Иллари метался по тюремной камере, словно раненый зверь. Как и положено, сначала он поколотил кулаками в железную дверь и (скорее чтоб уж соблюсти все традиции) поорал, пообещав невидимым тюремщикам показать, почем нынче орехи. Это, конечно, не помогло ни на кошкин чих, но успокаиваться Иллари не собирался. И вовсе не собственная боль и унижение заставляли его кидаться на стены, стонать и глухо выть от бессильной ярости. Нет, не таков был Иллари, чтобы нюнить от жалости к себе. Конечно, всыпали ему палачи – будь здоров, изрисовав всю спину кровавыми полосами так, что теперь она красивее, чем шкура у зебры. Ну да ведь бывало и похуже – в драках разделывали еще и не на такие корки. И предшествующее порке издевательство, когда его, раздев догола, усадили на ящик с голодными крысами внутри, Иллари тоже выдержал с честью. Тем более что ничего страшного не произошло – мерзкие хвостатые твари перегрызли друг дружку, а на свисающую сверху аппетитную вещицу внимания не обратили. Так что спасибо им, родимым, цела его мужская принадлежность, цела и невредима. Нет, Иллари выл не от пережитого страха и не из-за жгучей соли, которой, словно раскаленным песком, посыпали содранную на спине кожу.

Его терзала мысль о джете. Что-то сейчас делают с мальчишкой? Эх, если б можно было отыскать его хотя бы мысленно! Джет ведь показывал, как это делается. Помнится, он говорил, что такая связь возможна только между друзьями. А кем же, позвольте спросить, приходится ему Иллари, ежели не другом? Самым настоящим, вернее не бывает. Конечно, подглядывать нехорошо, а за друзьями – так и вовсе. Но сейчас ведь речь идет не о праздном любопытстве, дело касается жизни и безопасности друга, а значит, можно. Ну же, Иллари, давай, у тебя должно получиться! Непременно должно. Иллари прижался лбом к холодной стене и постарался сосредоточиться...

...Посреди камеры – мрачной, но гораздо просторнее, чем та, куда сунули Иллари, – стоял грубо вытесанный из серого камня стол. На нем было аккуратно распято полностью обнаженное тело юного джета, руки и ноги его намертво удерживались кандалами, крепившимися к четырем углам стола. Джетом занимался не обычный заплечных дел мастер. Нет, те, в чьи лапы они угодили, вовсе не были простачками, и пытал мальчишку настоящий Мастер Боли, то бишь палач-маг, который мог запросто убить или искалечить жертву одним лишь словом, даже не прикасаясь к человеку. Хотя к джету-то этот душегуб как раз прикасался...

Раньше Иллари думал, что все маги – обязательно высохшие седобородые старцы, облаченные в длинную, до пят хламиду (как будто дурацкий балахон есть непременное условие магии!). Но данный экземпляр оказался не таков. Ну ни капельки не походил он на обычных волшебников. Во-первых, Мастер Боли был молод (или, по крайней мере, ухитрялся выглядеть таковым), поджар и гибок, словно леопард. Как у всех уроженцев Джетевена, у него были иссиня-черные волосы и темно-лиловые глаза, странно мерцавшие из-под густых пышных ресниц. Черты лица его можно было бы назвать красивыми, если б не искажавшая их жестокая гримаса человека, привыкшего причинять боль другим существам. На смуглой шее поблескивала серебряная цепочка с амулетом, защищающим от безумия, – непременная принадлежность каждого джета, находящегося за пределами родины. Длинные волосы стянуты на затылке в хвост, из которого выбивалось, падая на щеку, несколько прядей. Вместо положенной по званию просторной хламиды одет он был только в узкие кожаные штаны. Такому не заклятиями пробавляться, а двуручным мечом крошить в мелкую капусту противников на полях сражений. Впрочем, судя по шрамам на груди и плечах, этот тип занимался не только магией. Видать, он и с оружием управлялся налегке. Да что там оружие! С эдакими кулачищами и оружия никакого не потребно. Приложит разок – и хватит по самое здрасьте, даже безо всяких магических фокусов.

Медленно, не торопясь (а куда торопиться, можно ведь и поиграть немного с беспомощной жертвой), Мастер Боли приблизился к столу и уселся на его край.

– Ну, маленький пройдоха, – с глумливой усмешкой произнес он. – Похоже, ты твердо решил молчать и унести в могилу все свои секреты? Но учти: ежели надеешься умереть легко и быстро, то я не собираюсь доставлять тебе такого удовольствия. Я вытряхну из тебя душу, словно сор из мешка, а все остальное пущу на паклю и заткну ею глотку тому буяну, которого сцапали вместе с тобой. Но прежде я сделаю кое-что другое. Если оно и не поможет вытянуть из тебя то, что угодно знать Мастеру Керавару, зато доставит удовольствие мне... А коли не станешь брыкаться – то и тебе тоже...

