Рассказ первый.
Шут. Безделушка на память.

Мне не нужно победы и славы
И коня с золотым чепраком...
Мне от жизни немного надо –
Я хочу быть твоим шутом.

Вороний шут

В дом забраться было легко.

Ну, вообще-то, положа руку на чье-нибудь сердце, это было просто не так трудно, как рассказывала моя благоприобретенная агентура. Их послушать, так сие деяние приравнивается к подвигам Святого Алана – потому как невозможно. Я – не Святой Алан, заявляю официально. Тем не менее, я стоял в кабинете и думал, что бы взять на память.

Изначально я как-то не подумал, что у меня получится. Обычно я очень уверен в себе, но тут уж просто честолюбие взыграло. Я наобещал себе разных глупостей, если только доберусь до кабинета, а вот то, что буду стоять и выбирать – об этом как-то и не мечталось. Хотя, собственно, чего удивляться – бояться в этом доме надо хозяина. А он, судя по наблюдениям, опять отправился то ли во дворец, то ли еще каких приключений искать себе на хм... голову.

Действие того веселого сбора, который я от души бухнул в общий колодец, должно продолжиться до утра. А потом в водичке все смешается, настоится, и она станет еще лучше, чем была. Травник я или где? А что до улучшенных качеств воды – так почему бы не сделать прощальный подарок, я этому человеку даже симпатизирую...

Пока я столбом стоял посреди кабинета, события начали стремительно развиваться.

– И что же вы тут делаете? – голос прозвучал вроде спокойно, но по интонациям я понял, что дергаться не стоит.

Поэтому просто медленно повернулся.

– А я-то думал, меня посетила прелестная незнакомка... – мило улыбнулся хозяин дома.

– А я-то думал, вы пристрелите меня сразу... – ехидно отозвался я. Не люблю, когда из-за косы меня принимают за девушку. Обрезать бы лишнюю шевелюру к Закатным тварям, да жалко...

– Ну зачем так сразу? Мы же культурные люди. Чего вы собирались меня лишить, юноша?

– Я как раз выбирал между вон той шкатулкой и вон тем мешочком.

– Какая проза. В людях совсем не осталось романтики. Я было предположил, что вы явились за каким-нибудь родовым антиквариатом, а тут деньги... А вы не похожи на обычного вора...

– А вы – на бессердечного убийцу ночных посетителей... может, разойдемся миром?

Он засмеялся.

– Если честно, я желаю узнать, как вам удалось проникнуть в мой дом.

– А можно сначала выяснить, что мне будет за откровенность?

– Пистолет держу именно я. Так что садитесь, юноша, и рассказывайте, как вы пали так низко.

– Не считаю, что грабить первого маршала – низко пасть. Я считаю, что пал очень высоко...

– Выкручиваться и уходить от ответа – ваше хобби?

– А задавать вопросы – ваше?

Предатель, мерзавец, негодяй, или как там его еще кличут в городе, снова рассмеялся и сел в кресло.

– Садитесь, юноша.

Я послушно опустился в кресло по соседству. Похоже, приведение меня в состояние трупа отложено на потом.

– И все же, зачем же вы посетили мое скромное жилище?

– Если честно – хотел с вами познакомиться.

– Какой оригинальный у вас способ знакомства!

– Уж какой есть. Я вообще большой оригинал.

Я действительно оригинал, и, к тому же, редкостный болван – почти всегда потакаю своим желаниям. Когда я только приехал в столицу, сплетни о Вороне налетели на меня со всех сторон. Причем количество этих сплетен просто поражало. Заниматься сравнительным анализом шедевров народного творчества я не стал, потому что и так было понятно: большая половина – фантастическая чушь. Но остальное показалось мне очень заманчивым. Дело в том, что, как любой уроженец Кэналлоа, я заочно любил соберано Алву, а тут приезжаешь в столицу – и на тебе! Мне ужасно захотелось узнать, что же это за человек, который вмещает в себя, по слухам, все пороки, которые только можно выдумать на земле и под землей.

Разумеется, я не мог увидеть Ворона и в приватной беседе удовлетворить свое любопытство. Все-таки он герцог, а я – вор, взглянем правде в глаза. Поэтому раз уж мне не светило пообщаться с такой великой личностью, я решил посмотреть, чем живет эта самая личность. А уж потом начались эти разговоры о неприступности его дома, и я заигрался...

