Король Изгнанников не спал в эту ночь. Но под утро он чувствовал себя не усталым – скорее, подавленным и обреченным. Дар Видения забирал куда больше, чем давал ему.
Нолофинвэ с детства был не менее горд и честолюбив, чем старший брат, но умел лучше скрывать свои чувства. В отличие от младшего, златокудрого Арафинвэ, он почти не походил внешне на ваниар – разве что волосы были каштановыми, а не черными, и глаза – темно-синие, не серые, как у Финвэ и Феанаро. Как и оба брата, он рано женился. Анайрэ – вот она, хоть и нолдэ, напоминала деву из народа Ингвэ – и нравом, и удивительными золотистыми глазами. На нее был похож их младший, Аракано – лишь обликом, фэар все четверо пошли в отца – никто не колебался, даже после обжегшего их предательства Первого Дома, даже в пути по Вздыбленному льду.
Он всегда восхищался старшим братом, даже после того, как клевета Моринготто разделила их, но ни разу ему не позавидовал. И не боялся Феанаро, как думали многие. Нолофинвэ любил его, все делая для того, чтобы заслужить дружбу или хотя бы уважение Огненного Духа. Он стал мудрым, искусным и в чарах, и в речах во многом благодаря этой любви. Отца же он любил еще больше и долго считал, что никто не знает и не понимает Короля нолдор так хорошо – ни мать, ни братья, ни сестры. Да он и больше всех проводил времени с Финвэ – Феанаро, если не был занят в кузнице или мастерской, возился с подрастающими сыновьями или уезжал в рудники; Арафинвэ вообще редко появлялся в тирионском дворце надолго – жил в Альквалондэ, где тоже все длились и длились для него и Эарвен Годы детей.
Сыновья и дочь много значили и для Нолофинвэ, конечно же. Но они выросли как-то слишком быстро; лишь в Эндорэ он понял, что не уделял детям должного внимания, как братья. Для него самыми важными были отношения с отцом и Феанаро. К матери, Индис Ясной, был ближе спокойный и предсказуемый Арафинвэ. Правда, дважды младший брат сумел его удивить – когда неожиданно женился на дочери Ольвэ Альквалондского, а не на одной из осаждавших его валмарских дев, и когда отказался идти в Сирые земли.
«Теперь правит в Тирионе, уверен, – усмехнулся король Изгнанников, – Ингвэ и Ольвэ замолвили за него не одно словечко перед Великими».
Бессонная ночь подходила к концу – он уже с Шатров Арамана отдыхал очень мало и редко, особенно когда предчувствия стискивали сердце ледяными ладонями. Нолофинвэ любил подолгу стоять у окна – смотрел, как гаснут звезды, как черные склоны Эред Вэтрин светлеют и сумеречная мгла сменяется каждый раз другим, новым разноцветьем рассвета. «Ариэн снова побеждает тьму, а Моринготто корчится в своем гнусном укрывище... Но приходит ночь, и снова мрак во все стороны расползается от Тангородрим. Сколько еще продлится война, и сколько эльдар уплывут на черном корабле Морниэ в Чертоги Намо?»
От невеселых мыслей его отвлекли быстрые шаги в коридоре. Только двое нери в Барад Эйтель могли так бесцеремонно врываться в покои короля. Но Турукано, недавно прибывший на праздник, все реже встречался с отцом и братом, и не только потому, что Нэвраст был дальше от Крепости-над-Источником, чем Дор-Ломин. После гибели Эленвэ он стал настолько другим... Не только скорбным, угрюмым, недоверчивым. В нем появилась и мрачная, твердая решимость – Нолофинвэ догадывался, какая. И ничего не мог с этим поделать. Как и с тем, что Ириссэ тоже оставила его – не смогла простить, что он не уговорил Анайрэ идти с ними в Сирые земли. Она верила когда-то, что ее отец – самый сильный и мудрый эльда во всей Арде, и для него нет невозможного.
