Лого Slashfiction.ru
18+
Slashfiction.ru

   //Подписка на новости сайта: введите ваш email://
     //PS Это не поисковик! -) Он строкой ниже//


// Сегодня Tuesday 26 March 2013 //
//Сейчас 11:19//
//На сайте 1316 рассказов и рисунков//
//На форуме 13 посетителей //

Творчество:

//Тексты - по фэндомам//



//Тексты - по авторам//



//Драбблы//



//Юмор//



//Галерея - по фэндомам//



//Галерея - по авторам//



//Слэш в фильмах//



//Публицистика//



//Поэзия//



//Клипы - по фэндомам//



//Клипы - по авторам//


Система Orphus


// Тексты //

Джейденвилль

Автор(ы):      Миланна
Фэндом:   Ориджинал
Рейтинг:   R
Комментарии:
Джаред покидает психиатрическую клинику и попадает в шикарное поместье Джейденвилль, где ему придется столкнуться лицом к лицу не только с эксцентричным хозяином, но и с собственными страхами и комплексами.
Предупреждения: насилие (моральное, физическое, сексуальное), ненормативная лексика (не мат!).
Обсудить: на форуме
Голосовать:    (наивысшая оценка - 5)
1
2
3
4
5
Версия для печати


1.

Джаред воображает густую, непроглядную, почти осязаемую темноту. Чтобы скрыла, поглотила, спрятала. Чтобы раствориться в ней, как в кислоте, распасться на атомы, сгинуть к чертям. Но в комнате нестерпимо светло, и, как ни старайся, при таком беспощадном освящении, в свой мир не рухнуть. Реальность держит на плаву, но не как спасательный круг, а как цепь, гарпун.

– По документам парень мертв, – произносит голос реальности – голос доктора, чье имя Джаред за эти годы так и не узнал. Он звал его просто «Доктор». – Мать в нем не заинтересована.

– Мать? – произносит другой голос, новый, еще незнакомый Джареду.

Какая разница, говорит себе Джаред, наплевать кто там. На все наплевать. Не смотри, не смотри, говорит он себе. Но детское любопытство, коего хоть и немного, но осталось в Джареде, заставляет его открыть глаза навстречу слепящему свету.

– По-моему, с матерью вопрос решен.

Человек сидит в небольшом кожаном кресле к Джареду вполоборота. В меру высок, но не гигант. В меру строен, но не изможден. Волосы цвета темного каштана, короткие, чистые и блестящие. Лица почти не видно, видно только смуглую шею и острую скулу. Поза непринужденная, расслабленная, нога на ногу, локоть на ручке кресла. Движения плавные и их совсем мало. Будто он не утруждает себя ничем излишним. Будто хватит уже и того, что он здесь присутствует, ибо это и так уже роскошь. Голос негромкий, сильный. Будто каждый произнесенный им звук имеет неоспоримое значение.

Джаред снова зажмуривается. Он устал от картинок в своей голове. Он снова хочет лекарство, которое раньше ненавидел. Которое лишало его воли и чувств. Теперь, когда его кровь чиста, мозг снова подсовывает ему реальность. А она хуже, куда хуже.

– Откровенно говоря, Филлип, меня удивляет легкость, с которой ты решаешь вопросы.

Это снова голос доктора. Джаред отмечает про себя: Филлип. Джаред так давно не видел других людей и не слышал других имен, что детали для него крайне важны.

– Я рискую своей лицензией, отдавая на твое попечение больного человека. Ребенка.

– Что вы говорите? – в голосе Филлипа слышится ирония. Не злая. Спокойная и уверенная. – Вы, прежде всего, рискуете своей лицензией, принимая от меня деньги. Вы не отдаете на попечение больного ребенка. Вы его продаете.

Джаред вздрагивает. Он вспоминает, как сегодня утром доктор говорил ему:

– Ты слишком дорого обходишься больнице. Твоя семья давно просрочила страховку. Да что греха таить – твоя мать уже год назад спилась к чертям и продала ваш трейлер. Сегодня ты уходишь. Если тебе от этого легче, мне даже жаль с тобой расставаться.

Джаред представлял себе это иначе. Он думал, что его просто выставят за дверь клиники, адреса которой он даже не знает, в руки дадут пакет с его скудными пожитками и пару долларов на автобус. И Джаред покатит до конечной остановки, а потом будет блуждать по городам и деревням, пока кто-нибудь не убьет его, позарившись на никчемный пакет.

Он слишком долго находился за гранью реальности, в мире собственного бреда. Он мог пропустить что-то важное в жизни. Например, то, что людей теперь можно продавать и покупать.

– Ладно, Филлип, – доктор вздыхает. Так он обычно вздыхает, говоря Джареду: «Бесполезное ты существо».

– Ладно, Филлип. Если его никто не будет искать, значит, что бы ты с ним не сделал, юридически ты будешь защищен.

– Верно, – отвечает Филлип, и Джаред слышит тихий скрип – поворачивается кресло.

Джаред открывает глаза и встречается лицом к лицу с незнакомцем.

Филлип моложе его матери – это первое, что отмечает про себя Джаред. Мать – самое яркое его воспоминание из прошлой жизни. Из жизни «до». Школьные приятели и мамины многочисленные сожители почти уже стерлись из памяти под действием лекарств, но мать он не забыл. Ей, наверное, сейчас около сорока, а этот Филлип намного моложе. Скорее всего, ему и тридцати еще нет.