Зато теперь все же общаемся – значит, я не так глуп.

Никогда бы не подумал и не сказал вслух, но Алва – чокнутый. В соответствии со всеми легендами, которые про него рассказывают. Он абсолютно тронутый, но как же мне это нравится. Что сделал бы обычный человек, если к нему забрался вор? Сдал властям, пристрелил... Нет, этот пьет с ним вино и рассуждает о дверных замках.

Потом мы как-то перешли на мою историю, он почему-то ужасно обрадовался, что я профессиональный вор – дескать, никогда ранее таких не встречал. Я сразу почувствовал себя редким скелетом четырехсотлетней зверюги.

А вообще, как мне показалось, господину Ворону просто хотелось поболтать. Видимо, ему просто было не с кем. А так, поймаешь грабителя в кабинете – хоть поговорить можно... Дикость, конечно, но, опять же, применительно к Алве – да запросто!

Мы как-то быстро прикончили бутылку вина, после которой он непринужденно предложил мне остаться в его доме.

– Не хлопайте ресницами – взлетите. Мне никогда еще не приходилось иметь дело с профессиональными ворами. Я хочу оставить вас себе как ценный экземпляр. С вами приятно иметь дело, а пристрелить вас за вопиющее нарушение моего личного пространства я всегда успею.

Описать невозможно, как порадовала меня эта железная логика.

В общем, до утра мы просидели в его кабинете, а утром слегка обалдевшие слуги выяснили, что у монсеньора завелся оригинальный домашний зверек – серо-зеленые глаза, длинная коса каштановых волос, откликается на кличку " Людвиг".

С неделю мы просто присматривались друг к другу. Я учился не раздражать герцога, не путаться у него под ногами, не шутить на рискованные темы... Он, в свою очередь, пытался в очередной раз не пристрелить меня за очередную оброненную фразу. Этих «не» было так много, что я пришел к одному-единственному выводу: рано или поздно я паду жертвой собственных шуток и непоседливого характера. Казалось бы – чего проще? Сбежать. Видел герцога? Видел. Пообщался? А то ж – даже пили вместе. Ну и свободен. Но исполнить этот блестящий план не получалось – соберано всея Кэналлоа стал мне настолько интересен, что сбежать отсюда и прекратить изучение... этого я просто не мог себе позволить.

Месяц спустя, я вошел в кабинет и попросил об одолжении.

– Деньги?

– Нет, монсеньор. Я хотел бы титул.

– Да? – приподнял бровь маршал. – И какой? Смотритель винных подвалов? Вам бы пошло.

– Я хочу быть вашим шутом.

– А с чего вы взяли, что мне нужен шут?

– Понимаете, монсеньор... Я немножко жить хочу, к тому же, единственное и неповторимое право меня застрелить есть только у вас. Вашим драгоценным почитателям я скоро буду мозолить глаза. Ибо что им приближенный к Маршалу, если у приближенного нет ни высокой родни, среди которых можно распускать грязные сплетни, ни родственников для шантажа? Шутом мне безопаснее. Шута не вызывают на дуэль и не убивают – свои же засмеют. А я буду для вас анекдоты сочинять. Хотите?

– Пожалуй... – согласился Ворон.

Так я стал единственным и неповторимым Шутом Его высокопревосходительства первого маршала. Он получил повод для эпатажа придворных, я – надежную защиту и возможность рассказывать ему анекдоты, которые рассказывали про него по углам. Удобно, правда?

Рассказ второй.
Шут. Бабушкины сказки.

Я стану красивой мишенью ради тебя
Закрой глаза – ты будешь видеть меня как сны...

Б.Г. "Движение в сторону весны"

Когда я подходил к кабинету, я уже почти точно знал, что увижу. Камин, кресло, гитару и вино на столе. Рокэ Алва был в меланхолии, как, впрочем, почти всегда. Поэтому он и звал меня.

