Roxanne
You don't have to put on that red light
Walk the streets for money
You don't care if it's wrong or if it is right

Эта женщина не понравилась Фариду с первого взгляда.

Она носила красное платье – не сейчас, не когда он увидел ее; тогда, в сладких и горьких сразу воспоминаниях Сажерука она всегда была в красном. Алые юбки и длинные черные волосы. Сажерук часто говорил о ней.

Обычно, когда Сажерук рассказывал Фариду о своей семье, они разводили костерок где-нибудь на опушке леса и рассказы предназначались скорее не мальчику, а огню. Словно бы Сажерук пытался спалить свое прошлое... или наоборот – возрадить.

Тогда, в своем мире, Фарид слышал от заморского купца древнюю легенду о Птице-Феникс, которая обладала волшебной способностью: сгорая, она заново могла возродиться из пекла. В глубине души мальчик надеялся, что эта птица приходится каким-нибудь дальним родственником Сажеруку, и что тот вот так же сумеет возродить себя. Потому что с каждой проваленной попыткой вернуться Сажерук словно истончался от тоски и безнадежности.

Но как он преобразился, стоило ему оказаться на пороге родного дома.

Фарид злился; это все из-за того что она когда-то носила красное платье.

Roxanne
You don't have to wear that dress tonight
Roxanne
You don't have to sell your body to the night

Этого мальчика Роксана невзлюбила с первого взгляда.

И этой нелюбви она не смогла дать объяснение даже в своих глазах. Сажеруку же ответила: не его ли это сын? И пока Сажерук не сможет доказать обратное, пусть довольствуется этим объяснением...

Нет, ну конечно, не сын. Парню явно за пятнадцать, а Сажерук бродил где-то всего десять... Десять лет спустя возникать из ниоткуда – это и так уже слишком, но притаскивать с собой оборванного наглого мальчишку, отчего-то знающего секреты обращения с Огнем – секреты, которые мог открыть ему лишь Сажерук.

Роксана много раз просила его научить ее огненной науки; всякий раз Сажерук отказывал ей. Так же, как и любому, кто просился к нему в ученики. Искусство это редко кому дается, говорил он. Я не беру учеников, утверждал он тоном, не терпящим возражений. И вот – пожалуйста. Знакомьтесь – Фарид.

Но прогнать мальчишку за порог в глухую ночь Роксана не смогла.

Глухая ревность из сердца женщины не уходила: Фарид принадлежал той части жизни Сажерука, куда ей, Роксане, доступа не было. Он был рядом с ним, возможно, в минуты опасности – или наоборот, безудержного счастья. И он постоянно, каждую минуту находился рядом с Огненным Танцором.

Сажерук твердил что-то о девочке, в которую Фарид влюбился, только Роксана видела дальше и глубже. И никакая девочка была не в силах разлучить ее мужа и этого прикормыша.

Роксана злилась, и ее прекрасное сердце истончалось злобой все сильнее.

(Roxanne)
Why does my heart cry
(Roxanne)
Feelings I can't fight
You're free to leave me, but just don't decieve me
And please believe me when I say I love you

Только тот, кто достаточно раз в жизни солгал, сможет определить ложь. С первого слова, со вздоха, со взмаха ресниц... Сажерук видел: она лжет ему, лжет, принимая его любовь... Не потому, что не любит – но потому, что не верит в его чувства.

Но разве Сажерук лгал ей? Ни ей, ни про нее – ни разу, ни в одном воспоминании, ни в одной колыбельной, что он тайком сочинял для себя и Гвина в холодные одинокие ночи в том далеком, шумном, непонятном мире?

Роксана... Разве была в мире – во всех мирах! – женщина, которая могла сравнится с ней красотой и грацией? Одного взгляда на нее хватало, чтобы простить ей все: и то, что не смогла дождаться, что вышла замуж и младший сын ее теперь с такой враждебностью смотрит на него, не отпуская ее руки; и того, что сама она стала гораздо более холодной и замкнутой – уже не гордость, так пленившая в свое время Сажерука, руководила ей, но глубоко спрятанный, но в то же время так отчетливо видный страх; и даже то, что платьев – красных широких юбок – она больше не носила.

Почему же она не верит в его любовь? Почему не помогают ни горячие слова, ни огненные цветы на пороге ее убогого дома?

И почему уверенность Сажерука в себе самом гаснет с каждым днем, проведенном в ее доме – так, словно это не беспощадное мучительно-сладкое пламя, а тонкий огонек на конце веточки, которую выставили в окно в ветреную погоду...

First there is desire
Then... passion!
Then... suspicion!
Anger! Betrayel! Jealosy!

