Три идиотских цвета: снежный.

Снежный-нежный-манежный... Чушь какая.

А не чушь, что приходили сволочи, приносили щелочи. Потом приходили менты и искали Зимина. Потом приходили бандиты и опять искали Зимина. Вчера всем надоело.

Сегодня пришел Зимин. Мрачный и очень больной. А объясняй мужику, не объясняй, что ему колоться вредно, а тем более героином... Но он и в самом деле не спит без черного! Сама видела. Еще когда познакомились.

Как молодая продвинутая журналистка оказалась вдруг в положении а-ля жена варщика, против которого всех и всегда предостерегала? Эта сволочь живет в моей квартире, эта сволочь жрет мою хавку, эта сволочь спит в моей постели, и эта сволочь ни разу не трахнул меня!!! За, между прочим, полтора года. Правда, надо учесть, что эта сволочь приносит деньги. Иначе бы забрали у меня квартиру за долги. Те же полтора года назад.

Вот вопрос – может взрослый мужик под два метра ростом жить вовсе без сна? Он считает, что нет. Я, в 15 боявшаяся от бессонницы сдохнуть и начитавшаяся Маркеса, тоже. А вот кто-то утверждал, что вполне. Правда, на каком дне марафона?

Бл..., ни хрена же уже не помню!!! А что я делаю? Смотрю на Зимина, когда он есть. Пописываю статеечки. Куда-то их сдаю. Ого, докатилась? Посылаю к богу в рай ментов, бандитов и прочих ищущих Зимина. Вялотекуще ругаюсь с матушкой (покуда хватает денег на переговоры с Польшей).

Понимаете ли, господа, в чем хохма? Мой жилец (так и хочется сказать сожитель, но ведь неправда!!!) весьма неразговорчив. По-моему, за это его бандюки и любят. И вдобавок – сейчас зима. А зимой, как сказал белоголовый, так и сбудется. Типа, по слову его. Урки, кстати, это быстро просекли. Будь Зиме нужны деньги, у него бы была их тьма. (И у меня тоже!) – вот до чего довела бедную Дануту любовь, даже денег не хочет.

Хрен с ним, со спать. А вот не трахаться с живой красивой девкой полтора года нормальный мужик разве может? Не знаю... Даже Бармотов, говорят, кого-то имеет разик в неделю. Стас несоблазняем. Ничем. Никак. Ни трезвый, ни пьяный, ни под герычем, ни под винтом. Этого не может быть, потому что не может быть никогда – сказал СД.

Нет, мне, наверное, повезло. Только имела я это везение в извращенной форме! Спасибо на том, что мой дом – еще не проходной двор. А Стас уже разбодяжил и выбрал, мне и себе, сволочь заботливый сверхъестественно. Трескаться – не трескаться?..

– А я вчера Волк купил.

Что он купил? Кто из нас псих?

– Кого?

– Мотоцикл.

А! Урал Волк! Яссно. А ведь весна уже на носу. Засиделась девка в девках, пора на волю. Я не знаю, что мне делать с этою бедой, у меня на свете было все, да не то...

Вот такие мы празднуем в Поднебесной невеселые, нечетные годовщины. А потом Зимин, ясное дело, загремел в больничку. Нет у него ни гепатита, ни СПИДа, а есть у него чудовищная эмфизема и еще какие-то легочные патологии. Патолог... Потолок... А! И опять в дверь звонят. А этого парня я где-то видела. Или я ошибаюсь и сейчас скажут сахар. Или опять Зимина попросят.

– Данута это не ты случайно?

– Случайно я – а по какому случаю?

– А ты дверку-то открой.

Во хамло! А не пойти ль тебе на, цесный ром?

– Открой, говорю, дверку, к дню рожденья готовиться будем.

– Оппа! К чьему?

– А-а-а. А владыки холодильников.

Это Зимы, что ли?

– Зимин в больнице.

– Слышь, подруга, меня Нефка зовут. Я не барыга, я рокмэн.

Опаньки, паночка, да шо ж вы так обозналися? А обознатушки по привычки случилися. Я ж его сто раз видала – и по ТВ, и фотки. Это же Нефка Чергеш, восходящая звезда, блин! Осторожно, двери открываются... Это у Зимина от винтику крыша подвинулась и он сам с собой разговаривать начал. Той еще зимой. Это что ж, у Зимы был бездник, а мы прозевали? Нет, каково хамло! Ему только дверь открыли, а он уже на кухне. Сидит на Зимином стуле, ноги длинные вытянул – а красивый парень, кстати, я таких красивых и не видала еще! – винище молдавское на стол поставил и по-польски спрашивает, мол, выпьем? И гитара в углу. Тащу бокалы и думаю, к чему бы это. А мне объясняют, что еще гости припрутся, что у Айсберга день рожденья завтра и нехило бы встретить. Пьем – и на душе теплеет. А потом он говорит – поехали, мол, за Стасом. Кстати, с какого это он Стас?

