«Вполне возможно любить двоих, но каждого – по-своему».

Толкиен, письмо 244 «Об Эовин и Фарамире»

«...и одна любовь не станет меньше от другой».

Толкиен, «История Финвэ и Мириэль»

1. Оссирианд

Северный Оссирианд,
101 г. I Эпохи, лето

Лето в краю Семи рек никогда не было иссушающе-знойным или наоборот – слишком уж холодным и дождливым. Прошло уже девять десятков весен с тех пор, как он впервые попал в эти края, и каждый раз нолдо не переставал радостно удивляться, сравнивая светлые дубовые и буковые рощи не только с неприветливыми пустошами Химлада, поросшими вереском и терновником, но и с лесами вокруг Форменоса – суровыми, под низким северным небом, казалось, прижимавшим к земле березы и ели. Он боялся теней, выползавших в серебряных сумерках Телпериона из-под огромных причудливых корней, из-за стволов и пней, кустов и холмов. Мальчик вздрагивал, но не зажмуривался – лишь теснее прижимался к стеганой куртке Дириэля, мечтая скорее оказаться в жаркой кузнице рядом с отцом – хмурым и неулыбчивым. Правда, его глаза цвета угрюмых грозовых туч светлели, когда он подхватывал сына на руки.

– Тьелпе, опять боялся темноты? И как I-wenin еще берут с собой такого трусишку!

– Он еще совсем мал, Курво, – Дамрод взлохматил черные волосы маленького нолдо.

– Для того и берем, чтобы отвык бояться, – добавил Дириэль. – А где отец?

– Выбирает в сокровищнице камни для меча, который мы с ним отковали.

– Но... У нас у всех уже есть мечи, – протянул старший из близнецов, восхищенно разглядывая лежащее на наковальне оружие.

– Этот для Короля. Финвэ не хотел, но отец уговорил его.

– И против кого его придется обнажить? Против братьев отца и их сыновей, наших братьев?

Нельо появился неожиданно – словно возник из отблесков пламени, бросавших причудливые тени в прямоугольник дверного проема.

– Против Мелькора. Он приходил сюда, и отец прогнал Черного. Пока близнецы ездили на охоту, Макалаурэ пугал птиц, оглашая окрестности своими балладами, а ты пропадал неизвестно где... – ворчливо отвечал Атаринке.

– Что ему было нужно, Куруфинвэ? – уже другим тоном спросил старший брат.

– А ты как думаешь? Сильмариллы! Все Валар одинаковы, и остальные тоже хотят прибрать Камни к рукам.

– Так где ты был, Майтимо? Отец хотел тебя видеть, он в сокровищнице вместе с Королем.

– Я ездил в Тирион. Говорил с Фингоном, – произнес Нельо, выходя из кузни.

–Фингон ему, видите ли, дороже отца и братьев! – бросил вдогонку Курво. И тут же обернулся к сыну:

– Тьелпе... Ты, наверно, проголодался?

Отец очень любил Тьелпе, но далеко не всегда это показывал – часто мальчик сидел в углу мастерской, играя с драгоценными камнями или удивительными механическими игрушками, а Куруфинвэ работал, изредка поглядывая на сына. Правнук Короля нолдор рос тоже молчаливым и задумчивым. Мама после очередной ссоры с отцом отправилась в Тирион, пообещав вернуться. Он ждал – но уезжать к ней из Форменоса не хотел. Впрочем, мальчик редко скучал.

Близнецы и Макалаурэ обожали возиться с племянником, иногда и Майтимо сажал его перед собой на коня, и они отправлялись в лес или на берег моря, искать удивительные камни – гладко отшлифованные водой, пятнистые и переливающиеся не хуже перламутра огромных раковин, выносимых приливом. В Тирион Майтимо его никогда не брал. Тьелпе и не просил – мальчик очень рано начал понимать, видеть зрением , когда чего-то говорить или делать не стоит.

Тьелкормо как-то заявил, что маленькие дети ему неинтересны.

– Вот когда подрастет для настоящей охоты...

– И для того, чтобы держать в руках меч, – добавил Карнистир со своей обычной кривой ухмылкой.

