Примечание. Перевод слов и выражений, выделенных в тексте курсивом, приведен в словарике в конце рассказа.

ГОРЬКИЙ МЕД
(Saer gli)

114 г. II Эпохи, весна

Он чувствовал, что долго не выдержит. Всему есть предел. Если сверх меры натянуть тетиву лука – она лопнет, если ударить по поросшему мхом и ракушками валуну на мелководье – разобьешь кулак, если день за днем делать вид, что все прекрасно – его мудрая хэрвес неминуемо догадается об обратном. Через год или спустя сотню-другую лет, какая разница.

Если будешь так долго убегать от себя самого – тебя настигнет безумие, в лучшем случае – полнейшее безразличие ко всему.

Когда понимал, что сейчас – лопнет, порвется на части, разобьется на сотни осколков – уходил в лес, к морю, или запирался в кабинете с тремя-четырьмя бутылками крепкого можжевелового вина. Над лакированным ореховым столиком – самое дорогое, что у него было. Небольшая картина в простой деревянной раме, подаренная больше семисот лет назад. Даже не глядя на нее, он снова видел лес, скрытый теперь на дне моря. Память, проклятая и благословенная...

101 г. I Эпохи, весна

Зал Праздников Менегрота и взгляд, который он ощутил всей кожей, – юный эдель сидел рядом с Саэросом, новым советником Короля, и смотрел так, как никто еще не смотрел на Келеборна, сына Галадона. Даже жена, прекрасная и гордая принцесса голодрим. Эдель заметил, что обнаружен, и почти выбежал из Зала.

«Спросить – кто он?»

Волосы – золото и огонь, словно мэллорн осенью. Чуть вздернутый кончик носа, по-детски еще пухлые губы, глаза – цвета первой зелени, весенний лес застыл в них, схваченный нежданным заморозком.

«Чего он испугался? Что за боль?»

Внезапно Келеборн понял, что еще немного – и он задохнется. Воздух сгустился, сдавливая его со всех сторон, музыка и голоса стали слишком громкими и резкими. Он подумал, что зря так налегал на бритомбарское, и вышел в лес, учтиво поклонившись жене и ее братьям.

Было непривычно тихо – нет, рядом с Тысячей Пещер, как всегда, пели птицы, шелестели листья на ветру, пробегали белки и другие мелкие зверюшки. Это было в нем, медленно поднимаясь изнутри. Тишина и ожидание. Келеборн не знал, отчего остановился, уловив едва различимый звук – шорох или тихий вздох? Прямо перед ним, прислонившись к стволу огромного вяза, стоял тот самый эдель. Он словно стремился исчезнуть, слиться с деревом, чтобы избежать встречи. Келеборн прекрасно понимал чувства незнакомца. – сам любил долгие одинокие прогулки. Хотел пройти мимо, коротко кивнув, но не смог. Что-то притянуло его к этим глазам, сверкнувшим в свете звезд и половинки луны. Что было в них? Испуг? Удивление? Надежда? Несколько бесконечных мгновений...

– Илли! Куда ты запропастился? Пойдем, сейчас будет петь Дайро!

Юный эдель поклонился и неслышно исчез за стволами.

Илли. Трандуил, сын лорда Орофера, редко покидавшего Оссирианд из-за госпожи Нифрелас, своей супруги, – сестра погибшего на Амон Эреб Денэтора не любила Менегрота. Их единственному сыну еще не было и пятидесяти весен... Келеборн слышал о нем от Короля. Несмотря на юность, Трандуил, хитрый и проницательный не по годам (за глаза его называли Лисом), несколько лет назад побывал с посольством Маблунга в Хитлуме, представляя лаэгрим. Тингол даже подумывал в будущем сделать Илли советником. Келеборн вспомнил озорного мальчишку, изредка приезжавшего с отцом из Семиречья и ставившего на уши весь дворец.

«Прошло двадцать лет... даже больше. Он так красив. Да что это со мной?»

Келеборн спустился к ручью, журчавшему в неглубоком овраге, ледяная вода слегка охладила пылающее лицо. «Это какие-то чары. Или нет...»