Филлип красивый – это второе, что отмечает Джаред. Он давно не видел красивых людей. Да и видел ли их вообще? Доктор – обрюзгший тип с маленькими глазками, сверкающими из-под очков. Мать... Тогда, в той жизни, она уже довела себя до истощения алкоголем и дурью, и вряд ли сейчас выглядит лучше. А Филлип красивый, действительно. Чистая кожа, загорелая, здоровая. Темные глаза. Уверенный, хотя и довольно острый подбородок. Жесткая линия рта.

Филлип хорошо одет – это следующий пункт. Джареду не привили интереса к одежде, но эстетика в нем была заложена, возможно, от отца, которого он не знал. Джаред всегда отличал красивое от безвкусного, и подсознательно тянулся к первому, но любовники матери никогда не давали денег. На Филлипе мягкий серый джемпер и узкие светлые джинсы. Все это – дороже трейлера, который продала мать. Джаред это чувствует.

У Филлипа страшный взгляд – это последнее. Непроницаемый, тяжелый, как тьма, в которую Джаред так жаждет провалиться. Глаза смотрят прямо в утробу, будто копаются во внутренностях, наматывают кишки на невидимую ось. Джаред ежится и отводит глаза.

– Это Филлип Джейден, – говорит Джареду доктор. – Ты поедешь с ним, ладно?

Джаред кивает, но взгляд так и не поднимает. Он видел уже все, что ему было нужно.

– Сомневаюсь, что он понял, – говорит доктор Филлипу. Филлип отвечает:

– Неважно.

Джаред понял, но подтверждать это не хочет. Он снова хочет в темноту.

 

2.

У Филлипа Джейдена огромный автомобиль, который ждет его во дворе клиники. Джаред цепляет взглядом эту громадину, а потом несколько минут смотрит на здание, в котором он провел последние два года. Пятиэтажный кирпичный замок с башенками. Почти как в сказке, только сказка эта страшная, и на окнах замка толстые решетки.

Филлип терпеливо стоит рядом, ждет, пока Джаред распрощается со своим прежним домом.

– Если ты хочешь остаться, у тебя еще есть шанс, – говорит Филлип. – Потом его не будет.

Джаред молча садится на заднее сидение автомобиля, придвигается к самой двери, прижимается щекой к окну. За рулем он видит человека в форменной фуражке с незнакомым гербом. Филлип садится рядом с Джаредом, что-то тихо говорит водителю, и машина трогается с места.

Автомобиль в самом деле так огромен, что, сядь Филлип у противоположной двери, ему бы, наверное, пришлось кричать, чтобы Джаред его услышал. Джаред помнит только мамин старый пикап, на полу которого вечно валялись пивные банки, окурки и презервативы. В мамином пикапе всегда воняло, а в этой машине воздух был приятным, свежим, ароматным. От самого Филлипа тоже очень хорошо пахло. Совсем не так, как от маминых дружков, которые, вконец одичав от выпивки и наркотиков и вдоволь насладившись мамочкой, посягали на сына-малолетку. От тех пахло потом, перегаром, спермой и еще каким-то невообразимым дерьмом. Филлип – сама чистота и гигиена во плоти.

Внезапно Джаред осознает реальность происходящего. Он в шикарной машине, сидит на мягком диване с бежевой кожаной обивкой рядом с абсолютно шикарным мужиком. Это почти так же невероятно, как и тот день, когда он впервые обнаружил себя в больнице. Это так же не вяжется со всей его прошлой жизнью. И это явно не сулит ничего хорошего. Почему он сразу, еще там, в кабинете доктора, не спросил, куда его повезут? Почему он безропотно сел в эту машину? Уж не оттого ли, что ему наплевать?

Джаред хочет заговорить, но почему-то боится. Он боится не смерти, он уже неоднократно переживал ее под действием лекарств. Когда мозг неделями отказывался включаться, и он не мог не то, чтобы произнести, даже вспомнить собственного имени. Это было хуже, чем смерть. Он предпринял столько попыток убить себя, что почти сроднился с понятием смерти. Нет, он не боится ее. Он боится неизвестности. Он знает, что жизнь никогда не преподносит приятных сюрпризов. Только не ему.

– У тебя есть ко мне вопросы? – будто проникнув в его мысли, произносит вдруг Филлип.

Джаред вздрагивает и еще сильнее вжимается в дверь автомобиля. Смотрит на Филлипа. Мотает головой.

– Ты что, правда совсем сумасшедший? – Филлип слегка щурит глаза. – Чертов док. Говорил, он вменяемый. А он двух слов не вяжет. Зря потраченные деньги. Рэймонд!

Водитель в форменной кепке отзывается:

– Сэр?

– Рэймонд, дружище. Мне нужен окончательно свихнувшийся мальчишка, который даже говорить не может?

– Вряд ли, сэр, – отвечает Рэймонд.

– Пристрелим или помучаем? – спрашивает Филлип, непринужденно, будто речь идет о ланче. Курицу или омлет?

– Как скажете.

Джареду становится тошно, он вцепляется руками в подголовник сидения Рэймонда и выкрикивает:

– Я могу говорить!

– Ух ты, – Филлип Джейден скалится идеальными зубами. – Неужели?

– И если... – произносит Джаред тихо и как-то обреченно. – Если все равно собираетесь убить... Лучше пристрелите. Мучить не надо.

И добавляет:

– Я намучился.

Внезапно Филлип касается его руки. Ладонь у Филлипа теплая и крепкая, но Джаред вздрагивает.

– Никто не собирается тебя убивать, – мягко говорит Филлип. – Мы с Рэймондом тебя немножко разыграли, да, Рэймонд?

Отражение Рэймонда в зеркале заднего вида кивает.

– Надо же было как-то заставить тебя произнести хоть слово, – продолжает Филлип. – А ты, оказывается, способен на связную речь. Значит, док был прав, а я каюсь.

