1. Локсли.
POV Робин Гуд.

В Локсли сегодня тихо, как никогда. Я как-то слишком поздно это заметил. Особенно, конечно, потому, что уже полдня Гай твердит мне об этом – а я, естественно, упрямлюсь по старой привычке. Мне всегда проще поупрямиться, пусть даже это банальный вопрос о том, куда совершим конную прогулку сегодня вечером или какую сладость подать на ужин в честь визита доброго знакомого. Или не очень доброго – у Гая таких пруд пруди, и все они весьма мутные типчики. Очевидно, с милыми и добрыми он принципиально отношений не водит. Тоже наверняка по старой привычке. Глядя на меня, конечно. А сладости на ужин его вообще никак не касаются – но он все равно лезет.

Предмет спора никогда не важен, но зато всплывают миллионы доводов, кончая самыми бредовыми вроде «Мама любила это, особенно на Рождество!» И конечно, это тоже неважно, ведь в итоге мы все равно знаем, зачем нам ссориться. Мы словно молодеем. Я подмигиваю совсем по-старому, а Гай делает каменную рожу.

В его волосах пряди седины – он ненавидит их и ворчит, причесываясь перед зеркалом, с завистью поглядывает на меня. И мне, как всегда, смешно. Он непременно соберет длиннющую шевелюру в хвост, неодобрительно поглядев на мою стрижку, не менявшуюся со времен нашей войны. И что-нибудь скажет свысока, как умеет каждый аристократ, и чего определенно лишен я. Ублюдочная задница знает, что мне этого не повторить, и пользуется этим вовсю. В остальном я успешно его копирую и периодически довожу его до истерики с доставанием из-за пояса меча. Сие обычно превращается в догонялки по всему поместью, а то и двору, на радость крестьянским сплетням.

Есть на свете вещи, которые остаются неизменными. Одна из них – мой Гай, в чьей душе черт ногу сломит. Держу пари, Бог, создавая его, был чертовски пьян. Но если внешность он нагло стащил у своего извечного соперника Люцифера, то уж с душой работал в каком-то полувменяемом состоянии. Что-то там натолкал, а наутро хотел было разобраться, да там совсем ужас был. Вот и осталось. И родился малыш Гизборн, которого назвали Гаем, и началась его полная метаний жизнь. Но так как добрый Бог помнит свою ошибку, то смотрит на мальчика сквозь пальцы – что ж делать...

А тут, почти наверняка, попался я. Я всегда попадаюсь, черт меня дери. Не мог не попасться и на этот раз.

Так себе и представляю Бога, который задумчиво чешет многодумный лоб, размышляя, кем же облагодетельствовать непутевое дитя. Для возвращения на пусть истинный, разумеется. Выбор-то у нас невелик: либо Марион, либо я, либо кто-то из моих. Но, сталкивая нас в немыслимых комбинациях (ой как бы я его за это...), Создатель сообразил, что с Марион что-то явно не то. Ну не умеет девочка вести за собой народные массы, да и вообще что-то у нее либо с логикой, либо со свободолюбием. С командой моей так и вовсе беда была: Джак слишком принципиальная, Уилл сбежит быстрее, чем Бог придумает, как выворачивать ситуацию, Джон и рядом не гулял, а Мач... Тут, я думаю, он даже не особенно задумался. У Мача просто дар – его все любят, но как-то слишком часто забывают где-нибудь.

Кто не понял, сталкивать нас с Гизборном Бог не хотел – дураком надо быть, чтобы так подставляться. Мы по тому времени друг другу глотки бы перегрызли как два дворовых пса за косточку. А над нами бы стояла Марион, с несчастным видом кричащая: «Робин! Не убивай его!» Рядом бы качал головой Вэйзи, задумчиво цокая языком и прикидывая, как бы задавить сразу двух зайцев и не повредить шкурки. Да, ситуация была просто аховая.

И всплыл Алан. Он вообще любитель где-нибудь всплыть. То его и не видно вовсе, то как всплывет – хочется прибить или расцеловать. Но тут у Господа дело прогорело, потому что Алан как-то слишком быстро приспособился, а мы как-то привыкли, что его с нами нет. Ну да и Гизборн не особенно купился.

Решилось все, как всегда, просто смешно. И вот я живу в Локсли рядом с милейшим Гаем Гизборном, который периодически мне надоедает, но которого я очень люблю. Спасибо, и он меня.

И в Локсли сегодня и впрямь тихо, как никогда. Завтра праздник, и все стекаются в Ноттингем. Мне кажется, я слышал звон колокольчиков на праздничных шапках. Король Ричард возвратил в это место что-то хорошее, что-то невообразимо родное и доброе, по чему мы все так соскучились. Конечно, он посетил Ноттингем не первым и даже не вторым делом. Но он все-таки сделал это, чему я несказанно рад.