Домой он вернулся, когда начали гаснуть звезды.

– Я пойду к себе, Галадриэль.

Она молча кивнула.

* * *

101 г. I Эпохи, зима

Отсветило, отзвенело то лето, облетела листьями осень. Выпал снег, растаял, но вскоре укрыл север Хранимого королевства уже надолго, – завеса Мелиан не защищала Дориат от зимы.

Смех, звон серебряных чар и треск поленьев в огромном камине... Гости Трандуила и не заметили, когда дверь открылась.

– Извините, вы не ответили на стук.

– Мы не запираемся и принимаем всех, Келеборн. Особенно тех, кто приносит винцо! – радостно завопил Саэрос.

– Я так рад видеть тебя, мой лорд.

– Я тоже очень рад, Трандуил. Видеть тебя. И всех вас, – быстро, сбивчиво говорил Келеборн, ставя на стол две глиняные бутыли, оплетенные соломой.

– Кстати, и Белег обещал принести выпить, – заметил Даэрон, разливая вино, пока Илли нес еще одно кресло к столу.

Белег Куталион пришел не один – сначала в комнату влетели, хихикая о чем-то своем, Лютиэн и леди Нимлот. Обе тут же повисли на Келеборне, осыпая упреками:

– Обещай приходить сюда почаще, раз уж заглянул, братик!

– Ты, наверное, даже не видел, как Илли рисует!

Картины были на шелке, холсте, пергаменте, тонких деревянных дощечках. Трандуил пробовал и разные краски, а некоторые полотна были черно-белыми – деревья в снегу, сугробы над еще не схваченным льдом Эсгалдуином. Чернила на белом шелке казались загадочными письменами, которые вот-вот поймешь, стоит только вглядеться. Горы и вересковые пустоши Хитлума, леса Семиречья, Нелдорет и окрестности Менегрота. Ни птиц, ни животных, ни одной фигурки эльфа у подножия огромных деревьев. Лютиэн словно угадала его мысли.

– Илли, а где тот ночной лес? Она удивительная... ты словно чары наложил, хотя на самом деле их там нет...

Трандуил молча принес небольшую картину в тонкой раме. Свет звезд и половинки луны, сиявшей над поляной, выхватывал из темноты могучие стволы, молодую поросль, травы и цветы. И словно стрела, нацеленная в небо, – бело-серебряный силуэт, обращенный к громадному вязу. А там, в тени листвы, полускрытая ночью фигура – черное перетекает в туманно-серое, и на едва угадываемом стволе разметались длинные пряди, золотые даже во тьме.

– Мне кажется, это твой сон, – задумчиво произнес Даэрон.

– Не знаю, может быть. Правда, Дайро, не могу тебе ответить.

Он действительно не мог. Не только говорить об этом – даже поднять глаза на Серебряного лорда, когда тот медленно и негромко сказал:

– Картина прекрасна, Трандуил. В ней твоя душа... Я не поэт, Дайро скажет лучше, а мне хотелось бы просто еще увидеть ее... Кажется, в ней можно каждый день открывать что-то новое.

– Она твоя, мой лорд.

– Я не могу.

– Прошу тебя, не отказывай.

Илли наконец посмотрел на него – дерзко, обреченно, и Келеборн первый отвел глаза.

– Благодарю, Трандуил Ороферион. Это самый дорогой подарок – то, что невозможно повторить. – «Как не повторить ту ночь».

– Я счастлив, – просто сказал Лис. – «Почти».

* * *

114 г. II Эпохи, весна

Дом Трандуила у озера Эвендим был просторным и светлым. И очень холодным, ибо хозяин уже вторую сотню лет выстуживал свое жилище – тоской и беспросветным отчаянием. Орофер и леди Нифрелас уже давно ничего не спрашивали у сына – знали, что не ответит, и лишь надеялись, что его скорбь по исчезнувшему Белерианду со временем утихнет. Близких друзей у него не было, разве что Владыка Гвайт-и-Мирдайн. Лорд Орофер не одобрял этой дружбы с сыном одного из убийц-голодрим, пусть и отрекшимся от своей родни, но давить на Илли всегда было бесполезно, особенно теперь, когда он замкнулся, никого не допуская в госанну, Прозрачные прежде глаза цвета нежной майской зелени словно были затянуты осенним туманом. Смотрели же они на всех – и ни на кого.