– К тому же, глупо было бы заплатить за тебя столько денег, чтобы просто сделать дыру в твоей голове и скинуть тебя на обочину. Согласись, это логично?

– Наверное, – мямлит Джаред.

– Вот и ладненько, – улыбается Филлип. – Так у тебя есть вопросы?

Джаред делает вдох.

– Куда мы едем?

– Умница! – Филлип откровенно развлекается, и Джареду это кажется несколько унизительным. – Отвечу. Едем мы в замечательное место, которое ты, если и дальше будешь умницей, можешь считать своим домом.

За окном мелькают осенние деревья, яркие, как вспышки пламени. Сентябрь в разгаре, а на небе ни облачка.

– Прежде, чем мы приедем, – говорит Филлип. – Ты должен запомнить кое-что важное. Во-первых, по документам ты мертв, а значит, тебя не существует. Во-вторых, бежать в полицию бесполезно, ибо тебе там не помогут. И в-третьих, чтобы тебе было хорошо, комфортно и уютно, ты должен быть милым, послушным и не ссориться со мной. Я ничего не упустил, Рэймонд?

– Иначе, – кратко и бесцветно произносит Рэймонд.

– Ах да, иначе! Иначе, мне придется компенсировать затраты и сдать тебя в какой-нибудь адский бордель. Бррр.

Филлип улыбается, будто не замечая, как Джаред бледнеет, и лоб его покрывается испариной.

– Я читал твою историю болезни, – говорит Филлип. – Я знаю, сколько раз ты пытался покончить с собой. Будь уверен, твоя мечта о смерти не сбудется.

 

3.

– Тебе нравится? – спрашивает Филлип.

Они в огромном доме из белого камня. Вокруг десятки гектар соснового леса, перед входом – бассейн с фонтаном, возле которого спят тре черных с подпалиной пса. Когда машина въезжала в резные ворота, Джаред заметил, что ворота эти венчает надпись «Добро пожаловать в Джейденвилль».

Джаред стоит посреди просторного холла и смотрит на две симметричные винтовые лестницы. Меж лестниц – кабина лифта из сверкающего стекла. На больших полукруглых окнах и эркерах – кованые решетки.

– Красиво, – отвечает Джаред, чувствуя себя крайне неуместным во всем этом великолепии.

Джаред, мелкий грязный семнадцатилетний заморыш в старой рваной куртке, потертых джинсах, отвисших на коленках и попе и в линялых кедах, стоит посреди настоящего дворца, такого прекрасного, что глазам не веришь. Это не он, это не с ним. Он органично вписывается только в обстановку замусоренного трейлера, где телевизор всегда работает на полной громкости, где на столе всегда рассыпаны чипсы и кукурузные хлопья, а на простынях каждый день засыхают новые пятна чужой спермы. Это не он. Это не с ним.

– Тебе нужно в душ, – говорит Филлип. – Ты воняешь больницей.

«Ты воняешь». Вот это про него!

– Хорошо, – соглашается Джаред.

Филлип вызывает лифт, и двери кабины мягко раздвигаются.

– Здесь четыре этажа, – говорит Филлип, хотя Джаред ни о чем не спрашивал.

Лифт привозит их на третий, и они выходят в еще один холл, такой же просторный, как и внизу, только здесь – самая настоящая оранжерея. В больших горшках и маленьких кашпо – всюду цветы, пальмы, драцены. Джаред не силен в ботанике, да он вообще мало в чем силен, но даже он не может скрыть восторга.

– Ими занимается одна девушка, – говорит Филлип. – Она ландшафтный дизайнер и флорист.

Джаред только кивает. Филлип ведет его по коридору и, наконец, приводит в комнату. И вот тут роскошь кончается и приходит боль.

Комната в точности стилизована под дешевый трейлер. Узкая кушетка у стены, металлический столик, пара плетеных табуреток – дачная мебель. На стене маленький телевизор с DVD-проигрывателем, на прикроватной тумбочке светильник и несколько журналов. Из комнаты ведет еще одна дверь, и там Джаред видит ванную – точно как в дешевых мотелях. Душ, торчащий из потолка, белый унитаз и кафель, резиновый коврик на полу. Какому извращенцу придет в голову устраивать имитацию трейлера внутри роскошного замка?

– Это напоминание, – говорит Филлип, будто прочитав мысли Джареда. – О том, кем ты был. Ты не оценишь того, что можешь получить, если тебе не с чем будет сравнивать. Постоянно сравнивать, понимаешь?

Джаред не привык к роскоши – это факт. Джаред привык, что мамины дружки постоянно над ним издевались. Джаред привык быть тенью в больничной палате. Но, стоя здесь, посреди убогих декораций, так неуклюже расположившихся посреди волшебной сказки, Джаред вдруг не выдерживает:

– Какого черта вам от меня надо, мистер…

– Филлип, – невозмутимо прерывает его хозяин замка. – Можно Фил. Я не люблю необоснованного подобострастия.

– Хренов ты ублюдок, Фил! – вдруг орет Джаред. Он не хочет, но годы таблеток и инъекций, запрятавших его эмоции глубоко внутрь, внезапно дают о себе знать. – Что тебе надо, извращенец?! Я хотел спокойно сдохнуть в психушке! Я уже был на верном пути! Какого черта ты…

Сперва Джаред даже не понимает, что его ударили. А когда понимает, за первым ударом следует второй, и вот он уже неловко сидит на полу, посреди комнаты-трейлера, и смотрит на Филлипа ошалелыми глазами, полными слез. Слезы эти не от страха или обиды, а от неожиданности. Маленький волчонок, вскормленный побоями в трейлерном парке, Джаред снова вскакивает на ноги и кидается на обидчика, но Филлип выше, крупнее, старше. Он уже не мальчишка, хоть еще и молод. Он уже развитый мужчина с крепкой хваткой и жестким кулаком. Через секунду Джареда тащат в ванную, прямо в куртке, джинсах и кедах запихивают под душ и включают ледяную воду.

