96 г. I Эпохи, осень
Хитлум, Барад Эйтель

Илли вздрогнул – пристальный, изучающий взгляд откуда-то сверху отпустил, резко и неожиданно, оставив тревожный туман предчувствия. Маблунг и остальные эглайн, похоже, ничего не заметили. Он все еще не научился ставить прочную стену между внешним миром и собственным разумом; впрочем, ториль Мелиан говорила, что эта обостренная чувствительность уйдет, когда он станет совсем взрослым. «Через несколько весен, Трандуил, ты сможешь управлять своим даром – улавливать сильнее и отчетливее многих. Не мысли, как в госанну, нет – лишь чувства и стремления».

Финдекано отошел от окна. Посланцы Эльвэ Синголло были совсем не похожи на робких невежественных синдар, живших в долинах и горах Хисиломэ. В них ощущалась и гордость, призванная соперничать с «надменностью голодрим», и неколебимая, спокойная уверенность.

Принц вздохнул. Сейчас уведут их лошадей, синдар отдохнут с дороги, и уже довольно скоро ему придется вместе с отцом приветствовать Маблунга и его спутников, вести переговоры, восседать с важным видом за пиршественным столом... А он так хотел остаться один. Может, даже набраться смелости и заглянуть в Зрячий Камень – узнать, что творится в Химринге.

«Вдруг Майтимо отзовется? Хотя нет, лучше не надо».

Он пригубил терпкого вина из ягод Туманного края, сдернул со спинки кресла короткий голубой плащ, подбитый серебристым соболем.

«Нет. Все равно что раскаленным железом в свежую рану – видеть его глаза, темный янтарь с прожилками расплавленного золота, говорить в осанвэ обо всем, кроме самого главного, уже вечность сжигающего изнутри, заставляющего одновременно взлетать и падать так, что сердце бешено колотится, стремясь покинуть роа, дрожа и сжимаясь от сладкой боли. Нет».

Старший сын Короля Изгнанников вышел из своих покоев – резкий, стремительный, холодный, как северный ветер, направляясь к лестнице, и дальше, вниз, в Приемный зал, машинально кивая в ответ на приветствия. Сквозь стены, своды, лестницы Барад Эйтель Нолофинвион в который уж раз видел темно-рыжие волосы, разметанные по скале, измученное, исхудавшее, но все равно – самое прекрасное лицо. Он не удержался тогда – позвал его в осанвэ, полубесчувственного от боли и истощения, когда Торондор нес их к Серебряному озеру.

– Нельо. Не уходи. Живи. Я люблю тебя.

Не ответил – только ресницы дрогнули.

«Просто впал в забытье? Ведь не было глухой стены аванирэ... Может быть, услышал – но не понял? Прямой, смелый, верный Майтимо. Подумал, что речь идет о братской любви. О нашей дружбе в Валиноре». Фингон тряхнул тяжелыми косами. Нет, так нельзя. Хорошо, что приехали эти синдар, – он немного отвлечется.

«Они зовут его – Маэдрос. Тоже очень красиво. Маэдрос. Майтимо Нельофинвэ Руссандол. Великие Валар, мы еще не были прокляты, когда Благословенный край показался тесной и темной пещерой, когда узнал, какая это сладкая боль – лежать рядом в траве, отдыхая после бешеной скачки, и не сметь прикоснуться, и так желать узнать вкус его вишневых губ, приоткрытых, слегка улыбающихся... О чем он мечтал, о ком?

Откуда это? От Моринготто, от Искажения? Или было такое в замысле Творца? Эру, о чем тут думать – все равно не открыться, не обнять, не слиться с ним, как в моих безумных снах...»

* * *

Посольство возглавлял Маблунг Сильная Рука – Фингон видел его уже не впервые. Синда был ростом с Майтимо, широкоплечий, c копной бледно-золотых волос, выбивавшихся из-под шлема. Военачальник Тингола и его спутники были в светло-серых плащах и мягких сапогах выше колена, зашнурованных серебряной нитью.

В Приемном зале собралось не так уж много подданных Нолофинвэ. Некоторые главы Домов были в дозоре на восточных склонах Туманного хребта, кто-то просто не добрался еще из горных и приозерных поселков – холодные проливные дожди начались с середины августа и уже месяц лили почти каждый день. Большинство мужчин надели цвета Дома Финголфина – голубой и серебряный. Нолдэр блистали разноцветными шелками и драгоценностями из-за Моря, синдэр – изысканной вышивкой и украшениями из янтаря и жемчуга.