Мы тоже собираемся на праздник: я, моя супруга и Ричард. Сын сегодня днем в очередной раз надумал играть в папочку и скакать по всему Шервуду с криком «Шериф! Тебе несдобровать!»

Помнится, почти год назад два раза он заблудился, мы искали его полдня. Полгода назад он выбрался сам через два часа, сейчас привык к лесу. Стреляет из лука не очень, но я уповаю на возраст. Гизборн гнусно ухмыляется и учит его сражаться на мечах, которыми Ричи владеет ненамного хуже, чем я – луком. Однако мне обидно. И не столько потому что это не лук, сколько потому что это Гизборн.

– Ой-ой-ой, какие мы гордые! – щурится он и, задрав нос к потолку, поднимается наверх.

Ну как же Гизборн и без гордости? И неужели бы он не уязвил? Гай до такого не опустится, даже если на него присобачить нимб и пару крыльев, да посадить в церковь молиться и стоять на горохе.

Мадлен глупо хихикает на это и вышивает какую-то глубокомысленную картинку на платочке. Вот уж кто точно не понимает, о чем речь – это моя жена. Единственный ее плюс – это тяжелая черная копна волос и миловидное личико. Ах да, еще приличная глупость. Последнее нравится всем, а первое ненавидит только Гизборн. Он ревнив, хоть и не показывает на людях.

После таких его фраз я, разумеется, бросаюсь устраивать показательные дуэли, как раз наверху. Мы запираемся в дуэльном зале, где есть одна тайная дверца в маленькую комнатку. Мы не так уж молоды, но все еще мужчины.

Мадлен дура – сие есть факт. Я подбирал ее довольно долго. Живет она по большей части в поместье, данном в приданное. Занимается там какой-то глупостью. Устраивает обеды, ужины и праздники. Там я предпочитаю принимать тестя и тещу. Но мои друзья неизменно приезжают сюда – в Локсли.

Гизборна мне удалось женить только лет пять назад, да и то жена скончалась через полтора года после женитьбы. Помнится, я очень укоризненно качал головой и смотрел на Гая. Но на то он и Гай, чтобы свысока усмехнуться в неясном жесте. Вот и гадаю до сих пор: он или не он. Хотя что тут гадать... Стоит только посмотреть на эту ухмыляющуюся рожу.

Женить его второй раз я не решился – жалко девушек. Таким образом, он большей частью гостит у меня, развлекаясь между делом драками на мечах, конными прогулками и посещением мест былой славы. Ах да, и доставанием моей скромной персоны.

Он противный, мой Гай. Еще какой. Стервец, что называется. А еще его бесит, когда я смеюсь. Поэтому я часто смеюсь. Не могу же я его разочаровать? Я все тот же Робин Гуд, разбойник.

Спальня маленькая, больше планировка не позволила. Туда едва вмещается кровать, и то я, то он ударяемся локтями о стены. Но ругаемся одинаково, это точно. Окно почти всегда открыто, после наших занятий становится нечем дышать – и я надеюсь, что никто ничего не услышит. Но по тем звукам, которые Гай издает... нет, по тем ОТКРОВЕННЫМ и РАЗВРАТНЫМ звукам, которые Гай производит, становится понятно другое – ублюдок желает огласки. Или издевается. Или даже втайне надеется, что глупая Мадлен таки заподозрит неладное – басок ведь у Гизборна дай бог каждому.

Когда я не бреюсь, он ухмыляется, хлопает по плечу и говорит: «Ностальгия... понимаю». Хотя ни черта он не понимает. Каков наглец! Тем более что тем же днем в спальне будет агрессивно, хватаясь за меня, прижиматься к двадцать минут назад, по его словам, «отвратительно колючей» щеке.

Он никогда не упадет на кровать первым, даже если сегодня желает быть снизу. Он придерживает дверь, насмешливо кривя брови. «Сначала дамы», – добавляет он, но я привык. «Стой тут, женщина, мужчина войдет первым», – подмигиваю я и вхожу. Я знаю, что если Гай вошел первым – с ним что-то случилось. Так вышло, когда умерла его сестра Изабелла.

Надо сказать, он не слишком-то любил ее. Стоя возле насыпи, он тихо сказал: «Она была слишком похожа на меня, почти копия меня самого. Хуже было бы, если бы она осталась жива и получила власть или деньги». Я не знал, насколько это правда. Но обняв его, я на секунду представил, что все мои недостатки, мои метания и моя нерешительность живут рядом со мной, делают мои ошибки и я вижу себя, какая я скотина, какой я слабак... Да, я бы не смог. Гай решил эту проблему. Жестоко, но все же решил. Выдал ее за кого-то замуж. Очевидно, муж был не из лучших, вот и довел девушку. При очередной ее попытке сбежать в сторону Шотландии, ей удалось уйти довольно далеко, но на одном из переходов нога лошади подвернулась, и Изабелла упала. Тело ее нашли только спустя два дня в ужасном состоянии.