От неожиданности Джаред даже визжит, почти как девчонка, но тяжелая рука закрывает ему рот. Вода жутко холодная, она с грохотом бьется о металлический поддон, но Джаред все равно слышит то, что говорит ему Филлип:

– Видимо, в твоих трущобах тебя не учили, что такое быть милым. Очевидно, ты не понимаешь, когда с тобой обращаются по-человечески. Значит, придется обращаться с тобой так, как ты привык.

Джаред отчаянно мычит, и Филлип, наконец, убирает руку.

– Что?

Джаред облизывает губы, по которым течет ледяная вода. Оказывается, все это время он жутко хотел пить.

– Ладно, – прерывисто дыша, произносит он,. – Ладно... Просто скажи, чего ты хочешь, окей? Чтобы я понял... Не надо бить, просто скажи... Ты хочешь... секса?

Джаред помнит, что большинство маминых ухажеров, рано или поздно начинали коситься на него, замышляя недоброе. Он боится, не хочет вспоминать об этом, но иногда память издевается над ним, услужливо подсказывая, что некоторым из маминых дружков все же удалось добиться желаемого.

Джаред милый, очень милый. Пусть и не в том смысле, в котором от него ждет Филлип, но все-таки милый. Изящная гибкая фигурка, одетая, правда, всегда, в дешевую мешковатую дрянь. Симпатичное лицо, худенькое, с острым подбородком, взъерошенными темно-русыми волосами и большими серыми глазами. Он милый, он это знает. И они это знали. И Филлип, должно быть, это тоже знает.

Филлип улыбается. Без издевки, просто, обыденно улыбается.

– Сначала взгляни на себя, а потом подумай, могу ли я хотеть с тобой секса сейчас.

– Можно... – Джаред смотрит себе под ноги, на свои промокшие кеды. – Можно мне выйти уже отсюда? Очень холодно.

Филлип делает шаг назад, позволяя Джареду выйти из металлического поддона. Джаред скидывает мокрую куртку на пол и подходит к зеркалу. Наверное, даже мамины кобели не захотели бы его сейчас, не то, что роскошный, как Рождественский подарок, Филлип Джейден. За два года в клинике он совсем осунулся, стал бледным, потому что мало ел и почти не бывал на солнце. Джаред смотрит на себя и думает, что, на его лице, пожалуй, остались только эти глаза, огромные и затравленные. Да еще воспаленное красное пятно от ударов Филлипа. Джаред шумно сглатывает слюну.

– Ужас, – говорит он сам себе.

– Все поправимо, – отвечает Филлип. – Снимай это мокрое дерьмо и иди обратно в душ. Я включу горячую воду.

Джаред стягивает футболку, расстегивает пуговицу на джинсах и замирает. Отражение Филлипа в зеркале не собирается уходить.

– Ты что, смотреть будешь?

Уголки губ Филлипа ползут вверх. В темных глазах пляшут черти.

– Запрети мне.

Джаред зажмуривается и вздыхает, а потом быстро вылезает из джинсов и поворачивается к Филлипу лицом.

– Слушай, Фил, – говорит он решительно, но без вызова. – Давай определимся. Я не идиот. Я понимаю, что у меня два пути – либо повеситься, либо в твой адский притон, бордель или что там у тебя еще. Повеситься ты мне не дашь, а вот ад на земле устроить можешь. С такими деньгами, как у тебя, ты многое можешь. Я это понял и хорошо усвоил.

Филлип кивает. Спокойно, без самодовольства.

– Тогда давай поступим так, – продолжает Джаред, и вдруг ловит себя на том, что задыхается от волнения. – Хочешь меня трахать – трахай сейчас, нечего миндальничать и строить из себя джентльмена. Договорились?

Филлип смеется, тихо, сам с собой.

– Тебе что, малыш, не терпится?

– Да, – серьезно отвечает Джаред. – Представь, что мне не терпится. Тебе ведь все равно, что я думаю и чувствую на самом деле, так?

– В принципе, да, – честно отвечает Филлип.

– Ну, вот и представь все, что хочешь, – говорит Джаред.– А потом ради бога выпусти меня из этого сраного дома на все четыре стороны, и дай мне уже хоть как-нибудь покончить с собой!

По щекам Джареда течет уже не вода, а горячие слезы.

– Хочешь всю ночь развлекаться – вперед! Хочешь друзей позвать – не стесняйся! – в голосе появляются отчаянные, истеричные нотки. – Я все сделаю, как скажешь! Мне плевать уже, у меня ни чести нет, ни гордости! Просто пообещай, что потом отпустишь или как-нибудь гуманно убьешь! Фил, пожалуйста!

Мальчишка уже рыдает во всю, сползает по кафельной стене на холодный пол и сидит там, содрогаясь, в одних плавках.

– Мне некуда идти, понимаешь? – кричит он, что есть сил, срываясь на хрип. Звук мечется в кафельном бункере, поглощаясь водой. – Моя мать – шлюха, я ей не нужен! Друзья меня уже забыли, потому что я два года пробыл в психушке! Меня никто не любит, на меня всем насрать! Будь человеком, Фил! Подумай, зачем мне такая жизнь?

Филлип садится перед ним на корточки, берет его за подбородок и заставляет посмотреть себе в глаза.

– Будем считать, маленький Джаред, – говорит он. – Что ты живешь для того, чтобы мне не было скучно. Тебе уже все равно, ты сам это сказал. А я люблю игрушки.

