Пролог.
Сегодня я курю. Вот уже пять лет не курила, а сегодня – курю. Все потому, что знаю – увижу
тебя.
Та, что играет на гитаре — фальшивит.
ПОЧЕМУ?
Зачем фальшивит? Я же проходила по этому переходу вчера и позавчера, и два, и три дня назад, и, кажется, всю жизнь. И Та такая гитаристка, что демоны перестают смеяться и слушают, ангелы тоже перестают делать свои ангельские дела и слушают, они даже готовы обниматься с заткнувшимися демонами. Ненадолго, только пока Та играет. Та такая гитаристка, потому что с ней есть ты.
Та играет, а ты – танцуешь.
Танцуешь в грязном и тесном переходе.
Каждый день.
Я думала, что ты танцуешь для Той.
Надо же было быть такой глупой.
Это Та играет для тебя.
Пальцы рук красиво выпрямлены, средний направлен внутрь ладони, стремясь коснуться большого, но не касаясь. Движения плавные, но положение кистей жестко зафиксировано.
Ты танцуешь руками.
Ногами.
Волосами. Длинными кудрявыми и нестерпимо рыжими.
Всем телом.
Перетекая, танцуешь как жидкость, нет, не вода, какая-то другая жидкость, более густая и тягучая.
И Та смотрит, и играет, так божественно, что ангелы…
Что демоны…
Потому что у Той есть ты.
Была.
Сегодня ты не танцуешь.
А Та сразу разучилась играть.
Видимо навсегда.
Я стою и слушаю Ту, хотя мне катастрофически неприятно. Злые жители этого безграничного, агрессивно настроенного, страдающего от нечистот и перенаселения муравейника, кривятся, торопливо проходят мимо, многие просто не слышат. А ведь раньше слышали почти все.
Мне жалко Ту.
Я недоумеваю.
И тогда ко мне подходишь ты. Берешь тлеющую, совершенно ненужную сигарету из моих пальцев.
Подносишь к губам. Нет не сигарету. Мои пальцы.
 
Level 1.
Я помню жалобные аккорды, издаваемые гитарой в руках Той. Когда ты увлекаешь меня по переходу, они звучат в моих ушах надтреснутыми старческими стонами.
Все дорогу до моего дома.
Лифт.
Одиннадцатый этаж, крыло направо, железная решетка поддается с третьей попытки, еще дверь и еще. Вот мы и дома.
Молчим.
Молчим.
Молчим.
И еще.
 
Ужин для двоих.
А потом я играю на флейте.
Вообще-то я играю очень давно,
но никогда раньше не было так хорошо, так легко.
Мелодия перетекает из меня, рождаясь в недрах моего тела, во флейту, сквозь нее выливается наружу, словно жидкость, нет, не вода, а что-то более густое.
Ты танцуешь.
Ты танцуешь и похожа на жидкость, нет не…
 
Я меняю мелодию – она больше не плавная, другая, видимо непривычная тебе.
Пульсирующая, такая как жидкость, бьющая из артерии.
И ты останавливаешься на пару секунд, и ты – раздумываешь, и ты – соглашаешься, меняясь первый раз в жизни.
Мне придется заплатить.
 
Level 2.
У меня потертый ковер. Старый, он принадлежал еще моей бабушке.
Тебе неинтересно, что я говорю.
Ты хочешь танцевать.
Впервые в жизни по-другому.
Непривычно.
Неумело.
Божественно.
 
Расплата близка.
Вот, прямо на потертом ковре, без промедления, без плавности. В тебе ее больше нет, словно и не было никогда. Ты уже подносила мои пальцы к своему рту. То прикосновение
нежное,
неповторимое,
то из-за чего ты здесь.
Теперь ты – другая, мне есть чем гордиться, я сама изменила тебя.
Ты порывистая и резкая, бессистемная, твои руки везде, где могут достать.
На одежде.
Под одеждой.
Вместо одежды.
Они не гладят, они сжимают все, до чего дотрагиваются, без разбора – шею, грудь, руки, бедра.
Больно.
БОЛЬНО.
БОЛЬНО!!!
Я кричу, плачу, всхлипываю, и ты останавливаешься. Нащупываешь флейту на краю стола.
– Играй, – шепчешь в губы, – играй так, как хочешь, чтоб было.
Я играю. Почему я никогда не замечала раньше, как божественно поет флейта в моих руках?
Медленно, плавно, ласково, нежно, убыстряясь постепенно. Ты слушаешь, ты целуешь мои локти.
И неожиданно почти вырываешь флейту у меня из рук, не дав мне завершить фразы.
– Я хочу сама, – шепчешь ты, – мне кажется, я смогу теперь.
И ты ласкаешь меня, так как я хотела, так как я сыграла.
А несыгранный конец выходит неожиданным, неописуемым, ярким и почти бесконечным. Только твоим. И только для меня.
 
