– Если ветер будет дуть в этом направлении, то к утру мы доберемся до Тортуги, – сказал Джек, поморщившись. На стол упали две шестерки, ему опять не повезло.

Была ночь, холодная, сырая. Мутноватые окна кают-компании были наглухо задраены, корабль шел на всех парусах, погода была ветреной настолько, что даже отсюда было слышно, как скрипят мачты. Джек и Уилл играли в карты.

Правда, Джеку была присуща несколько своеобразная манера игры.

– Послушай, как шумит ветер, – он попытался отвлечь внимание Уилла и заменить неудачную карту другой, из собственной колоды, что была тщательно запрятана в обшлаге его сюртука. Что делать, старые привычки – вторая натура.

– Слышу.

Уилл внимательно следил за его действиями; взмах руки – и король и дама покрыли двух валетов.

«Какой он красивый, когда улыбается», – подумал Джек. Весь вечер он не мог отвести глаз от Уилла. Парень нравился ему все больше и больше: была ли тут причина в его душевных качествах или в красоте, неизвестно, но Джека тянуло к нему, как к солнышку в холодный денек. Хотелось провести рукой по этим блестящим каштановым волосам, поцеловать обнаженный участок груди в свободном отвороте свободно ниспадающей белой рубашки.

Джек с раздражением разметал карты по столу.

– Не расстраивайся. Еще отыграешься, – ответил Уилл, собирая рассыпанную по столу карточную колоду. Наконец-то он получил свой выигрыш. Рядом с подсвечником лежал старинный резной пистолет, любопытная вещица, которую Уилл давно хотел рассмотреть повнимательнее.

– Что, нравится? – Джек зачарованно смотрел, как тонкие, нервные пальцы Уилла поглаживают искусную резьбу на рукоятке.

– Чудесная работа! – Уилл был зачарован затейливостью исполнения работы оружейника. Это был хороший образец испанского стиля, оружие этого типа он видел, когда был по своим делам в доме губернатора.

– Эй, парень! Осторожнее! Пистолет Прихлопа Билла имел обыкновение стрелять, когда ему вздумается.

Раздосадованный проигрышем Джек налил себе, как он это называл «еще стаканчик». Пиратский ром был настолько крепок и отвратителен на вкус, что Уилла передергивало каждый раз, когда он чуял его запах.

– Это оружие моего отца?

В больших выразительных глазах Уилла сквозила печаль. Еще бы: за один-единственный вечер потерять любимую девушку, угнать корабль и вдобавок узнать неприглядную правду о своем отце – это было уж слишком.

– Да. Это пистолет Прихлопа Билла, такой же непредсказуемый, как и он сам. Однажды, когда мы брали галеон, направлявшийся с южного края американского побережья, он убил одной пулей сразу двух испанских засранцев. Я сам видел, как пуля выскочила из башки одного и тут же прикончила другого.

– Я не верю в твои сумасшедшие россказни, Джек, – Уилл дерзко и прямо посмотрел в глаза пирату – пусть не думает, что он хочет иметь что-то общее со своим беспутным папашей, с самим Джеком и со всем этим пиратским отребьем, хотя бы они съехались за ним со всех семи морей.

– И все же... – в своей манере говорить полушутя-полусерьезно Джек иногда перебарщивал, – и все же его кровь течет в твоих жилах, хочешь ты этого или нет. Клянусь морским дьяволом – то же лицо, тот же голос, те же манеры, та же бесшабашная смелость в крови, вот только разница как между чертом и ангелом. Что ж, давай выпьем за твой выигрыш.

Джек придвинул к нему стакан, доверху наполненный ромом, и как бы невзначай коснулся его руки. Случайно он это сделал или нарочно, неизвестно, но не прикоснуться к тому, к кому его так отчаянно влекло, он не мог.

Уилл сделал быстрое, едва уловимое движение, отстраняясь от него.

«Что это с ним? Такое невинное прикосновение, а он шарахается от меня, как от чумы», – думал Джек, глядя, как Уилл ерзает в своем кресле и, нарочито отвернувшись от Джека, устремляет свой взгляд сквозь мутное стекло кают-компании, словно увидел там какой-либо заслуживающий внимания объект.