Джаред ошарашено смотрит на него, пытаясь вобрать слова, впустить их в свой замутненный мозг, обработать.

– Прикинь, мне двадцать семь лет, я великовозрастный богатенький сынок, но я еще не наигрался.

– Что? – Джаред хмурится, часто моргает, смотрит в темные непроницаемые глаза, и никак не может понять.

– Мои друзья – пресыщенные извращенцы. Мои девки хотят замуж за мои деньги. У меня есть замок, автопарк и куча прислуги. У меня есть лучшая выпивка и наркотики. И моя жизнь – тоска и полное дерьмо. Разве ты мне не сочувствуешь?

Джаред облизывает пересохшие губы и молчит.

– Но теперь в ней есть ты, маленький Джаред, – Филлип улыбается, ослепительно, как для обложки журнала. – И ты будешь очень стараться скрасить мою унылую жизнь.

– А если не буду? – почти шепотом спрашивает Джаред.

– Тогда ты будешь по-настоящему мечтать о смерти. Не так, по-детски, как сейчас. А по-настоящему. Но мечты сбываются только у тех, кто может себе это позволить. Запомни это, мальчик.

Филлип отпускает джаредов подбородок и встает.

– А теперь купайся. Чистую одежду найдешь на своей кровати, потом спустишься вниз. Тебя надо накормить.

Филлип выходит из ванной, но через мгновение заглядывает снова, на этот раз без тени улыбки.

– И вот еще что. Не указывай, когда и как мне тебя трахать. Понятно?

Джаред обалдело кивает, и через секунду остается один, на полу ванной комнаты а-ля мотель «Розовое Облако».

 

4.

В столовой-оранжерее со стеклянными стенами и потолком, за стеклянным столом в белоснежном плетеном кресле сидит молодой умирающий от скуки миллионер Фил Джейден. Он хорош, как редкий бриллиант, но Джаред никогда не видел бриллиантов, поэтому входит в столовую с единственной мыслью: «Ненавижу тебя, сука. Ненавижу».

Джаред представляет: он хватает плетеное кресло, швыряет в стеклянную стену, подбирает кусок стекла поострее и вонзает его в горло Филу Джейдену. Смотрит, смотрит, как кровь пузырится и булькает в открытой ране, слушает предсмертные хрипы и стоны. А когда с Филлипом покончено, он, Джаред, берет тот же кусок стекла и перерезает горло себе самому.

Сквозь одну из стеклянных стен видно темноволосую девушку в розовых перчатках. Она стрижет кусты большими садовыми ножницами.

Джаред садится за стол напротив Филлипа, потому что там накрыто. Перед Филлипом только чашка кофе, перед Джаредом – салат с тигровыми креветками и ароматный стейк.

– Или ты предпочитаешь фаст-фуд? – произносит Филлип. – Или больничную баланду.

– Я вообще не голоден, – бурчит Джаред, хотя его пустой желудок утверждает обратное.

– Заморить себя голодом тоже не удастся, детка, – говорит Филлип и отпивает кофе. – Будешь отказываться от еды, придется кормить тебя насильно. А это, поверь мне, неприятно.

Джаред знает. В больнице санитары частенько запихивали ему еду, и это, как правило, сопровождалось бранью и побоями. Это неприятно, Джаред помнит.

Он берет вилку и уплетает салат в один момент. Так же быстро исчезает с тарелки и стейк. Джаред чувствует, как к лицу приливает кровь, а в теле появляются новые силы.

– Спасибо, – искренне говорит он Филлипу и, на долю секунды, забывает о желании перерезать парню глотку.

За стеклянными стенами начинает темнеть, и с улицы в столовую-оранжерею входит девушка, которая занималась кустарником. Ножниц при ней больше нет, как, впрочем, и перчаток.

Она будто не замечает присутствия Джареда.

– Фил, я попрошу Эмили сделать мне кофе, хорошо?

– Конечно, Мар, распоряжайся, – отвечает Филлип.

Вдруг девушка, наконец, обращает внимание на мальчишку за столом.

– О, Фил, что это?

Чертова сука, думает Джаред. Ты действительно сказала, «что» это?!

– Это Джаред, – отвечает Фил. – Джаред, это Марла. Флорист. Я говорил тебе, помнишь?

Марла-флорист хмурит темные тонкие брови и заправляет за уши короткие волосы. Будто она в галерее и решила рассмотреть картину поближе.

– Ничего, – говорит она. – Ничего хорошего.

Внезапно Джаред понимает, почему Марла так его оттолкнула при первом же появлении. И дело не в том, что она отозвалась о нем, как о вещи. Дело в том, что она слишком походила на его мать. На ту, которая была до трейлерного парка, до выпивки, травы и потных мужиков. На его молодую маму, которая еще водила его в зоопарк. Которая еще красилась по утрам и гладила одежду. Марла-флорист была такой же – аккуратной, милой и уверенной в себе.

Едва она выходит, Джаред обхватывает голову руками и тихонько стонет.

– Голова болит? – спрашивает Филлип.

– Тебе не плевать? – фырчит Джаред.

– Нет. Я пытаюсь проявлять к тебе участие, – говорит Фил. В полумраке столовой его глаза отражают свет люстр из дальних коридоров дома. Почему никто не включает свет прямо здесь, в столовой?

– Срал я на твое участие, Фил, – Джаред выпрямляется в плетеном кресле и смотрит Филу в лицо. Сейчас оно кажется совсем смуглым.

– Ты купил себе игрушку – играйся, и не спрашивай, что болит, – говорит Джаред. – Или это тоже часть игры? Тебе не хватает нормальных людей, которым по доброй воле нужно твое участие и твое общество в целом?

