1
Назгулы блаженствовали. После того столь памятного дня возвращения с последнего задания их жизнь можно было охарактеризовать коротким хлестким словом «халява».
Саурон больше не раздавал направо-налево оплеухи и зуботычины, не грозил за каждую оплошность перспективой «продолжить службу в виде коврика перед дверью», не устраивал внезапных ночных смотров боеспособности гарнизона, не... короче, перечень можно было продолжать до бесконечности. Сторожевой орк даже клялся, что видел, как Повелитель пару раз пытался улыбнуться, но этой байке не очень-то верили. Одним словом, на Барад-Дур снизошли мир и покой, все вокруг ходили веселые и довольные (Саурон – своим новым увлечением, Ангмарец – укрепившимся положением «при дворе», назгулы – благосклонностью начальства, орки – послаблениями в режиме).
В этот день все шло своим чередом. Главный назгул проснулся утром в постели Повелителя и потянулся всеми своими костями. Саурон спал рядом – волосы цвета воронова крыла в беспорядке разметались по подушке. Сердце назула (если только оно у него было) сладко защемило – такой красивый и весь его! То есть наоборот, но это неважно...
Саурон почувствовал на себе взгляд и открыл глаза. Потянулся к Главному, обняв за плечи, и решительным жестом вытряхнул его из беленькой ночной рубашки с кружавчиками и капюшоном, без которой застенчивый назгул отказывался ложиться в постель, видимо, стесняясь своей фигуры... Тот тут же закомплексовал и попытался исчезнуть под одеялом, но очень скоро перестал стесняться...
Два часа спустя парочка стояла у бойницы дозорной башни. Ангмарец положил голову на плечо Повелителя – ветер трепал волосы одного и капюшон другого. Они молчали. Им было хорошо. Наконец назгул вспомнил о своих непосредственных обязанностях и прошептал, опустив глаза:
– Я слетаю на разведку, хорошо? Тот дракон, которого ты мне подарил, – это прелесть! Так и не слезал бы с него!
– А я не слезал бы с тебя! – Саурон улыбнулся, видя смущение Ангмарца, – его всегда шокировали подобные высказывания Повелителя. – Лети, и будь осторожен
Чмокнув Cаурона в щечку, Кольценосец слетел вниз по лестнице...
Седлая драконо-птеродактиля, он думал, что надо бы сделать обожаемому и любимому Властелину какой-нибудь подарок. Вопрос в том, какой? Драгоценности (если это не Сильмариллы) его вряд ли заинтересуют, оружие тоже, а что ему еще нужно для счастья? «Бэггинс, – шепнул внутренний голос. – Он был нужен Повелителю». Главный поморщился. Хоть Саурон потом не раз клялся, что не было у него никаких идей для использования мистера Бэггинса в сексуальном плане, ревность ощутимо кольнула сердце назгула.
«Ладно, – сказал он себе. – Я выполню приказ и найду этого уродца, а там посмотрим кто кого! Повелитель любит меня – и не стоять между нами никаким Бэггинсам!»
К сожалению, проще оказалось подумать, чем сделать. В ходе глобального поиска было выявлено нечто ужасное – искомый Бэггинс осел в Ривенделле, у эльфов, и, судя по всему, покидать это славное место не собирается. Озадаченный назгул даже не внял наказу Повелителя «быть осторожным» и, несмотря на явную опасность получить хорошую порцию эльфийских стрел, совершил рейд над данной местностью, высмотрев коротышку с воздуха. Зрелище было настолько жалким, что ревнивец тут же успокоился. Не мог этот припадочный старикан составить ему никакой конкуренции! Пораскинув мозгами, назгул принял решение.
По разведданным у старикашки имелся племянничек. Тоже Бэггинс. Почему бы не доставить Повелителю его? Но здесь он опять столкнулся с непредвиденными трудностями. Племянничком, похоже овладела страсть к перемене мест, и он, навестив дядюшку у эльфов, двинулся в масштабный турпоход со сводной командой таких же любителей туризма. Ругая на чем свет стоит экстремалов-извращенцев, которым не сидится на месте, Кольценосец двинулся следом.
