Ты снова позвал меня – и я пошел. Я спешил к тебе, я становился то ветром, то морем, я забыл про отдых – разве он необходим? – я забыл про все, а ведь Там я тоже давал обещания... И за девять дней я пересек весь мир, я сделал то, что казалось невозможным, и встал у твоего трона. У высокого жесткого кресла, стоящего на берегу моря. А вокруг нас царила Смерть – развалины домов, в которых уже не теплилась жизнь, заставили бы мое сердце обливаться кровью, не будь среди них тебя. Но ты был, поэтому камни снова стали мертвыми и незаметными.

Ты не замечал меня. Лицо твое было омрачено, темные мысли тебя преследовали... И я хотел тебе помочь, не было для меня тогда желания более сильного, чем стереть угрюмую морщинку с твоего высокого лба, желания более сильного – и более невыполнимого. И я просто подошел к тебе и положил руку на подлокотник твоего трона.

Ты вздрогнул и посмотрел на меня. Мгновение, короче, чем путь молнии от неба к земле, я видел в глазах твоих обрывки печальных, горьких дум, а потом – удар, путь был пройден, дерево загорелось.

– Зачем ты пришел, Игамэ?

– Ты сам позвал меня, Лэйр.

– Нет! Уходи отсюда. Ты мне не нужен. Тебе здесь не место, тебя ждут Там.

– Что ты сделал с землей, Лэйр? Ведь здесь когда-то стоял Город, я помню. Что ты натворил?

Ты вскочил с трона. Медленно, мне казалось, так смертельно медленно подул холодный ветер, твой верный спутник... Если бы ты знал, как я мечтал иногда стать северным ветром – потому что не было у тебя никого ближе, чем он... Дерево горело.

– Земля! Что мне до твоей земли и твоего Города! Я захотел уничтожить его – и его нет, а ты, мягкосердечный идиот, можешь собирать осколки, если они тебе так дороги!

И с этими словами ты оседлал ветер и полетел далеко, в те края, где бывал только ты, к тем морям, которые ты создал. А я не мог последовать за тобой, потому что это разозлило бы тебя еще больше, потому что ты – не позволил мне. И я остался на берегу моря, придуманного давным-давно, в развалинах Города... Первого Города.

Дерево догорело. Проливной дождь затушил искры в пепле и развеял горький дым над землей.

* * *

И я остался. Я ходил по тому, что когда-то было улицами, я искал Жизнь, которая сохранилась после твоего прихода. Ведомый легким прозрачным ветерком, я пришел к площади, где стоял твой дворец. И в камнях его я увидел тонкий зеленый стебелек, жмущийся к разрушенной стене, словно котенок, потерявший мать. Все, что осталось от плюща, покрывавшего некогда огромный фасад Зеленого дворца.

Я помог ему выжить. День и две ночи сидел я над ним, рассказывая ему о силе моей к тебе любви, рассказывая о твоей красоте, о твоих изящных пальцах и светлых волосах, о твоем тонком стане и огне, застывшем в твоих глазах, глазах, создавших его. И наконец маленький плющ понял, вспомнил – потому что нельзя видеть тебя и не полюбить. На это способны только люди... Плющ понял меня и потянулся вверх. А я спел ему последние слова – о Молнии – и отошел. И я призвал дождь, и дождь пришел, потому что я звал его твоим именем, а только человек может, увидев, не полюбить тебя.

Капли пробили тонкий слой пыли, покрывавший золотистый камень, смыли следы человеческой крови. Капли пробили странную корку на моем лице, которую я осознал только тогда, когда она начала осыпаться. Мне было больно, мне было больно за тебя и за город, за этот маленький плющ, который ты почти уничтожил. Люди... Их так много, они приходят и уходят, умирая от болезней, старости, горя, невзгод, от голода и холода, а иногда – от войны. Кровь, впитавшаяся в землю Города, была кровью войны, была твоей болью – потому что мы чувствуем то же, что и те, кто зависит от нас. Эти люди больше не вернутся, но я призову новых. Потому что Город никогда не пустовал вечно.

Но если бы ты уничтожил плющ, я никогда не смог бы вырастить новый...

Дождь шел остаток дня и целую ночь, а утром, когда я остановил его, все вокруг было первозданно свежим и чистым. И тогда я призвал людей.

Я видел, как они шли, как они надвигались с востока на побережье, а значит, на Город. Клянусь, тогда я почти понял тебя. Но Город не может без людей, и я принял их с распростертыми объятиями.