– Прекрати, Джаред, – низким, каким-то жутковатым голосом говорит Филлип. – Пожалуйста, прекрати. Я не хочу делать тебе больно. Честное слово.

– И на слово твое я тоже срал! – Джаред расходится не на шутку, встает из-за стола и опрокидывает кресло, которое стоит, должно быть, целое состояние.

– Я не понимаю, почему я должен здесь находиться! Я не должен! Я сейчас выйду отсюда, и хрен ты меня остановишь! А псы твои порвут при выходе или Рэймонд пристрелит – так еще лучше.

– Заметь, я пытался быть милым, – говорит Филлип, отставляя чашку с кофе.

– Иди ты задницу, – Джаред плюет на пол и шагает к стеклянным дверям, но едва подходит к ним, металлический засов где-то сверху щелкает, и Джаред ударяется лбом в прохладное стекло.

– Как скажешь, – говорит Филлип.

Джаред не успевает опомниться, как ударяется лбом и носом о стеклянную дверь снова и снова. Крепкая рука держит его за волосы, оттягивает голову назад и Джаред ощущает горячее дыхание с запахом дорогого кофе.

– Эти стены и двери из бронированного звуконепроницаемого стекла, – шепчет Филлип ему на ухо. – Ты можешь кричать. Мне даже понравится, если ты будешь кричать. Никто не придет, а даже если и придет, всем будет наплевать. Марла, Рэймонд и прислуга никогда не вмешиваются в мои дела. Даже если я буду резать тебя на кусочки, никто даже не подумает придти на помощь.

Джаред вырывается, орет, брыкается, но все бесполезно – он будто намертво прижат к двери упругим телом Филлипа.

– Я постоянно пытаюсь быть мягким с тобой, – продолжает Филлип. – Серьезно, весь день я сдерживаюсь и не указываю тебе на твое место. Я хочу, чтобы ты, может впервые в своей дурацкой дерьмовой жизни почувствовал себя человеком.

– Ты? Мягким? – Джаред выдает истеричный смешок, и он звучит более, чем странно, потому что голова мальчишки сильно запрокинута назад, почти лежит затылком на плече Филлипа. – Ты ударил меня и поставил под ледяной душ, ублюдок!

– Чтобы привести тебя в чувства, – говорит Филлип. – Видит бог, я этого не хотел. Но ты постоянно меня провоцируешь, и вот теперь я этого действительно хочу.

Филлип на мгновение разжимает хватку, но и мгновения достаточно Джареду, чтобы выскользнуть и рвануть к противоположной стене. Дверь в дом, однако, тоже заперта, и все, что остается мальчишке – это молотить кулаками в толстое стекло.

И тут его сбивают с ног мощным ударом ногой под колени. Джаред орет и пытается ползти вперед, но поздно – Филлип придавливает его поясницу своим коленом и заламывает обе руки мальчишке за спину.

– Ты – звереныш, – шепчет Филлип. – И это классно. Но это ненадолго.

Джаред лежит, придавленный животом к полу. Чистая майка, которую он нашел на кровати после душа, задралась, и он кожей ощущает прохладу деревянных досок. Рука Филлипа крепко держит его за горло, так крепко, что трудно дышать. Другая рука возится с молнией на его джинсах и, наконец, расстегивает ее.

– Ты сегодня просил – я сделаю, – говорит Филлип. – Но, учти, я хотел, чтобы все было иначе.

Джаред пытается сопротивляться, мычит, потому что горло сдавлено, а челюсти сжаты. Дергается, когда понимает, что с него стягивают штаны, а его самого пытаются сложить пополам. Воет от болезненного удара под ребра, когда снова пытается вырваться. И орет до хрипоты, когда ощущает, как в него грубо и бесцеремонно вторгаются.

Филлип толкается в него со всей силой, не жалея, не боясь порвать, и когда он уже там, весь, хватка на горле Джареда, наконец ослабевает.

– Мразь! – кричит мальчишка, срываясь на хрип. – Сука, ненавижу! Убью, тварь!

В ответ Филлип снова хватает его за волосы и больно припечатывает лбом к полу. Ввинчивается полностью, на всю длину, потом резко выходит, снова вонзается, и так до бесконечности.

Боль везде, во всем теле, полная беспомощность и слепая ярость. Джаред начинает плакать, чувствует, как слезы бегут по щекам, капают на пол и размазываются при каждом толчке Филлипа. С него хватит. В этой жизни с него давно уже хватит. Еще там, в трейлерном парке – хватит. Еще в серой больничной палате – хватит.

– Хватит, – тихонько просит Джаред, сам не зная кого – бога, жизнь или Филлипа. – Хватит с меня…

Он больше не сопротивляется, он обмяк под Филлипом, он позволяет делать с собой всю эту мерзость и просто тихо плачет. Это не истерика, не бешенство, это почти беззвучные горькие слезы усталости и унижения.

Филлип уже не сжимает его мертвой хваткой, он вообще не держит его, а скорее сам придерживается за безвольное тело. Снова слегка прихватывает на волосы, когда кончает, и снова отпускает. Оба молчат. Джаред мелко дрожит так и лежа лицом вниз, только подложив одну руку под голову. Филлип встает, застегивает штаны, берет со стола чашку остывшего кофе и делает глоток. Он еще тяжело и неровно дышит, а Джаред, кажется, вздрагивает на полу от каждого его вдоха.

