Ренат Литвинов терзал гитару.

Подкрутил колки, проверил струны.

– Ну как? Звучит?

– Слушай, мне по фиг. У меня нет слуха, – мрачно отозвался Лис, не отрывая взгляд от картошки, которую чистил.

– Ну как хочешь. Сейчас спою.

Под лаской плюшевого пледа
Вчерашний вызываю сон.
Что это было? – Чья победа? –
Кто побежден?

Все передумываю снова,
Всем перемучиваюсь вновь.
В том, для чего не знаю слова,
Была ль любовь?

Кто был охотник? – Кто – добыча?
Все дьявольски – наоборот!
Что понял, длительно мурлыча,
Сибирский кот?

Лис продолжал чистить картошку, не проявляя ни малейшего интереса к романсу. Он был просто очень голоден. Ренат допел.

– В фильме все-таки была ошибка. Не могла Лариса в «Жестоком романсе» петь этот романс.

– Почему?

– Потому что во времена действия пьесы «Бесприданница» Марины Цветаевой еще не было на свете!

– Ну ты даешь! Образованный, блин! Литвинов, я тебя плохо знаю!

– Ничего. Еще узнаешь.

– А спой что-нибудь повеселее.

– Ладно. «Ой, где был я вчера, не найду, хоть убей, помню только, что стены с обоями...»

Лис бросил очищенную картошку в кипящую воду, посолил.

– Ох, как же я проголодался! Блин, пересолил!

– Влюбился?

– Сам все знаешь! Садись давай!

– Давай по маленькой, что ли?

– Ну, разливай. За нас!

Они пили свою любимую перцовую водку, хрустели солеными огурцами, ели рассыпчатую картошку. Немудреный холостяцкий ужин.

– Слушай, Лис. Если тебя так сильно напрягают наши отношения, я могу уехать.

– Куда это ты поедешь?

– Хотя бы в Чечню. А на мою долю там пуля всегда найдется, уж будь уверен.

– Знаешь что, милый, сиди уж здесь! Кто тебя пустит туда? На тебе живого места нет, только один орган здоровый! И там он тебе вряд ли пригодится.

Литвинов вздохнул и притянул к себе гитару.

Сегодня вы оставите меня.
И будет таять снег, и капать с крыши,
И память нашего торжественного дня
Уходит из меня почти неслышно.

Вы распрощаетесь со всем земным,
На полпути, дойдя до середины...
И вы почти ушли, и я почти один,
И кончилась зима – наполовину.

Сегодня вы оставите меня...
Весна придет, еще болея вами
И в воздухе оттаявшем храня
Табачный дым, пронизанный лучами.

И я почти один... И след огня
В моей давно израненной ладони.
Сегодня вы оставите меня,
И солнце в лужах ледяных утонет.

Сегодня вы оставите меня...*

– Слушай, а это чьи стихи?

– Мои. Сам сочинил.

– Ну ты даешь! И стихи пишешь!

– Пишу!

– И поешь!

– И пою!

– И мучаешь!

– И мучаю...

– Слушай, давай еще перцовочки дернем. А то грустно что-то.

– Давай.

Они выпили. Лис уселся на колени Литвинова.

– Что бы ты ни решил, я последую за тобой. Я же говорил, что не оставлю тебя.

– Спасибо. Ты не видел мою книжку?

– Кажется, ты ее в машине оставил. Сиди, сейчас принесу.

Он вернулся через минуту и принес книгу с яркой обложкой, на которой была изображена лохматая рыжая девчонка, обвешанная амулетами. «Таня Гроттер и пенсне Ноя», прочитал заглавие Лис.

– Ты что, еще и детские книги читаешь?

– Да. Обожаю сказочки!

– Да, я тебя совсем плохо знаю.

Он снова занял позицию на коленях Литвинова, но теперь сел лицом к нему.

– Так какой здоровый орган ты имел в виду?

– Уж такой здоровый!

– Ну что ты делаешь со мной?

Лис гладил его ширинку, под которой уже ощущалась неслабая эрекция. Вдруг он резко встал, потянул Рената на себя и опрокинул своего друга на стол.

– Что, прямо здесь? А в постель?

– Хочу тебя прямо сейчас!

– Коренев, ты невозможен!

– Литвинов, я люблю тебя!

Потом был поцелуй в губы, звук расстегиваемой ширинки, ремень, два ремня, упавшие на пол...

– Коренев... Ты куда пальцами полез?

– Разве ты не позволишь мне быть сверху?

– Тебе? Сверху? Сегодня? Сегодня я уже отсосал у тебя!

– Ренатик... Но я еще ни разу не был сверху! Хочешь, я потом отсосу у тебя?

– И почему тебе именно сегодня приспичило быть сверху?

– Надо же когда-нибудь начинать! Надеюсь, ты не забыл вазелин в машине?

– Он у меня в кармане.

– Значит, ты согласен?

– Лисенок, разве я могу отказать тебе?

– Милый... Я знал, что ты любишь меня!

– Эй, не так резко! Я с тобой делаю это медленно и осторожно! Я не боюсь боли, но... И смажь получше! Ты же помнишь, как я с тобой это делаю!

– Прости, миленький! Сейчас!

– Ах!

Ножки стола угрожающе затрещали. Нескольких резких движений Лису оказалось достаточно.

– Вот и все, а ты боялся!

– Это все? Лис, скажи, разве я когда-нибудь так быстро кончал?

– Прости, но там у тебя так тесно! Я даже не ожидал! Хочешь, я отсосу у тебя?

От этого предложения Литвинов отказаться не мог никак. Потом, когда он кончил и Лис проглотил его сперму, они наконец улеглись в постель, поленившись вымыть посуду.

– Милый, ты не находишь, – сказал Лис, обнимая Литвинова, лежащего на его руке, – совсем не обязательно, чтобы кто-то один все время был сверху. Разве мы не можем меняться ролями?

– Ты прав, Лисенок, – отозвался Литвинов. – Я всегда предпочитал равноправие в постели.

* Это мои стихи. Все остальное принадлежит Д. Корецкому, Е. Кончаловскому, М. Цветаевой, В. Высоцкому, а также Г. Куценко и С. Векслеру.