2
...Всюду, насколько хватало глаз, расстилался один и тот же мерзопакостный пейзаж. Болото, болото и еще раз болото. Чувствительный Фродо от этой картины впал в глубокую депрессию и безвылазно пребывал в оной уже вторые сутки. К тому же он стал казаться себе одной большой, пропитанной водой губкой. Неужели ему когда-то было слишком сухо и жарко? Верный Сэм как мог пытался его развеселить: «Мистер Фродо, посмотрите на эту лягушку – вылитый Бирюк, когда у него просишь в долг! И выражение морды такое же точно! А вот эти поганки очень органично вписались бы в интерьер вашего заднего двора – между выгребной ямой и помойкой. Слышали вы такое понятие “ландшафтный дизайн”»?
Но все попытки вымучить из себя что-то смешное были напрасны – Фродо смотрел на него, как на дебила, которому общество порядочных хоббитов противопоказано, и Сэм срывал зло на Голлуме, если тот оказывался поблизости. Если его рядом не было, все равно находил и оттягивался по полной...
Вот и сейчас, пока Фродо в очередной раз застыл как памятник самому себе, с тихим ужасом глядя в сторону Мордора и сжимая в ладошке кольцо, Сэм решил сбросить стресс и напряжение.
– Эй, рыбоядный! – В ответ не донеслось ни звука. Ругаясь сквозь зубы, Сэм зашлепал по хлюпающей жиже в сторону хилых кустиков – больше спрятаться было негде.
Так оно и было. Голлум свернулся в позе эмбриона в гнездышке из водорослей и мха и занимался любимым делом – являл обществу наглядный пример раздвоения личности с выраженным дефектом речи. До Сэма доносилось его бормотание:
– Мерз-з-кий толс-с-стый хоб-б-бит! Дас-с-с-с! Протии-и-и-и-ивный! Он делает нам больно, моя прелес-с-сть, да-с, больно! Пос-с-сле его пос-с-сещений мы не мож-ж-ж-ем ходить! У на-с-с-с все болит меж-ж-ж-ду задних лапок да-с-с-с! Он нас-с-с толкает мордаш-ш-ш-шкой в гряз-з-зь, да, в противную вонючую гряз-з-з-зь!!!
– Нет, моя прелесс-с-ть, не мерз-з-з-зкий! Он с-с-с-лавный хоббит, да, с-с-славный! Он нас-с-с любит! Да, с-с-сначала нам больно, но потом так чудес-с-с-сно! Когда мы кус-с-саем его за плечо, он с-с-слаще с-с-с-самой вку-с-с-сной рыбки! Нам с-с-с ним хорош-ш-ш-ш-о-о-о-о!
– Нет, мерз-з-з-кий хоббит! Мес-с-сть ему, мес-с-с-ть!!!
Услышав шаги рядом и увидев Сэма, Голлум напрягся и заскулил:
– C-c-c-лавный хоббит! Он ведь не сделает С-с-смеагорлу больно с-с-своей большой ш-ш-штуковиной! Бедный, несчас-с-стный Смеагорл! Он ведет хоббитцев по с-с-страшным местам, он не с-с-спит, не ес-с-ст, а з-з-злому хоббитцу до этого нет дела! Совс-с-сем до-с-с-с-тал с-с-с-воим с-с-с-секс-с-сом!!!
– А ну, заткнись, сморчок! Будешь ныть, свяжу эльфийской веревкой и накормлю лембасом! Получишь сразу тридцать три удовольствия! Давай, пока мистер Фродо не очухался, надо успеть! Так что вставай, как полагается... Или поработаешь язычком?
Голлум, сообразив, что из двух зол следует выбирать меньшее, согласно закивал башкой и встал на колени перед Сэмом, широко разевая рот.