«Куда угодно, лишь бы на меня не смотреть», – вздохнул Джек. Провалы на личном фронте редко преследовали его, в отличие от остальных неудач, которые видели его издалека и догоняли при любом направлении ветра. «Разволновался, как девчонка, которую в первый раз облапали. Странно все это. Может, он к мужчинам равнодушен? А может, просто презирает меня? Кто я для него, если не морской бродяга, компанию которого можно потерпеть лишь ради того, чтобы спасти его несравненную мисс Суон?» Рука Джека в очередной раз потянулась к бутылке. Когда жар адского напитка струится по твоим жилам, все вопросы решаются быстрее, и, может, за очередной спасительной кружкой он забудет об этом благородном темноволосом красавце, который так растревожил его сердце?

Джек был влюблен. Отчаянно. Безумно. Без какого-либо шанса на выигрыш, на победу, на взятие этой крепости по имени Уилл Тернер. К черту жизненные принципы этого мальчишки! К черту эту стену под названием нравственность и целомудрие – он больше не мог терпеть. Хорошо хоть это легкое прикосновение заставило его взгляд выражать что-то, кроме холодного презрения. Презрения к пирату. Нет, как он все-таки не похож на своего отца: ведь именно он, Билл, научил его любви. Хотя это был скорее грех – низменный, грязный. Он ясно помнил эти стальные руки, державшие его кисти, которые сводило от страха и боли, за спиной. Его шепот: «Потерпи, сладенький, сейчас пройдет». Непристойный шепот и член, что с таким трудом проникал в напряженное тело, словно разрывая его пополам. Это было пятнадцать лет назад. Он смотрел в лицо человека, как две капли воды похожего на его жестокого любовника. «Бог мой, почти то же лицо, а их души разнятся между собой, как небеса и пекло. О, Билл! Сколько бессонных ночей я провел, стоя на палубе в одиночестве, вглядываясь в мерцающую даль волн. Хотя бы одно теплое слово подарил ты мне, за один ласковый взгляд я был готов отдать все сокровища ацтеков, что с такой легкостью текли в руки с ограбленных испанских суден. Как давно это было? Где эти суда, эти сокровища? Где ты сам, Билл? Есть ли хоть одна доля надежды, что твой сын даст мне то, что ты по своей натуре не мог мне дать никогда?»

– Джек, даже если я поверю в то, что ты говоришь о моем отце, у меня нет ни малейшего желания обсуждать это с тобой. Заруби это себе на носу, – в глазах Уилла мелькнула непреклонная твердость человека, воспитанного на строгих моральных принципах и всерьез уверенного в их непререкаемой истинности.

«Да что этот мальчишка возомнил о себе? Что он знает обо мне, да и о своем отце, кроме тех россказней о пиратах, какими заботливые мамаши потчуют своих отпрысков вечерами, в уютной тишине своих домов?» Джек был задет этим его замечанием, хотя в глубине души понимал его.

Как часто одинокими вечерами, оставляя последнюю монету в глубоком декольте какой-нибудь портовой шлюхи из таверны, где царили грязь и вонь, где больные малярией матросы пропивали и проигрывали награбленное наряду со здоровыми, он мечтал о другой участи. Собрать необходимую сумму денег и открыть таверну было бы самым разумным. Но эти мечты так и оставались мечтами, ветер странствий звал его за собой с неудержимой силой.

– Слушай, мальчик, что я тебе скажу, – он наклонился, опершись руками о стол, чтобы видеть его глаза. Их взгляды соприкоснулись. Темная сурьма на глазах Джека подчеркивала их жестокую выразительность. Уилл в упор смотрел в большие разгневанные глаза пирата, принимая их вызов. – Ты еще совсем зеленый юнец. Думаешь, есть люди, которые заслуживают того, чтобы жить, и которые нет? Вроде меня и Прихлопа Билла? Ты никогда не найдешь самого себя, если правда о твоем отце заставляет тебя дрожать, как испуганного кролика.

