Вивек едва помнил, как дошел до комнат Сета. Его вела почти задушенная горячим стыдом и бессильной яростью воля к жизни – краем сознания он понимал, что оставшись у себя, в одиночестве, он скорее всего дозреет до идеи наложить на себя руки.

По счастью, на пути ему не встретился никто.

Вейк ткнулся в знакомую дверь, как слепой, она распахнулась. Вторая дверь – в кабинет, стол, бумаги, Сет, недовольно поднимающий от них голову... Видимо, он увидел в лице поэта достаточно, чтобы вскочить и броситься к другу:

– Вейк! Вейк, что с тобой?!

Когда Сота схватил его за плечи, слезы, которые Вивек едва сумел унять после того ужаса, полились вновь – они не иссякли.

– Вейк?! – Сет перепугался, засуетился. Отвел Вивека к диванчику у дальней стены, усадил, опустился рядом на корточки, заглядывая поэту в лицо.

– Двери закрой, – сказал Вивек, чтобы не говорить сразу.

Маг закрыл двери, не вставая, одним взглядом.

– Ох, Сет... – следующие слова сказать было сложнее, чем все слова, сказанные им за всю жизнь, вместе взятые. – Дагот... Дагот... меня изнасиловал.

Произнесенные вслух, слова оказались еще ужасней и постыдней, чем горевшие в голове, Вивек застонал и зажал себе рот ладонью, зажмурив воспаленные глаза.

– Что? – Сота Сил был в шоке. – Ты... Вейк... как?!

– Как?! – взвыл Вивек. – В жопу, блядь, выебал, что значит «как»?! Ох же мра-азь... – вырвавшись из рук друга, он упал на диван лицом вниз, и вцепился зубами себе в руку.

– Вейк, Вейк, – забормотал Сота, – на вот, выпей это... ну давай... друг, ну что ты, – подняв его за плечи, он подал ему кружку с каким-то отваром. – Залпом, давай.

Вивек выпил. Потом всхлипнул, успокаиваясь, отдал пустую кружку.

– Ох, Сет, если бы не ты, я, наверное, на нож бы упал, – признался он.

– Ляг, Вейк, – волшебник сам едва не плакал. – Может, лекаря? Ляг…

– Нет, нет, – поэт уцепился за руку друга, – не надо. Дай просто чего-нибудь... заживляющего. Только не зови никого.

Сота ужасно покраснел, но все же спросил:

– У тебя... кровь?

У Вивека перекосилось лицо.

– Так, немного, – процедил он сквозь стиснутые зубы.

– На, выпей еще, – новая порция отвара. – Я поищу мазь.

Скоро волшебник принес все необходимое, а потом отвернулся к окну, чтобы друг сумел привести себя в относительный порядок, и чтобы успокоиться самому – Вивеку нужна была сейчас его помощь, как никогда раньше, и нельзя было раскисать или впадать в ярость, хотя больше всего сейчас Силу хотелось просто пойти и убить Дагота.

– Сет, – позвал, наконец, Вивек.

Маг обернулся и подошел к нему. Видеть таким – растерзанным – веселого поэта было хуже всего.

Вивек откинулся на подушки, сомкнул веки.

– Такая грязь, Сет, – проговорил он, – так ужасно. Лучше бы было больно... чем это. Я никогда не думал, что он... о боги, вот же мерзость. Я хочу убить его, Сет. Но как?

– Погоди, Вейк, – Сота не хотел слушать об этом, никаких подробностей он не хотел знать, слишком мучительно каждое слово Вивека отдавалось в нем. Как же Дагот мог, как посмел?

– Да уж что... я ничего не смогу доказать. Свидетелей нет. Он меня не бил, вообще... вошел, кивнул, я поздоровался – и получил заклятие обузы и безмолвия. Никаких синяков, – поэт сел, поднял свои руки, показывая. Потом подобрал под себя ноги, лег снова – уже ничком. – А самое ужасное, что он молчал все время. Ни слова... лучше бы оскорблял или что... а так я был – словно какой-то предмет, – голос Вивека дрогнул.

Сота, сидевший это все время перед диваном на коленях, склонил голову, утыкаясь лбом в плечо друга.

– Мы убьем его, Вейк. Убьем. Обещаю.

И тут вновь открылась дверь. Маг вскочил, Вивек же приподнялся на локте – и уставился с ужасом на вошедшую Альмалексию.

– Друзья, вы... – радостно начала королева, но, увидев лицо Вивека, осеклась. – В-вейк?

Тот резко поднялся, отвернулся, закрывая лицо руками.

– Сет? Что случилось? Что с ним?

Вивек затряс головой – только не снова все это говорить!

Волшебник подтянул к себе Айем, и зашептал ей в ухо, старясь говорить тихо, чтобы не слышал Вейк, но четко, чтобы королеве не пришлось переспрашивать.

– Как? – севшим, чужим голосом произнесла королева. – Кто? Дагот?

Пауза.

– Ох, Вейк... – она бросилась к поэту, обняла его, уже плача сама. – Ох, как же... что же... я скажу Неревару, это же ужас, это преступление…

– Айем, – проговорил Вивек, – он не поверит.

– Что, как не поверит? Вивек, ты что? Тебя осмотрит лекарь... и... нельзя же это так оставить!

– Ты что, не понимаешь? – Вивек прижал к себе свою царственную подругу, ища утешения, которое лишь она умела дарить так искренне и щедро. – Ты разве не слышала сплетен про меня, Айем? Если я обвиню его, он будет все отрицать, а даже если ему придется признаться, он скажет, что все было... добровольно. Ему поверят. Неревар поверит. Не говори королю, Айем. И не надо лекаря.

– Сет, что же делать? – спросила Альмалексия, уповая на мага – она всегда была уверена, что он сможет помочь в любой беде.

– Ждать, – ответил волшебник. – Ждать и потом – мстить. Ты с нами, Айем?

Королева подняла голову. Глаза ее были мрачны, но решительны.

– Да, – наконец, сказала она, – я с вами.

Так и была решена судьба Ресдайна. И трое друзей так и не узнали – пока не стало слишком поздно – что Дагот Ворин, консул Шестого Дома, в тот проклятый день не выходил из своих апартаментов. И он сам ничего – до самой смерти своей – так и не узнал о причине ненависти к нему Трибунала. И никогда и никто не узнал, как смеялся Боэтия, Даэдра обмана, предательства и свержения власти, принявший облик смертного по имени Дагот Ворин на один час, и как стояла за его спиной та, что не желала делить ни с кем смертного по имени Индорил Неревар – ни жизнь его, ни любовь его, ни гибель – Княгиня Рассвета и Заката, Азура.