С тех пор, как я оказался в этом доме, я не выходил за его пределы. Это был не приказ, а, скорее, подобие договора – Герцог не хотел терять игрушку, а я всегда помнил, что у него есть полное право меня пристрелить. Как пойманного грабителя. В общем, мы оба нашли отличное объяснение тому, что оставили друг друга в своей жизни. К тому же, в том, чтобы сидеть в доме, были свои преимущества. Во-первых, чудесная библиотека, в которой я пополнял свои знания по истории – про Первого Маршала и его предков я знал достаточно преданий, но существуют же еще достойные люди. Во-вторых, сам маршал, который постепенно рассказал мне все о положении дел в Талиге, каким он его видел. Я склонялся к мысли, что это не было признанием меня достойным собеседником. Просто Ворону было смертельно скучно. Кстати, я всегда считал его скуку достаточным поводом для благодарности судьбе – в конце концов, мой приемный отец взялся обучать искусству воровства сыночка своей любовницы тоже со скуки.

Время от времени он звал меня к себе, я жонглировал ножами или просто клубками шерсти, сочинял истории, анекдоты по только что услышанным историям, а он пил вино и смотрел на меня.

Я не ошибся. Соберано ( для меня, как для каждого кэналлийца, это обращение было привычнее всего) обнаружился у камина с бокалом в руке.

– Что угодно монсеньору? – герцог однажды сказал, что в свете его надлежит звать именно так, и я пытался привыкнуть.

Алва поднял на меня глаза и махнул рукой, приказывая садиться рядом. Понятно. Соберано в мрачном настроении, может учудить чего угодно. Угодно ему, естественно.

– Людвиг, я давно хотел спросить вас о той части вашего образа, из-за которой я чуть было не принял вас за даму. Это какой-то обряд?

– Нет, что вы, монсеньор... – я устроился на ковре с видом на маршала и камин. – Моя мать была, и, как я надеюсь, остается весьма достойной женщиной, но она стала жертвой... хм... достойных пожилых жительниц нашего края. А они говорили, что незаконнорожденный ребенок всегда рождается слабым и трусливым, но длинные волосы – способ отвратить беду.

– Вы верите в эти сказки?

– Когда был мальчиком – верил. А потом просто привык. Соберано не нравится прическа его шута?

Нарочитый кэналлийский акцент сделал свое дело – эр рассмеялся. Кстати, один раз вычитанное в книгах обращение показалось мне волшебно идущим к ситуации, но маршал не любил, когда его так называли.

– Людвиг, еще немного в моем доме, и ваши волосы превратятся в черные, тем самым вы наконец-то станете похожи на свой родной народ. И забудете талиг. Кошки с ней, с вашей прической.

Ворон помолчал, а потом, усмехнувшись, велел:

– Историю.

Я улыбнулся. Время от времени Алва приказывал мне сочинить историю про любой предмет, на который он укажет – будь то ботинок или шпага. Сегодня это был его бокал с вином. Я уютно устроился на ковре напротив его кресла и задумался, с чего бы начать.

– Осмелюсь заметить, монсеньор, что если этот бокал всю свою долгую жизнь простоял в ваших шкафах, то он не сможет рассказать ничего удивительного.

– Напротив. Я нашел его в каком-то очередном проклятом всеми богами кургане... Боги вечно любят все проклинать. Так что рассказывай, шут.

– Этот бокал, монсеньор, купил у ремесленника один из главарей шайки разбойников, орудовавших на вашей родине.

– Разбойники? Какая-нибудь романтическая компания головорезов?

– Нет, что вы, монсеньор, обычная свалка отбросов общества, достойным украшением которой был их предводитель. Они грабили торговые обозы, а иногда и маленькие деревеньки.

– Что-то я не слышал о такой шайке в Кэналлоа...

– Это было давно, к тому же, они хорошо прятались, а местные жители их боялись. Этот бокал была на особом положении у главаря. Дело в том, что он, как и я, кстати, увлекался разными сборами трав и их комбинациями. Интересы его останавливались, в основном, на ядах.

– Достойно...

– Не сомневаюсь. Но для сборов нужны были испытания. Приготовив какой-нибудь смертоносный отвар, главарь шайки ждал, пока к нему не придет очередной проситель. Многие хотели иметь в союзниках его свирепое войско, но он всем отказывал. Когда очередной претендент приходил к нему в шатер, он разливал вино по бокалам. В этот бокал он всегда вливал яд. Гостю предлагалось выбирать. Если он был жаден или тщеславен, он выбирал бокал красивее, оставляя хозяину кубок попроще, и умирал к утру.

– А если выбирал попроще себе?

– У главаря всегда было противоядие, он не варил мгновенных ядов. Тогда он отпускал гостя с миром.

– Хм. Интересный человек, этот ваш разбойник...