Отчаяние – вот суть Сажерука. Отчаяние до сих пор не отпустило его. То, что сжигает десять лет, нельзя затушить за неделю. Но в Чернильном Мире у любого огня есть чувство юмора, и поэтому Сажерук начал смеяться – над собой; над сводящими с ума противоречиями; над безумием ситуации.

Не проще ли было остаться в том мире – раз этот не может ничего поменять? Раз проблема не в мире, а в нем самом?

Тем больнее оказалось признать себе, что место, куда он десять лет стремился, сохранилось лишь в его воспоминаниях – и было совсем другим. Все было другим – и женщина, и очаг, и огонь. Даже огонь.

Фарид пришел из арабских пустынь и плохо знал, что такое огонь, но зато слишком хорошо – что такое жара. И чем дольше он путешествовал вместе с Сажеруком, тем больше понимал, что различие абсолютно такое же, как между любовью и страстью. И Фарид с каждым днем глушил жару в ладонях до огня, ловил ободряющую улыбку Сажерука или его гордый взгляд, и с теми же усилиями тушил страсть до любви.

Сажерук твердил ему, что надо идти медленно, пошагово. Он объяснял это на примере танца – и заодно учил Фарида танцевать. В том мире, откуда он пришел, никто не танцевал – разве только женщины в больших дворцах. Там резали, грабили, убивали и насиловали. Там все было жарой, и не было огня. Но огонь так понятно отражался в серых глазах огнеглотателя, что Фарид очень скоро перестал смотреть на огонь, и стал – в его глаза. И огонь заструился по жилам.

Роксана видела, каким вернулся Козимо Прекрасный. Временами ей казалось, что таким же вернулся и Сажерук – бледной тенью себя. Хоть огонь по-прежнему танцует под его пальцами. Что-то было не так, и подозрение выедало черные дыры в ее сердце наравне со злостью и ревностью. Сажерук смотрел на нее с теплотой и нежностью – но ей надо было знать, как он смотрит на этого мальчишку – и она никак не могла уловить его взглядов. Но ответного огня в глаза Фарида было достаточно, чтобы самые страшные мысли пустили ростки в ее сознании, как взятые из королевского сада семена проросли в ее саду. Роксана десять лет мечтала о том, чтобы Сажерук вернулся к ней. Сейчас же она молилась чтобы он никогда не возвращался...

Сажерук злился на себя и огонь пожирал его изнутри. Не злость – ярость и непонимание – грозились свести его с ума. Какой кикиморы ему постоянно кажется, что ему не надо здесь находится? Или находится не здесь?...

Фариду казалось, что своим бездействием он совершает худшее из предательств. Ведь даже плешивому ослу последнего караванщика было бы ясно: Сажеруку здесь не место! Вернее, место Сажерука, видимо, было не здесь.

Роксана ночами была готова заплакать от ревности и зависти: она видела, не могла не видеть, хоть и пыталась посмотреть, как этот мальчишка понимает Сажерука лучше, чем она – когда-либо – могла понять. Ей хотелось прогнать его. Ему больше не было здесь места. Только не рядом с ней.

There can be no trust
Without trust,
There is no love!
Jealosy.
Yes, jealosy...
Will drive you... will drive you... will drive you... mad!

Из некрепких стен крестьянского домишки, который Роксана гордо называла «усадьбой» навсегда исчезло доверие. Роксана сторонилась Фарида, Фарид отвечал ей тем же, Сажерук настолько погрузился во внутренние метания, что даже не замечал, что превратился в канат, в одеяло, которое с равной злостью и упорством тянут на себя две стороны. На одной стороне кривилась зависть, на другой горела любовь. Сажерук не видел этого. Сажерук уже несколько дней жил в своем доме в своем мире. Никогда еще за прошедшие десять лет он не чувствовал себя настолько чужим. Он сходил с ума.

You're free to leave me, but just don't decieve me
And please believe me when I say I love you

Сажерука спас Фарид: вовремя осознав, что происходит с другом, он вытащил его к комедиантам. Что угодно, узнать новости о Мегги, узнать, что твориться во дворце, продемонстрировать искусство – все что угодно за порогом этого дома.

Сажерук как-то рассказал Фариду как заканчивают свой путь по-настоящему одаренные Танцоры с Огнем – запугивал, верно. Но рассказы плотно въелись в память мальчика, которая порой была крепче любой книги: они сгорают изнутри. Они – сгорают – изнутри. И когда Фарид приложил руку ко лбу Сажерука, он с ужасом ощутил это пламя.

Сажеруку – какие бы обстоятельства не привели к такому его состоянию – нельзя было здесь оставаться. Нет, он твердо знал: знахарка и травница Роксана не спасет своего мужа.

Только Фарид знал что его спасет: огонь.

Яркий, танцующий огонь.

И неважно – в кострище или в его глазах.

Танцуй...