* * *

101 г. I Эпохи, весна

В Большом пиршественном зале было просторно, несмотря на множество прибывших гостей. Лорды Дома Финарфина со свитой, нисси леди Галадриэль, вернувшиеся вместе с ней из Нарготронда. Трандуил вспоминал услышанное о принцах Золотого Дома от друзей – Даэрона, Белега, Саэроса. Сайро сейчас сидел рядом и, как всегда, не упускал ни единой возможности позлословить.

– Лорд Финрод уже скоро достроит свой город в пещерах Нарога. По сравнению с Менегротом это просто ямы, надо полагать... А леди Галадриэль очень высока ростом и силой не уступает братьям. Говорят, она в одиночку ходит на медведя!

– Она такая горделивая, – отозвался Илли.

– Да уж. Было бы чем гордиться этим голодрим! И как только лорд Келеборн ее терпит!

– Он здесь,Сайро?

Саэрос хмыкнул и налил им обоим вина в бокалы из розового кварца, подаренные Элу Финродом.

Он почти не слышал болтовню Сайро. Может, он и видел Келеборна в детстве, приезжая с отцом из Оссирианда в Тысячу Пещер, рядом с другими принцами королевского Дома – Эльмо, Галатилем, Галадоном. Сейчас это было неважно, как и шуточки Саэроса, как все, что происходило вокруг – в Менегроте, Белерианде, Арде, Эа. Трандуил понял, что случилось, только когда увидел, что и Келеборн смотрит на него – удивленно и чуть встревоженно. Сказав Сайро, что выпил уже достаточно и хочет прогуляться, Илли почти выбежал из зала.

Элберет Светлая, он пропал. Навсегда, лишенный всякой надежды забыть это потрясение, и боль, ударявшую в виски и отдававшуюся частыми-частыми ударами сердца, и страх, холодом сковавший все внутри него, сменившийся горячей волной желания. Он сумел справиться, но прекрасно понимал, что случилось. То, о чем он мечтал после приключений в Хитлуме пять весен назад, – встретить того, кто заполнит его душу и тело радостью, целиком, без остатка, пусть это искажение, пусть не так, неправильно, пусть... Встретил.

Трандуил прислонился к огромному вязу. Могучий ствол качался, как тонкий саженец в бурю, или это земля уходила у него из-под ног? Да, cейчас он не нашел бы опоры и в Хирилорн, королеве буков. «Это не уйдет и не погаснет, но я не собираюсь отчаиваться. Пусть его хэрвес красива, как майский полдень, – Серебряный лорд не счастлив с ней и не вполне доволен жизнью – так легко читается грусть и какая-то отстраненность в его глазах стального цвета».

Шаги его не были слышны – лишь шорох одежд, тихое дыхание. Белое с серебром замелькало между стволов в свете звезд и половинки луны, неотвратимо приближаясь, и Трандуил попытался уйти, но не смог. Смог только прижаться к дереву, Келеборн шел так быстро... И снова – несколько мгновений неведомых прежде боли и радости, и голоса друзей вдалеке – к сожалению или к счастью оборвали ту нить, что почти уже возникла между ними. А может, ему показалось?

Даэрон положил флейту на изящный восьмиугольный столик, который всегда ставили для его инструментов, и взял небольшую арфу, украшенную золотом и жемчугом.

– Я еще не дал имени этой песне, мой Король. Она нашла меня только сегодня.

Широкие рукава синей туники Менестреля упали к локтям, белая рубашка цветом почти не отличалась от длинных искусных пальцев... Казалось, они едва касаются струн, но звуки заполнили весь огромный зал, взлетая к высокому куполу, проникая в душу каждого. А когда Даэрон запел, никто не то что не шевелился – не мог думать ни о чем другом.