В тот день он зашел в спальню первым и хватался за меня, ища чего-то. Наверное, он все же это нашел, потому что как только мы оказались снаружи, знакомый мне Гизборн вернулся.

Он любит быть сверху, иметь власть. Но и вполовину не так, как любит быть снизу, покоряться. Наверное, это комплексы юности – будь сильным, будь один, тогда сможешь чего-то добиться. И, наверное, так легко и приятно стать слабым, ощущать тепло со всех сторон, чьи-то сильные руки. За это я люблю наши ночи и дни, часы и минуты – когда как. За то, что это не одинаково, это не долг. Если тебе тоскливо – будь слабым, позволь защитить себя. Прижать, обнять, приласкать. Если ты готов поддержать – поддержи, дай утонуть в ласке, закрой собой.

Нет ничего более красивого, чем волосы, волной рассыпавшиеся по подушке. Мадлен стала моей женой только из-за них. Они так похожи на волнистые волосы Гая. Можно и нужно забывать это время от времени.

Нет зрелища более сильного, чем тренирующийся Гай. Голый по пояс, он становится неистовым зверем, жестоким и коварным. С него градом капает пот, и он... прекрасен. Слишком часто такие тренировки заканчиваются в закутке позади дуэльного зала.

Нет яда более томительного, чем ревность Гая. Это приносит мне какое-то особое удовлетворение. Я вижу даже мелочи: шевеление крыльев тонкого носа при взгляде на локоны Мадлен, убийственно обаятельную улыбку незнакомой леди, если я флиртую с кем-то. Даже король Ричард как-то подавился вином, увидев один из тех взглядов, которыми Гай может уложить в кровать святошу. Могу поклясться, королеве той ночью посчастливилось раза три.

И нет порока более неизлечимого, чем тот, что происходит с нами каждый день. Мы оба остаемся мужчинами, меняемся ролями, живя отдельными жизнями – это непростительно. Друг без друга мы сможем – но это будет слишком трудно. Я знаю, что если это случится, волосы наши станут седыми, глаза потеряют блеск, исчезнет что-то неуловимое, делающее нас молодыми.

Однажды нас все-таки застали. И это был не какой-то там слуга или служанка... это был сам король Ричард. А нам приспичило прямо в замке, точнее, Гаю приспичило. Ублюдок точно мечтает вынести отношения на публику – давно пора поговорить с ним на эту тему. Случилось это в одном из закутков по дороге на крепостную стену. И его королевское величество не мог лечь спать, не проверив солдат – военная привычка. А тут ТАКОЕ из помещений. Впрочем, он мог бы и не заглядывать. Но, очевидно, Гай его все-таки тем вечером сильно поразил, хотя уж поверьте, ничего такого он не сделал. Гизборн все-таки не баба, выкобениваться на публику не умеет. Но эффект производит убойный. Особенно когда не обременен государственными убийствами.

Видели бы вы лицо короля, когда его глазам предстала эта сцена. Гизборн со спущенными штанами у стены и я в не лучшем виде, только что вошедший во вкус. Пробормотав «Продолжайте-продолжайте», доблестный монарх ретировался куда-то, и довольно поспешно, насколько вообще можно было судить.

С тех пор он как-то особенно интимно подмигивает мне и как-то странно косится на Гизборна, чья ухмылка не предвещает ничего хорошего. И я уже начинаю ревновать. Ведь эта скотина завтра тоже поедет на праздник, но в отличие от меня, прямиком в Лондон.

– Вселенские мысли, Гуд? – раздается справа знакомый голос.

– Маленькие и обыденные, – язвительно отзываюсь я, не слыша, а прямо-таки чувствуя спиной его извечную усмешку.

– Я полагаю, в Шервуде сдохло что-то большое? – интересуется он.

Конечно, он знает, что мне нужно всего мгновение, чтобы обернуться и оказаться в том невыгодном положении, в котором я иногда люблю оказываться. Я вижу его хищником, и он похож на него. Особенно глаза.

– Тихо сегодня, – смеюсь я.

– О, какие новости! – хмыкает Гай, приближаясь, – А то не об этом я весь день тебе твержу!

Такой загнанной жертвой я готов чувствовать себя всегда.

Я ведь люблю его, моего Гая Гизборна.

2. Ричард.
POV Робин

Маленькое черноволосое создание с остреньким носом матери и абсолютно моим характером. Живет обособлено. Питается чем нравится. Удирал от наставника и любых занятий до тех пор, пока этим наставником не стал Гизборн.

Данный тип находит Ричи где угодно, после чего у них случается задушевный разговор. Опыт в поимке меня и мне подобных он имеет колоссальный! Я точно знаю, Гай хорошенько язвит на тему моей храбрости, меткости и вообще меня! Хотя Ричи всегда удивляется, когда я спрашиваю что-то подобное. Ну... может быть, я слегка ошибаюсь.