– Бесспорно, монсеньор. Но однажды он отступил от своего правила. Он встретился с одним из предводителей местных племен, обещая помощь в обмен на деньги. Деньги были отданы, в разбойнике взыграла жадность, и он намеренно отдал отравленное вино предводителю, не дав ему выбора. Ничего не произошло, он умер, как и другие, но вскорости разбойника нашли мертвым, с бокалом в руках. Никто не мог сказать, отчего он умер. Бокал перешел к его последователю, но долго у него не пробыл – его украл вор.

– Уж не ты ли?

– Что вы, монсеньор, меня тогда еще на свете не было. Шут... то есть, простите, вор унес этот бокал далеко от разбойничьего гнезда и продал знатному дворянину. Дворянин любил пить именно из этого бокала – вино в нем казалось слаще, чем в бутылке. Но через несколько лет и он умер с этим кубком в руках. Как выяснилось, ему подсыпал яд собственный слуга. С тех пор кубок никому не принес счастья. Кто-то обязательно травил в нем вино. Рано или поздно – но постоянно. Из могилы последнего владельца он и попал к вам, монсеньор. Так что остерегайтесь яда в вине.

Алва усмехнулся.

– Кто может подсыпать мне яд? Разве что драгоценный шут. В этом доме только ты любишь опасные сборы.

– Но и полезные тоже...

– Бесспорно. Что ж, спасибо за историю, господин вор, я решил, что рано сел к камину.

Мне удалось растормошить эра? О, все шуты во всех мирах – поставьте мне памятник, я заслужил.

Я с готовностью поднялся с ковра. Алва потянулся и поставил бокал на каминную полку.

– Вас пора выводить в свет, Людвиг. Что это за игрушка, которой нельзя похвастаться?

Ворон усмехнулся. Думаешь, я взовьюсь на такое обращение? Не дождешься.

Я коротко поклонился, и мы вышли из комнаты.

– Как у вас со шпагой, господин шут? – соберано заговорил только во дворе.

– Прескверно, монсеньор. Сами понимаете, воры не дерутся на дуэлях...

– Это смотря какие воры, но в общем да, вы правы, такие как вы – не дерутся. А с пистолетом?

– Говорили, что мой отец тоже хорошо стрелял.

– Мне иногда кажется, что ваш досточтимый отец был беглым гоганом, а про имя бессовестно наврал вашей матушке, или она назвала вас так исключительно из-за тяги ко всему красивому...

– Вполне возможно, монсеньор. Но ваши слуги признали во мне кэналлийца.

– Безусловно, вы же там родились... Впрочем, мы отвлеклись. Вы умеете стрелять?

– Смотря что вкладывать в умение. Я могу показать.

Ни слова не говоря, герцог поднял пистолет и одним выстрелом сбил плеть плюща, стремившуюся вверх и оттого видную на фоне неба. И это в сумерках, после бутылки вина... Мой эр, я в восхищении, но промолчу.

Я взял поданный пистолет, прицелился, и сбил другую веточку, поближе и полегче, чем прошлая. Алва рассмеялся.

– Со скольки лет вы держите в руках пистолет, господин шут?

– С семи, монсеньор.

– Естественно, до этого были общие тренировки на меткость? Так я и думал. Только сумасшедшим кэналлийцам и некоторым бергерам приходит в голову учить детей стрельбе с такого раннего возраста... Впрочем, меня учили так же. Я впечатлен.

– Счастлив служить.

Ворон окинул меня взглядом с головы до ног и раздумчиво произнес:

– Вы идеальный шут, Людвиг. Завтра мы идем в гости.

– К кому, монсеньор?

– К очаровательной женщине, к кому же еще?

* * *

Кто такая Марианна, я, естественно, знал. Но то, что меня возьмут на светский раут – не подозревал даже в пьяных снах.

Честно говоря, я придерживался совершенно иного видения ситуации. Рокэ Алва поймал меня в своем доме как вора. Он мог пристрелить меня – никто бы ему слова не сказал... Хм, хотел бы я посмотреть на человека, который вообще скажет хоть слово Ворону, распоряжающемуся в собственном доме. Я всегда считал, что в живых он меня оставил исключительно в роли сувенира. Ему было приятно говорить со мной, интересно просвещать меня в политических вопросах и смотреть, как я жонглирую ножами. Последнее время мне периодически казалось, что герцогу нравилось наше общение вне зависимости от его настроений. Но взять с собой туда, где все могут меня увидеть? Ворон, конечно, мастер эпатажа, но кто я и кто он? Никто я, по крайней мере, по его системе ценностей. Естественно, в Кэналлоа популярна байка про то, что Алва совершенно не похожи на тех дворян, которые человеку без титула и руки не подадут, но увидел я это только сейчас.

