руку нолфингу на плечо, пару мгновений помолчал, глядя в глаза; Фингону показалось, что рука друга жжёт его кожу даже сквозь плащ и рубашку.

– Я тебя тоже, Майтимо, – ответил он.

– Тебя прислал отец? – спросил Маэдрос.

– Нет. Я пришёл сам ... к тебе.

Руссандол снова помолчал, а затем сказал:

– Пойдём ко мне в шатёр.

В шатре царил полумрак; когда полог был задёрнут, лучи Анара почти не проникали сюда. Маэдрос опустился на край ложа, расстегнул серебряную брошь в форме восьмиконечной звезды, удерживавшую у горла плащ; ткань мягко соскользнула с плеч и теперь алела на постели, словно лужа свежепролитой крови.

– Что тебе сказали твои братья, когда ты отрёкся от короны в пользу моего отца? – спросил Фингон, присаживаясь рядом и пытаясь заглянуть в склонённое лицо Маэдроса.

Феаноринг поднял глаза – их взгляд был жёстким. Так же, как и его голос, когда он заговорил:

– Ничего. А что они могли мне сказать? Я – старший из них, и последнее решение всегда остаётся за мной. Уверен, что некоторым из них хотелось многое возразить... однако они не посмели. Да и какое они имели на это право – после того, как мы бросили вас погибать на Вздыбленном Льду? После того, как ты, несмотря на наше предательство, спас меня, рискуя собственной жизнью – в то время как они не предприняли никаких попыток вызволить меня из плена?

Складки плаща сползли с правой руки Маэдроса, открывая широкий манжет из серебристого кружева, ниже которого не было ничего. Руссандол сделал движение левой рукой, намереваясь снова прикрыть правую плащом, однако Фингон его опередил. До этого момента он сам всячески избегал смотреть на искалеченную руку друга – это полнило его душу чувством вины, хоть он и знал, что не мог поступить иначе – но сейчас пересилил себя и осторожно взял обрубок двумя руками.

«Нет, Майтимо. Ты можешь стыдиться кого угодно, но стыдиться меня я тебе не позволю...»

Маэдрос едва заметно вздрогнул, но не стал убирать руку, и вместо этого положил свою ладонь поверх рук Фингона.

– Не вини их, Майтимо, – произнёс Фингон вслух. – Вначале погиб ваш отец, затем ты попал в плен... они просто не знали, что предпринять, лишившись сразу двух предводителей.

– Удивительно, как Макалаурэ вообще удалось поддерживать в лагере относительный порядок, пока... пока меня не было, – заметил Маэдрос, но его взгляд оттаял, а на губах вновь появилось лёгкое подобие улыбки.

– Прости, – он сокрушённо покачал головой, и волосы окончательно выбились из-под обруча. – Я изменился за последнее время... я уже не прежний Нельяфинвэ...

– Для меня ты всегда будешь прежним, – тихо, но горячо возразил Фингон. – И пока я жив, я не позволю тебе измениться. – И, всё же подчинившись своему желанию, он снял с головы Маэдроса обруч, пригладил его растрепавшиеся волосы и коснулся губ лёгким поцелуем – совсем как в былые дни...

«Может, твои глаза и приобрели стальной блеск... и у тебя появилась привычка сурово сжимать губы... но на ощупь они всё такие же нежные...»

– Кано... что бы я без тебя делал? – Маэдрос обнял Фингона левой рукой, порывисто притянул к себе, прижался щекой к щеке...

– Майтимо... – Фингон слегка отстранился и обхватил ладонями лицо Маэдроса. – Майтимо, давай пообещаем друг другу. Где бы ни поселились мы на просторах Эндорэ, время от времени мы будем ездить друг к другу...

– Конечно, Кано. Конечно, я обещаю...

– ... и ещё одно, – продолжал Фингон. Ежели суждено нам обоим пасть в этой войне... а сердце говорит мне, что так тому и быть... тот, кто погибнет первым, будет ждать другого в Чертогах Мандоса. И ежели не дано будет возродиться одному из нас, другой тоже откажется вернуться к жизни.

– Кано... – Маэдрос попытался помотать головой, но Фингон не дал ему этого сделать.

– Я обещаю тебе это, – твёрдо сказал нолфинг, пресекая возможные возражения.

– Я тоже. Я тоже обещаю, – Маэдрос привлёк Фингона к себе и горячо прижался губами к его губам.