– Что-о-о?! – протяжно ахнул вскочивший высокий блондин, пошатнулся и ухватился за свою последнюю в ряду парту.

– Да-да-да, час в неделю, не больше, – сухо повторила совсем юная девушка со строгим личиком и в министерской форме, – По новой программе ты – факультатив, необязательный, и требовать большего права не имеешь. Да и кому ты нужен, будущее за...

– Мной, – самодовольно ухмыльнулся весь из себя деловой молодой человек с кожаной папкой подмышкой.

– Китайским, конечно же, – укоризненно сказала девушка, безучастно наблюдая, как блондин раскачивается на стуле, обхватив руками голову и тихо, но вполне доступно высказывает суровое имхо на лающем наречии.

– Что, фашист, опять обломался? – расхохотался оглянувшийся на неизящные ругательства Русский, которому, как известно, на любую госпрограмму плевать, ибо государственный и имеет право на отдирание мозгов школьников ежедневно и неоднократно.

Несчастный "фашист" запустил ручкой как копьем в сторону зарвавшихся первых парт, но промахнулся, угодив в ни в чем не виноватую Физику... или Химию – эти очаровательные барышни даже на обнародование программы явились в обнимочку, взяв под руки еще и сестрицу их Биологию. Да и называлась эта веселая семейка теперь по-другому – Концепции Современного Естествознания. А что – познавательно, продуктивно, да и спать тепло.

Девушка в очках дочитала последние абзацы и ушла обживать свою новую комнатку, откуда старый учебный план уже счастливо выпихнули в архив. Предметы попереглядывались и разошлись кто куда, обдумывая свою тяжкую малочасовую судьбу при нынешнем гуманитарном профиле. Один Немецкий тихо всхлипывал, уткнувшись в рукав новенькой формы. Английский, в миру Инглиш, проводил ненавидящим взглядом госпредметы, которых выделяли золотые значки "Обязательный", и подсел за парту к коллеге, так как бледные и малозаметные прочие языки совсем уже не заглядывали в учебные планы, да и факультативно их видно не было. Немец что-то неразборчиво проворчал о том, какая сволочь этот Русский, и что бы он, Герман, сделал с министром образования, будь хоть чуть-чуть повлиятельней. Прозвучало это угрожающе.

Инглиш склонился ниже и, убрав от уха Германа светлую прядку, соблазнительно выдохнул:

– А давай его побьем?

* * *

Русский, весело насвистывая "гнать, держать, смотреть и видеть...", преспокойно возвращался в свой уголок от единственной девушки с крутым характером и строгой логикой, которую он уважал и соглашался делить с ней первое по важности место. Да и была она, Алгебра, прехорошенькой, не какая-то там неземная Литература или унылая Тригонометрия. Улыбаясь своим чертовски сложным для понимания мыслям о том, по чьим правилам они с Алгеброй проведут следующий вечер, Русский бодро шагал вперед, как вдруг его совершенно внезапно и не по-джентльменски схватили за рубашку и прижали к стенке, блеснув в темноте светлой челочкой.

– Попался, мерзавец? Щас узнаешь на себе все прелести второпланового изучения, – ласково прошипел ему в ухо знакомый голос, а металлическая пуговичка с рукава чувствительно царапнула щеку.

– О, фашист, ты что ли? – ехидно фыркнул прижатый к стене госпредмет, нимало не смущаясь таким щекотливым положением, – Давно по лексике не получал, а? Обеспечу, ты ж, помнится мне, хорошо склоняешься!

Даже в полутьме коридора было видно, как сильно покраснел Герман.

Инглиш решил спасать положение и, вынырнув из темноты и отпихнув товарища по несчастью, размахнулся, но Русский перехватил его руку.

– А, и ты тут, томный лордик? Что, словарь разросся или число времен укоротить малость? – засмеялся Русский, все еще не отпуская нежную руку. Он ни разу не боялся предметов-неудачников, его словарного запаса легко хватило бы на замыкание обоих, – Будешь нарываться – одним фразеологизмом уложу!

– Да я... да я тебе все падежные формы переломаю! – попытался угрожающе прошипеть Герман, но получилось как-то тихо и испуганно.