Самое противное, что подслушивать мне не дают. В двух метрах или и вовсе рядом возникает ухмыляющаяся рожа Гизборна, цокающего языком. И я ухожу – пристыженный. Как всегда.

А еще я узнаю в Ричи Гая. И да, часто мне кажется, что он его сын. Или нет, наш с ним сын, хотя такого, увы, быть не может. С внешностью, крайне напоминающей мне Гизборна, с моим характером, но нахватавшийся жестов одного всем известного язвительного наставника, он проводит большую часть времени в Шервуде или в Локсли: с крестьянами, со мной, с Гизборном или с нами обоими. Ричи не знает, кто мы друг другу, может быть, друзья – иного пока не доступно его пониманию.

– Ты завербовал моего сына, – говорю я обиженно в один из вечеров, когда Рич уже отправлен в кровать, и причитающаяся с меня история о подвигах уже рассказана.

Подозреваю, что Гай при этом присутствует. За дверью. И потому стараюсь быть честнее. Держу пари, эта скотина о многом слышит впервые и потому регулярно посещает нас в час икс, вроде как незаметно.

– Ричард исключительно твой сын, Гуд, – ухмыляется он довольно, – У меня бы не родилось такого непоседливого. Ты не проверял его на предмет шила в одном месте?

Вообще наедине Гай называет его Ричи. Но при мне – только Ричард. Причины для меня неясны, а парочка молчит как партизаны.

– А что, ты был другим? Неужели все детство маленького Гая прошло так же, как его карьера? – хихикаю я.

– Я гонял повсюду еще похлеще тебя, Гуд. Может, потому и образумился раньше, – с достоинством отвечает он, потягивая вино.

– У него твои манеры, – парирую я, – Сделал мне из ребенка миниатюрную копию Гая Гизборна!

Ухмыляется.

– А то! Что же ты думал, я зря тут играю роль доброго наставника?

– А доброго? – поднимаю брови я.

Он давится вином и замолкает. Ясно. Проговорился.

Это наши частые споры: на кого больше похож МОЙ сын. Гай, скотина еще та, заявил права не только на мое поместье. Практически там поселившись, он присвоил еще и меня и моего сына.

А случай у нас совсем комичный. Однажды, спустившись к разгару нашего спора в зал, Ричи взял кружку с водой.

– Держит как я... сам посмотри, – довольно шепнул я Гизборну.

– И проливает идентично, – хмыкнул тот.

Через минуту в окошко заглянула грязная мордашка Роберта – сына кузнеца.

– Ну что, сейчас?

– Нет уж, сейчас не получится, – заявил мой сын, – Если папа догадается, мне не получить новенький лук.

– Ну и черт с ним, с этим луком! Сам сделаешь! Я тебя научу! – улыбнулся во все зубы Роберт.

Последовавшая усмешка Рича была точной копией Гизборновской коронной. На мое молчаливое поднятие бровей последовала ее оригинальная версия.

Но победа все-таки оказалась за мной – Рич сбежал. И Гизборн еще долго кривился, ворча на «разбойничью породу».

3. Мадлен и леди Гамильтон.
POV Робин

– Ах, Робин, сегодня леди Гамильтон гостила у нас! Она бесконечно милая девушка! Сегодня же необходимо завести фонтан, как в Гамильтон-холле или даже лучше. Чтобы мне не пришлось краснеть! – щебечет Мадлен.

О, Марион посещала мою жену? Этого стоило ожидать.

– Прелесть моя, нам хватит и той статуи, что ты заказала в Лондоне и водрузила в павильоне! – сообщаю я достаточно язвительно.

– Ты говоришь очень похоже на сэра Гая... – загруженно говорит Мадлен.

Надо же... Очень заметно? Раз уж даже она заметила...

Естественно, ведь в Кортли я бываю по расписанию! Остальное мое время занято Гизборном и Ричардом.

– Поговоришь тут, – ворчу я, – И вообще леди Гамильтон дурно на тебя влияет! Кортли уже завалено кучей дорогих гобеленов, статуй, мебелью... Может, отправить тебя фрейлиной в Лондон? Слышал, принцессе нужны фрейлины, они у нее долго не задерживаются.

Глаза ее загораются.

– Робин... но как же ты, как же Ричи?!

Уж поверь, дорогая, нам и без тебя хорошо...

– Ничего, мы справимся. Ричи уже взрослый. Так что, мне писать королю?

– Ох, я даже не знаю... – она прикладывает ко лбу кружевной платочек.

Кажется, я скривился. В чем был несомненный плюс Марион в свое время, так это в отсутствии женских ужимок.

Ныне она благополучно замужем. Ну или не слишком благополучно, ибо кое-какие сплетни об их размолвках с мужем доходят даже до меня, а уж я редко выползаю в свет. Чувствуется, тут играет роль ее крайняя политичность. Как обычно – девочка помчалась лезть в крестьянский быт, муж сие не принял... Ах да, наверняка, где-то мелькнул Ночной Дозорный.

