Голубое небо, палящее солнце, красная глинистая почва. Это – Юг. Край плантаторов и рабов. Певучий говор, изысканность манер, дома в викторианском стиле, спрятанные в тени раскидистых деревьев... Хлопковые поля. Кукуруза, маис...

Владения Бенджамина Мартина не так велики, как у его соседей, но земля здесь плодороднее. Рядом река. Полноводная и бурная весной, мелеющая летом. Чистая вода, в которой так любят плескаться цветные ребятишки и пятеро сыновей Мартина, пятеро сорванцов, старшему из которых в этом месяце исполнилось восемнадцать.

– Габриэль! – возмущенный звонкий голос. Темноволосый мальчик, сидящий на дереве, склоняющемся почти до самой воды, заслонил рукой лицо, спасаясь от сверкающих брызг. Высокий блондин, стоя по пояс в воде, весело смеясь, плескал на него водой. – Перестань, Габриэль!

– Да ладно тебе, Томас, почему ты не хочешь купаться? – спросил тот, улыбаясь, переставая брызгать на брата и отводя от лица мокрые пряди. Мальчик нахмурил темные брови.

– Если отец узнает, что мы бездельничаем, попадет и тебе, и мне, - ответил он, взглянув куда-то в сторону.

– С чего вдруг это тебя беспокоит? – пожал плечами Габриэль. – Ну, как знаешь...

С этими словами он повернулся и, сложив руки, нырнул. Томас вздохнул и посмотрел на то место, где секунду назад стоял Габриэль. Ну как объяснить ему? Как сказать, что он просто не может... Рядом со старшим братом – красивым, высоким – Томас чувствовал себя каким-то... нескладным, неловким. Он хотел быть похожим на него, чтобы волосы были такого же соломенного оттенка, а не этого непонятного коричневого, чтобы ресницы были такими же длинными и прямыми, а не загнутыми, как у девчонки, а плечи широкими... По вечерам Томас глядел на себя в зеркало, обреченно вздыхал и, отвернувшись, забирался под одеяло. И думал – какой же красивый Габриэль... не то, что я... А потом эти мысли приобретали иное направление... Он думал о том, что кожа у брата нежная, как шелк: вчера он, рассматривая что-то за плечом младшего, обнял его за шею и наклонился, прикоснувшись щекой... И что, наверное, он уже целовался... А Томас – нет. От этих мыслей становилось так сладко, так приятно... и по телу разливалось тепло, и хотелось... чего-то неясного, и он изнывал оттого, что не понимал, что с ним происходит...

И вот сейчас, смотреть на брата, полураздетого, с прилипшими к загорелому лбу потемневшими от воды волосами... Он просто не мог. И снова его охватило непонятное чувство чего-то запретного, но манящего, с привкусом имбиря и восточных сладостей. Зачем, зачем он согласился пойти к реке?!

Вдруг вода перед ним взметнулась сверкающей волной, ослепив на мгновение, и две сильные руки обхватили его за пояс, потянув на себя. Задохнувшись, он с громким плеском рухнул в реку, инстинктивно вцепившись в плечи Габриэля. Холодная вода обожгла разгоряченное тело, он вынырнул на поверхность, втягивая воздух, с круглыми от неожиданности глазами, а рядом заливался хохотом старший брат.

Рассердившись, что его швырнули в реку, как щенка, Томас прыгнул Габриэлю на шею, пытаясь затолкать под воду. Тот, уйдя с головой, ловко вывернулся и, вынырнув неподалеку, снова принялся плескаться, ослепляя брата потоками воды, не давая приблизиться. Томас отвернулся и, смеясь, закрываясь руками, стал продвигаться по направлению к обидчику, ориентируясь по смеху и плеску. И, улучив момент, схватил брата за руку и повис на ней, намертво вцепившись. Тот с хохотом пытался отодрать пальцы мальчика, но безуспешно.

Наконец, утомившись, братья выползли на берег и растянулись прямо на земле, все еще смеясь и задыхаясь. Габриэль лег на спину, вытянув длинные ноги, облепленные мокрыми бриджами, подставив золотистую кожу обжигающим солнечным лучам, сладко жмурясь, и удовлетворенно вздохнул. А Томас, глядя на него, снова почувствовал прилив этой странной неловкости, от которой темнеет в глазах, а в ушах начинает отдаваться неровный стук сердца, и торопливо отвел глаза.

– Габриэль, – нерешительно сказал он в сторону, – нам пора...

Тот, приоткрыв один глаз, недовольно фыркнул и, повернувшись на бок, оперся на локоть.

– С каких пор ты стал таким занудой? – спросил он. – Послушать тебя, так покажется, что ты здесь старший. Слушай... – переворачиваясь на живот и качая босой пяткой согнутой в колене ноги, – а может, ты влюбился?!

Томас почувствовал, как заалели щеки.

