С Днем рождения, Крыс!

Лишь тому, кто постигает все многообразие человеческих характеров,
удается познать саму суть слова «одиночество».

isolement

Что есть альфа, и что – омега?

Где начинается одно и заканчивается другое?

Как выяснить, откуда берет начало круг, какая половина его является левой, а какая – правой?

Она говорила, что человек рожден для боли, но дарила наслаждение и счастье – пусть эфемерные, миражные, растворяющиеся в воздухе.

Он считал, что человек рожден для радости, но причинял боль – только самую настоящую.

И вместе они приносили окружающим особый дар: заставляли их чувствовать себя живыми. Более того – живее других.

Лишь малая толика, верхушка айсберга, являвшего собой то, что не имело названия, хотя и могло быть передано двумя бессмысленными словами.

Нас двое.

Местоимение.

Числительное.

«Нас» больше не было.

Здесь был только Акио.

Один.

Ему казалось, он превосходно знает людей, ведь именно он и только он отвечал за происходящее. Но, оказавшись в одиночестве, Акио понял, что без Анси его знания несовершенны.

В мире всегда живут семена червоточины. Они спят до времени и просыпаются накануне значительных событий, несущих в мир радикальные изменения. Как он мог не почувствовать нарождавшуюся червоточину, не отреагировать вовремя?

Нет ответа.

Есть много вопросов.

И воспоминания.

Воспоминания, приносящие боль, радость, грусть, злость, растерянность. Больше всего – растерянность. Отдельные, разрозненные события никак не желали складываться единую картину. Так чувствует себя паззл с недостающими элементами – как информационный диск с утерянными кластерами.

Близнецы, равноценные половинки единого целого. Они вырастают друг из друга еще до рождения, как ложь из истины, как доброта из жестокости. Они врастают друг в друга, как циклы Луны и Солнца, как день врастает в ночь.

Что же случится с миром, если отрезать от него половину?

Акио никогда не расставался с Анси надолго. Видеть ее, слышать ее голос, касаться ее кожи, дышать ее дыханием и мыслить ее мыслями – так было почти всегда, сколько себя помнил Акио. И вдруг исчезло.

«Я ухожу.»

Так абсурдно, так пугающе, так неправильно, что невозможно сразу осознать.

– Мой муж больше не интересуется Академией и полностью препоручает ее вашим заботам.

– Я встретила другого человека. Я собираюсь за него замуж. Ты не против?

Против?

Он?

Ему все равно.

– Бессердечный ублюдок!

А вы видели сердечных ублюдков?

Бессердечный... Да, это про него.

Его сердце унесла с собой ведьма, о которой, как ему казалось, он знал все. Чем дальше она уходила, тем больше сосудов и сухожилий рвалось. Оборванные нити сиротливо вились в воздухе, словно осенняя паутина. А паучка, решившего попутешествовать, уносило все быстрее.

Паучок Ананси[1].

Анси.

В конце концов он поднял трубку и набрал номер пресс-центра.

– Академия Отори закрывается после летних экзаменов. Необходимо сообщить ученикам и родителям об этом, а также вернуть деньги за оставшиеся семестры. Вы сами знаете, что делать.

– Но... господин Отори...

– Директорат больше не заинтересован в существовании подобного учебного заведения. Вы ведь помните, что это был эксперимент?

– Да. Да, разумеется. Извините меня. Я все сделаю.

– Благодарю вас. Вы прекрасный сотрудник. Работать с вами было удовольствием. Ах, да... Будет много вопросов, наверное, кто-то захочет связаться с господином директором. Переключайте на меня.

– Хорошо, я вас поняла.

Все.

Некоторое время Академия будет пустовать. Затем они с Канаэ официально разорвут помолвку, ее отец продаст полуостров или сдаст его в аренду под другой проект, и Акио сможет идти куда глаза глядят.

Одна беда: ему не хотелось никуда идти. Было лишь одно желание: забиться в какую-нибудь норку и не выходить оттуда никогда.

Теперь-то он отлично понимал хикикомори, которых ранее считал обычными полоумными, не желающими искать общий язык с миром из лени или страха, тонущими в болотах своих комнат и мыслей: нынче тонул сам Акио, и некому было вытащить его. А у него после ухода Анси не хватало сил даже на то, что раньше получалось само собой.

Он знал слово: разделенные. Но забыл, откуда знал.

Акио усмехнулся, чувствуя одновременно горечь и неуместное, больное веселье.

Старость – это когда забываешь больше, чем окружающие когда-либо смогут узнать. И он чувствовал себя старым, линялым, покоробленным и обнаженным энтропией до костей.

Еще не край...

Вскоре пришли – одна за другой – вторая, а затем и третья волны осознания.

Ждал зари я в нетерпенье, в книгах тщетно утешенье

На земле же – нет его.[2]

Будь Акио хоть немного другого склада, обладай иным характером, он был бы парализован в своих мыслях и действиях. Впрочем, он и так напоминал себе зомби: ходил, ел, спал, отвечал на звонки, водил машину словно в полусне.

Когда-то он слышал легенду о великом непобедимом воине, сопровождавшем Избранного. Суть легенды плохо ему помнилась, но один факт оттуда все же врезался в память накрепко: стоило Избранному оставить воина, отправиться по делам или еще куда, последнего словно выключали. Таким воином был сейчас Акио.

Он не мог дождаться, когда все наконец утихнет и можно будет перестать думать о посторонних вещах.

Безысходность.

Некуда и незачем бежать.

Не к кому.

В английском языке есть слово, удивительно точно описывавшее чувства Акио: despair.

Одиночество отчаяния.