Помнится, Гай на это мое предположение пару дней назад подавился и долго смеялся. После чего выдал:

– Чувствую, даже когда я буду глубоким стариком, леди Марион все еще будет играть в игрушки.

– Недавно говорил с Эдвардом...

– И что? – с неожиданным любопытством отозвался Гизборн.

– А ничего. Комната Марион превратилась в склад карт, проектов образования крестьян и оружия. И, как я понял из его крепких выражений, он бы предпочел пореже видеть дочь и почаще – внуков.

– Оу... – только и сказал на это Гай.

И в тот момент я был неприлично счастлив тем, что Марион для него – такое же прошлое, как для меня.

Но не все так просто. Она, кажется, смирилась со своей судьбой, только не до конца. Она хороший человек, а тогда – не смогла выбрать. Любить – это сложно. А уж для такой как Марион сие вообще есть огромная конструкция. Был я, который так красиво побеждал, так беззаботно усмехался, так светло любил. Был Гай, который метался, и которого ей так хотелось наставить на пусть истинный, чья любовь сулила быть темной и опасной, как раз для такой, как Марион.

Но время прошло, она не знала, что ей выбрать. А потом уж Богу надоело ждать и подбирать кандидатуры для наставления на пусть истинный Гизборна. И он, плюнув, свел нас с Гаем, зажмурившись и точно не представляя, что из этого выйдет. Возможно, он предполагал, что мы как-нибудь разберемся. И оказался прав.

Только разборки как-то странно перешли с мечей на кулаки, а с кулаков – вообще куда-то в сторону. Ох, Гизборн тогда меня крайне поразил, как, впрочем, и я его. Никак не подозревал, что в его деликатно-подлой тушке найдется место ТАКОМУ. Однако я остался доволен.

Так Марион осталась без нас обоих. Она была крайне удивлена нашей ниоткуда взявшейся колкой и язвительной дружбе. Нашему совместному времяпровождению. И, как видно, начала что-то подозревать и лезть в это дело.

И я даже знаю, где я дал повод.

Конечно же. На балу, где наш дорогой король Ричард периодически нас собирал. В очередной раз поссорившись с мужем, Марион набрела на нас с Мадлен и Гая. Я видел, как она удивленно осмотрела наши разные круги общения, но не уловил, когда она успела познакомиться с Мадлен. Затем, помнится, она стояла с нами рядом, вроде как вспоминая прошлое. Я тогда не обратил внимания. Рядом были Алан и Мач. Мач получил титул и Бончерч, а Алан – место на службе у короля. Где довольно многого добился, кстати говоря. С его-то всплывающей в нужном месте и в нужное время натурой... Уилл и Джак посещали нас весной, тогда же мы пригласили малыша Джона – ныне зажиточного крестьянина. И они, знающие о нашей дружбе с Гизборном, но не представляющие всей ее глубины, вспоминали наши встречи – уже мирные. Так уж вышло, что слишком много рассказывали мы с Гаем – и как раз друг о друге.

И потом в сентябре было посещение Сеткасла, поместья Гая, в котором его по тому времени не было. Сие, видимо, ее насторожило, а слуги охотно разъяснили, что сэр Гай тут почти не бывает, ибо практически проживает у сэра Робина Гуда.

Зная, что леди Гуд обитает в Кортли и предполагая найти меня там, она едет туда – и находит там лишь Мадлен, крайне радую новой подруге. Марион не дура – наверняка заметила, что Мадлен напоминает Гая. И сопоставила круглосуточное проживание на моей территории Гизборна, сепаративный наш брак с Мадлен, ее заоблачную глупость, учитывая мои вкусы...

Скорее всего, скоро она явится в Локсли – смотреть, что да как. И тут уж наверняка Гай не упустит случая убить двух зайцев сразу – вынести наши отношения на публику и уязвить Марион. Это же дело принципа... для Гизборна, конечно.

Так и вижу, как он, блистая своими длиннющими волосами, демонстративно съязвит, мы зайдем в дуэльный зал, он «случайно» непрочно запрет дверь, и будет стонать так, что святоша бы умер на месте от стыда. А Марион либо зайдет и подсмотрит, либо с улицы подслушает. И сопоставит. А потом будет смотреть на нас дикими глазами и шарахаться.

А Гай будет смотреть победоносно: сама виновата, гляди, что упустила.

– Милый, с тобой все хорошо? – обеспокоено спрашивает Мадлен.

Ну понятное дело, уже минут пять молчу...

– Все хорошо, моя милая, – обеспокоено киваю я, с тоской смотря на ее волосы, – Рассказывай мне побольше о том, что тебе говорит леди Гамильтон, хорошо?

Она замирает и лучится улыбкой.

– Конечно-конечно! Ой, да она же собиралась к вам в гости! Она очень хочет познакомиться с Ричардом и порекомендовать наставников...