Король отошел от окна, сел в легкое кресло из орехового дерева, продолжая наблюдать, как меняются краски на картине небосвода. Невозможность. Слово с горько-соленым вкусом слез, пролитых им дважды в жизни – когда потерял отца и когда лишился сына, зарубленного прямо у него на глазах. И теперь он снова попробует поспорить с судьбой, прекрасно понимая, что это бесполезно.
Конечно, это был не Турондо. Старший сын, послушный и безупречный, образцовый воин и лорд, командир конных лучников Дор-Ломина, герой, о котором пели менестрели всему Белерианду. Он тоже был причиной его бессонных ночей.
Финдекано вошел – скорее вбежал – так стремительно, словно за ним гнался десяток валараукар.
– Атар аранья, я прошу позволения уехать, – на одном дыхании произнес принц.
– Прямо сейчас? А что случилось? – медленно спросил король, отворачиваясь от окна. – Насколько мне известно, все спокойно. В Хитлуме, – добавил он, заметив разноцветные блики в глазах сына. – Ты заглянул в палантир?
Финдекано молча смотрел на отца – прямо, не скрывая надежды и страха – особого, не позорящего мужчину и воина. Тот же страх король видел когда-то в зеркалах королевского дворца Тириона, когда спешил к Анайрэ с серебряным кольцом. В глазах сына было похожее, но другое. Иное, то, от чего он хотел оградить Финдекано, с горечью сознавая, что в разговоре о предстоящей поездке его сын не будет послушен и изысканно вежлив, как обычно.
– Садись, Кано. Нам нужно поговорить. Ты ведь не к Моринготто собрался?
Принц все так же мгновенно, стремительно сел напротив, подперев стиснутыми кулаками узкий подбородок. Совсем как в детстве, когда он прилежно внимал наставлениям Румила и Махтана.
– Так куда ты едешь? – спросил Нолофинвэ, прекрасно зная ответ.
– В Химринг.
– А почему так срочно, сын? Это непохоже на Майтимо – вызвать тебя среди ночи. Что произошло?
– Не знаю, отец. Он просит приехать на Середину Лета – этого достаточно. Скорее всего, просто приглашает на праздник, и я могу не успеть, если не отправлюсь сегодня.
Король коротко кивнул.
– Ты уже подумал об отряде?
Финдекано облегченно перевел дыхание. Он был рад этой краткой отсрочке, хотя отлично сознавал, что отец не откажется от серьезного разговора. Ему придется услышать то, что прежде не раз читалось в укоризненных взглядах Нолофинвэ.
...Сорок всадников, нет, замок и без того будет переполнен, тридцать, а лучше двадцать пять, да, он не забудет взять достойные принца Хитлума одежды, конечно, он проведет у Майтимо дня четыре, не больше... Финдекано видел, что отец тоже не в восторге от предстоящей беседы, но ни за что не отступит.
– Сын мой, ты храбрый воин, искусный мастер и мудрый правитель, – начало не предвещало принцу ничего хорошего, отец еще ни разу не говорил с ним так – возвышенным, холодным языком хронистов и менестрелей.
– Я горжусь тобой. Ты – надежда Изгнанников, раз уж суждено было нашему Дому их возглавить. Если со мной что-то случится, – Нолофинвэ сделал знак не перебивать его, – да, это может произойти и с тобой. Война продлится очень долго, я не вижу ее конца.
Финдекано кивнул: «Я тоже».
– Тебе нужен наследник.
Слова каменными плитами упали на его сердце, хотя он и ждал их.
– Отец, эльдар не вступают в брак только потому, что им нужен наследник. К тому же у тебя есть еще один сын.
Он едва не произнес: «Остался еще один». Мысли об Аракано всегда ранили обоих отравленными стрелами.