И мы строили Город. Я говорил им, каким должно быть каждое здание, я запомнил это навсегда еще с тех пор, как мы вдвоем с тобой впервые побывали в нем. Город неизменен, ни война, ни века не разрушат его. И в моей памяти отпечатались все повороты, каждая стена, Дворец... Я могу – и всегда мог – с закрытыми глазами нарисовать узор, покрывавший Западные Морские ворота, и пройти все три тысячи шагов от них до Дворца. Лэйр, Лэйр, ты помнишь, как мы шли по золотистым мостовым? Я помню.

И через три месяц Город был восстановлен. Люди удивлялись, почему так быстро, но я объяснил, что Он хочет возродиться, потому и помогает им и мне.

И через три месяца я стоял на балконе, увитом плющом, и говорил с людьми. Говорил то, что слышали предыдущие строители Города от такого же, как я. А когда я сказал, все они разошлись по своим домам, и день за неделю до летнего солнцеворота стал главным в Городе праздником – днем Возведения. До тех пор, пока не придет другой, такой, как ты, и не разрушит мой чудный Город снова. Но это будет нескоро.

* * *

Долгие годы я жил в Городе, и он целил меня, утешал мою боль, ослепляя теплыми днями, счастливыми горожанами и добрыми вестями. И никогда больше я не отправлялся Туда. Но никогда он не мог заставить меня забыть тебя, ни на одно мгновение. Когда дождь проходил над Городом, я спрашивал его о тебе, а в ответ слышал названия новых морей, созданных твоим взором, новых гор, поднятых яростью твоей из земли, новых городов, захваченных твоими ордами. И я чувствовал, что ты счастлив, но забыть не мог. Даже Смерть, если когда-нибудь она решит прийти и за мной, не заберет у меня воспоминаний о твоем пламени, мой Лэйр.

Три сотни лет пролетело с нашей последней встречи. Ты унесся от меня на крыле северного ветра три сотни лет назад. И на трехсотый день Возведения я, взойдя на стену, снова увидел нашествие людей с востока, но шли они не возводить, а разрушать. И сердце мое пропустило несколько ударов – потому что во главе войска шел ты. Я мечтал тебя увидеть, но не так... И все же я ничего не мог поделать.

Я не сказал людям, а их собственные глаза были слишком слабы. Поэтому трехсотый наш праздник прошел счастливо, как и двести девяносто девять до него. И еще четыре дня люди были счастливы, а на пятый раздались со всех сторон тревожные крики: твое войско подошло к стенам. И тогда старейшины людей пришли ко мне и спросили, что им делать, а я... Лэйр, Лэйр, что я мог им ответить? И я рассказал им правду – про древность Города, про многие тысячи лет, пережитые камнями их домов... Люди не могли понять, что Город важнее, чем они. Люди решили бороться. Наверное, поэтому Город всегда возрождается – нет такого человека, который не станет бороться за свой кров и очаг своей семьи.

И я не стал им говорить, что они бессильны помешать тебе.

И поэтому все люди, пришедшие на битву, жители Города и твои воины – все они погибли, не осталось ни одного. И ты сравнял с землей мой дивный Город, но и ты, сила огня, северный ветер – и ты не смог развеять пылью его камни, и в гневе ты пришел на Площадь, где лежал я.

– Игамэ, что ты делаешь? Почему ты идешь против меня? Постоянно! Сдался тебе этот... – Ты не мог назвать Город Городом и не мог назвать его иначе. Город сильнее нас с тобой, мой любимый Лэйр...

– Лэйр... Зачем тебе уничтожать Его? Ведь это наш дом, куда ты вернешься, если у тебя не будет дома?

– Дом?! Зачем мне дом, мне нужен путь! – И опять ты разозлился и улетел, оседлав угрюмый ветер.

– Ты вернешься, мой любимый... И я всегда буду тебя ждать... – прошептал я, вставая и глядя тебе вслед. А на месте, где я лежал, стелился по земле темно-зеленый росток плюща.

* * *

И снова я отстроил город, и пришли новые люди, принеся с собой новый день Возведения – зимний солнцеворот. Мой Город снова пытался исцелить мою боль, и плющом заросли стены Дворца. Счастьем светились золотистые камни, и были счастливы Его жители. Но я так же скучал по тебе, мой Лэйр, и так же просил дождь рассказать мне о том, как живется тебе. И восемьсот лет я слышал о твоих завоеваниях, восемьсот лет прошли так же, как триста перед ними, так же, как сто до трехсот... А потом дождь не смог найти тебя. И хотя я знал, что ты жив, потому что сердце мое разорвалось бы в тот же миг, как остановилось твое, печаль поселилась в моей душе. И когда становилось мне особенно грустно, я шел в Город, я ходил среди людей, которые почтительно кланялись мне, и пытался найти успокоение, пытался отыскать приметы того, что с тобой все хорошо. И однажды я бродил так весь день, до самой темноты, а в середине ночи, когда ущербная луна почти скрылась за горизонтом, я услышал из одного дома тихий детский голос:

– Все нормально... С ним все нормально, он не умрет без тебя...