Да. Начинается... Гай будет в экстазе.

4. Замок короля. Лондон. Благородные левретки.
POV Гай

Левретки. Благородные левретки. О, дворняга. Ах нет, это Гуд.

Люблю королевские балы. На них хорошо засыпать. Если я не ошибаюсь, перед сном считают овец. Так вот, здесь они бродят стадами.

Гуд, услышав сию теорию, отказался признать ее гениальной. Но подозреваю, что это был акт провокации из-за вечного недостатка адреналина. Это же Гуд.

Нынче я развлекаюсь, подбирая свету Англии породы. Дамы – все как одна, левретки. О да, мопсов позабыл. Хоть бы одна гончая что ли появилась... Гуду жизнь изгадить. Где-нибудь с ней уединиться. Или убьет? Рука не поднимется!

О, кажется, спаниель на горизонте! Ах нет, это Марион. И угадайте, куда помчалась наша леди? Угадали, к любимцу всех шавок Англии – Робину Гуду. Прошу заметить, бывшему разбойнику. И постарайтесь упустить тот факт, что он мною был не пойман.

Хотя вру – он мною пойман. Наиболее успешная операция. Как жаль, что здесь нет дорого шерифа! Он бы оценил.

Нет, шерифа не надо. Сплюну через плечо и постучу по дереву. Голова проходящей мимо барышни как раз подходит, да. Хм, нет, если я постучу – рухнет вавилонская башня у нее на голове и меня вызовет на дуэль женатый на ней бульдог. О, это уэльский терьер! Вижу-вижу сие странное кудрявое создание...

Делаю пять (Официально – три. Нет, лучше – стою на месте) шагов к центру зала, где крутит хвостом наш шервудский лис, ныне примерный семьянин. Три ха-ха, примерный. Если доживу до Судного Дня, буду свидетельствовать за крайнюю порочность, недоброжелательность, немилосердность и любовь к тайнам.

– Гуд, ты еще не утомился работать языком? Мне – скучно. Если ты возишь меня на эту гадость в качестве своего мужа, то будь добр – представь. А если нет – развлекай как хочешь, я скучать не намерен. Уйду и брошу одного. С левретками.

Это было тихо. А я бы и громко сказал... с превеликим удовольствием. Но боюсь, завещание написать не успею. Хотя нет, завещание где-то есть, не успею оставить приписку. Что де, в моей смерти прошу не винить никого, кроме сэра Робина Гуда, графа Хантингтонского, который, нагло надругавшись над моей честью, убил меня. «Нагло» подчеркнуть двумя чертами.

– Какие левретки? – и глаза на лоб.

Еще я – и что-то должен объяснять. Не буду. Ни за что.

– Ей-богу, у принца Джона псарня была поколоритнее...

– В прошлый раз это был загон с овцами, – ничуть не смутившись, парирует он, привык понимать с половины предложения, – и одна из них пришлась тебе по вкусу.

Ах да, он же ревнует! И даже улыбаться перестал, все еще обижается! Хм, ну, там конечно и не было ничего... Но вот Гуду об этом знать не обязательно, само собой.

– И кстати, к какой породе сам себя определил, Гизборн? Или не снизойдешь? – хмыкает он.

– Ротвейлер, как минимум.

– А я думал, той-терьер... конечно же, с сердцем ротвейлера! – смеется.

– Дворняжка! – морщусь я.

– Я ирландский сеттер!

– О да, мой дорогой граф, я верю вам так, как не верил никому! Пожалуй, вы могли бы накормить лапшой с моих ушей крестьян. Разрешаю взять задаром. Но только сейчас. Потом начну брать деньги.

– Гииииизборн...

– Ты что-то хотел? Приемный день окончен на сегодня, я тебя не слушаю. Развлекайся с левретками.

Поворачиваюсь и медленной походкой победителя направляюсь к выходу из зала. О да, левретки все-таки имеют в виду мою благородную породу... Давай-давай, Гуд, что ты на это скажешь? Я уйду-уйду. Еще как.

– Гизборн! Ну стой ты!

И на весь зал.

Оборачиваюсь.

Какой насыщенный красный! Я в восхищении.

– Прекрати эти выступления! – шепотом, – Ты опять за старое? Я же сказал – не порти мне репутацию! И так разбойник бывший, теперь кто еще?!

– Дай подумать... Кто у нас спит с мужчинами?

– Только с одним!

– О, это не суть важно. Твоя шайка была так предана тебе, да и его величество, на мой взгляд, чересчур лоялен...

– Ах ты...! Ну ты...

– Давай, Гуд, оскорби меня, я весь твой!

– Можешь не складывать руки на груди, я не куплюсь, – задиристо, – Уеду к Мадлен с Ричи, а тебя выпровожу в Сеткасл.

По больному месту?!

– Что, не хочется? – щурится.

Такого удара в спину не потерплю!