– У Турукано только дочь. И он все дальше уходит от дел правления, затворившись в Нэврасте. Если не останется нери во Втором Доме – Феанариони могут не признать Финдарато Королем. Ты понимаешь это не хуже меня, сын. И – здесь не Валинор, на войне не рассуждают о Законах и обычаях, – сухо произнес Нолофинвэ. – Кано, сын мой. Ты возглавишь нолдор Эндорэ. Нескоро, но это будет. Не возражай, – он устало провел рукой по лбу, глядя в совершенно по-детски напуганные глаза своего бесстрашного сына, – я видел это. Видел, что уйду, оставив нашему народу Короля. Все, я уже захвалил тебя.
– Теперь поругаешь?
– Да. Придется наконец поговорить о том, что привело тебя в Альквалондэ, а потом – в лагерь Дома Феанаро, когда и сожженные корабли не остановили тебя.
– Он отказался... – от неожиданности Финдекано говорил едва слышно, хотя и догадывался, что отец давно все знает.
Нолофинве до боли сцепил пальцы. Да, его сын не из стали, да, он страдает и мучается, но может и должен это выслушать – все, до конца. Старший сын, самый близкий, любимый... Валар, неужели он повторяет отца? Нет, он любит и Турондо, и Ириссэ, и – «прости, меня, Анайрэ» – младшего, Аракано. Но ближе Финдекано у короля никого не было, он так желал ему иной доли... и так не хотел причинять боль. Сейчас каждый из них примерно знал, что скажет один и что ответит другой, – и оба медлили, страшась ссоры, боясь обрыва не одной и не двух нитей, связывавших их фэар. Наконец король поднял голову, посмотрев прямо на Финдекано, встретившись с таким же решительным взглядом его синих глаз.
– Тогда ты не мог этого знать. Сын мой, я ценю и уважаю Нельофинвэ Майтимо. Даже если бы он не отдал корону нашему Дому... Нет, по-иному он не поступил бы, уверен. Я считаю его одним из достойнейших эльдар и все чаще благословляю за то, что он не отвечает на твои чувства, зная, что ему не легче, чем тебе. От меня не укрылись взгляды, брошенные на тебя украдкой, когда он лежал в нашем лагере, едва придя в сознание, еще не обретя в полной мере контроль над фэа и роа. Но он справился, а ты слишком горяч, сын мой. Не давай воли своим желаниям – это путь во Тьму, подобное влечение неестественно, оно противоречит законам Арды.
Обычно холодные, словно затворенные наглухо глаза Финдекано опасно сверкнули.
– Отец. Я люблю Нельо и не считаю это грязным и постыдным. Он зовет меня – и я приеду так быстро, как только смогу. Недавно я обрел амдир – это самое светлое, что было и есть в моей жизни. Ты можешь не отпустить...
– Ты все равно вырвешься, – невесело усмехнулся Нолофинвэ, – не буду удерживать тебя, Кано. И все же помни о своем долге будущего Короля.
– Надеюсь никогда не стать им.
– Это неизбежно, сын. Но не хочу больше повторяться, – король встал, протянув ему над столом узкую и сильную ладонь, – передавай от меня привет сыновьям Феанаро.
– Непременно, отец. До встречи.
– Доброго пути.
«Валар, как неожиданно, как больно сбываются ваши проклятья! Финдекано Астальдо, лучший из принцев нолдор, мой доблестный, безупречный сын, – летит к Руссандолу, забыв обо всем на свете! И все же он должен, обязан жениться – Кано нужен наследник, недолго ему быть королем...»
Нолофинвэ в отчаянии изо всех сил ударил по столу кулаком – мореный дуб пошел трещинами.
«Проклятый Дар Видения»!