Сам Король Изгнанников расположился на невысоком помосте. Резное дубовое кресло не очень-то походило на трон – Престолом его делал сам Нолофинвэ Аракано. Темноволосый и синеглазый, c очень белой, а сейчас, в свете факелов, слегка золотистой кожей, величием и статью он напоминал Трандуилу его Владыку. Правда, Тингол выглядел обычно более спокойным и довольным жизнью. Лицо Короля голодрим было непроницаемо, но Илли чувствовал его напряжение. «Конечно, какое уж тут спокойствие, когда Враг под боком».

– Благополучен ли был ваш путь, достойный Маблунг? – голос Нолофинвэ звучал не очень громко, но был отчетливо слышен и в дальнем конце зала. Нолдор, строившие Крепость над Источником, сделали это возможным без всякой магии.

– Благодарю, Владыка. Кроме дождя, ничто не мешало нам доехать в твои гостеприимные земли.

– Здесь дождей и холода еще больше, – улыбнулся Финголфин. – Надеюсь, что мы сумеем согреть ваши тела и души. Сегодня праздник в честь вашего приезда. Послание Короля Дориата обсудим завтра.

* * *

Илли чувствовал себя довольно скованно – только и делал, что следил за своими манерами. «Сочтут еще лесным дикарем, эти заморские голодрим», – говорил перед самым пиром Маблунг, в который уж раз показывая, как пользоваться многочисленными столовыми приборами. И юноша почти ничего не ел. Пил, впрочем, тоже немного, не переставая прислушиваться к тому, что говорилось за столом, и разглядывая исподтишка сидевшего рядом старшего сына Финголфина. Фингон был истинным голда – с тонким, даже каким-то резким профилем, синими горящими глазами... Принц неожиданно обернулся, и Илли смущенно уткнулся в тарелку.

– Ты – Трандуил из Оссирианда? Родственник Дэнетора? Я еще не бывал южнее Таргелиона, но слышал от Дамрода и Дириэля, что Семиречье многим похоже на Благословенный Аман.

Синда, слегка покраснев, выпил немного местного вина (а потом – еще и еще) и стал рассказывать о лесах, лугах и реках родного края, о садах и Пастырях Древ, о Дориате и чудесах Менегрота... Фингон слушал – внимательно, не перебивая, и вдруг накрыл его руку своей.

– Не надо тебе больше пить, Трандуил. Не обижайся, но ты еще очень молод, а вино крепкое. Хочешь посмотреть кое-какие безделушки из Валинора? Я не все бросил на льду Хэлкараксэ...

Фингон смотрел на юного синда, и ему казалось, что тот видит его страсть, его желание – конечно, не совсем понимая. Но тянется к нему, как одинокий путник ускоряет шаг, увидев в темноте ночи огонек в окне неведомо откуда взявшегося дома.

Трандуил был тоненьким и хрупким, как молодое деревце; ему еще предстояло возмужать и вырасти телом и душой. Огнисто-золотые волосы, брови и ресницы цвета красного золота... Юноша смотрел на него чуть удивленными, широко распахнутыми глазами, cверкавшими ярче самых прекрасных бериллов и халцедонов Тириона. Ему было невероятно интересно слушать о сражениях с тварями Моргота, о сдержанной, суровой прелести земель Севера, о том, как синдар и нолдор Хитлума живут рядом, все меньше вспоминая о различиях между собой.

«Манвэ и Варда! Этот мальчик сидит так близко, я чувствую тепло его тела и запах – только что просохшего после дождя летнего луга, полного трав и цветов. Зачем он так смотрит на меня... Он и смелый, и робкий сразу», – мысли Фингона становились все более бессвязными, на виске все сильнее билась раскаленная жилка, пересохшие губы тянулись к нежной, еще хранящей золотистый летний загар коже юного эльфа.

Принц в какие-то мгновения словно со стороны, издалека видел, как в ответ на его приглашение Трандуил радостно кивнул и потом, изо всех сил стараясь казаться степенным и неторопливым, подавлял стремление бежать вверх по лестнице в его покои, перепрыгивая через три ступеньки.

Когда они остались одни, пришло запоздалое раскаяние.

«Он же почти ребенок. Что я делаю? Чувствую, что он не откажет, но то, что случится, может изменить его судьбу...» Однако эти сомнения куда-то ушли, исчезли, когда Фингон взял руки Илли в свои и заглянул в его глаза, темнеющие от того же нестерпимого желания.

* * *

– Надеюсь, слуги оставили нам хоть немного поесть и выпить, – произнес принц голодрим, раскрывая дверцы настенного шкафчика.

– Мне, очевидно, можно только поесть.

– Ты обиделся, Трандуил?

– Да нет, что ты. Просто захотелось немного тебя поддеть.