– Фу, что за вонь! Опять тухлой рыбы наелся, свиненыш? А если ты мне какую-нибудь бациллу занесешь через свою ни разу за пятьсот лет не чищеную пасть? Нет уж, разворачивайся!
Не обращая внимания на жалобные вопли и клятвенные обещания типа «у нас-с-с зубки чис-с-стые, мы с-с-сегодня совс-с-сем не куш-ш-шали!» Сэм развернул Голлума на сто восемьдесят градусов и поставил его в позу, которая у людей ассоциируется с популярной закусью к пиву. Жертва поняла, что ни мольбы, ни жалобы не смягчат это каменное сердце, и покорно уткнулась носом в трясину. Сэм провел рукой по его скользкой ляжке, дал шлепка по заднице, прицелился, и тут события приобрели неожиданный оборот.
Где-то вверху над ними захлопали кожистые крылья, и Сэм, подняв голову, увидел застывшего в воздухе птеродактиля-переростка, на спине которого сидела надменная фигура, закутанная в непроницаемо-черный плащ. Голлум, истерично взвизгнув, тут же плюхнулся в глубокий обморок, задрав конечности в небо, а Сэм застыл, глядя вверх и чувствуя себя полным идиотом со спущенными штанами и торчащим членом. Дракон опустился ниже, и к хоббиту повернулась голова в капюшоне, под которым не было ничего, кроме темноты.
– Бэггинс? – свистяще-тихо просипел этот ужастик, и Сэму показалось, что взгляд невидимых глаз сосредоточился точнехонько у него между ног.
У бедного хоббита от ужаса пропали и мысли, и чувства, и дар речи, и эрекция. Расширившимися глазами он глядел на зловещую фигуру перед ним и понимал, что это конец. Секунды тянулись, как часы.
– Бэггинс? – Cэм молчал, парализованный ужасом. А молчание, как известно, знак согласия...
Неожиданно крылатая тварь захлопала крыльями и резко пошла вверх, а потом развернулась и взяла курс на Мордор. Сэм тихонько заскулил и осел в грязь, рядом с приоткрывшим один глаз Голлумом...
3
Саурон в тревоге бродил туда-сюда по дозорной площадке. С тех пор, как Главный улетел «прогуляться», прошло три дня, и Темный Властелин находился в состоянии тихой паники. Наконец, на горизонте показалась летящая точка, которая быстро увеличивалась в размерах. Птеродактиль, хлопая крыльями, устало опустился на парапет, и Саурон заключил Ангмарца в крепкое объятие.
– Ты где пропадал, сволочь? Я тебя спрашиваю, или что? Я ведь, между прочим, переживаю, волнуюсь... А ну, быстро доложить по всей форме!!! Соскучился по чистке драконятника???
Весь этот взрыв эмоций Главный переждал, низко склонив голову. Потом подошел к разгневанному майа и уткнулся ему головой в плечо.
– Повелитель... ты правда волновался, да?
– А ты как считаешь, мерзавец? Исчез на три дня, а теперь стоит с виноватым рылом, – проворчал Саурон, гладя назгула по плечу. – Пошли давай, искупай свою вину...
...В середине ночи Саурон, пытаясь восстановить сбившееся дыхание, откинулся на подушки. Назгул уткнулся в его плечо и тихонько прошептал:
– Повелитель... тебе больше не нужен Бэггинс?
– Какой, к Морготу, Бэггинс? – огрызнулся Саурон. – Никто мне не нужен, кроме тебя...
Назгул облегченно вздохнул и устроился поудобнее на его плече. Уже засыпая, он подумал: «Ну уж нет, мохнолапый извращенец – Бэггинс. Даже если сам придешь в Мордор – все равно не пущу! А Повелителю ни за что не скажу, что видел тебя поблизости! А то вдруг все-таки проявит интерес... Интересно, если у всего их коротколапо-мохноногого населения нестандартная сексуальная ориентация, как они вообще размножаются?» Однако додумывать эту мысль он не стал, повозился и потихоньку начал засыпать...