Серый ветер, ты опять уносишь листья,

Что с дерев упали золотом заката.

Белый ветер, ты укроешь нашу землю

Теплым платом в ожиданье пробужденья.

Ветер солнца, ты разгонишь злые тучи

И они прольются ливнем благодатным.

Лунный ветер, ты слегка колышешь травы,

Ты их красишь серебром моей печали

Я застыну в ожидании полета –

Выше птиц, и выше звезд, и выше неба...

Но подняться не дано над облаками –

Ведь на крыльях серебро моей печали.

Голос Лютиэн хрустальным колокольчиком рассеял тишину, исчезавшую, уползавшую в углы подобно невидимому туману:

– Твоя песня не закончена, Дайро.

Менестрель откинул со лба длинные черные пряди и посмотрел на нее так, что взгляд этот увидели и запомнили все.

– Она закончена, Тинувиэль. Я просто не спел ее до конца.

И он запел снова, не дожидаясь ее просьбы, которой могло и не быть, – она уже все поняла, он признался при Тинголе, Мелиан, при всех эглайн Менегрота и голодрим Дома Финарфина.

Не лететь мне, а идти зимой и летом

По твоим следам, тебя не догоняя.

В твой венок из звезд и ветра этой песней

Я вплетаю серебро моей печали.

Трандуил вновь ускользнул в темноту через один из боковых выходов. «Серебро моей печали. Больно же ты ранил меня этой песней, Менестрель! Но светлая грусть и эстель в ней, а не черное отчаяние. Да, я не буду отчаиваться, как и ты.

Я не отступлю, я добьюсь тебя. Мой Серебряный лорд, серебро моей печали…»

* * *

102 г. I Эпохи, лето

– Илли!

Даэрон был в дорожной одежде, с луком за плечом и длинным кинжалом на поясе. Длинные прямые волосы Менестреля были стянуты на затылке серой шелковой лентой, в ярко-синих глазах – затаенная радость от предстоящего пути.

– Я еду к Кирдану, мельдир. А лорд Келеборн хотел посмотреть анналы о временах Великого Похода. Ты не мог бы принять его на моем талане сегодня вечером? Поможешь ему разобраться в свитках, а в шкафчике над столом неплохое бритомбарское. И он, кажется, хочет подружиться с тобой поближе.

– Конечно, Дайро. Я буду очень рад.

«Если б ты знал, глирдан, как я хочу подружиться с ним поближе, – думал Трандуил, – я сделаю все, чтобы он пробыл со мной намного дольше, чем рассчитывает».

На буке Даэрона, который Менестрель называл «моя маленькая Хирилорн», всегда было безупречно чисто. Он не терпел слуг и, казалось, это было еще одним его даром – находить удовольствие в уборке, перестановке мебели, изготовлении все новых шкафчиков и полочек. Мягкое золотистое сияние трех свечей делало знакомую круглую комнату какой-то другой. Нет, это он стал иным за прошедший год. Короткая, мгновенная встреча с Келеборном изменила Илли больше, чем ночи обжигающих запретных радостей в Хитлуме, Нелдорете и Оссирианде.

Он достал из шкафчика на стене узкие стеклянные чары, потянул тяжелую бутыль... и чуть не уронил ее. Келеборн стоял в двери, пурпур и золото заходящего солнца разноцветными бликами легли на серебряные волосы и белые одежды.

– Suilad! О, бритомбарское! – принц мгновенно подхватил бутылку. – Свитки потом, не возражаешь? Мы никогда не говорили с тобой вдвоем, Трандуил. Ни для кого не секрет, что Король видит тебя своим будущим советником.

– Не знаю, мой лорд. Сайро не зря считает меня бродягой и непоседой, – я хотел бы стать воином, как Маблунг или Белег.

– Твой друг просто болтун. Служба на границе не мешает тому же Куталиону заседать в Совете.

– Да, мой лорд, Сайро и впрямь любит поговорить. На мой взгляд, именно он – идеальный советник...