Но они тоже любили его – по-своему. Тьелперинкар понял это, когда чернота – липкая, удушливая, мерзкая – заполнила Форменос. Он уже достаточно подрос, чтобы понять все. Не рассудком – так фэа. А осознав – забился под остывшую отцовскую наковальню. Там его и отыскал Тьелкормо. Он усадил мальчика на колени и шепотом, казавшимся нестерпимо гулким в страшной тишине Форменоса, заговорил:

– Здесь опасно, Горсть Серебра. Ты можешь отправиться к маме в Тирион... Хотя и там так же темно и неизвестно, что будет дальше.

Маленький нолдо вытер глаза и щеки широким рукавом Охотника.

– Я останусь, с вами не страшно. Турко, а Король... он не вернется? Ушел, как Мириэль?

– Да, Тьелпе. Пойдем, а то все тебя ищут.

Он был с другими детьми и женщинами в насквозь продуваемых холодным соленым ветром шатрах на берегу моря, когда вернулся отец. Кольчуга Куруфинвэ Атаринке была вся в пятнах копоти и бурых потеках, шлем он снял – голова перевязана, повыше левого виска белое полотно уже промокло красным.

– Отец, ты ранен?

– Собирайся, сын. У нас теперь есть корабли.

Он вспоминал тот день – неправильный, какой-то не такой, хотя лишь в Лосгаре из подслушанных разговоров понял, что случилось в Альквалондэ. Тьелперинкар лежал в траве на дне небольшого овражка и старался заставить себя думать о чем-то другом. А лучше – просто следить за медленно открывающим краешек солнца пуховым облаком, похожим на смятую подушку, за возней и стрекотом насекомых, полетом птиц в теплых потоках Ильмэна... Запахи в конце лета в Оссирианде были все с какой-то еле уловимой горчинкой, напоминавшей о близящейся осени. Больше шести десятков солнечных кругов назад тоже стоял такой чуть печальный август, когда он заговорил с Майтимо о Клятве.

– Я уже взрослый и мог бы разделить ее с вами.

Руссандол обнял его плечи левой рукой.

– Даже и не думай, Тьелпе. Нас семеро, и этого вполне достаточно, чтобы ее исполнить. Ты должен идти по пути, с которого мы свернули. Пути созидания, а не разрушения. Ты один у нас, понимаешь?

– Но почему? – искренне удивился юный нолдо. – Прости, Нельо, но вы – благороднейшие и прекраснейшие из эльдар. Почему никто, кроме отца, не женился? И не собирается...

– Курво вступил в брак еще до Форменоса. До Клятвы, которую как глава рода я запрещаю тебе произносить.

– Как скажешь, Нельо. – Племянник добродушно и чуть лукаво улыбался. – И все же... Я слышал, что в Амане, да и здесь, многие эльдэр дарили тебе венки... Неужели никто не нравился?

Лицо Майтимо окаменело. Тьелпе не дождался ответа – караковый скакун Руссандола унесся вперед, повинуясь мысленному приказу всадника.

* * *

Небо вдруг стало пустым и безмолвным, стихла возня белок и бурундуков в ветвях деревьев. Тьелпе передернуло от резкого мертвящего холода – что-то огромное, черное и мохнатое распласталось в прыжке над оврагом. Волк был не быстрее его – эльф вскочил и успел выхватить кинжал, когда что-то свистнуло – раз, и еще раз. Зверюга рухнула рядом, едва не задев узорные черно-алые сапожки. Ангбандский гаур. В каждом глазу еще подрагивало по стреле с выкрашенным в зеленое оперением.

– Эй, голда! Ты из Дома Феанора? – раздалось чуть ли не над ухом.

Тьелпе резко обернулся. Незнакомец стоял на краю оврага, опираясь на длинный лук.

– А ты кто такой, чтобы спрашивать? – надменно отвечал нолдо, стыдясь своей невнимательности.

– Трандуил Ороферион, к твоим услугам. Здесь живет народ моей матери, леди Нифрелас. Ее брат погиб, защищая эти земли, когда вас тут и в помине не было.