Ай, дро-мамо, да что ж на свете деется? Ладно, сел мудак, мудакам от роду сидеть положено, так он же еще не просто сел, а в Москве. И ладно бы просто в Москве сел, так ведь не по статье, а под следствие. А потом следствие возьми да и реши, что не убийство то было, а самооборона. И возьми да и выпусти мудака. Ха, так ведь ни квартиры в Самаре, ни тачки, ни дачки. Знать бы, кто ментов подмазал и сколько дал, не я это был, Палач, не иначе. У нас нониче у палачей деньга водится, честному рому и не снилась... Снилась, конечно, это я привираю. Так замаялся я его искать, а он, как мудак, в авторитеты подался, масть зело подходячая. Ну ладно, и это проехали, так он, откинувшись, на иглу плотно присел, а Нефка, значит, бегай по чужим концам и ищи придурка. Ладно, нашел, так он, видите ль, в больничку полег. Хась! Девка хороша больно, не для Айсбергов придумана. Ладно, будем лечить как получится.

И поехали мы в больницу к Айсбергу. Нефка звездной улыбкой так на персонал сиял, что нас допустили в момент. Автографы раздаривал, зарраза. Идем по коридору, а у Нефки мобила орет. И он спокойно так диктует мой адрес... А в палату даже заходить не стал. Крикнул в дверь:

– Холодильник! Скрипку старую хочешь? Тогда собирай манатки.

Самое странное то, что через 10 минут Зимин стоял в коридоре с тяжеленной сумкой (это он книги с собой таскает). Рожа как обычно, то есть как у воблы, ничего не выражает. Короткое рукопожатие, а Нефка смеется и опять какой-то сестричке автограф дает. Зимин переговорил с главным врачом – или уж не знаю, с кем – потому что строго за его спиной маячил Нефка, время от времени проявляясь целиком, и Стаса отпустили. Правда, в процессе беседы выяснилось, что отпустили ровно на два дня и под честное слово о возвращении. Лечащий врач долго диктовала Зимину – и мне заодно, явно приняв меня за супругу оного – что в каком случае надо сделать и чего делать никак нельзя, а я все не могла поверить, что эта умудренная жизнью тетка ничего не знает про герыч.

Знать бы, типа, кто идею сочинил. В натуре ведь не Нефка. Короче, ясно.

Зимин ближе к полуночи напоминал мне веник, а я – помесь микроволновки, овощерезки и кухонного комбайна. Ром ничего не напоминал – потому что где вы видели еврея с лопатой – он только мотался между домом и супермаркетом с частотой примерно раз в час, потому что требовались предметы настолько разные, что и вообразить тяжко. Блин, знай я раньше, что Зимин на все руки мастер, я бы ему ремонт заказала. Главное, о герыче и не вспоминал. Около половины одиннадцатого приходили сволочи, только дверь открыл Нефка и послал их на Соколиную горку. Я аж удивилась – он же не местный вроде. Но грамотный. А в третьем часу ночи остановился под балконом лихой – в натуре лихой – таксер с визгом тормозов. И Нефка пошустрее меня метнулся накрывать на стол (финальная стадия) – а я рванула в ванную. Зима уже полчаса пыхтел хитрой штукой, выданной в больнице – нейбулайзер или что-то в этом духе.

С девицей я толкнулась, выходя из ванной. Красавица-шатенка, чуть пониже меня ростом, светлые ореховые глаза обведены темным кольцом. Сначала по привычке подумалось «очки винтовые», но сразу же стало ясно, что она просто давно не спала. На кухне медитативно мыл посуду еще один деятель – высокий худощавый парень в шмотках военного образца и с темными волосами, переплетенными на затылке тугой, схваченной кожаным с бусинами шнурком косой (варварский какой-то обычай). Пластика у парня была совершенно потрясная. А еще больше поражало то, что он развернулся ровно когда я была в полуметре, протянул узкую длиннопалую ладонь и сказал:

– Ян.

– Дана.

– Червовая дама, – спокойно произнес он, раскладывая ножи на мойке.

– А я кто, по-твоему? – шатенка стояла в дверях кухни и смотрела на меня с некоторой завистью... Да нет же, панове, просто ревностью!