Трандуил никогда еще не видел племянника короля таким веселым, – но если бы сам не был так взволнован и смущен – заметил бы, что и он напряжен до предела. Когда Илли в который уж раз церемонно ответил: «Да, мой лорд», – Келеборн не выдержал.

– Послушай, не называй меня лордом, ладно? Ты же не зовешь так Сайро, а мы с ним ровесники. И Даэрона даже... Если уж на то пошло, ты и сам сын лорда Орофера и племянник Денэтора. Неужели мое происхождение помешает нашей дружбе?

У Илли неожиданно пересохло во рту, и голос предательски дрогнул.

– Нет, мой...

– Келеборн. Или мельдир, если ты не против.

– Мельдо.

Трандуил выпил не так уж много вина; слово на запретном языке голодрим вырвалось оттого, что ему давно было тесно внутри, оно стучало в виски, пульсировало в жилках на запястьях, уже год слышалось ему в стуке собственного сердца.

Темно-серые глаза Келеборна почернели, он подался вперед.

– Что ты сказал, меллон нин?

Илли поднялся, вцепившись в край навощенного даэронова стола. Круглая комната плыла перед глазами. «Все. Он презирает меня. И никогда больше не скажет "меллон нин". Валар, дайте мне сил это вынести».

– Мельдо. Я люблю тебя, прости.

Он нашел в себе силы сказать это – и направился к двери, но уйти не смог. Келеборн успел загородить дорогу и теперь стоял перед ним, совсем близко – Тэлперион Нинквелотэ...

– За что тебя простить, Илли?

Это было так похоже на сон – его взгляд, обжигавший, подобно долгому страстному поцелую, и призыв к госанну...

«Откройся, Илли. Я долго не понимал, что со мной, с того самого пира и нашей встречи в лесу. С тех пор, как увидел тебя, мелетрон».

Трандуил стоял, не в силах пошевелиться, и вдруг взял руку любимого и стал целовать – каждый палец, кисть, запястье, подходя все ближе.

– Илли, мой золотой цветок... Что ты делаешь?

Он оказался совсем рядом, обнимая талию Келеборна.

– Ты такой высокий, эрниль нин... Наклонись, чтобы я мог поцеловать тебя.

Келеборн чувствовал, как его охватывает неумолимое, безжалостное пламя, было так жарко, что хотелось сбросить ненужную одежду, и стало так холодно, когда Илли гибким лисенком выскользнул из его объятий.

– Пойдем в лес, – произнес Трандуил, прежде чем спрыгнуть с бука.

Уже стемнело. Звезды в просветах между кронами деревьев светили особенно ярко – ночь была ясной, хоть и безлунной. Даэрон выбрал себе дерево довольно далеко от Тысячи Пещер, и все равно поблизости горели огни и звучали песни. Они пошли вглубь леса, держась за руки, и молча, не сговариваясь, опустились на землю у корней могучего дуба. Шуршала палая листва, и желуди выскальзывали в разные стороны. Келеборн наивно думал ограничиться лишь объятьями и поцелуями. Но когда Илли освободился от своих зеленых и золотых одежд, таких тусклых в сравнении с его опаловой в звездном свете кожей, Серебряный лорд забыл обо всем. И подчинился едва слышному шепоту и умелым, искусным рукам Лиса. Тот не скрывал, что у него уже были мужчины, – однако ни слова его, ни страстные, бесстыдные ласки не вызвали у Келеборна ревности. Никто не стоял между ними в эту ночь; они чувствовали это даже без госанну, до дна, целиком растворяясь друг в друге.

Келеборн не ждал такого оглушительного, ошеломляющего счастья. Их души и тела не только были безумно, нереально близки, отзываясь на каждый стон, каждое движение. Весь мир, вся бесконечность Эа стала теперь иной, – после того, как прежняя Вселенная исчезла, взорвавшись в них ослепительной, яростной вспышкой дикой радости.

– Мелль... Я и не знал, что так бывает, чуть с Намо не встретился.

– Я тоже, Илли.