– У человека всегда есть выбор. Почему он сделал именно такой? – Уилл был так возбужден, что вскочил с места.

– И какой же путь выбирает милый юноша? – Двигаясь плавно, как кошка, Джек подошел к нему так близко, что они почти соприкасались. Короткое расстояние, разделявшее их, было наэлектризовано. Джеку хотелось сжать, смять его в объятиях, поиграть с ним с наивной жестокостью дикого зверя, так же, с какой когда-то его отец играл с ним самим.

Жилка нервно пульсировала на шее Уилла – как Джеку хотелось прикоснуться к ней губами. К этой по-юношески гладкой, покрывшейся нервной испариной коже. Интересно, она, наверное, соленая на вкус, как морская вода, мирно бьющаяся о борт галеона. Ему неудержимо хотелось прикоснуться к нему, такому милому и юному. Хотелось всегда, с их первой встречи, когда не два человека, а два мира столкнулись лицом к лицу и разбежались, ничего не сумев доказать друг другу.

– Значит, ты выбрал жизнь простого кузнеца? – Джек прервал неловкое молчание. Парень был, видимо, смущен, как тогда, когда Джек нечаянно коснулся его руки. – Праведная жизнь на огненной кухне? И это все, что ты хочешь? Мне жаль будущую миссис Тернер, какая пресная жизнь ей предстоит! – Сама мысль об этой вздорной девчонке приводила Джека в бешенство, он схватил Уилла за отворот рубашки и притянул к себе. – Надеюсь, семейная жизнь надоест тебе раньше, чем ты ожидаешь. И кто знает, не ко мне ли ты прибежишь в поисках веселой жизни? – Ревность к этой девчонке захлестнула его – как бы ему хотелось, чтобы ее не существовало, чтобы она исчезла, испарилась, как дурной сон.

– Мои отношения с невестой – не твое дело! – воскликнул Уилл. Кажется, на этот раз он всерьез рассердил его. Он знал наверняка, какую болезненную струнку его души задел.

Он не ошибся. Эмоции, переполнявшие мальчишку, выплеснулись в этот отчаянный жест. Уилл схватил пистолет, эту дорогую, инкрустированную золотом игрушку, и нацелился на Джека, дуло пистолета оказалось где-то на уровне его глаз.

– Значит, ты говоришь, он может выстрелить когда угодно, Джек? Угодно ему или мне? – резкий голос звучал с хрипотцой, в нем Джек уловил знакомые нотки. Дьявольская усмешка, так портившая изысканный рисунок губ Уилла, полностью изменила его лицо. Перед Джеком стоял Прихлоп Билл собственной персоной, возникший не призраком из адского пламени, а из родовой памяти этого мальчишки. Человек, азарт игры которого со смертью восхищал и пугал не одну бесшабашную голову.

– Ты ведь не убьешь старину Джека? – его шепчущий голос звучал ласково и вкрадчиво, пытаясь отвлечь внимание от руки, медленно движущейся по направлению к пистолету. Он успел перехватить запястье Уилла, натренированные пальцы стиснулись. Несколько секунд борьбы, и ладонь разжалась. Джек отшвырнул ногой пистолет, со стуком ударившийся об пол.

– Отпусти! – хриплый голос Уилла выдавал его волнение, он дернулся еще раз, пытаясь оттолкнуть Джека. Против воли волна возбуждения нахлынула на него, заставляя отчаянно краснеть и видеть, как Джек наслаждается его смущением.

– Ты, кажется, решил убить меня? – руки Джека скользнули вниз по талии мальчика и стиснули его ягодицы. Эти упругие, аппетитные бугорки – как Джек любил разглядывать их, мять и целовать.

– Отстань, ублюдок! – прошипел Уилл. Джеку оставалось только усмехнуться. Не прошло и минуты, а парень уже ломается подобно невесте, желающей подороже продать свою девственность.