* * *
Они попали в замок не сразу – по узкому мосту в настежь распахнутые ворота сначала въехало не меньше десятка повозок с припасами из ближайших поселений, всадники же – около трех дюжин нери и нисси – прибыли, судя по разговорам, даже из Маглоровых Врат и Таргелиона, собираясь после праздника отправиться домой вместе со своими лордами. Небо уже потемнело; холодная синева словно густела, наливаясь лиловым прямо на глазах отряда из Хитлума. Но на западе оранжево-малиновое свечение еще не гасло, из последних сил борясь с надвигающейся из-за чернеющих на востоке гор ночью. Эльдар, проезжавшие в крепость перед ними, весело шутили – с особым, нолдорским удовольствием отмечая, что собираются встретить Середину Лета почти под носом у Моринготто. Финдекано еще не мог радоваться вместе с ними. Всю дорогу он вспоминал разговор с отцом, и непрошеные мысли одолевали, как ни старался он очистить разум, успокоиться перед встречей, которая будет непохожа на другие. «Вдруг Майтимо решил сообщить о своем браке? Он не меньше значения придает «долгу» и «приличиям», чем мой отец. Нет. А если он хочет просто сохранить дружбу, загладить тот разговор в Охотничьем домике, когда почти признался, я уже ждал его поцелуя, глупец...»
Он надвинул капюшон плаща, кивнув перед тем Калиону – «командиру» отряда.
– Послание для лорда Нельофинвэ.
Хисиэль, комендант замка, слегка поклонился, не удивившись, что письмо взялся доставить простой роквэн. Калион был эльда основательный, но не речистый, и всегда брал на себя размещение воинов, предоставляя дипломатию кому-нибудь другому.
– Лорд в кабинете. Жаль, что принц Финдекано не смог приехать.
Один из дружинников повел гонца к главному зданию замка, неодобрительно посмотрев на его капюшон. Даже если лицо нолфинга было обезображено шрамами и ожогами, негоже так себя вести, хотя лорд и не обратит внимания на тонкости этикета, огорченный тем, что не увидит своего лучшего друга... Принц прочел все это во взгляде воина и неожиданно слепяще радостная, полубезумная уверенность в считанные мгновения заполнила его. Он уже чувствовал ожидание, тоску, невыносимо сладкую боль фэа и роа за дверью в конце коридора. Нельо ждал и не находил себе места – шаги не были слышны, Финдекано ощутил их по едва уловимой дрожи пола. Чувства обострились до предела, он с трудом удерживал свои ноги – хотелось вбежать, увидеть, как Майтимо резко обернется, как взметнутся волосы – факелом темного пламени вокруг бледного лица...
Квенилас снова остыл. Майтимо все же отпил глоток терпкого напитка, аккуратно поставил чашку подальше от лежавших на столе карт и донесений. Ворота заперли, Финдекано, наверное, заночевал в Химладе. Он заставил себя сесть, взять в руки какой-то свиток, но читать было невозможно – он, как маленький ребенок, смотрел на буквы, не в силах сложить их в слова. После некоторых усилий это удалось, но теперь уже слова не хотели связываться друг с другом – порхали перед глазами поодиночке, словно стайка чирикающих воробьев.
Он не знал, что скажет, – слова придут сами, или их не будет... Лишь бы увидеть. С тех пор, как Финдекано растопил его лед там, в Охотничьем домике, холодный панцирь на фэа понемногу подтаивал, и теперь он остался обнаженным и беззащитным. Не жалея об этом – было не до того, внутри все сжималась тугая пружина, Майтимо старался не думать, что случится, когда она распрямится, навсегда изменяя его жизнь.
– Мой лорд, послание из Хитлума.
Пружина начала тихонько подрагивать – Майтимо обернулся, сжав губы, взглянул на гонца в голубом плаще, откинувшего капюшон на широкие плечи. Темные косы выскользнули наружу, синие глаза дерзко сверкнули – прямо и чуть вверх, Финдекано всегда так смотрел – он был немного ниже, этот чуть вскинутый подбородок всегда волновал Майтимо – Кано ждал, очень давно ждал прикосновений его рук и губ.