Они лежали и смотрели в звездное небо, не в силах говорить звуками речи, не в силах нарушить тишину, окутавшую их тайну невидимым, но плотным покровом. Только госанну. Лишь в предутренних сумерках, когда одна за другой начали гаснуть звезды, Келеборн произнес:

– Я люблю тебя. И пока существует Арда, мы будем стремиться друг к другу. Но я преступил унат, Илли. Мне нет прощения и оправдания. Мы не можем больше позволить себе этого.

Трандуил удержал горькие капли, уже готовые сорваться с ресниц, и молча кивнул.

* * *

114 г. II Эпохи, весна

– Владыка, к тебе гость.

– А не пошел бы он к Морготу! Гэлион, я что, неясно вчера выразился? Даже если прибудут отец, матушка и лорд Келебримбор вместе взятые, – меня нет. «Кто же этот не ко времени явившийся гость? Он может увидеть не слишком приятную картину – Трандуила Орофериона после пяти дней одинокого пьянства».

– Гостя – в баню, накормить, приготовить покои. И принеси еще вина, побыстрее.

Дворецкий не тронулся с места. Он родился уже здесь, у озера, и был очень умен и ловок, несмотря на юный возраст, – иначе не удержался бы на своей должности. Гэлион понимал, что сегодняшний одинокий странник – не простой эдель с побережья, подумывающий переселиться в Эриадор.

– Он требует немедленной встречи, Владыка, но не назвал своего имени. По виду благородный лорд, очень высокий, серебряные волосы – я таких ни у кого не видел. Величавый такой.

Дворецкий шутливо закатил глаза. И вовремя – иначе увидел бы совершенно белое, застывшее лицо Владыки.

Что-то угрожающе дрожало у него внутри, грозя оборваться, лопнуть, разлететься на множество осколков. Неужели?

– Пусть войдет. Ступай, и не появляйся, пока не позову!

Гэлион просиял. Он верно догадался – этот гость очень важен для Владыки. «Может, не менее, чем лорд Келебримбор. А может, и поболее».

– Илли.

– Мой Серебряный лорд.

Они стояли молча, без слов и госанну – как тогда, на буке Дайро. Не в силах сдвинуться с места, насмотреться, поверить... Первым заговорил Келеборн.

– Я не выдержал, Илли. Я умирал, медленно сходил с ума столько лет...

Трандуил все еще не мог поверить, что это – наяву. Они стоят в его доме, в двух футах друг от друга. В двух футах?! Он прижался к груди любимого, зарывшись лицом в серый плащ, пахнущий землей, палой листвой и конским потом, – и не смог сдержать слез. Келеборн гладил, едва касаясь, его золотые кудри, повторяя: «Илли, Владыка Трандуил... Повелитель моего сердца».

– Ты такой высокий, мелетрон нин. Наклонись, чтобы я мог поцеловать тебя.

* * *

Тает быстро запах воска

От потушенных свечей,

Капель звон в часах хрустальных,

Шепот мыслей и речей,

И огонь твоих объятий,

И твоих упреков лед,

И запретных, тайных, странных

Поцелуев горький мед.

Только Тот, кто выше неба,

Нас увидит и поймет

Боль отчаянья и радость,

Нежный яд и горький мед.

© Creyddilad uerch Lly^r

СЛОВАРИК

Синдарин

edel – эльф

eglain – синдар, эльфы Дориата

ernil – принц, князь

estel – она и есть эстель; надежда, которая вера

golodhrim – нолдор

glirdan – менестрель

gosannu – обмен мыслями, кв. osanwe

herves – супруга

laegrim – лайквенди, эльфы Оссирианда

meldir – друг

melethron – любимый, возлюбленный

mell – любимый, милый

mellon – друг (несколько торжественно)

nin – мой

suilad – привет

Квэнья

meldo – любимый, возлюбленный

nissi – женщины; здесь – фрейлины, придворные дамы

unat – «естественный» закон, который эльфам нарушать низ-зя (в данном случае – брачный обет); но если очень хочется...