– Разве? А мне кажется, ты думаешь иначе, – его саркастический тон мог взбесить кого угодно, но Джек твердо решил, что Уилл заплатит ему за долгие часы мучительного томления. Он усмехнулся про себя, подумав, что на палубе нет ни одной мало-мальски приличной кровати, а жаль. Ведь он привык заниматься любовью, качаясь на волнах, и это гораздо приятнее, чем делать то же самое на суше.

Член Джека был уже в полной боевой готовности, он выступал ощутимым бугром там, внизу, под широким поясом, рядом с пистолетом, кинжалом и небольшим мешочком с дукатами, спрятанными на черный день. Их бедра соприкасались, Джек видел, как гамма чувств отражается на лице Уилла, как он безуспешно пытается бороться с возбуждением, что твердым доказательством вздымалось между ног.

– Это отвратительно, – Уилл сделал слабую попытку оттолкнуть его. Мышцы не повиновались ему, кроме того руки Джека сжимали его плотным кольцом. Пират с каким-то извращенным наслаждением наблюдал, как на Уилла лице отражается мучительная смесь презрения и удовольствия.

– Да? А вот твой дружок так не думает, – Джек стиснул рукой его напряженный член, ему не терпелось поскорее добраться до самого сокровенного, ощутить в своих руках его приятную тяжесть и теплоту.

В последнее мгновение он сообразил, что действует слишком грубо и прямолинейно: кулак Уилла врезался прямо ему в переносицу. Сквозь мутное марево, заполненное серебрящимися искрами, проступало лицо Уилла, на нем отражался вовсе не гнев, а растерянность и смятение. Джек немного пришел в себя, сидя на полу возле кушетки с причудливыми подлокотниками.

– Извини, я этого не хотел. Ты сам виноват.

С удивлением он наблюдал, как Уилл смачивает ромом носовой платок, удар кулака был настолько силен, что разбил ему бровь. Капельки крови стекали на глаза, склеивая ресницы.

– Зачем ты это сделал, Джек? – Уилл бережно промокнул его ранку , в его речах больше не было холодного отчуждения, высокомерные нотки улетучились, и Джек наконец увидел, каким дружелюбным может быть Уилл Тернер.

– Затем, что я хочу тебя, Уилл, – он взял его за руку и, глядя прямо в глаза, поцеловал в тыльную сторону запястья.

– Когда ты в последний раз читал Библию, Джек? Это смертный грех. Разве ты не знаешь, как это называется? – Уилл почти шептал. На него было жалко смотреть, нежная, детская беспомощность в его взгляде будила желание поскорее обнять и утешить.

– А ты, Уилли, пытаешься попасть в рай? Тогда просвети меня, как это сделать, а то я, кажется, прошел все адские круги, когда думал о тебе.

Джек обнял его осторожно, почти по-братски, немного отстранив белый ворот рубашки, и поцеловал в то место, где шея соединяется с плечом, с наслаждением ощущая привкус пота на бархатной смугловатой коже юноши.

– Но я не люблю тебя. Что тогда со мной?

Глаза Уилла отчаянно молили отпустить его. Отпустить и больше никогда не вспоминать об этом. Потому что сам он уже не мог уйти. Его тело, ставшее таким податливым, впитывало в себя нежные прикосновения губ, как морская губка впитывает воду.

– Тогда позволь себе просто почувствовать.

Пальцы Джека вплетались в темные завитки его волос, густыми волнами спадавшими на плечи. Уилл тяжело дышал, его губы сами приоткрылись навстречу поцелую, они источали запах рома и чего-то еще, неуловимо приятного. Мысль о том, что всего лишь крохотного движения достаточно, чтобы поцеловать его, взбудоражила Джека. Горячее и влажное дыхание обожгло его. Джек не помнил, когда он хотел кого-либо так страстно, как сейчас этого мальчика.

– Ты ведь делаешь это впервые? – Неумелые поцелуи Уилла, возбуждавшие его еще сильнее своей детской искренностью, окончательно убедили его в этом.

– Черт возьми, Джек. Ведь ты меня научишь? – глаза смотрели в глаза, губы были напротив губ.