Они болтали, как давние друзья, но Илли чувствовал напряжение собеседника, cдерживающее скрытый огонь, готовый вырваться наружу. Это волновало юношу и как-то странно будоражило – он ждал вспышки, озарившей бы клубящийся в разуме и душе вихрь чего-то манящего и непонятного... Когда сильные руки Фингона нежно, но настойчиво притянули его – ближе, еще ближе, – Трандуил почувствовал жар не только в ладонях. Молния ослепительным пламенем вспыхнула где-то очень глубоко внутри, когда сухие, горячие губы прижались к его – полуоткрытым, хотевшим что-то спросить. Осанвэ обожгло юного синда, как нежданно поднесенный к лицу факел.

«Принц Фингон, что ты делаешь?»

«Ты еще не понял, Илли? Мой зеленоглазый лисенок... Ты хочешь того же, я чувствую твое роа».

«Понял... Хочу, хоть и не знаю, как назвать это».

«Maэль. Желание».

* * *

– Илли, как же ты сладок... Тебе хорошо?

– Мне никогда не было так неожиданно, так безумно радостно, эрниль нин...

Синда прижался к нему всем телом, все еще вздрагивая; обхватил, оплел Фингона руками и ногами, лукаво улыбаясь, дернул за порядком растрепанную косу.

– Ты хочешь еще, Финдекано.

– Нет... То есть да, но тебе будет больно. Это ведь в первый раз.

– И я хочу еще, – Илли, словно не слыша его слов, потянул руку Фингона вниз.

Губы нолдо заскользили по его белевшей в полумраке спальни коже.

– Илли, есть много способов погасить пламя желания.

Юноша не смог удержать крика, когда выгнувшись всем телом, которое внезапно стало каким-то тесным, забрызгал косы принца.

Прошло пять дней, при воспоминаниях о которых Трандуил Ороферион спустя Эпохи лукаво улыбался и легкий румянец появлялся на его бледном лице.

Синдар готовились к отъезду, и последнюю ночь они хотели провести вместе до рассвета, забыв о предосторожностях.

– Ты такой горячий, анарилот, – шептал Фингон.

– Ты тоже не холоден, и все теплее и теплее...

– Подожди хоть немного, радость моя!

– Что я слышу? Отважный герой просит пощады?

Они слишком поздно обратили внимание на шорох в коридоре, услышав уже звук вышибаемой двери. Маблунг Сильная Рука был не только одним из лучших мечников Дориата, но и искусным разведчиком.

Именно такое называется «безобразная сцена», – как-то отстраненно думал Илли, когда воин втолкнул его в свои комнаты и резко захлопнул дверь. Он до сих пор не знал, насколько родной синдарин богат ругательствами. Маблунг выкрикнул даже полупонятное «Valarauco lin haccanda» на запретном языке Изгнанников. Фингон молчал; завернувшись в одеяло из куньих шкурок, он помог Трандуилу одеться. Нолдо не проронил ни слова, синее пламя в его глазах погасло под ледяной коркой кажущегося безразличия.

Илли сильно изменился за эти дни – даже движения стали более плавными и отточенными одновременно, насмешливый, совсем не смущенный или испуганный взгляд встретился с суровыми серо-голубыми глазами Маблунга.

– Давай выпьем и поговорим, – спокойно предложил юноша.

– Он еще и спаивает тебя! – взорвался Сильная Рука. – Что я скажу Королю и твоему отцу!

– А зачем им что-то знать, меллон? Скорее всего, я больше не увижу принца Фингона.

– Надеюсь. Утром мы уезжаем, наши дела с этими мерзкими голодрим закончены. Ложись спать, – сухо произнес Маблунг.

Он устроился на краешке кровати, стараясь унять сердце, готовое выскочить наружу. Оно билось уже где-то в горле, казалось, глухие и все более частые удары эхом отскакивают от стен. Маблунг старался не шевелиться, почти не дышать, не обращать внимания на вертевшегося под одеялом Трандуила. Но это не очень-то удавалось ему. Воин снова видел перед собой нежное, гибкое, невероятно совершенное тело, волны золотых волос сбегают по обнаженным плечам, тонкие руки натягивают простыню на ноги и бедра, но он успел разглядеть все. И теперь медленное пламя неостановимо охватывало его, сдерживающего маэль, знающего, что не уснет в эту ночь. И тут он почувствовал узкую ладонь на плече, а через два удара сердца Илли уже был совсем рядом и прижимался всем телом. Сильная Рука едва слышно вздохнул, словно юная дева после первого поцелуя, когда Трандуил коснулся его своей горячей, бесстыдно возбужденной плотью. Он наконец обернулся к Лису и послал к Морготу все на свете.