Маг улыбнулся, сверкнув ослепительно-белыми зубами, и наклонился над джетом.

– Давненько мне не попадались такие красавчики, как ты, – сильная рука коснулась смоляно-черных волос джета, властно откинула с его лба тяжелую густую челку, погладила по щеке, легонько взялась двумя пальцами за подбородок. – Не упрямься, и все будет хорошо. Ты ведь уже занимался этим раньше, верно? Не может быть, чтобы в такую миленькую попку еще никогда не вставляли... Ох, вот черт! – выругался вдруг Мастер Боли, ибо джет, изогнув шею, изо всех сил укусил его за руку.

– Ах ты, дрянь сопливая! Ну что ж, пеняй на себя. Я-то хотел обойтись с тобой поаккуратнее, но теперь ты у меня получишь на полную катушку, мало не покажется.

Распаленный укусом маг налег на джета, придавив его своим телом и одновременно расстегивая пояс на штанах. Мальчишка отчаянно извивался, но кандалы на руках и ногах делали его совершенно беспомощным и при каждом рывке лишь сильнее впивались в кожу.

– Какой ты горячий, – пробормотал маг, наконец-то совладав с пряжкой ремня. – Мне это нравится...

– Не надо! – умоляющим тоном прошептал джет, хотя ему было ясно, что никакие мольбы не помогут.

– Нет? – хохотнул негодяй, с наслаждением вглядываясь в перекошенное от ужаса лицо мальчика. – Почему же? Я это сделаю не хуже, чем твой дружок, как там его, Иллари, что ли. К тому же ты вроде не так уж против, – маг с ухмылкой многозначительно скосил глаза.

Джет мучительно покраснел. Он не хотел этого, честное слово, не хотел, и совсем не понимал, отчего так получилось... А в следующее мгновение он почувствовал, как что-то твердое стремительно и грубо входит в него, безжалостно разрывая нежнейшие внутренние ткани. Джет пронзительно вскрикнул.

Этот крик донесся до Иллари, и именно от этого крика в сознании его словно распахнулась некая дверца, позволяющая видеть и чувствовать друга...

– Тише, птенчик, – с придыханием прошептал маг. – Теперь уже поздно кричать. Ух, как у тебя там тесно... Ничего, сейчас растянем...

Иллари, незримый свидетель этой сцены, сжимал кулаки и до крови кусал губы. Глаза его горели. Окажись сейчас маг перед ним, от него кучка пепла только бы и осталась. «Ну, попадись только мне в руки, гнида тюремная, живым не уйдешь!» – рычал Иллари.

Тут изображение слегка потускнело и начало расплываться: Иллари почувствовал, что джет последними остатками воли пытается скрыть от него происходящее. Он понял, что сильнее боли юного джета терзает стыд, мучительный, сводящий с ума, смертельный стыд, оттого что друг все видит.

«Пожалуйста, не смотри!» – услышал Иллари бессловесную мольбу мальчика.

«Заткнись! – мысленно рявкнул Иллари. – Я с тобой, идиот несчастный! Отдай мне свою боль! Поделись ею со мной!»

«Нет! – джет пытался сопротивляться призыву Иллари. – Оставь меня! Уходи! Не смотри, не надо!»

«Брось геройствовать!» – беззвучно заорал Иллари, чувствуя, что от стоящей перед его мысленным взором картины сам сейчас тронется рассудком. – Поделись со мной своей болью, тебе легче будет. Я приказываю, дурень!» И джет, вздрогнув от этого крика, утратил контроль и сдался.

Волна горячей, раздирающей внутренности боли захлестнула Иллари. А вместе с ней – стыд, стократ более жгучий, чем его собственный. Как же этот, на вид хрупкий, словно цветок, юноша, мог в одиночку выдерживать такое?! Иллари-то покрепче его, да и боль его была не настоящая, а мнимая, а вот поди ж ты, едва не сомлел. Но внезапно его боль отступила: джет воспользовался дарованным ему облегчением и произнес Слово Металла. В тот же миг серебряная цепочка с амулетом затянулась на шее мага, как удавка, и палач рухнул на пол, хрипя и задыхаясь. Одновременно с этим все кандалы покрылись ржавчиной и рассыпались в прах.

Вскоре джет уже был в камере Иллари.

– Как ты, малыш?! – ринулся к нему Иллари и тут же прикусил язык, осознав нелепость и бессмысленность своего вопроса.

Мальчик с трудом переставлял ноги, одежды на нем не было, а все тело покрывали синяки и ссадины.

– Бежим отсюда, – еле слышно прошелестел он побелевшими губами. – Надо успеть выбраться, пока охранники ничего не заметили, – с этими словами он пошатнулся.