– Да, – Джека затрясло от страсти, он осторожно начал водить руками по спине Уилла, его взгляд скользнул вниз, невооруженным взглядом было заметно, как член его возлюбленного предательски поднимался, несмотря ни на какие запреты. Он притянул мальчика к себе с такой силой, что его тело заполнило все изгибы его тела, он стал его частью.

– Дай мне сделать тебе приятное.

Казалось, Уилл его не слышит. Затуманившиеся глаза говорили о том полуобморочном состоянии, когда весь внутренний контроль вместе с целомудрием летит ко всем чертям и человек готов окончательно потерять голову.

– Как же я тебя ненавижу, Джек. С самого начала ненавидел, – шептал он, как в бреду.

– Конечно, стану я тебя слушать.

Джек аккуратно положил его прямо на пол, сделанный из массивных сосновых досок, подложил под голову подушку, наспех взятую с кушетки. Дрожащие пальцы запутывались в предметах его одежды, сейчас Джек хотел одного: почувствовать его в своем рту, доставить ему такое удовольствие, какое только изредка всплывает в бодрствующем сознании из самых потаенных и порочных снов таких праведников, как Уилл Тернер. Он расстегнул его брюки, приподнял рубашку и залюбовался. Какое стройное, сильное и красивое тело, оно напоминало ему скульптуру времен Ренессанса, он чувствовал, как напряглись его мускулы, ведь его член разворачивался, вздыбливался, рвался навстречу его губам.

– А теперь попроси меня сделать это.

C огромным усилием Джек заставил себя не прильнуть сразу же к предмету его сокровенных желаний.

– Скажи мне, ты меня хочешь? – Джеку захотелось помучить его: увидеть, как смущение и стыд заливают прекрасное лицо, как дрожит голос. Отомстить этому восхитительному святоше за тот надменный холод и ледяное презрение, коими он так щедро потчевал его за все время их общения.

– Нет, Джек. Да. Я прошу, – он почти не дышал и нервничал, это было упоительно мучительно. Настолько мучительно, насколько и приятно.

– О чем?

Чудный запах щекотал ноздри Джека, запах, по которому он сходил с ума вот уже несколько месяцев. Нужно было только чуточку приоткрыть рот, и... Но он ждал. Уилл мучался неимоверно, краска стыда заливала его лицо, тело покрылось испариной.

– Пососи мне, Джек.

Губы Джека распахнулись навстречу удовольствию, он отдавался страсти до конца, соскучившись и обретя этот член, не помещавшийся полностью в его рту. Он наслаждался им, совершая какие-то невероятные движения языком, временами поглядывая на Уилла. Тот, полностью отдавшийся во власть охватившего его наслаждения, приподняв рубашку, поглаживал себя руками по телу, что-то бессвязно мычал. Джек не мог разобрать, что это было: то ли непристойные ругательства, то ли слова любви.

Вскоре Уилл стал вырываться из его рук, он почувствовал, что парень скоро кончит. Он сжал его еще сильнее. Долго он не продержался, сперма выстрелила внезапно и радостно, как пробка из бутылки из-под шампанского, заполнив его рот.

– Я так люблю тебя.

– Джек безумно устал. Он нежно прижался к юноше, и тот благодарно поцеловал его.

– Может, когда-нибудь попросишь об этом у миссис Тернер.

Ему стало неожиданно грустно, эта женщина прочно стояла между ним и Уиллом. Он точно знал, что его возлюбленный не повернет этот корабль вспять ради него.

– Я прошу тебя, не говори о ней сейчас, – Уилл старался не смотреть на Джека, его взгляд скользил где-то поверх массивного дубового стола, где стояли старинные бронзовые, позеленевшие от времени подсвечники. Свечи догорали. Их тусклый свет окрашивал бархатную кожу юноши в золотистые, словно светящиеся изнутри оттенки.

– И все же, всегда помни обо мне. Я знаю, жизнь еще столкнет нас.

Джек провел пальцем по границе тени, отбрасываемой свечой, она шла от бока и до края плеча. Его палец, медленно скользя по коже, наткнулся на темный бугорок соска, задержавшись там на пару секунд. Уилл закрыл глаза, его тихий стон был похож на мурлыканье обласканной кошки.