Все это было сказано настолько учтивым тоном, что Тьелперинкар не обиделся, несмотря на последние слова лайквэндо.

– Извини. Благодарю тебя, ты мне жизнь спас. Я...

– Да ладно. А я знаю, что приехали принцы Амрод и Амрас. И другие лорды Феанариони, верно? Я охотился когда-то с лордами близнецами, познакомил их с Пастырями Деревьев... Слушай, тебе не жарко в черном? Рубашка красивая, конечно, но солнце-то так и печет!

Сам болтун был в светло-зеленой тунике, расшитой речным жемчугом. Он был совсем молод – родился не раньше, чем полсотни весен минуло с восхода Светил, подумал Тьелпе. Огненно-золотые кудри падали на плечи из-под простого белого кожаного ремешка, прозрачные зеленые глаза смотрели с легкой насмешкой, почти не задевавшей сына Куруфина – нрав у младшего принца Первого Дома был мягче и спокойней, чем у отца и его братьев.

А Трандуил продолжал, спрыгнув в овраг и от души пиная тушу волка:

– Слушай, голда, ты тут в первый раз? Чуть ближе к Эред Луин замечательная рыбалка на Узких озерах, а какая здесь охота! Ну, наверное, ваши принцы Амрод и Амрас всем уже рассказали!

– Я уже бывал в Оссирианде, – наконец-то вставил Тьелпе, – но так далеко на юг еще не забирался. Так ты тот самый Трандуил? Мне казалось, что сын леди Нифрелас младше.

– Был младше. Так лорды рассказывали обо мне? Приятно слышать. Они не уступят нам в знании о лесе.

– Приятно слышать, – усмехнулся нолдо. – Они братья моего отца.

– Значит, ты...

– Келебримбор Куруфинвион. Если не спешишь – приглашаю тебя в наш охотничий домик на Аскаре.

– С одним условием – и ты не вздумай отказаться от приглашения в дом моей матушки.

– Надеюсь, обмен любезностями не затянется до вечера? Или ты хочешь дождаться приятелей этого гаура, племянник?

Оба почти одновременно обернулись. Нолдо в черном и алом появился так неожиданно, неслышно, что Трандуил удивленно вытаращил и без того огромные глаза.

«Наверное, чары». Нолдо тоже взглянул на него – словно на долю мгновенья молния вылетела из сердцевины тучи.

– Тьелпе, твой отец со свитой в двухстах шагах к северу. Расскажешь сам, какой ты сонный растяпа, runda! Иди, мы поедем сразу домой на Морвиньоне.

– Иду, Морьо. – Келебримбор, опустив голову, выбрался из оврага и скрылся за серыми стволами вязов.

Они исподволь разглядывали друг друга. Карантир был высок, но все же ниже Келеборна. Темные волосы в лучах высверкнувшего из-за похожих на огромные сугробы облаков солнца оказались темно-каштановыми, с рыжеватыми искорками. Глаза были едва ли не черными, а издевательская кривая усмешка как-то очень шла к узкому смуглому лицу и довольно тонким губам цвета спелой брусники. Илли еще никогда не видел такого невероятного сочетания силы и гибкости. И такого взгляда – проникающего даже сквозь плоть и кости, а кожа и вовсе горела.

– Дом Феанора в долгу перед тобой, Трандуил, – прервал молчание принц.

– Можешь звать меня Илли, лорд Карантир.

– Илли... – протянул нолдо, – а ты можешь называть меня Морьо.

Юноша покачал головой.

– Король Сумерек запретил говорить на вашем языке.

– Но он нас сейчас не слышит, верно?

Карантир огляделся по сторонам, словно Тингол мог выскочить из кустов бузины или спрятаться за муравейником. Скоро Илли изумленно осознал, что смеется вместе с ним чуть не до слез.

– Это будет наша маленькая тайна. Всего лишь имя, хорошо? – добавил Карантир таким голосом, что юному эльфу стало как-то не по себе. От одного голоса. Резкого, со звенящими металлическими нотками, но такого волнующего – отчего-то вспомнились медные струны арфы Даэрона, – сын Феанора тоже играл, пытался сыграть на струнах его души... Синда стиснул зубы и опустил ресницы.