После раздались голоса людей, которые спрашивали сына своего, что случилось, но объяснить он не мог. И я ушел во Дворец, унося с собою ощущение счастья, подкрепленного Городом, а еще – имя мальчика, передавшего мне весть, – Гальто.

Назавтра я снова вышел из Дворца и пошел к тому дому. Когда я спросил Гальто, навстречу мне вышел парень лет двенадцати. Я поманил его к себе и, поведя рукой перед его глазами, спросил:

– Что ты видишь?

Он вздохнул, как человек, освободившийся разом от всех своих проблем, и ответил:

– Вас... На балконе... А рядом стоит еще один юноша, только светловолосый... На вид – примерно на два года старше, чем вы.

– Что в его глазах?

– ...

– Что в его глазах, Гальто?!

– Я не вижу, но... он счастлив, кажется...

И тогда я сказал:

– Спасибо, – и освободил мальчика от горькой, горькой для людей, но невозможной для меня способности – увидеть то, что будет.

И больше я не спрашивал у дождя, что с тобой. Я стал ждать.

* * *

И прошла еще сотня лет, и вновь пришло время зимнего солнцеворота. В Городе никогда не бывает слишком холодно, и жители его могут весь год носить одну одежду. А на твоем севере, мой Лэйр, людям приходится надевать тяжелые шкуры и толстые ткани... Где ты теперь? В Городе раздавалось нежное и прекрасное пение хора, всех радовал еще один счастливый год, а меня... Меня в который раз посетила печаль. Я не сомневался в словах мальчика, успевшего к тому времени давно уже состариться и сойти в могилу, но я устал ждать, я слишком долго ждал, а боль мою Город так и не смог до конца утолить.

На закате я вышел на стену и посмотрел на алое, как огонь твоих глаз, солнце, утопающее в море, в моем море... И я повернулся на восток и увидел одинокого путника, бредущего к городу. Не разглядев его лица, я ушел к себе во Дворец и уснул под звуки хора.

Ночью я проснулся от порывов ветра, шелестевшего плющом в окне. Я не смог больше заснуть и спустился во внутренний двор, к тому месту, куда я посадил когда-то сохраненный мною росток.

Около него стоял ты. Я не мог поверить... Я окликнул тебя, и ты посмотрел на меня светлым, лучистым взором, ничуть не напоминавшим о прежних пожарах, потому что теперь в глазах твоих сияло нежное пламя звезд, неспособное убить ни Город, ни плющ, ни даже меня.

– Игамэ...

Я стоял, не в силах осознать твое появление. Так вот что за одинокий путник шел с востока сегодня на закате...

– Игамэ... Я пришел к тебе. Ты...ты ведь будешь со мной?..

Такой пугливый... Странно, наверное, звезды в глазах и в этом изменили тебя... Я подошел к тебе и спросил:

– Тебе стал нужен дом, Странник? Теперь ты понимаешь, как важен дом?

Секунду ты смотрел на меня, а потом порывисто прижал к себе и тихо прошептал:

– Да...

И внезапно Город расцвел, словно заговорив с нами. Я услышал то, о чем говорил ты, мой Лэйр, до того, как впервые разрушить Его, ты – слова, которыми я оживлял... И я понял, что не зря прождал долгие столетия. А ты, прислушиваясь к гулу Города, сказал:

– Как глупо... Все, что я искал, было в Городе... Я не смог его обмануть, никогда...

И, опустившись на землю, ты просил прощения у нее, у древних камней и вечного плюща. И тогда Город принял тебя в своем сердце, и звезды засияли ярче, и прибой обнял песочный берег мягче, чем всегда... А я повел тебя в наш Дворец, который дождался второго своего хозяина – почти через полторы тысячи лет...

* * *

И вот теперь, мой любимый Лэйр, близится время нашего ухода. Скоро придут новые властелины, новый повелитель Огня и Ветра и его младший брат – владыка Земли и Воды. Длинные, длинные тысячелетия нашей счастливой молодости, не знающей увядания, постепенно забудутся всеми – и людьми, и властителями... И только Город, земля, на которой он стоит, и темно-зеленый плющ, растущий на ней, будут хранить память о нас с тобой и о нашей любви. Потому что Город вечен, и нет ничего, что могло бы сломить его.