Хватаю его за руку и быстренько незаметно вытаскиваю в коридор. Как раз на выходе улавливаю посторонний взгляд. Спаниель проснулась и подозрительно косится... О Марион, любовь моя, можешь не беспокоиться – тебе не светит. А хотелось бы, да? О месть, моя услада, и лучшего не надо... Хотя нет, надо Гуда.

Что может быть лучше, чем затолкать упирающегося Гуда в чулан, думая о том, что в замке так много народу, может кто-нибудь прогуляется. Впрочем, во время самого процесса об этом как-то не думаешь, довольствуясь созерцанием некоторых частей тела. Гуд все время что-то бормочет, я так чувствую, маты в мой адрес.

Уже поправляя одежду и выходя из чуланчика, он улыбается. А как это делает Робин Гуд? Правильно, глупо.

– Ты чертов керли ретривер! – бормочет он, поглядывая на мою одежду неизменно черного цвета.

5. Вновь Локсли.
POV Гай

Почему я не люблю просыпаться по утрам позже восьми? Хороший вопрос! Может быть потому, что, стоит мне поспать подольше, меня неизменно будит отпрыск Гуда? Или может потому, что обычно он это делает в компании папочки? Или из-за того, что запрыгивание на мой несчастный живот вовсе не радует? Или может быть из-за того, что Гуд прогонял меня немилосердно полночи только потому, что у него «луна вызывает повышенную половую активность»? Не мог просто сказать «напал трах», выкобенивается.

Он вообще не любит слово «трах», говорит, там букв мало.

Так о чем это я? Ах да, о том, что мелкий разбойник забрался ко мне под одеяло и настойчиво требует вставать. И стоит только мне спросить вполне рационально «зачем, мы же никуда не спешим», как брови его поползут вверх, прям как у отца, в глазах появится искреннейшее удивление. И ответ: «Ну как же, я в лес хотел...»

Вот вам сыночек Гуда. И доводы у него чисто отцовские. Почему надо пойти? Потому что он куда-то хотел.

А вообще, мне холодно. Задувает, этот жук щель образовал.

– Выползай, бесенок, отсюда. Я желаю поспать, а ты – как хочешь.

Поворачиваюсь на другой бок. Но разве же от Гудов как-то можно избавиться? Даже если ты спрячешься в темницу, они придут и туда доставать тебя своими подвигами с настойчивым желанием освободить. А если задать Робину вопрос «Может быть, я не хочу отсюда уходить?», то вы увидите ровно идентичную рожу и услышите абсолютно такую же фразу «Ну как же, все хотят...»

– Ну дядя Гай... ну я в лес хочу...

– Вот и иди. Возьми отца, пусть прогуляется по местам былой славы, – ворчу я и зарываюсь в одеяло.

– Ну дядя Гай... ну пожаааалуйста...

Попробуйте отказать этому бесенку, когда он так смотрит! Папочкиными глазками, куда деваться от этих Гудов! И да, кстати, вы вообще когда-нибудь пробовали отказать человеку, который мастерски щекочет? А я пробовал. Больше не хочу.

– Пусти меня, мальчишка! В лесу без меня не убудет! Ну что ты... Гуд?!

– Сюрприз, – и улыбается.

Две улыбающиеся абсолютно счастливые рожи, одна почти моя, а вторая тоже моя, только в другом смысле.

И мне холодно, черт возьми, не надо сдирать с меня одеяло!

– Гай, ты уже не спишь, прекрати корчить из себя барышню, вылазь!

– Какая я тебе барышня, я уставший человек, которого ты полночи гонял...

– Куда? Вы ночью в догонялки играете? Без меня?!

– Гизборн, ты болтун!

– Гуд, ты садист! И кто после этого говорит о твоей так называемой доброте?! Я – буду молчать как рыба.

Естественно, я уже встал. И пока я не очень ловко со сна забирался в штаны, парочка за моей спиной явно сговорилась. А пока я думал, в какую сторону отскакивать в случае группового нападения, то повалился обратно на кровать. Не успел.

– Отстаньте от меня, разбойники! Не дали поспать, дайте хоть проснуться по-человечески!

Стряхнуть с себя эту веселую парочку удается попытки только что с пятой. Удивляюсь, как Ричард еще не заметил гудовских замашек. Ему определенно не хватает адреналина. Незаметно целовать при ребенке, вроде как в шутливой драке... А если заметно? Ну вот если? Что тогда?

Сплошные недостатки.

Ладно хотя бы этот мелкий унаследовал от отца некоторую боеспособность и быстро учится. И, стоит признать, доставляет мне немалое удовольствие своими побегами, потому как это значительно компенсирует мою потерю самолюбия в славные времена наших стычек, когда поймать было непросто, а удержать так и вовсе как мыло в заднице – невозможно.