С утра я лишился дара речи... Да, портной меня обмерял. Потому что не ходить же мне в том, в чем залез в дом Ворона месяца три назад... Но это... В общем, на вечере я должен был носить черные брюки, синюю рубашку и легкую куртку, расшитую синими и черными ромбами. Честно – увидел бы себя на улице, принял бы за оруженосца.

Вечером мы поехали к прекрасной Марианне. Мне выделили из конюшни прекрасного гнедого, и пусть меня утащат кошки, но я не чувствовал себя шутом.

Герцог Алва, безусловно, знал, как надо завоевывать преданность людей. Как покупать их. Деньги иногда превращаются в мусор по сравнению с бессознательной зависимостью. Выгони он меня – куда я пойду после трех месяцев общения с одним из первых лиц королевства? Никто не заменит Ворона – а значит, я никуда не пойду.

* * *

Эр шел, раздвигая толпу, я шел за ним, чувствуя на себе щекочущие затылок взгляды. Всеобщее любопытство подстегивало и веселило. Кто спросит первым? Ага... Где-то прозвучало ожидаемое "Рокэ, кто это с вами? "

– Нет, конечно, – отозвался соберано на чью-то реплику. – Вы же знаете, Эмиль, я не беру оруженосцев. Я всего лишь завел себе шута...

Аудитория потрясенно замолчала. Видимо вспоминала, что славный обычай заводить шутов не поддерживался уже очень и очень долго. Вопросов более не воспоследовало. Я остался в той комнате, где сидели дворяне помоложе и победнее, а эр прошел в соседнюю – там велась игра.

Я окинул взглядом " поле боя". Ага. Вот и первая жертва... Ну, он, естественно, считает себя хищником. Ошибка, милый юноша.

Помянутый юноша лениво отставил бокал и направился ко мне. Лет восемнадцать... Наглый столичный оболтус.

– Надо же... Раньше Ворон не придумывал должностей своим дружкам...

– Хочу разочаровать вас, хотя, вы, несомненно, пытаетесь польстить монсеньору... Должность шута придумана не им, а гораздо раньше. Вы, как образованный юноша, наверное, помните, когда именно.

Скабрезности посыпались со всех сторон.

– Господа, господа... Трижды извиняюсь, но по вашему интересу к личной жизни Первого Маршала можно подумать, что вы жаждете стать ее частью...

В зальчике повисла тишина. На первых порах все поняли именно то, что услышали... Признавать очевидное, а именно, свою зависть, никому не хотелось. Тем более, что в отношении по крайней мере нескольких господ я точно был абсолютно прав.

Кто-то особо горячий положил руку на эфес шпаги. Кто-то похолоднее прошипел ему в ухо что-то про Ворона, который " своих кошек никому в обиду не даст". Правильно. А что вы думали, шут Первого Маршала – и не нахватается приемов?

– Так я жду, господа... Вы, кажется, хотели еще что-то узнать? Мне послышалось, что-то о подробностях? Как известно, лучше спрашивать всех участников любого события – может, вы спросите самого Герцога?

Секрет подобных кулуарных ссор очень прост. Тебя оскорбляют прилюдно, и твое дело – либо смолчать, либо принять вызов, бросить перчатку в лицо оскорбителю и прочее подобное. Но я – не дворянин, не аристократ и вообще шваль подзаборная, поэтому я посчитал, что прямой вопрос о том, чего жаждут господа, возымеет действие. Естественно, дворянин посчитал бы ниже своего достоинства уточнять оскорбление или пересказывать их герцогу. Ну а я... С меня-то оскорбления сойдут как с гуся вода, а вот Первый маршал наверняка пройдется по интересу к его личной жизни со стороны некоторых...

– Пойдемте, эта тварь того не стоит... – высокомерно бросил кто-то, после чего большинство гордо удалились... Не очень-то и хотелось, мы не гордые, переживем такую изоляцию.