Level 3.
Я засыпаю прямо на ковре и естественно просыпаюсь на нем же.
Тебя нет.
Болит спина.
Холодно, все-таки это холодно и жестко спать на полу.
Конечно, нет тебя…
Не следа твоего пребывания – посуда помыта, вытерта и аккуратно сложена в шкаф, хотя я помню, что не мыла ее вчера, флейта, убранная в чехол, лежит в ящике стола, а ведь вчера она осталась лежать на ковре, выпав из моих ослабевших рук.
Я жду вечера, я слоняюсь по квартире.
Бесцельно.
Все за что я берусь – падает у меня из рук.
А решетку на двери можно открыть только ключом, но вот он ключ – на месте, у зеркала в коридоре.
А тебя нет.
Ты вышла без ключа.
Я жду вечера.
Четырех часов, чтобы…
Да, чтобы пойти в грязный подземный переход, где Та – играет на гитаре, где ты танцуешь.
 
В четыре часа из плотной пелены туч, конечно же, выглядывает солнце.
В четыре часа в переходе сумрачно, так же, как и в пять, и в три, и в одиннадцать.
В четыре часа Та насилует свою гитару.
Эти звуки – невообразимая какофония.
Как будто струны натянуты не по порядку, а назначение колков для гитариста – вообще тайна, покрытая мраком.
Уже спустившись в переход, но еще не видя Той, я понимаю, что тебя нет.
Подхожу ближе к Той.
Люди идут мимо, зло сплевывая в сторону нерадивой гитаристки.
Я подхожу к Той, оглядываюсь по сторонам в поисках тебя.
Тебя нет.
И я достаю свою флейту и становлюсь рядом с Той, подношу инструмент к губам…
Это ужасно.
Неужели именно эти губы сегодня ночью вдували воздух в эту флейту? Это правда я училась в консерватории? Это правда?
Правда, что
я играла сегодня ночью для тебя?
Не имею.
Не умею.
Не помню.
Как будто не было никогда и ничего.
Словно я родилась десять минут назад, мои легкие уже развернул первый крик, я научилась дышать, но я все еще не знаю, как играть на этой странной металлической трубке.
И тогда я кладу флейту в чехол.
И выхожу на середину грязного перехода.
– Играй, прошу тебя!
Но Та и не прекращала мучить гитару ни на миг, не обратив никакого внимания на меня.
Я копирую твое положение пальцев при танце, я копирую плавность движения, я распускаю волосы, моя юбка вихрем закручивается вокруг ног, вторя движением.
Я становлюсь музыкой,
она становится мной
в этом грязном переходе.
Мне не нужно заканчивать хореографических школ, потому что
я – это музыка и движения одновременно.
А Та снова начинает
Играть.
И демоны вновь немеют, а ангелы – слепнут.
Плавно,
невозможно плавно,
так, словно жизнь – замедленная съемка.
 
А потом
я кладу руку Той на гриф, зажимаю струны, заглушая звук.
 
Эпилог.
– Иди и танцуй, – говорю я Тебе.
Ты отрицательно качаешь головой, и пытаешься стряхнуть мои руки с грифа гитары.
Я не поддаюсь.
– Иди!
– Я не умею танцевать, – отчаянно шепчешь Ты.
– А это и не важно. Просто стань музыкой и движением.
Беру свою флейту в руки. Я снова помню, как это делать, все отточенные годами действия, все столь же четко, как обычно.
Я начинаю играть джигу.
Я люблю быстрые мелодии.
Ты выходишь на середину перехода, слушаешь, недоверчиво качаешь головой.
Вот я и узнала, как действуют волшебные гусли в сказках.
Потому что Ты не можешь удержаться, начинаешь танцевать.
А вместе с твоими движениями
ангелы и демоны обнимаются и шикают друг на друга, чтоб не мешали слушать
и смотреть.
Ты божественна, девушка, которая первый раз двигается под музыку.
А где-то там, в конце перехода мелькают рыжие, огненные волосы той, другой.
Она одобрительно кивает головой, мечтательно поднимает глаза к потолку с желтыми потеками
Смотрит.
Видит.
Запоминает.
И забывает навсегда.
Она теперь может танцевать сама.
Она теперь может танцевать под собственную внутреннюю музыку.
Я научила ее.
 
Смотрю на Тебя.
Мы ведь тоже с Тобой теперь свободны по-своему, свободны от нее.
Когда-то в школе, на каком-то странном уроке учитель сказал, что свобода – осознанный выбор ограничений.
Как же долго я думала над этим тогда.
 
И теперь, спустя столько лет, я поняла значение такой свободы снова.