– Илли, что ты делаешь, – чуть слышно шептал Маблунг, – я не смогу сдержаться. Я мечтал о тебе с того дня, как увидел в Менегроте прошедшей весной. Понял, что ты уже не ребенок... Илли, я знал, что такое бывает – когда один бенн желает другого. Но никогда не посмел бы – ты такой юный, невинный... А этот нолдо, будь он проклят!

«В общем-то ты должен благодарить его», – подумал Илли.

– Маблунг, если бы я знал. Я действительно тупой лесной дикарь, но не будем говорить о Фингоне.Не говори ни о чем, иди ко мне.

Трандуила не зря немного тревожило имя воина. Большими и невероятно сильными были его руки. И не только руки. Он прикусил нижнюю губу, чтобы не вскрикнуть от резкой, обжигающей боли, скоро разошедшейся огненной волной по всему телу и истаявшей в другой лавине – захлестнувшего с головой маэль.

98 г. I Эпохи, весна
Березовые леса Нелдорет
на севере Дориата

Он всегда любил весну. Особенно после восхода Анора – каждый день пробуждения, роста, цветения наполнял душу Маблунга ярким, пронизывающим светом.

Сейчас же свежий горьковатый запах распускающихся почек и едва уловимый аромат первых цветов, ошалевшие от тепла и света не до конца проснувшиеся звери и первые птицы, потянувшиеся с юга, будили в нем только одну мысль, одно краткое слово.

«Пора».

Илли стоял у дерева c чашей в руках и что-то говорил, проводя пальцами по гладкой бересте, – леди Нифрелас с раннего детства учила сына, как просить у галас сладкий сок, ягоды или орехи. «Ему нет равных и в этом. Валар, давно уж пора...»

– Я... Мне нужно кое-что сказать тебе. Сейчас.

Юноша кивнул и сел рядом на здоровенный выворотень, чуть не задевший, падая прошлой осенью, маленький талан Маблунга. Но им не было там тесно прошедшей зимой. Трандуил не столько понимал, сколько чувствовал – воин не хочет расставания, и его рану залечить не так легко, как трещину на стволе березы. И все же иначе было нельзя.

– Илли, когда-нибудь ты встретишь того, кто заполнит твои душу и тело целиком, без остатка. Надеюсь, это будет эллет. Хотелось бы учить твоих детей охоте на кабанов и оленей, а не на орков...

– Маблунг, прости меня.

– Светлая Элберет, да за что?! Не всегда чувства совпадают – как не всегда встречаются реки на пути к Белегаэр, великому Морю. Я был счастлив, Илли. И несказанно тебе благодарен.

– Мы останемся друзьями? – чуть слышно спросил Трандуил.

– Конечно, мелль. Ох, у нас как-то почти не находилось времени на обучение. Придется сказать лорду Ороферу, что ты лентяй, хоть и не без способностей. И я был виноват, потакая твоему разгильдяйству.

Они смеялись, пусть и не слишком весело.

На прощание Маблунг протянул ему берестяной свиток.

– Дайро резал первые руны на коре березы – я не помню того времени, матушка рассказывала. Вот и я... Решил кое-что оставить тебе на память. Развернешь в Менегроте, ладно?

– Обещаю. Suilad.

– Доброго пути, мелетрон нин.

Трандуил сдержал слово – и, захлопнув наконец дверь в свои покои, торопливо зажег свечу и вытащил из-под куртки кожаный футляр.

«Илли, будь снисходителен. Я никогда не слагал стихов и песен, да это и не стихи, наверное. Возможно, я не должен был ни писать нижеследующее, ни отдавать тебе. Прости, мысли путаются. До встречи.

Обожженные ветви деревьев в пустынном саду

Тянут бурые стрелы к безмолвному красному диску.

Так и я – снова мучаюсь в диком, безумном бреду

От горячих лучей, хотя знаю, что солнце неблизко.

Ты зажег мои ночи и дни, как сухую листву,

На краю расставанья не жду, не надеюсь, не смею.

Все ж когда-нибудь это уйдет, я спокойно усну...

Но смотрю на тебя – и отчаянья скрыть не умею».

СЛОВАРИК

Синдарин

benn – мужчина (любой расы)

eglain – синдар Дориата

elleth – эльфийка (м.р. edhel)

galas – растение

golda – нолдо

golodhrim – нолдор

gosannu – обмен мыслями, кв. osanwe

mael – желание, вожделение

melethron – любимый, возлюбленный

mell – милый, любимый

mellon – друг

nin – мой

suilad – привет (здесь – «пока»)

toril – королева (так называли только Мелиан, а tor – только Тингола)

Квэнья

anarilot – солнечный цветок

avanire – «нежелание», отказ от осанвэ

estel – та самая труднопереводимая эстель... Надежда, которая вера.

fea – душа

hroa – тело

valarauco lin haccanda – «балрог тебе в задницу»