Русский решительным движением ухватил "фашиста" за наглаженный галстук и подтянул так близко к себе, что даже плохое освещение не мешало различать пронзительно-голубой цвет распахнутых глазищ... Немецкий явственно ощущал чужое горячее дыхание на своих губах:

– Не забывай, что у меня больше… – вкрадчиво шепнул Русский, – …падежей.

Герман нервно сглотнул, продолжая пялиться на оппонента безумными глазами. Госпредмет перевёл полный превосходства взгляд на нерешительный Английский и, презрительно ухмыльнувшись, с силой оттолкнул от себя блондина. Подавленные иностранцы смотрели вслед удалявшемуся Русскому, который, как ни в чём не бывало, засунул руки в карманы и весело напевал себе под нос незаконченную прежде песенку.

– Ну так всегда, – расстроено-виновато молвил Немецкий, взглянув на Инглиш в поисках моральной поддержки.

– Пойдём, угощу тебя бренди… – устало вздохнул невозмутимый лорд, попытавшись дружески обнять коллегу.

– Н..нет, – вдруг скользнул в сторону Герман, – Я лучше того… Пива!

Не дожидаясь ответа приятеля, Немецкий поспешил к себе. Ворвавшись в комнату, он плотно закрыл дверь и, прислонившись к ней спиной и закрыв глаза, бессильно съехал на пол. Опять этот самодовольный, зарвавшийся гад его опустил! Блондин вскочил на ноги, со злостью рванул пуговицы на форменном пиджаке, отшвыривая его в угол, куда секундой позже полетел и помятый галстук. Оставшись в белой майке и чёрных подтяжках, Герман огляделся. Бутылка отменного темного пива заманчиво поблескивала со своего законного места. Но Герману хотелось чего-нибудь покрепче. Воровато обернувшись на дверь, ариец приблизился к столу и вытащил из нижнего ящика склянку со шнапсом…

* * *

Русский, беззаботно развалившись в кресле, забавлялся тем, что переставлял ударения на разный лад. Вдруг совершенно неожиданно распахнулась дверь, с грохотом впечатавшись в стену. Хозяин комнаты аж подскочил на месте – на пороге стоял Немецкий в несколько растрёпанном виде.

– А, это снова ты, фашист, – лениво протянул госпредмет.

Незваный гость, не проронив ни слова, размашистым шагом пересёк комнату и грубо схватил великого и могучего за воротник рубашки.

– Эй!.. Да ты пьян! – тревожно воскликнул Русский, которому в нос ударил резкий запах алкоголя.

– Нидертрэхтихь аршлохх! – прорычал блондин, встряхивая свою жертву и не заботясь о том, что шпрехает на родном.

В загадочную душу Русского, вея холодком, пробиралась паника, но он прекрасно понимал, что показывать свой страх перед врагом ни в коем случае нельзя, поэтому внешне остался спокоен:

– Тише, приятель, может решим всё полюбовно? – рассудительно и дипломатично предложил госпредмет.

Герман подозрительно нехорошо оскалился:

– Заметь, ты сам это предложил…

– Э…это трудности перевода! – занервничал собеседник, – И вообще…

– Сейчас я продемонстрирую тебе все склонения и пассивный залог! – пьяным развратным голосом проговорил Немец, наматывая на руку мягкие волны каштановых волос.

– У нас он называется страдательный… – машинально отозвался Русский, натянуто улыбаясь.

– Не зря!.. – выдохнул ариец и дернул свою жертву за волосы, наслаждаясь криком.

– Какого чёрта! – обиженно засипел Русский, но блондин самым бесцеремонным образом заткнул ему рот настойчивым поцелуем. Русский протестующе застонал и принялся отбиваться, в результате чего оба упали на пол.

Завязалась потасовка. После непродолжительной борьбы под таким иноязычным напором госпредмет стал потихоньку сдаваться.

– Твой порядок слов лишает свободы действий, – утомленно пробормотал Русский.

– Ты ещё моих артиклей не видел! – заносчиво ответил Немецкий, отбрасывая со лба растрепавшуюся чёлочку.

* * *

Вопли разносились ещё полночи по всему этажу, отчего пугливая Экономика забилась в самый дальний тёмный угол своего кабинета, новичок Религиоведение собрался было повеситься, но в последний момент вспомнил, что ему этого не положено, но зато Обществознание и Психология с видимым удовольствием анализировали ситуацию, делая определенные, только им понятные, выводы.