– А ты дама бубен, – спокойно сказал Ян. Глаза у него оказались золотые. Я не шучу – совершенно золотые глаза. И лицо не то чтобы совсем азиатское, но какое-то такое... И выправка наемника из горячей точки (мало я их повидала, что ли?).

– Прошу к столу! – крикнул Нефка из комнаты. Вот странный мужик – казалось бы, только что приехал, а уже как родной. Они, правда, все такие, в смысле цыгане, но этот всех переплюнул. И синяя звезда в серьге в цвет глаз. Рок-звезда, ба. С фигурой Аполлона Бельведерского. (Интересно, у Аполлона нос какой был – греческий или римский? Ну, у этого ромский – то есть попросту длинный и хищный).

Вообще-то я не знаю, как полагается себя ощущать хозяйке квартиры, которая внезапно перестала быть хозяйкой. Да что я, пся крев, несу – у которой и квартира-то преобразилась. В жизни бы не подумала, что у меня дома столько света и места. Да какое ж чудо они с моим Зиминым сделали, чтобы он весь этот срач за полдня разгреб? Ну, моим – это я загибаю.

Стас похорошел безбожно. Безбожно и бессовестно. Так и хочется выпятить грудь колесом и вздохнуть: «Какого мужика отхватила!» Только... не будем говорить чем, но чую: не мой это мужик. Девица зевнула громко в коридоре и вернулась – с потертым скрипичным футляром в руках. «Хась, вы ж еще не представлены! Это Ника, это Дана!» – сообщил Нефка пространству. Но Стасу было уже на все плевать. Он держал в руках скрипку и, похоже, все надышаться не мог. В жизни его таким не видела. Глаза серебром сияют, осанка лорда или короля, и плевать на изрядно заношенные джинсы... Ром потянулся за гитарой.

– Мой король... – тихо позвал Ян, и все очнулись. Вернее, очнулся Стас, и исчезла гнетущая магия момента.

Матка боска! Да я же вообще забыла, что бывают такие пьянки! Это и пьянкой-то в полной мере назвать нельзя. Более успешного тамады, чем Нефка, я не видела. Более спокойного именинника, нежели Стас – тоже, пожалуй. Первой свалилась Ничка. Как объяснил Ян, она отмахала трассой почти сутки, не спала сутки до этого и ей обратно в Самару почти наверняка идти трассой. Безобразие началось в Час Быка. В Час Быка Стас взялся за скрипку.

Боже мой, как он играл! Я и забыла, что скрипка может так – как в костеле в детстве. Как сольная партия в кельтике. Почти как Ванесса Мэй. Да не описать этого словами. Это после охренительного перерыва... А может, мне попросту показалось? Но скрипку поддержала гитара, и чуть после бешеный звенящий ритм по хрусталю – это Ян бусинами о бокал. Похоже, все это была импровизация. Я только потом нашла основную тему – «Ночные Снайперы», «Почему я не вижу твоих кораблей». Но боже мой, как далеко они ушли от темы...

А когда стало тихо... Стало тихо-тихо-тихо, в крике замерли уста, зашипела, как шутиха, и погасла та звезда. И холодным, спокойным голосом Яна: «Только где ж он, этот самый, жалкий пасынок земной, что и славой и осанной потягается со мной?» По-моему, охуели и Нефка, и Стас. Они, видно, не предполагали за Яном таких талантов. А он одним голосом и интонацией поднял и так запредельное напряжение в заоблачные выси, а потом уронил камнем вниз. И на этом моменте раба божия Данута провалилась, наконец, в спасительный сон.

Только недолго было того сна...

На дворе уже весна... Что меня разбудило, я так и не поняла. Только протирая заспанные глаза, я как-то с ходу не поняла, что происходит на моей кровати. Что-то весьма занятное. Когда до меня дошло окончательно, что это Стас и это не Ничка... Н-да. Когда до меня это окончательно дошло, Нефка с сияющими глазами оттащил меня от двери. И вытащил из глубокого шока. Самым простым и незамысловатым методом. Вывод – мне тоже было неплохо. Настолько, насколько хорошо может быть молодой здоровой бабе, полтора года никого не имевшей, с молодым, здоровым и очень искусным мужиком. Мудрая ромская сволочь.

Осталось рассказать, что было дальше. Ни с кем из них каши не сварилось. Нефка принес мне свободу – но Нефка же и умотал около полудня провожать Ничку и далее по своим делам. Зиму мы провожали в больничку уже с Яном.