Джаред приподнимает голову, когда слышит щелчок замка, но во-первых, ему слишком больно двигаться, чтобы бежать, а во-вторых, внезапно в столовой-оранжерее загорается свет. Яркий, ослепительный, он исходит из огромных ламп дневного света, развешенных под потолком. Джаред возится на полу, пытаясь сделать что-то со своими джинсами, хоть как-то натянуть их. Когда ему это почти уже удается, он замечает кровь, размазанную по полу и Рэймонда, стоящего в дверях оранжереи. А еще Филлипа, беззаботно сидящего на краю стола, будто ничего не произошло.

– Рэймонд, будь другом, – говорит Филлип. – Отведи это наверх и закрой в комнате. Будет хамить, врежь, как следует. Он добра не понимает.

Не говоря ни слова, Рэймонд подбирает Джареда с пола, буквально вытаскивает его на себе из оранжереи, запихивает в лифт, везет на нужный этаж и заводит в комнату-трейлер.

Джареду не хочется не то, чтобы хамить, но даже смотреть Рэймонду в глаза. Ему все равно, что, уходя, водитель запирает дверь его комнаты снаружи.

 

5.

Джаред вспоминает: его мать, еще похожая на Марлу-флориста, красит ногти бесцветным лаком, забравшись с ногами на бежевый диван. По телевизору какой-то сериал о любви. Звонит телефон, и мать говорит: «Милый, возьми трубку, у меня ногти еще не высохли». Джаред, весь перепачканный в краске, бежит к телефону. Кто тогда звонил, он не помнит. Помнит только, что его оторвали от любимого дела – рисования. Тогда у них еще был дом, и им звонили нормальные люди. Тогда он еще рисовал.

Джаред вспоминает: его мать, уже не похожая на Марлу-флориста, гогочет где-то в углу вонючего трейлера, рядом с ней отвратительно рыгает заплывший жиром потный мужик. Телевизор – на полную громкость, на столе липкие круги, крошки и грязные стаканы. Мать кричит: «Ты че тут сидишь? Иди, пошляйся где-нибудь!» Джаред идет «шляться». Дома у них уже нет, и красок тоже больше нет. Он собирается выйти из трейлера, но потный мужик с пивной отрыжкой догоняет его у двери. «И это, пива еще прикупи», говорит мужик и выталкивает Джареда из трейлера.

Джаред не знает, что надломилось в его матери, почему так резко, так неожиданно. Почему она вдруг начала худеть, пить, курить дурь. Почему променяла его на зловонных дальнобойщиков. Он помнит только, как впервые понял, что с него хватит. Он глотает снотворное, очень много снотворного, а потом приходит в себя, когда очередной ухажер матери вливает ему в рот воду, давит на живот и заставляет блевать в железный унитаз трейлера. Джаред ненавидит этого мужика больше всех маминых любовников. Даже больше тех, которые делали ему больно. Он не может простить этому человеку спасения собственной жизни. Так же, как не может простить Фила Джейдена, за то, что тот насильно заставляет его жить.

Джаред оглядывает свою комнату-декорацию. Он, должно быть, уже час сидит на полу, точно так, как его оставил Рэймонд. На прикроватной тумбочке горит светильник, и Джаред осматривается. На окнах решетки, да и стекла здесь, наверное, тоже бронированные, как в оранжерее. Значит, из окна выброситься невозможно. Повеситься не на чем, так как на потолке нет ни люстры, ни крючка для нее. Душ тоже не подойдет, потому что висит слишком низко над головой, и даже если прицепить к нему ремень или веревку, удавиться не получится. Да и ни ремня, и ни веревки тоже нет. Чертов Фил Джейден, гребаный извращенец-жизнелюб – все предусмотрел.

Внезапно Джаред вспоминает, как еще утром стоял под ледяным душем. Вот и решение!

– Хрен ты угадал, – шипит мальчишка сквозь зубы, с трудом поднимаясь на ноги. – Думаешь, умнее всех? Думаешь, прикупил себе дворец и крутые шмотки, и все – можешь управлять чужими жизнями? Хрен ты угадал, мудила…

Джаред сам не знает, почему разговаривает с Филлипом, когда тот его не слышит. Наверное потому, что ему больше не с кем разговаривать. Воображаемые друзья остались в далеком прошлом, а сейчас в целом мире нет ни единой живой души, которая могла бы выслушать о его боли и ярости. Поэтому Филлип. Он ублюдок, но он хотя бы существует.

Джаред ковыляет в ванную, спотыкается, падает, матерится, встает и снова ковыляет. Забирается в металлический поддон, как есть, в футболке и джинсах, запачканных кровью, и включает воду. На него обрушивается мощный поток ледяной воды, и, хотя он этого ожидал, Джаред не в силах сдержать вопля. Он поскальзывается, падает в поддон, но больше не пытается встать. Он лежит, дрожит и смотрит, как в сливное отверстие стекает окрашенная розовым вода. Через пару минут вся его одежда промокает насквозь, но ему наплевать, он упорно лежит и не движется. Джаред думает, что если так и лежать всю ночь, к утру он либо умрет от переохлаждения, либо подхватит такое сильное воспаление легких, что Филлип сам прикончит его, лишь бы не лечить.

Так он думает. Изредка возвращаются слезы – воспоминания о недавнем эпизоде в оранжерее, о давних эпизодах в трейлерном парке, бесцветные моменты почти бессознательной жизни в клинике, и это навязчивое «хватит».

Холодно так, что мышцы выкручивает, выламывает, саднит. Зубы стучат, а пальцы на руках и ногах немеют. Еще чуть-чуть, уговаривает себя Джаред. Никто не говорил, что будет легко, убеждает он себя. Но, по крайней мере, у этого ада есть временные рамки. Может пара часов, может ночь, может даже несколько дней, но все кончится. Все обязательно кончится.

