Sensing your love

Living in these walls

But even this drink is

Torturing my empty veins

Still waiting to hear your voice

Lacrimosa, “Senses”

...Я все еще зову тебя...

Моя память сейчас – растянутые на километры... гигагерцы... провода. Они блестят свежей рыже-медной обивкой, словно запекшейся кровью. Или ржавчиной. Мне нет дела... ни до чего, кроме тебя...

Они заставляют меня думать о тебе. Я бы хотел вырвать это, растоптать... как лоскут шелка, такой бессмысленный теперь... потому что – святое они тщатся забрать, а потом... прийти за тобой...

И убить.

Но пока – им интересно... проводки... пульсация перегрузки... в меня втыкают штепселя. Мое тело истыкано трубочками, и они выкачивают кровь. Вчера... или сегодня... или тысячу лет назад... я наблюдал за этим. Они доставали из меня кровь, хлюпая и причмокивая, будто из пакетика с соком... ох, ты ведь никогда ничего не замечал на твоих Охотах... даже витрин магазинов и пакетиков с соком...

А я зову тебя.

Я мечтал бы остановиться. Зов – на их пользу: я теперь – вывернутая наизнанку вычищенная рыба. Они отрезают мою плоть по маленьким кусочкам и вставляют на место живого какие-то пластины. Титановые. Титаны – это предки богов, но боги вытеснили их... правда? Так же, как железо вытесняет кровь во мне...

Помнишь, ты говорил... ну, почти говорил, но я умел чувствовать тебя без слов... ха-ха, если учесть, что ты вообще не любил болтать... – мол, я похож на эльфа из легенд, что твоя американка-мать рассказывала вам – тебе и твоему брату?.. а потом ты касался меня, и я вздрагивал... твои руки – такие холодные, такие холодные... и все же они были – живыми, не то, что грызущие стальные трубки... Но ты отстранялся, ибо боялся причинить мне зло...

А я не позволил тебе отстраниться...

Ох, снова скальпель. Напоминает полумесяц. Он режет меня... ты любил звезды, а месяц препарируют меня... препарирует...

Я не различаю день и ночь, я охрип от крика, и мое горло похоже на гнойный нарыв... я сам – гнойный нарыв... теперь ты уже не захотел бы прикоснуться ко мне...

О... они врываются в мой разум. Они хотят знать. Что. Я. Помню. Отобрать – последнее, что осталось. Им мало крови и плоти моей... Тебя – отобрать... Нет!..

Я сам рванулся к тебе. Ты такой нерешительный, ты бы никогда не признался, что я не просто друг... правда?..

Твои губы... словно снег на них, и они замораживают меня – сладостно, упоительно. Холодные и сладкие, как шоколадное эскимо, – и я судорожно ловлю твой язык, а ты – такой робкий, как ребенок... но только вначале. Я стискиваю твои плечи, напряженные, словно во время борьбы. Твои вены бьются под моими пальцами, и мне смешно: от твоей вечной невозмутимости и следа не осталось, ты растерян, как ребенок, но уступаешь тому, что сильнее нас... Прядь моих волос падает на лицо, ты убираешь ее, отрываясь от поцелуя, вычеркнувшего нас на несколько минут. Ты смотришь на меня – недоуменно, и я хохочу... «Наконец-то дошло! Наконец-то!» Боги, что-то способно пронять этого флегматика, поздравьте, я добился своего... я готов допрыгнуть до небес... но только с тобой...

Я смеюсь. Ты тоже.

Ты обнимаешь меня – бережно, словно страшась причинить мне зло... глупенький, разве любовь может быть злом...?

Ох... раскаленное железо, они вживляют в меня зеленую с каналами-выемками микросхему. Она устраивается в моих вспоротых ребрах, точно гигантский паразит. Она вкрапляется в мышечные волокна, едко... зелено... зелень – это уксус, как больно больно больно больно... Я выхаркиваю крик с кровавыми сгустками, но микросхема уже переварила мои легкие, я не дышу, так нужно, я – больше не дышу...

...а тогда мы дышали вместе, и ты – ох, так осторожно, будто я и впрямь драгоценная платиновая статуэтка, – прижался ко мне, гладя меня, и твоя кожа прошивала синей нитью инея, контрастом июльской жаре, и я требовал, чтобы ты не прекращал... Ты вверг меня в безумие – льдом – в огонь, и я набросился на тебя. Я требовал, чтобы ты не отступал, слышишь... Я люблю тебя, выкрикивал я... изнасилуй меня!..

Снова. Они. Снова. Смотрят и смотрят, теперь крабовидный зонд разгрызает мой позвоночник. Боль похожа на карусель, я качаюсь на зубастых сваях лошадей-монстров. Я – тряпичная кукла, а красная вата торчит из истерзанной ткани. Наверное, забавно.

Я – не хочу. Говорить им. О том, что случилось с нами... они копаются во мне, как в дешевой игрушке, они сбрили мои волосы, ох, я ведь гордился ими... тебе нравились мои длинные волосы... ты так любил наматывать их на палец, а теперь мне трепанировали череп и ковыряются в мозгу подковоподобными крючьями. Они выпотрошили мое тело, им нужна и душа...

И заставляют – думать о тебе... но это единственный способ отстраниться от неизбывного ада...