Иллари подхватил мальчика и, укутав в свой плащ, легко поднял на руки. Джет доверчиво прижался к нему:

– Спасибо тебе, господин...

Иллари густо покраснел, хотя и сам не понимал, с каких это баранок ему так млеть. Словно держал он сейчас в своих объятиях не джета, а прекраснейшую из принцесс, извлеченную им прямиком из пасти дракона. Даже сквозь толстый плащ Иллари ощущал, как легкое, почти невесомое тело джета дрожит, словно натянутая струна. И ему хотелось прижимать к себе это хрупкое тело как можно дольше...

Чтобы побороть непонятное, а оттого вдвойне стыдное смущение, Иллари собрался что-нибудь сказать, да внезапно так и замер с разинутым ртом: никакой крепости вокруг больше не наблюдалось! Они находились посреди красивой лесной поляны, вместо каменных стен вокруг весело шелестели деревья, а совсем рядом звонко журчал ручей.

– Э... Чтоб меня морской конь лягнул! А где же?.. – выдавил наконец из себя Иллари.

– Крепость-то? Ее и нет вовсе, – отозвался джет. – Это был морок, работа Мастера Керавара. Я же тебя предупреждал, что со мной вместе путешествовать опасно. Он не успокоится, пока не изловит меня, и призрачная крепость – это еще только цветочки. Ягодки будут впереди. Ядовитейшие ягодки выращивает Мастер Керавар для своих врагов... Ты, наверное, устал держать меня на руках? – тихо добавил он. –Я уже могу идти сам...

Обалдевший Иллари поставил джета на землю и пробормотал:

– Значит, ничего не было?

– Нет, все было по-настоящему, – вздохнул джет, легким движением скидывая плащ, в который его завернул Иллари. На теле его по-прежнему красовались кровоподтеки, хотя выглядели они уже не так устрашающе. – Мы, джеты, быстро излечиваемся, – добавил он чуть ли не извиняющимся тоном.

– Жаль, что я не убил этого мерзавца! – прорычал Иллари, и руки его непроизвольно сжались в кулаки.

– К чему? – лицо джета выражало нечеловеческую усталость и грусть. – Все равно ничего уже не изменить... Теперь ты, наверное, будешь презирать меня...

– Презирать? За что? – удивился Иллари. – Что за чушь ты несешь? – он схватил джета за худые плечи и встряхнул. Голова юноши беспомощно мотнулась, черные пряди волос хлестнули по бледным щекам. А потом джет заплакал. Он выскользнул из рук Иллари, отбежал в сторону и рухнул на землю, содрогаясь от рыданий всем своим хрупким тельцем. Иллари окончательно растерялся. Он присел рядом с джетом, бормоча какие-то нелепые слова утешения.

– Ну полно, малыш, я знаю, тебе здорово досталось, но ведь все уже позади...

– Я не из-за этого... – всхлипнул джет.

– А из-за чего же тогда? – изумился Иллари.

– Я... когда меня...ну... ты понимаешь... мне хотелось, чтобы это был ты... – рыдания возобновились.

Хорошо, что Иллари сидел, иначе от такого странного признания непременно со всего размаху брякнулся бы наземь. Хотя, по-честному, признание не было совсем уж неожиданным. Разве не замечал он, как смотрел на него джет с самого-пресамого первого дня их встречи? Да нет, очень даже замечал – и как смотрит, и как краснеет, переодевая своего господина. Эх, да чего уж там: и сам-то Иллари частенько поглядывал на джета не так, как обычно вельможа – на слугу. Приворожил его проклятый джет своей почти что девичьей красотой. Ему нравились и удивительные лиловые глазищи в оправе длиннющих черных ресниц, и то, как джет встряхивает головой, откидывая со лба косую тяжелую челку, нравилась лукавая улыбка нежных губ и вся его, словно вырезанная из слоновой кости стройная гибкая фигурка.

Иногда у Иллари даже закрадывалась мысль: а не переодетая ли это девчонка? То-то был бы конфуз: он ведь с джетом особо не церемонился, мог и затрещиной наградить, и ухо надрать, не говоря уж о том, что джет его видел не всегда при полном параде, иногда даже и без исподнего. Ох, ну и рожа была бы у тебя, Иллари, окажись джет и впрямь девушкой! Но нет, это все-таки мужчина, теперь Иллари убедился воочию. Хотя какой там, к лешему, мужчина – всего лишь мальчишка, шмыгающий сейчас носом и утирающий размазанные по мордашке слезы.

– Я чувствую себя таким грязным... – тихо проговорил джет. – Мне хочется вымыться, жаль, нельзя смыть с себя все, что случилось... – он направился к ручью. – А ты, господин, не желаешь ли тоже искупаться?