Он не пошел на прощальную вечеринку, устроенную Кирюу Тогой, хотя его усиленно зазывали многие.

Не хотелось никого видеть. Тем более – Тогу, который слишком хорошо знал его, в том числе его-настоящего.

Акио хотелось только, чтобы все эти люди поскорее убрались и оставили его наедине с его мыслями.

Он терял себя.

Снова.

У Диоса была Анси.

Потом Диос был у Анси.

Потом...

Для него не будет никакого «потом».

Рассвет уже не настанет, не прав был тот поэт.

«Акио,

Я понимаю и сочувствую твоей утрате.

К сожалению, дела заставляют меня покинуть полуостров.

Поскольку ты, очевидно, более не являешься членом семьи Отори, ты можешь воспользоваться особняком Кирюу, если, конечно, захочешь.

Вряд ли мы еще увидимся, поэтому позволь выразить тебе мою благодарность.

Ты сам знаешь, за что.

Прощай.

Кирюу Тога»

Это было очень предсказуемо.

Нанами однажды случайно обмолвилась при Анси, что Тога временами настоящий тиран, который всегда поступает как лучше, руководствуясь при этом скорее своими представлениями об этом, даже если они не совпадают с мнением окружающих.

Акио не собирался принимать его предложение.

Подобного подарка он не заслуживал.

Все, что было между ними, должно уйти вместе с Анси, поскольку являлось частью ее игры, ее мира.

(Ошибка первая.)

Ему удалось достаточно быстро подыскать себе небольшой дом с гаражом. Студенческий городок медленно вымирал, и было просто найти дом с таким расчетом, чтобы рядом не было соседей.

Как и раньше, каждый новый день начинался одинаково: с чашки кофе. Только теперь после чашки кофе наступала тишина.

Ничегонеделание сводило с ума.

В конце концов, Акио не выдержал и перевез из Академии почти все розы, которые Анси выращивала у себя в оранжерее, хотя терпеть не мог эти цветы.

Вечером он долго сидел перед пересаженными и выкупанными цветами.

Каждый сорт выращен специально для определенного дуэлянта.

Бледно-зеленые. Розы Саёндзи Киоичи.

Молодость и надежда, связующее звено между материализмом природы и сверхъестественным.

Крупные цветы с махристо-волнистыми лепестками, обладавшие самым слабым, почти водянистым запахом. Анси провела за выведением этого сорта не один месяц.

Осенне-оранжевые розы Арисугавы Дзюри.

Амбиции, ум, раздражительность, душевное тепло. Лицемерие Афродиты.

Тяжелые цветы с гладкими лепестками.

Голубые. Розы Каору Микки.

Интересный цвет заучек и правдолюбов.

Невинность, благоразумие, искренность.

Небольшие бутоны, словно сжатые в тугую пружину.

Желтые. Розы Кирюу Нанами.

Символ солнца и божественной власти для взбалмошной, грубой, самовлюбленной девчонки. Ревность, ложь и предупреждение.

Самые болезненные и капризные розы в коллекции Анси.

Индиго. Розы Тцусиа Рюки.

Цвет фанатизма и обостренной интуиции, депрессивный из-за своей глубины.

Самый редкий сорт, постоянно стремившийся сменить окраску на голубую. Не иначе как стремился быть не таким, каким его задумали.

Алые. Розы Кирюу Тоги.

Революция и гнев. Любовь и красота. Предупреждение об опасности. Цвет патрициев.

Удивительно красивые у этого сорта были лепестки – немного угловатые и загнутые, словно кошачьи когти.

Белые. Розы Тэндзё Утэны.

Чистота и истина. Траур и смерть.

Очень крупные, с идеальными лепестками.

Сама Анси предпочитала всем другим розы чайные, нежного палево-розового оттенка, чувственные и изящные, растущие кустиками.

Цветы неплохо чувствовали себя в отдельной комнате на втором этаже.

Они немного пригасили отчаяние, глодавшее Акио, позволив ему заняться чем-то. Правда, он не был уверен, что вообще хочет чем-то заниматься.

Предсказуемый результат: Акио то вообще не отходил от своей импровизированной оранжереи, даже спал там, то дни напролет сидел в кресле над единственной чашкой черного кофе.

Он не ощущал ничего, ни единой эмоции. Тоска поглотила все. Осталась только звенящая пустота.

Иногда он выходил из дома и бродил по узким улочкам. Разумеется, в студгородке всё еще жили, хотя большинство студентов разъехалось, что практически парализовало местную экономику. Изредка ему встречались даже смутно знакомые люди. Они здоровались. Акио редко отвечал.

– Смотри, это же заместитель председателя Академии Отори!

– Я слышала, одна ученица из ревности убила другую.

– Господин Отори! Какая приятная встреча. Добрый день. Скажите, ведь Академия будет открыта вновь? Это временные трудности с финансированием? Вы уже нашли спонсоров? Я хотел бы... Господин Отори, подождите! Вот черт...

– Купите кулон, молодой человек. Вы не хотите амулет? Смотрите, этот амулет принесет вам любовь и богатство. А вот журавлик на удачу и счастье... Смотрите. У меня... Ну и иди. Урод.

Люди всегда были интересны ему во всем их разнообразии, но Анси, проклятая ведьма, что-то сделала с ним.

Тень ложится удлиненно, на полу лежит года, –

Знаю, – больше никогда!

Уходя, она унесла в своем смешном маленьком чемоданчике его душу.

Сначала она убила Диоса.

Теперь убивала Акио.

Одна за другой рвались нити.

Один за другим сиротели дома.

Одна за другой вяли и умирали розы.

И душа Акио медленно превращалась в пустыню.

désert