– Ничего я не влюбился, – глухо буркнул он, чувствуя, как заливается краской, хоть снова лезь в холодную воду.

–Влюбился, влюбился, – нараспев произнес Габриэль, поддразнивая его. – Ну, и кто же эта счастливица?

Томас, разозленный, вскочил на ноги.

– Ты... ты... – он не находил слов, из глаз готовы были брызнуть слезы, – ты просто...

Габриэль удивленно смотрел на него снизу вверх.

–Да я же пошутил, – он легко поднялся и заглянул в лицо брата, который стоял, кусая губы. – Ну, не обижайся... - он обнял младшего за плечи и привлек к себе, – Томми...

Тот вздохнул и осторожно положил руки на пояс Габриэля, боясь нарушить хрупкость этой неожиданной близости. Почему-то мучительно захотелось коснуться губами обнаженного плеча брата...

– Не сердишься? – спросил тот.

Томас покачал головой.

– Вот и славно, – Габриэль отстранился и с улыбкой взглянул ему в глаза. – Ну, тогда пошли.

Оглушенный тем, как неожиданно брат отодвинулся, Томас стоял, словно сквозь дымку наблюдая, как тот натягивает рубашку, решительным жестом убирает из-под воротника упавшие на шею волосы... когда вдруг в голове мелькнула блестящая мысль.

–Давай наперегонки! – бросил он и метнулся к кукурузному полю, отметив краем глаза, как застегнувший наполовину рубашку Габриэль застыл на мгновение, а затем бросился следом.

Он летел по полю, раздвигая на бегу упругие стебли кукурузы, не замечая, как острые листья хлещут по лицу, за воротник сыплются обрывки пушистых султанчиков, ноги сами несли его вперед, где-то сзади он слышал веселый смех Габриэля и его возглас: "Подожди, Том!", но продолжал нестись, словно подталкиваемый горячим ветром в спину необъезженный мустанг в прериях...

Откуда-то сбоку, из зарослей, на него вынырнул Габриэль, оглушил шквалом объятий, смеха, повалил на землю, прижимая к земле гибким телом, крича с восторгом: "Попался!", и, засмеявшись в ответ не то от счастья, не то от щекотки – ловкие пальцы пробежались по ребрам, – Томас вцепился в плечи брата, вдыхая его запах, кувыркаясь среди сухих стеблей, отзывающихся веселым шелестом...

– Пусти... медведь... – выговорил он наконец, пытаясь разглядеть лицо Габриэля сквозь упавшие на глаза волосы. Тот лежал на нем, сжимая пальцами запястья и хохоча взахлеб. – Пусти, раздавишь...

Габриэль отпустил руки Томаса, но не отодвинулся, опершись руками за его головой, подул в лицо, заставив взлететь темную челку.

– Не пущу, – с притворной угрозой в голосе тихо произнес он, наклоняясь к самому его лицу.

Томас, тяжело дыша, смотрел в глаза брата, осознавая, что это конец... Он погиб, потерялся в этих темных омутах, заблудился в терпком запахе его тела, оглушен лаской его голоса... И вдруг понял, что в карих глазах Габриэля нет больше веселья, что он смотрит в его лицо, приоткрыв рот, и его дыхание такое же частое и прерывистое, как и дыхание самого Томаса, и так же бешено колотится сердце... И вдруг... словно действуя по чьей-то подсказке, он поднял голову и коснулся губами его губ... И замер, не зная, что делать дальше, и остановилось от ужаса сердце, что он сделал что-то не то, что сейчас Габриэль оттолкнет его, посмотрит с презрением... И ощутил, обмирая, как упругие губы брата раскрылись, и тот нежно ответил на поцелуй. Осторожно, чуть прикасаясь, исследуя языком каждый изгиб его рта... а он так ошеломлен, что губы будто покрылись коркой льда. Легкие поцелуи растапливали лед, длинные пальцы скользили по лицу, лаская щеки, наслаждаясь гладкостью кожи... И, закрыв глаза, Томас отдался на волю этого всепоглощающего желания, этой запретной нежности. Руки будто сами взлетели и опустились на плечи брата, вплетаясь в светлые волосы, прижимая его лицо крепче к своему. Невинное тело словно пробудилось, отвечая на ласку неловкими, неумелыми движениями, больше не раздумывая, больше не сомневаясь... Все происходило словно во сне, где некого и нечего бояться, и каждое твое желание естественно и правильно –сияние темных глаз напротив, всплеск соломенных волос, невольно сорвавшийся стон, нежность обветренных широких ладоней, шелковистых губ... Яркий, прекрасный сон. Невероятная, фантастическая реальность.

...Они идут через поле, смеясь, то и дело останавливаясь, обнимаясь, украдкой обмениваясь поцелуями. Отныне они принадлежат друг другу, навсегда, навеки, и не замечают грозовых туч, затягивающих сияющие небеса...