...Эврих отложил перо, легонько встряхнул пергамент – чтобы записи высохли побыстрее; но вместо того, чтобы сладко потянуться после труда, сгорбился, обняв колени. Теплый плащ вновь распахнулся, и аррант порядком продрог: солнце уже зашло, дул игольчато-ледяной морской ветер, а он, возжегши свечу, всё писал, писал, писал... О Рейтамире, о сегванах, О ВОЛКОДАВЕ... Да и то – не всё в его записях было досказано.

Само собой, про примирение племен, про спасение жены ювелира он упомянул, описал корчмы... Но это же не личный дневник. ЭТО останется лишь в памяти... или, вернее, в сердце. Эврих прикрыл глаза.

...В самом начале их пути каждый был не в восторге от попутчика: Волкодав МОЛЧАЛ, а Эврих же прямо бесился: варварские выходки эти, молчание... И ведь ничего не скажешь – так венн взглянет, что пожалеешь о содеянном. Вначале было так. Мир имеет свойство меняться. Эвриху прочили подобное событие. И аррант относился к этому весьма спокойно: в «предсказания» он не верил, да и сбудутся – что ж такого? Так белокурый ученый считал на родине. А вот что говорит веннская Правда по поводу... э-э-э... мужеложства, неизвестно. Мало ли, вдруг тоже кишки измеряют. Обозленный неясностью своего положения и своими же страданиями, аррант начал беситься еще больше, только теперь слова поперек Волкодаву молвить не смел... Может, правы люди, и боги действительно помогают страдающим в любви? Эврих был склонен верить, что да. Иначе как объяснить, что...

В эту ночь они вновь добрались до города, и как бы сладко ни мучил душу темный силуэт на фоне костра, лучше уж использовать возможность и отдохнуть в корчме. Венн, правда, не особо интересовался мнением Эвриха по поводу выбора места ночлега, и ладно бы – комнату и ужин можно получить в любой; но аррант весьма оскорбился и весь вечер молчал побольше, чем его возлюбленный спутник. В полном молчании были потушены свечи, и лишь когда Эврих осознал, что заснуть, не отогнав все мысли о венне, будет крайне сложно, аррант тихонько выругался: «Чертов варвар...»

– Чего ворочаешься? – мрачно спросил «чертов варвар». «Услышал» – обмер Эврих. Зажглась лучинка. По его глазам Эврих понял, что услышал. «Ох, ненавижу, ненавижу... надоело!»

– А что, варвар и есть варвар... помешались на Правде на своей да на обрядах... и на бабах своих тоже!!!

Эврих тщетно пытался высвободить кисти рук; попытки его не увенчались успехом. Было жутко стыдно, и Эврих сумел пролепетать какое-то извинение, умоляюще глянул на Волкодава... и тихо охнул – венн смотрел не зло, а... обиженно,что ли?! И как будто с надеждой.

– А может, не помешались... Нет. На них – нет. – Аррант только и успел понять,что венн говорит о женщинах, и что глаза у него как-то нехорошо блестят, и что-то коснулось бедра...

...Жесткие, неловкие губы, так неумело целующие; сильные руки, рвущие тонкую ткань – а потом и ласкающие шею, спину, бедра... И – пронзающе горячая плоть внутри, быстро, очень быстро... «О-ох...»

А потом... Может, не стоило позволять себе эту ночь, если он сделал свой выбор – и вновь за честь, как сделал бы любой Серый Пес? Может, не стоило пробовать это счастье, потом растаявшее горько-соленым вкусом слез на губах, когда они целовались в последний раз, этот вкус – на его и своих губах – Эврих помнил, как сейчас...

Эврих растерянно смотрел на залитый чернилами лист. Вкус соли на губах, но не такой... Просто это вкус морского ветра...