– Людвиг, заканчивайте с неполезными знакомствами!

О, какие люди. Эр пришел, кошку свою закатную выручать от толпы насмешников. Что, проверка была? Да не волнуйтесь, монсеньор, вот видите, сидим, беседуем, пока никого не убило. Улыбка краем губ – спасибо, спасибо, жаль, раскланяться нельзя. А что вы думали – я вам не человек Чести и не невинная барышня – краснеть и глотать обиды не собираюсь.

Эр разворачивается и, поманив за собой, уходит в соседнюю комнату. Так. Второй этап.

Пышное общество, в центре – сногсшибательная брюнетка... Надо полагать, Марианна.

– Людвиг, мы тут несколько поспорили... Господа утверждают, что в конце вечера, при свете свечей невозможно отстрелить прядь волос у человека, стоящего у той стены, не убив его...

Так. Даже я уже понял, что говорить при монсеньоре " невозможно" – махать красной тряпкой перед быком. Вопрос – почему этого не понимают все остальные.

– Я вызвался это опровергнуть... Кого порекомендуете в виде жертвы?

– Монсеньор... – одним движением распустить волосы и встать у стены в профиль, наклонив голову вниз, что бы было видно отдельные пряди волос.

А вот знай наших. В любом случае, насмерть не убьет. Да и, чужой меня побери, стоять перед испуганной толпой, купаясь во внимании и страхе – это стоит того...

– Благодарю вас...

Выстрел... как быстро – видимо, чтобы не пугать. Да что вы, я не боюсь... Короткая вспышка страха. Я слегка пошатнулся. Прядь все же отстрелил. Ничего. Говорят, растрепанность в моде. Герцог, как с вами весело, а? Я почти что влюблен.

Гости пораженно молчат. Видимо, кто-то уже собрался напиться завтра на поминках шута. Не выйдет.

Но идеала в этой жизни, увы, не существует.

– Рокэ, но это же вы! Всем известно, что нормальный человек такого не сумеет... Я говорил не о вас...

– Вот как?

Господа, господа... ну почему? Я знаю маршала всего три месяца, а вы – много больше... и я понимаю, что вам надо было молчать, а вы лезете и лезете на рожон...

– Чтобы доказать, что я, увы, обычный человек... – протянутый рукояткой вперед пистолет... ого... А под пули что-то никто не лезет.

– Господа? Никто не доверяет моему шуту? Ну что ж...

Черные локоны, склоненная как будто в поклоне голова... Маршал, а если я промажу? Хотя нет, не промажу, Алва везучий, как кошка, а жизней у него больше, чем девять.

Прицел... Прицел... Я не пил вина и не играл в карты. Поэтому шансы есть... выстрел.

Громкий вздох всего зала. Эр поднимает голову... По щеке медленно катится кровавая слеза. Начинается, она, правда, не от глаза, но похоже.

Ворон прикладывает руку к царапине и косится на отстрелянный смоляной локон.

– Вы неаккуратны, Людвиг. Марианна, вы не одолжите платок?

Хруст бокала.

Куртизанка уронила кубок с вином. Кто-то тут же наступил на хрустальные снежинки и не заметил.

Маршал улыбается и берет платок у кого-то другого.

Сдержаться, глядя на эти физиономии, невозможно...

– Монсеньор, кажется, я вижу недовольные лица...

– Людвиг, мы в обществе... Не обижайтесь на моего шута, господа. Он дурак – это его профессия...

А в глазах так и пляшут искры. Проверка пройдена, да, монсеньор? Не сомневайтесь, мне тоже было весело.

Шум – толпа отмерла.

– Рокэ, где вы нашли такого шута?

– В своем кабинете.

– Маршал, кто учил его стрелять?

– Право, не знаю... Людвиг, кто вас учил?

– Мой приемный отец, монсеньор.

– Мои восхищения сему достойному человеку...

– Рокэ, а не вы его усыновили, а?

– Что вы, Лионель! В моем ли возрасте иметь таких шустрых детей...

* * *

– Оглушительный успех! – Алва чокнулся с каминной доской. – Вы талант.

– Спасибо, монсеньор...

– Кстати, вы знаете, какие слухи ползут по городу, Людвиг?

– Нет.

– Вы – закатная кошка, которую Чужой прислал охранять и забавлять меня...

– Мяу...

Герцог расхохотался.

Жизнь была прекрасна.