Карантир свистнул, подзывая коня – Морвиньон вынесся на поляну иссиня-черным смерчем и застыл почти неподвижно рядом с хозяином. Нолдо вскочил на спину валинорского скакуна – Илли и в Барад Эйтель не видел таких огромных.

– Я не езжу шагом, – голос Морьо все так же обжигал и словно старался проникнуть вглубь души, – садись спереди.

– А как же...

– Твой лук? Давай сюда. Так, мы будем ждать Второй Музыки Айнур? Запрыгивай.

Охотничий домик... Голодрим построили маленький замок – пусть частью он и был из дерева. Со рвом, подъемным мостом, высоким частоколом на земляном валу. Еще одна насыпь виднелась внутри, за заостренными бревнами – на ней были сложены каменные стены с узкими бойницами, выше нацеливались в небеса изящные деревянные башенки.

Илли облегченно вздохнул – про себя, но ему показалось, что Морьо понял это, едва слышно хмыкнув. Всю дорогу по редколесью и приречным рощицам Карантир держал поводья одной рукой, второй обхватив его чуть выше пояса. Левой рукой – нолдо не мог не чувствовать ударов сердца юного эльфа, колотившегося в опасной близости к ребрам. Трандуил жалел, что согласился поехать. Он боялся, отчаянно пытаясь справиться с дрожью в душе, передававшейся телу. Ибо прекрасно понимал, чего хочет нолдо. И сам хотел того же, ужасаясь своему желанию.

«Нет. Больше никогда». Морвиньон резко остановился за последней купой клонившихся к Аскару ив перед замком – Илли слегка тряхнуло назад, и он с нарастающим ужасом почувствовал, что рука его спутника движется вниз по тонкому полотну туники. Морьо выпустил поводья, прижав его к себе другой рукой.

– Не надо...

– Не надо было пялиться на меня, а потом хлопать ресницами – они у тебя словно крылышки огненного мотылька. Ты плавишься, как золото в тигле, красавчик. Было бы против правил вежества ... Оказалось бы черной неблагодарностью спасителю моего не в меру мечтательного племянника...

Губы Морьо были возле его уха, горячее дыхание зажгло лицо... И не только лицо. А рука уже оказалась между ног синда, развязывая шнуровку.

– Ты ведь не меня боишься, Илли. Самого себя, своих тела и души.

Карантир неожиданно спрыгнул, а в следующее мгновение уже оторвал его от теплой широкой спины коня. Повернул к себе, резко, почти больно прижал, не дав ничего ответить, – губы смуглого нолдо показались Трандуилу раскаленными, и словно ослепительный жидкий металл вливался в него с этим бесконечным поцелуем. Кто знает, сколько бы он длился, если б не стук копыт вдалеке. Они молча добрались до замка на летевшем во весь опор Морвиньоне.

– Курво отстал ненадолго. Видно, решил отложить разговор с Тьелпе до дома. Ну ничего, – жаркие губы Морьо снова были у уха синда, – мы еще встретимся наедине, верно?

Было очень светло, несмотря на поздний час. Ровное сияние почти не чадивших масляных светильников наполняло Обеденный зал, за огромным столом сидели лишь пятеро сыновей Феанора, Тьелпе и гость. Трандуил уже не робел, как несколько лет назад в Хитлуме. Напротив – ему словно передалась от Карантира его огненная, бесшабашная удаль, ножи и вилки вращались в руках, серебристыми бабочками порхали над блюдами... Илли потом и сам удивлялся своей наглости – беседовал с принцами Первого Дома без всякого стеснения, советовал, как лучше наладить отношения с Дориатом, рассказывал о визите арфингов в Менегрот прошедшей весной... Впрочем, он был уже немного знаком со всеми, кроме Келегорма и Куруфина.

Третий сын Феанора, прозванный Прекрасным, был действительно невероятно совершенен, но как-то даже отпугивал ценившего мужскую красоту юношу своим идеальным обликом – он напоминал статую из раскрашенного льда, подобную тем, которые творили скульпторы Дориата к празднику Середины Зимы. Сходство усиливало то, что в этот вечер Келегорм был довольно молчалив.