...Ты продолжал заигрывать, но я взбесился. Робость – к чертям... Я скакнул на тебя, словно кузнечик-переросток. Ноги у меня длинные, и я обвил тебя, ты запрокинул голову, а потом схватил меня – ох, ты явно не рассчитал твою силу, я аж вокруг своей оси кувыркнулся... попутно скидывая джинсы, хе-хе... И плюхнулся на пол, растянувшись во весь рост. Я обернулся, оскаливаясь тебе... ага, я завел тебя, ледяной кубик, а?..

Ух, завел... даже страшно было, ты мне чудился эдаким гигантом – чуть не вдвое больше меня... Я замер... где-то в животе шевелились мурашки предвкушения, но черт подери, я хотел тебя, хотел, чтобы ты трахнул меня, как последнюю шлюху... девственник фигов... ты с женщинами-то как следует не умел, но я – поопытней тебя, я еще и брата твоего развлекал... и я кричал тебе это... «Трахни меня, ублюдок отмороженный!»

Не знаю, слышал ли ты меня... похоже, что нет, в тот момент ничего не осталось от мистера «Эмоции? Какие-Еще-Эмоции?»... я примагничивал тебя... ты смотрел на меня, как загипнотизированный... Я поймал себя на мысли, что впервые вижу тебя обнаженным... и я точно сфотографировал... Почти два метра роста, сплошные мускулы, и инструмент, который вполне мог порвать меня на две аккуратные половинки... и я не возражал.

»Давай же!» – выкрикнул я, с губ капала слюна... у меня на тебя слюнки текли... ты был лучшим из моих парней, а я переспал со всем Кланом... прости, такова стихия Воздуха, мы обычно не слишком разборчивы... но в тот момент я понял, что другого мне никого не надо... никогда...

Ты пнул свои джинсы, валявшиеся рядом – помехой. Я отражался в твоих зрачках... то – каким ты меня видел, маленьким и хрупким, и – полностью твоим... Ты был бледен, в смысле – бледнее, чем обычно, – и закусил губу. Я знаю, ты так сцепляешь твои эмоции... что, слишком много сюрпризов от для ледяного Мастера?..

«Трахни меня!» – повторил я, приглашающе пригибаясь перед тобой.

А дальше я вообще ничего не соображал. И ты тоже. Навалился на меня всей тяжестью, буквально прижал к полу... и действительно чуть не проткнул надвое... я взвизгнул, как щенок... требуя: «Еще! Ледышка, еще!» Ты обнял меня за талию, умудряясь впихивать свой член в меня и стимулировать мой собственный... Девственник, мать твою... ты талантлив... Ты шептал, что любишь меня... что я прекрасен... но это были слова – и я почти не слышал их, они – фон, обрывки, конфетти... Меня била дрожь, и наслаждение было подобно небесам... словно меня зашвырнули голым в рай... мои прежние партнеры любили причинять мне боль, потому что я был слабее их, а ты – ты дарил удовольствие... хотя я готов на все, чтобы сделать хорошо тебе...

И нам – нам обоим было так хорошо...

Хорошо?

Мне когда-то было хорошо?..

Они заставляют вспоминать.

Они уже все, все вытащили из меня... и твой экстаз, что сделал тебя еще красивей, такой непривычный на твоем невозмутимом лице, и твое тело – не оружие, не меч-во-плоти, но – орудие любви... они знают и мои секреты... все мои трещинки, ты познал меня – я тебя... а они отнимают у нас все. Прости, я бы хотел... хотел задержать, но связки проводов едят меня, выпивают меня до дна... ничего уже не осталось, я – целлулоидная пустышка. Я сам не верю, будто умел любить и заниматься с тобой сексом, и что мы были счастливы – только несколько недель... теперь я плачУ.

Знаешь, я не виню тебя, что ты – на свободе, а я... тут. И ты не вини себя. Пожалуйста. Ты не сумел бы спасти меня... если они задумали забрать – не устоишь. Это как провидение. Жестокое.

А ты – ты не слышишь меня, хотя где-то – на другом конце вселенной – ищешь и оплакиваешь меня, но я не мертв... Хуже.

Я мечтаю умереть – с твоим именем на устах.

Не дадут.

Электроды – крупные ядовитые змеи с заостренными головками, – зарываются в мой мозг. Я наблюдаю, как кровь и мозговая жидкость стекают по моему лбу и векам. Я достиг ступени, где боль потеряла значение. Браслеты и алюминиевые пластины, трубочки и масляная жидкость вместо крови... все это – так...

Но я не чувствую. Я уже ничего не чувствую. Это плохо...

Наверное.

Но тебя – я зову.

Электрошок. Они что-то делают со мной. Я изобретал тысячи имен для их изощренных пыток, но сейчас... что-то новое. Ну и плевать. У меня есть ты, есть наша любовь... правда?..

...Нет. Нет. Нет.

Они... они шагнули до конца. Финальное добивание...

Тебя. Они. Отбирают. Тебя...

Нет!..

Пожалуйста больно пожалуйста не надо больно пожалуйста все что угодно только оставьте мне его его оставьте мне оставьте мне...

Нет!...

Железная дверь небытия смыкается. Я – на грани. Они выведали мою драгоценную, льдистую тайну... и теперь ставят точку.

Я все еще зову тебя. Но скоро – перестану звать, ибо я... я не буду собой. Кем-то другим. Нет, чем-то другим.

Как мне страшно. Без тебя. Как страшно. Без. Тебя. Страшно. Без...

Тебя!..

Я приду за тобой... изнанкой любви – смертью. Так решили они. Да исполнится. Поэтому, если увидишь – беги... или убей меня... Обещай, что убьешь. Ради нашей с тобой любви. Ради памяти.

А пока...

Я все еще зову тебя.