Джаред закрывает глаза и пытается ни о чем не думать. Ни о матери, которая, наверное, даже не хочет знать, где он сейчас и что с ним происходит. Ни о докторе, который продался за листок из чековой книжки. Ни о Филлипе, который так ошалел от денег, что покупает живых людей в качестве предметов интерьера. Но сколько бы он не силился, отрешиться не получается, и перед глазами снова и снова возникает лицо Марлы-флориста, лицо его молодой мамы. Как она держит его за руку в зоопарке и говорит: «Смотри, панда! Правда, милашка?» Как она говорит: «Ты самое дорогое, что у меня есть».

 

6.

Филлип Джейден сидит за столом у черно-белых мониторов. В руке бокал коньяка, на губах едва заметная улыбка.

– Смотри-ка, что творит.

Рэймонд – водитель, охранник и хранитель тайн, сидит чуть поодаль, без формы с гербами и эмблемами, в простой рубашке и брюках, в одной руке тоже бокал, в другой – сигарета.

Филлип говорит:

– Думаешь, он, и правда, так хочет умереть?

– Кто знает, – отзывается Рэймонд, затягиваясь сигаретой. – Он сейчас ведет себя совсем как…

– Не надо, – коротко обрывает его Филлип.

– Извини, – отвечает Рэймонд. – Я просто, откровенно говоря, не понимаю, кому и что ты пытаешься доказать. Зачем ты это затеял, Фил? Ведь мог бы просто вносить пожертвования для приютов и клиник.

На мониторах дрожащий мальчишка лежит в душевом поддоне, свернувшись в позу эмбриона.

– Я и так это делаю, ты знаешь, – говорит Филлип, глядя на Рэймонда через плечо. – Два миллиона – дому для детей-инвалидов в Алабаме. Три – реабилитационной клинике в Баффало. И это только за текущий год!

– Знаю, – вздыхает Рэймонд. – И это правильно и круто, и именно этого от тебя хотел покойный мистер Джейден.

– Ну, так а в чем дело, Рэй? – Филлип отрывается от мониторов и недоуменно смотрит на своего охранника и друга. – Что тебе не нравится?!

– Вот это, – Рэймонд тычет пальцем в монитор, – Вот это мне не нравится, Фил. Это скользкий путь. Если ты запутаешься в правилах собственной игры, ты можешь все испортить. Подумай, кто из вас больше нуждается. Ты нужен ему или он тебе. Загляни в глаза Саймону Перри. Сравни. Подумай.

Филлип выключает мониторы и одаривает Рэймонда тяжелым, мрачным взглядом.

– Ты больше не произнесешь этого имени в моем присутствии, Рэй, – говорит он. – Больше никогда. Ты обещал.

Рэймонд вздыхает и допивает свой коньяк.

– Да, обещал, прости.

Филлип снова включает один из мониторов, некоторое время смотрит на мальчишку-эмбриона, и говорит:

– Вытащи его из этого ледника, одень во что-нибудь сухое и пристегни к кровати, чтобы не смог себе навредить.

Рэймонд тушит сигарету.

– А сам не можешь? – говорит он. Это звучит не как вольность, а скорее как вызов, издевка.

– Могу, – серьезно отвечает Филлип. – Но, боюсь, если он опять начнет выделываться, я его просто убью. Я с трудом себя контролирую, понимаешь? Ты понимаешь. Сделай это для меня, Рэй.

– Кстати, – говорит Рэймонд. – Не хочешь возобновить занятия с психоаналитиком? С тех пор, как у тебя появилось эта одержимость, ты совсем забросил сеансы.

– Не хочу я никаких сеансов, – мрачно отзывается Филлип, снова выключая монитор. Он будто никак не может определиться, хочет он наблюдать за Джаредом или нет.

– И, да. Найди Марлу. Скажи, чтобы зашла ко мне. Спасибо.

Марла входит, постучав, скорее для соблюдения приличий, нежели для того, чтобы ей разрешили. В кабинете Филлипа темно, светится только черно-белый монитор. Он снова его включил. Филлип сидит в огромном кожаном кресле и безотрывно смотрит на статичную картинку – унылую пустую ванную комнату. Марла аккуратно садится на ручку кресла, слегка дотронувшись бедром до руки Филлипа. Парень тут же, будто по велению инстинктов, кладет голову ей на колени, и Марла гладит его по волосам, перебирает короткие темные прядки.

– Ну, что? – говорит она.

– Не знаю, Мар, – хрипло отвечает Филлип. – Смотрю я на него, а вижу…

Филлип осекается, а девушка договаривает за него:

– Саймона?

Филлип часто кивает, пряча лицо в ее теплых коленях.

– Зря я все это затеял. Зря. Я не справлюсь. Я либо растекусь, как сопля, либо начну злостно на нем отыгрываться, либо попросту выйду из себя и прикончу его. Зря это все, зря.

Марла все гладит и гладит его, как котенка.

– Подожди. Успокойся. Всего день прошел. Дай ему время. Он не Саймон. Саймона больше нет.


Переход на страницу: 1  |  2  |  3  |  Дальше->
Информация:

//Авторы сайта//



//Руководство для авторов//



//Форум//



//Чат//



//Ссылки//



//Наши проекты//



//Открытки для слэшеров//



//История Slashfiction.ru//


//Наши поддомены//








Чердачок Найта и Гончей
Кофейные склады - Буджолд-слэш
Amoi no Kusabi
Mysterious Obsession
Mortal Combat Restricted
Modern Talking Slash
Elle D. Полное погружение
Зло и Морак. 'Апокриф от Люцифера' Корпорация'

    Яндекс цитирования

//Правовая информация//

//Контактная информация//

Valid HTML 4.01       // Дизайн - Джуд, Пересмешник //