– Благодарю, Эармир, – ровным, бесстрастным голосом, уже справившись с собой.
Как только воин вышел, они почти одновременно заговорили, смеясь чуть не до слез, по-мальчишески толкая друг друга плечами и кулаками.
– Пробрался тайком, скрыв лицо, – плохо же Хисиэль охраняет замок! – заметил Руссандол, не в силах оторваться от синего сияния, осветившего не только Финдекано – и его самого.
– Дабы избежать торжественной встречи – с трубами, флейтами и арфой Макалаурэ. Я, конечно, не откажусь послушать величайшего из менестрелей... Но сначала хотелось увидеть тебя.
Финдекано смотрел с той же тоской и страстью, с той же робкой, несмелой амдир – и Майтимо замер на вдохе, пружина сжалась до предела, он все еще держался из последних сил, зачем? Зачем... Руссандол забыл, что у него только одна рука, – он чувствовал и вторую, тоже притянувшую к нему Финдекано, прикрывшего глаза и еще выше вскинувшего узкое лицо, загорелое и обветренное. Сколько раз он мечтал об этом, представляя, как поцелует Кано, все сказав ему без единого слова. Губы Финдекано чуть шевелились – он прочел на них свое имя, а прочитав – едва-едва коснулся и уже не смог оторваться, когда они приоткрылись и приковали к себе. Они падали и взлетали сразу в том бескрайнем, огромнее неба и моря просторе, что был внутри них, до тех пор, пока не раздался звон металла о камень за дверью. Майтимо, задыхаясь, выбрался на поверхность, и тут же еще крепче прижал Кано к себе, целуя пахнущие травами и ветром темные волосы, прерывисто шепча:
– Уронили поднос, растяпы... Я же не смогу без тебя, мельдонья, жизнь моя. Не зря так боялся твоего пламени. Валар, ты же устал...
Финдекано и правда едва стоял на ногах, но не от усталости. Он не мог поверить в это до конца и, позволив усадить себя в кресло, словно со стороны наблюдал собственный сон. Смотрел, как Майтимо достает из шкафчика на стене вино и кубки, как наливает и протягивает ему – золотистые глаза светятся, как...
– Как у горной кошки – правда, она скорее белая, чем рыжая, – он сказал это вслух, а Нельо фыркнул и вошел в роль – поставив ненужный кубок на пол, гибким, почти неуследимым движением скользнул по ковру, обнял его бедра...
Кано тоже забыл, что у мельдо всего одна рука, – он почти чувствовал обе сильные, горячие ладони, отрывающие от кресла, стаскивающие вниз... Это так было похоже на сон – медленное, неспешное узнавание, пусть они и знали друг друга чуть не с рождения Финдекано. Губы и языки начали новый танец, руки нежно и почти неосознанно исследовали волосы, шеи и плечи... Шаги за дверью не остановили Майтимо – он уже сплел пальцы для затворяющего заговора, но Финдекано удержал его.
– Ты лорд и хозяин завтрашнего праздника. Я уже чувствую себя виноватым – перед Серединой Лета у тебя столько дел...
Финдекано лукаво улыбнулся Руссандолу – и, еле задев, прикоснулся мизинцем к острому краешку его уха.
– Нельо, впереди Ночь Костров, когда даже самые преданные подданные заняты чем угодно, только не...
– Только не постоянным и бестолковым напоминанием о своем существовании, когда этого меньше всего ждешь, – раздраженно бросил Нельо, садясь с кубком у камина.
Шаги удалились – и тут Майтимо рассмеялся, рыжие кудри разметались по плечам, вино чуть не плеснуло в огонь.
– Это был Макалаурэ.
Финдекано покраснел. Он сел рядом, не в силах не дотронуться до обтянутого белым шелком плеча.
– Он что, все знает? Почувствовал или...