– Сейчас ты со мной. И не притворяйся, что тебе это не нравится, – его губы сомкнулись на соске, зубы слегка сжали его ровно с той силой, какая нужна, чтобы боль была изысканно приятной. Уилл дернулся, изогнулся и застонал, издавая такие очаровательные звуки, что Джек снова почувствовал себя возбужденным. Только сейчас он поймал себя на мысли, что до сих пор не думал о своем удовольствии, пытаясь полностью сконцентрироваться на удовольствии другого.

– Ты ужасный человек, Джек. Сколько раз я пытался встать и уйти к себе в каюту. Но я не могу, – он не договорил, потому что палец Джека скользнул между его ягодиц, массируя маленькое тугое отверстие.

– Потому что ты тоже любишь меня. По-своему.

Член Джека рвался из брюк. Его вид испугал Уилла: большой, массивный, он напоминал ему змею, готовую к броску.

– Нет, Джек. Нет!

На этот раз он действительно сделал попытку встать и уйти, но Джек налег на него сверху, держа неумолимой хваткой. Он извивался, как бабочка, пойманная за крылья. Джек перевернул его на живот, сев сверху и держа плотным капканом рук и ног.

– Ты сам просил меня об этом. Твои глаза просили.

Он чувствовал, что больше не может ждать, его настоятельная потребность овладеть Уиллом превратилась почти в манию. У него помутилось в глазах, все вокруг закружилось в каком-то оглушительном вихре цветовых пятен: свет свечей, матовый блеск оружия, потемневшие от времени картины на стенах. Страсть настолько захватила его, что он не думал, что мальчику может быть больно. Он долго стучался в двери, прежде чем войти. Стоны юноши возбуждали его еще сильнее. Грива густых каштановых волос, рассыпанных по полу, мокрый от пота завиток прилип к его щеке. Изящная рука в обрамлении белых кружев беспомощно лежала на полу. Он стиснул рукой его запястье:

– Потерпи, сладенький, сейчас пройдет, – в беспамятстве он даже не понимал, что произносит ту же самую фразу, что и Прихлоп Билл, когда лишал невинности его, как он сейчас делал это с его сыном.

– Мне больно! – закричал Уилл, он извивался под ним, тщетно пытаясь найти то положение тела, при котором боль была бы не столь ощутимой. Джек, изогнувшись, поцеловал его в лоб, крупные капельки пота по вкусу напоминали морскую воду. Вскоре его стоны, напоминающие, как показалось Джеку, стоны человека, сажаемого на кол, изменились. Они становились все более сладострастными и нежными, Джек стиснул его член рукой.

– Этого не может быть! – оргазм был настолько сильным, что они долго лежали, обнявшись, не разговаривая, тяжело дыша. Корабль легко покачивался на волнах, убаюкивая, усыпляя. Но Джеку не хотелось засыпать, ему нужно было о многом подумать. Желательно в одиночестве.

– Я пойду покурю. Ты спи. Ладно? – Он поднял Уилла на руки и перенес его на кушетку, прикрыв ноги своим сюртуком. Взял со стола трубку и вышел на палубу.

Спустя несколько часов Джек по-прежнему стоял на палубе, опершись руками о борт. Он смотрел на воду, катящуюся темными потоками в туманах наступающего утра, курил трубку и думал. Уилл спал в своей каюте, он не привык вставать так рано, а Джек все вспоминал его лицо. Несколько лет назад ему приснился сон: он подходит к зеркалу и вместо своего отражения находит там другое лицо. Только сейчас он понял, что это была недостающая половинка его души. И это лицо из сна настолько слилось с образом Уилла, что они стали неотличимы. Что будет дальше – Джек не знал. Возможно, этот эпизод забудется, как сон. Возможно, он поставит между ними преграду, сотканную из стыда и предрассудков. Возможно, это будет началом чего-то большего, чего – Джек не знал. Сквозь утренний туман неясным контуром проступали далекие берега. Это был остров Тортуга.