Куруфин был очень умен и язвителен и любил дать понять это собеседникам, но на сей раз не оттачивал свою иронию на госте – по вполне понятной причине. Они вдвоем с Трандуилом и говорили – Амрод и Амрас довольно рано удалились в свои покои, пригласив перед тем Илли, братьев и племянника на утреннюю охоту, Тьелпе сидел, уткнувшись в тарелку, а Карантир только улыбался – уголками губ, еле заметно...

Трандуил не хотел смотреть на Морьо – и не мог удержаться. Синда видел его, даже опустив глаза, на изнанке полузакрытых век. Такие же яркие, как у братьев, но более тонкие губы, узкие изломанные брови – словно крылья стрижа. Теперь он разглядел, что глаза у Морьо не черные – карие, цвета темного янтаря, с огненными всплесками в глубине, – или ему кажется? Юноше стало горячо от одного взгляда, он понимал, что происходит, и не мог понять – разве такое бывает? Как можно желать двоих, таких разных, непохожих? Он безумен. Мало того, что тянет к мужчинам, что само по себе против законов Творца...

– Ты уже совсем сонный, как и Тьелпе, – заметил Куруфин. – Доброй ночи, Трандуил Ороферион. Близнецы поднимут всех еще до рассвета.

Искусный кивнул сыну, и Тьелпе поднялся, протягивая другу длинный кинжал и ножны к нему. Синда видел в Менегроте изделия гномов – их оружие было надежным и по-своему красивым, но без того необъяснимого звуками речи изящества, отличавшего творения нолдор. И без их магии – он сразу же уловил ее волны, мягким приливом накатывающие в душу.

– Илли, с этого дня мы связаны. Не знаю, смогу ли расплатиться когда-нибудь, но мой дом – твой дом.

Ему было ужасно неловко – что не может ответить тем же. Дом его матери в ветвях огромного бука был совсем другим, чем замки нолдор. Он уже представлял себе Химлад, где жил Келебримбор, – явно что-то вроде Барад Эйтель. Дом отца в южном Дориате – не больше этого маленького замка, деревянный, но все же более привычный для эльфов из-за Моря, – был недоступен его другу. Все же Илли сказал несколько учтивых фраз – и с нарастающим ознобом где-то в верхней части живота увидел, что Келегорм, а за ним и Карантир встают из-за стола.

– Слуги покажут твою комнату, Трандуил. Доброй ночи, – старший из собравшихся в Оссирианде феанорингов слегка наклонил голову.

Комната в одной из башенок была небольшой, но с высоким сводчатым потолком, повторявшим очертания купола (чердаков в Охотничьем домике явно не водилось), изящной, даже роскошной мебелью, – кровать, правда, оказалась узкой и жесткой. Илли с облегчением увидел на двери кованый засов с ручкой в виде виноградной грозди. Он раазделся и, забравшись под легкое шелковое одеяло, попытался уснуть. Это ему почти удалось – вино было крепким, да и события прошедшего дня утомили его. Под веками, постепенно расплываясь, мелькали волк, Тьелпе, черная грива Морвиньона, дразнящая усмешка Карантира... Обида кольнула, и довольно ощутимо – нолдо даже не попытался увидеть его после ужина. «Это к лучшему – он еще ненормальнее меня». Не было слышно ни звука – но что-то происходило совсем рядом. Трандуил открыл глаза – из-под двери пробивалась полоска странного бело-голубого света. Он уже видел в Хитлуме светильники Феанора и не встревожился – мало ли, слуги чем-то заняты в коридоре, а может, просто повесили фонарь на стену. Чуть позже Илли услышал еле заметный скрип – скорее шорох – и, не в силах шевельнуться, видел, как засов медленно ползет назад. Он хотел вскочить – но прекрасно чувствовал, что опасности нет. «Неправда. Есть, и еще какая», – запоздало пискнул комарик благоразумия. Юноша прихлопнул его – одеться он все равно не успеет, а вскочив голым или закутанным в белый шелк, только вызовет насмешки Морьо. Он притворился спящим – закрыл глаза и постарался дышать ровно... Впрочем, последнее удавалось с трудом.