К моей великой радости, мелкий Гуд не стреляет из лука как отец, но все равно делает это с удовольствием. Подозреваю, мажет он специально, потому что попадает весьма оригинально – по соседским яблокам, по ведрам с водой и по моему многострадальному заду, хорошо хоть тупыми стрелами и в шутку. Ценит предмет. Повредит – отец из него котлету сделает.

Что значит «пойдем в лес», когда это говорит Ричард Гуд? О, это значит полумертвого меня к концу дня, нереально радостного Гуда-старшего с лицом столь же чумазым, как и у сына и миллион синяков – непременный атрибут. Все эти догонялки, свары, поиски укрытия и побеги от противников, похоже, наследуются.

Однако я не теряю надежды слегка подправить мелкого. Удачно было замечено, я его вербую. И да, как бы там некоторые не думали, я ЗАЯВЛЯЮ на него права. Еще бы. Когда этот бесенок копирует мои жесты и начинает разыгрывать меня, мне становится странно. Гуд с хохотом (дурацким, ненавижу) списывает это на крайнюю похожесть. Дескать, я чувствую себя выпавшим из жизни. Но нет, это просто потому что я ощущаю себя отцом.

Чертовски странное чувство. Пробовал как-то поговорить об этом с Робином. Щас! Поговорили! Это же просто трактат о гениальности! «Ну, не знаю, это... странно... я как-то даже плохо понимаю сам. Ну, ты понял, да?» Разумеется, Гуд, я понял все! Я же лучший прорицатель страны, читающий мысли на расстоянии! Только молчу, конечно.

Особенно интересно все бывает, когда приезжают гости. А какие гости могут быть у Робина Гуда? Правильно, разбойники. То заедет этот граф Бончерч, тьфу, название одно. То Алан этот, скользкий типчик, с новостями от короля. Он же теперь на государственной службе... Все забываю спросить, нет ли еще у Франции карт наших планируемых военных операции? Чувствую, Гуд убьет. Это инстинкт самосохранения. С Гудом иначе не выживешь.

Иногда заезжает этот... малыш Джон. Лично я вообще стараюсь этого типчика сторониться. Рядом с ним в воздухе витает призрак мордобоя и припоминания былых обид. Я завел тряпочку и стараюсь молчать. Зато потом Гуду просто житья нет от меня... Сдерживание желчи дает о себе знать.

Раз в два года приезжают омусульманившийся Скарлетт и сарацинка. С пятью детьми. В доме – гвалт. Я эвакуируюсь в собственный Сеткасл, где скучаю порядка месяца, по ночам приезжая к Гуду. А что вы хотите?

Раз в полгода по весне наведывается монах. Смиренная голова его, кажется, не до конца осознает, что я тут делаю и каков мой статус. Но так как Библия велит прощать, то он доволен и проповедует любовь к врагу своему. Уж кто бы знал, как мне хочется заржать в голос или на ярком примере продемонстрировать теорию любви к врагу. После этих проповедей Гуд становится вообще страшен, задумывается о смысле жизни, часами вслух рассуждает о том, что так нам нельзя и надо что-то с этим делать. Приходится лечить. Понятно чем. Умеют же запудрить мозг эти монахи!

Вот кто к нам старается не наведываться, так это Марион. Вы спрашиваете, я рад? Да я расстроен как плакальщица без оплаты! Эта дамочка не видит моего счастья, не имеет его в виду. Не мучается, слушая по ночам храп мужа, что упустила меня! Ну, она наверняка думает еще и о Гуде, но это уже не суть важно. Ах, мечта, мечта, что ж она всей правды не знает? И как бы так показать, чтоб не заподозрили в подлоге?

Ну и эта Кейт, блондинка такая, наглая и вредная. То есть Гуд-то говорит, что она храбрая и принципиальная, но кто его слушает? Я знаю лучше. Она так вообще нос задрала, не здоровается, а Робин вроде как отношения наладить пытается... Ах, девочка, ну кто тебе виноват, что ты была мало того, что второй после Марион, так еще и в промежутке между моими встречами с Гудом?

– Чего валяешься как тряпка? От одеяла не отличить. Скоро отрастишь брюхо и второй подбородок, – выдает Гуд, появляясь на пороге.

– Ничего, что вечер? И я хочу СПАТЬ!

– Я Ричи уложил.

– А, ну поздравляю... – демонстративно зеваю.

Щурится. Пожимаю плечами и отворачиваюсь. Эта семейка меня уморила. Я даже, кажется, уже проваливаюсь в мягкий сон...

Щас! Сверху сваливается нехилая тушка и сообщает в ухо:

– Я тебе дам спать! Уеду к Мадлен и не вернусь!

– Уезжай куда хочешь! Дай только поспать...

Ну вот. Одеяло содрал. И спасибо, я проснулся. Но это не значит, что я вот сейчас повернусь и буду участвовать.

Пусть помучается.

– Гизборн! Гизборн! Да просыпайся ты, задница ленивая! Гииииизборн!