– Пожалуй, – Иллари начал стаскивать с себя одежду. – И учти: если ты еще хоть разок обзовешь меня «господином», получишь в ухо.

Но, ежели по-честному, трепать джета за ухо ему ну ни капельки не хотелось. У него вдруг возникло совсем другое, вовсе неожиданное и дурацкое желание: взять да и поцеловать это маленькое нежное розовое ушко, чтобы увидеть, как джет смеется и ежится от щекотки. «Иллари, ты придурок, – ругнул он сам себя. – Надо ж, как рассиропился! Мало тебе, что ли, девчонок, чтоб целоваться-обжиматься? Да и полезь ты к нему сейчас с поцелуями – будешь ничем не лучше того мерзавца из крепости. После того, что с ним сделал паскуда-маг, бедняжке, небось, приятнее жабу рогатую проглотить, чем поцеловаться с кем-нибудь». Таково размышляя, Иллари ополоснулся в ручье, стараясь не пялиться на плескающегося джета, вылез, натянул штаны и растянулся на бережку. Вскоре джет тоже выбрался из воды и улегся рядом. Одеваться ему было не во что. Солнце золотило тело парнишки, радужно искрясь в стекавших с него капельках воды. Иллари старательно отводил глаза. Джет заметил это, и на лицо его набежало печальное облачко.

– Послушай, госп... Иллари, – тихо произнес он. – Я что, настолько стал тебе противен?

– А? – Иллари от джетовых слов аж привскочил, будто лежал он не на мягкой травке, а на многодетном семействе ежей. – С чего ты это взял?

– Ну... Я же чувствую: после того, как меня... после того, что случилось, ты даже смотреть на меня спокойно не можешь. Взглянешь – и тут же отворачиваешься, будто от горшка с нечистотами или от чего погаже, – хорошенькое личико джета совсем потухло, а глаза из лиловых стали почти черными, и в них опять заплескались озера невыплаканных слез.

Вот этого Иллари уже вынести никак не мог. Да ему было бы легче еще разочек посидеть голым задом на ящике с крысами, чем видеть, как джет плачет. И из-за кого – из-за него, из-за Иллари! А ведь прав парнишка, именно так и выглядит это со стороны: благородный вельможа гнушается мальчика, над которым поизмывался негодяй-палач. Бедняжке и без того столько пришлось вынести, а тут еще единственный друг взялся от него морду свою высокородную воротить. И неважно, что шарахается от него Иллари не от презрения и омерзения, а совсем даже наоборот. Все равно, дубина ты, Иллари, неотесанная, даром что при дворе ошивался да этикету учен: кому кланяться, где сидеть, как стоять, куда плевать, какой рукой нос чесать. Не тому тебя учили, ох, не тому! Не так надо вести себя с джетом. А как – пес его знает. Но у пса же не спросишь, придется самому искать нужные слова.

– Прости меня, малыш, – Иллари обнял джета за голые плечи и привлек к себе. –Понимаешь, я не смотрю на тебя именно потому, что мне очень хочется. Это ведь... неправильно, да? Ну... то, что мне хочется на тебя смотреть?

– Отчего же? – тут пришла очередь джета удивляться. – У нас в Джетевене, если кому-то кто-то нравится, то он так сразу об этом и говорит.

– Даже если этот кто-то, ну, тот, который ему нравится, тоже «он»? А у нас считается, что мужчины должны влюбляться только в женщин, и никак иначе. Странные порядки в этом вашем Джетевене, – усмехнулся Иллари, и на душе его стало почему-то невероятно легко.

– Не так уж и важно, кого любить, главное – чтобы по-настоящему и на всю жизнь, – как-то очень серьезно и даже торжественно ответил джет. – И еще... Хочу кое в чем тебе признаться... Я тебе немножко соврал тогда… Насчет того, что умение обмениваться мыслями доступно друзьям. Понимаешь, простой дружбы тут недостаточно. На самом деле такое возможно только между любящими. Между теми, кто очень-очень сильно любит. А у нас ведь с тобой получилось... Ну, передавать мысли...

– Чудо ты мое! Ну что ж, придется, видать, мне с тобой перебираться в Джетевен, – Иллари рассмеялся, чтобы скрыть смущение. Смеясь, он повалился на джета, прижав того лопатками к земле. А когда хотел приподняться, вдруг почувствовал на своих губах нежный, словно лепесток розы, поцелуй. От этого поцелуя сердце Иллари заколотилось о ребра, как узник – о решетку своей темницы.

– Послушай, малыш, – взволнованно прошептал он. – Я боюсь сделать что-нибудь не так... ты такой хрупкий... я не хочу, чтобы тебе было больно...

– Глупый ты, – джет счастливо улыбнулся и потянул задыхающегося от возбуждения Иллари на себя. – С тем, кого любишь, больно не бывает...