Карантир поставил на стол переносной светильник. Дверь за ним затворилась, затем и засов вернулся на прежнее место.

Нолдо не сказал ни слова, не подошел к кровати – сразу же стал раздеваться. Илли слышал шуршание летящей прямо на пол одежды. И десяти капель не отмерили водяные часы, когда он понял, что – все. Не повернуть назад, не убежать., не оттолкнуть Морьо, прижавшегося к нему на узкой постели.

– Может, сыграем в более интересную игру, чем «я тебя не вижу, я тебя не слышу», а? Не стоит притворяться... ох, не ждал такого сразу же.

Рука нолдо сжала то, что искала, – сильно, такого с ним никто еще не делал. Синда даже вскрикнул, тут же прикусив язык.

– Больно? Прими это как еще одну грань наслаждения, как говорил мой первый мельдо. Как ты хочешь?

Илли сделал вид, что не понял, – он так и не открыл глаза, но и не отстранился, когда губы Морьо наполнили его обжигающим расплавленным металлом. Карантир снова причинял боль – целовал, кусая губы и язык, не давая вздохнуть, – а руки его делали с телом юноши что-то невообразимое. Наконец он оторвался от уже саднившего рта Лиса и стал ласкать губами и языком все... абсолютно все, так же больно, оставляя синяки и следы зубов. Илли стонал и извивался, пытаясь вырваться. Но оба чувствовали, что эти его порывы – всего лишь игра.

– Можешь кричать, – шепнул Морьо, – я наложил чары, нас никто не услышит.

Илли только тихо стонал от растущего вожделения – он уже отбросил всякий контроль над телом, растерял все притворство, – и когда Морьо как-то очень уж нежно, медленно, положив ладони на его бедра, развел их в стороны, – сам раскрылся как можно шире, забросил ноги на его сильные, мускулистые плечи...

Нолдо улыбнулся. Он не спешил, хотя юноша от этой улыбки задрожал изнутри и снаружи. Он снова сжал, теперь уже легонько, поиграл уже плавившимися бубенчиками, погладил напрягшиеся половинки... А потом Илли уже не слышал его голоса, остававшегося таким же звонким, даже когда Карантир шептал на пределе слышимости. Боль разрывала – резкая, неожиданная, она вторглась мгновенно и разрасталась внутри, ритмично углубляясь чуть ли не под самое сердце. Он не сразу услышал и свои крики – с каждым движением боль все прибывала и наконец обрела предел, перелив через край, – и вправду став невероятным, неиспробованным прежде наслаждением.

Он чувствовал его движения внутри – или свои навстречу? Внезапно все – твердое и безжалостное орудие, все быстрее, все чаще задевавшее что-то вспыхивавшее там, в глубине, острые ногти Карантира, вонзившиеся в его бедра, собственный пестик, готовый лопнуть, – стало настолько отчетливым и ощутимым, что закружилась голова. Морьо понял и снова сжал – несильно, нежно, просто сомкнул руку... и почти сразу же, после нескольких движений брызнуло не только из тела. Душу настигло не сравнимое ни с чем освобождение – он плыл в потоках своего же внутреннего света.

– Ты удивил меня, Илли, – донесся до него резкий и звонкий голос. – Завтра я пошлю еще одного гонца к леди Нифрелас. Ты побудешь здесь, правда? Если бы не проклятые приличия – заперся бы с тобой и не выходил бы дня три... Чтобы потом выехать в луга над Аскаром, и снова, в высокой траве...

– Морьо.

Он не мог произнести ничего другого – только смотрел, уже не скрывая своего восхищения. Обнаженный, Карантир был еще прекраснее. В странном, призрачном сиянии валинорского светильника он походил на одного из неукротимых майар Ауле, изображенных на гобеленах королевы Мелиан. Илли целовал его изящные и при этом – такие могучие мускулы, тонкие жилки, пульсировавшие под горячей кожей, темные соски, сразу же затвердевшие от легкого прикосновения языка юного синда. Наконец он осмелился взглянуть туда, вниз, и тут же испуганно отвел глаза. Это огромное, ужасающе прекрасное, снова наливалось силой... Как он мог проникнуть внутрь и не разодрать его? Тут боль и напомнила о себе – Илли закусил губу, чтобы не охнуть. Нолдо увидел или просто ощутил...

– Варда Элентари! Ох, что я наделал... Дай посмотрю.

Все и так было ясно – на шелке темнели пятна крови.

– Илли, прости. Я понял, что не первый у тебя... Думал, что ты привык...

– Последний раз это было больше трех лет назад, – ты такой проницательный и не заметил, да?

Синда слишком поздно прикусил язык – Карантир восхищенно смотрел на него, полулежа на боку.

– Рано же вырастают в ваших лесах! Сколько тебе лет, anarinya?

– На следующую Середину Лета смогу подарить какой-нибудь деве серебряное кольцо.

– И ты это сделаешь?

– Ты прекрасно знаешь, что нет, Морьо.

Они больше не говорили – лежали, обнявшись, пока синда не уснул. Тогда Карантир, едва удержавшись от прощального поцелуя, встал, оделся и вышел, силой фэа снова затворив засов.

Наступила пора лассэлантэ, листопада. Трандуил и Карантир ехали по притихшему лесу – казалось, падающие листья шепчут о близящейся разлуке, а птицы, собираясь в стаи, на все лады сплетничают об их невозможном, запретном... Илли больше месяца жил в охотничьем домике, встречаясь с Морьо почти всегда ночью, а утром выезжал в леса с близнецами и Тьелпе – Карантир обожал по утрам валяться в постели. Келебримбор обучал его плотницкому мастерству, когда не был занят с отцом в кузнице – нолдор делали все иначе, чем синдар и лайквэнди. Замок был вроде бы достроен, но всегда находились не устраивавшие Тьелпе крылечки и балкончики, которым требовалась резьба, нужны были новые хозяйственные постройки, из дубовых бревен сооружали еще один частокол – ближе ко рву. Принцы-Феанариони и их гость работали не меньше дружинников, пажей и слуг. Илли подружился и с близнецами – Амрод и Амрас были более спокойного и мягкого нрава, чем трое остальных братьев. Иногда они почти напоминали ему синдар – именно что почти. Стоило солнцу спрятаться за тучи или листве бросить тень на их лица, и Трандуил замечал жесткую нолдорскую линию рта, твердый подбородок, решимость в серых глазах, отливавших то лазурью, то зеленью. Он не видел еще самых старших – лордов Маэдроса и Маглора. По слухам, эти суровые воины были мудрыми и справедливыми правителями и галантными кавалерами – особенно принц Маглор. Те же слухи говорили о том, что лишь страшная Клятва мешает им завести семьи.

– Ты так часто смотришь на запад, – прервал затянувшееся молчание Карантир. – Скучаешь по Дориату? Илли, я не держу... Но хочу хоть раз увидеть тебя в Таргелионе. Просто поговорить, побродить по горам. Ни в Амане, ни в Эндорэ не найдется озера, подобного Хелеворну.

– Я тоже хотел бы там побывать, Морьо. Уже уезжаешь?

– Должен же быть кто-то на Севере, кроме Турко, у которого на уме лишь охота, и Курво, не вылезающего из кузницы. Про растяпу Тьелпе и не говорю. Сюда скоро приедут Майтимо, Макалаурэ и Финдекано – Астальдо чуть позже, как всегда. Чтобы, упаси Валар, никто не подумал, что он готов бежать за Нельо хоть в Ангамандо.

Шутка вышла не совсем удачной, и Трандуил, чтобы рассеять неловкое молчание, подъехал поближе, поцеловал нолдо в заалевшую щеку...

– Илли, земля еще сухая...

– И листья теплые, Морьо. Да простят меня Валар за правду... Ты такой красивый!

– Что, симпатичнее братца Тьелкормо?

– Турко как ледяная статуя. А ты живой, и даже очень.

– Замолчи, – зашептал Карантир, стаскивая его с коня в кучу палых листьев, – а то я могу не сдержаться раньше времени от одного твоего голоса.