– Ничего он не знает, менельлуин. Но понимает, когда входить не следует. Неужели ты думаешь, что я говорил ему или Морьо? Впрочем, Карнистир сам догадался, саламандра этакая...
Финдекано еще больше залился краской. Менельлуин – василек. Ему хотелось снова услышать это – вдруг только почудилось, как и сегодняшний Нельо – ласковый, страстный, столько всего было в каждом его взгляде...
«Нельо, я до сих пор не могу поверить, что не сплю. Скажи мне это, может, я сошел с ума, все так неожиданно...»
Майтимо взял обе его руки в свою; кисть Феанариона была крупнее, но не намного, однако руки все равно как-то уместились в ней, прижал их к сердцу...
«Как же я тебя измучил, менельлуин... Как люблю тебя – о том не найдется слов в языке эльдар, наверное, даже и в речи Айнур, данной им Творцом».
Финдекано чувствовал его фэа совсем рядом – готовую открыться, появиться, как самоцвет из серого камня, как алый серегон из тугого темно-зеленого бутона... И сам снял почти все барьеры – до последнего, скрывавшего темные праздники роа.
...Тьма. Мокрая, зловонная, даже воздух какой-то мерзко липкий. Дышать ртом еще можно, но запах все равно пропитывает и волосы, и кожу под остатками истлевшей одежды, едва не выворачивая наизнанку. В голове отдаются лязг оружия и утробный хохот тварей, волочащих бессильное тело по каменным ступеням. Вверх, потом вниз... Он сопротивляется, но все равно – уходит, уплывает в воспоминания, как в теплое море у берегов Благословенного края. Тонкое, совсем еще юное лицо с узким подбородком и такими синими глазами, что сердце внутри то замирает в испуге, то бьется – навсегда плененной птицей в невидимой, будто стеклянной, клетке... «Что это? Почему – со мной? Неужели, как, он же нер... Менельлуин».
Воин в сияющих серебром и лазурью одеждах застыл у кромки воды. Ни звука, ни даже поднятой в прощальном привете руки. «Встретимся в Сирых землях, Кано». Не палуба уходит из-под ног – весь мир, вся прежняя жизнь уплывают во тьму, где меркнут, исчезая, факелы, зажженные у Шатров Арамана...
Алые отсветы ревущего огня на смеющихся лицах братьев – захваченные безумием отца, они не замечают его... Резко отвернувшись, Нельо уходит в прибрежную рощицу. Вцепившись до крови в колючие кусты, смотрит на небо, из редких просветов в застывших над головой тучах кое-где видны звезды, прекрасные и равнодушные. Дернул плечом, сбрасывая руку Макалаурэ, – она оказалась нежданно тяжелой, и гулкий, раскатистый смех пытается влезть в него, разбить что-то очень важное внутри. «Моринготто».
Финдекано выбрался на поверхность – оказалось, он держал Майтимо за плечо, вцепившись изо всех сил в гладкий шелк, уткнувшись в его грудь. Зов роа угас от одной безжалостной мысли. «Я не открылся до конца, как Нельо. У него ни разу не возникло и тени желания, не связанного со мной. Я не смогу посмотреть ему в глаза».
Они молча сидели у огня – казалось, что-то должно произойти, растущая туча тишины была страшнее обвинений и оправданий. Треск рассыпающегося искрами березового полена словно разбудил их, и слова Майтимо очертили ров, нет, бездонный провал между этим днем и всем, что было прежде.
– Кано, мы пришли друг к другу и будем вместе, рядом или за сотни лиг друг от друга. А прошлое не стоит ни твоего, ни моего внимания. Пойдем, ты действительно должен отдохнуть.
Только в комнатах, которые мало чем отличались от его кабинета, гостиной и спальни в Барад Эйтель, Финдекано ощутил усталость. Нельо прав, нужно не просто отдохнуть – побыть одному. Он все же не удержался от последнего зовущего взгляда – но Майтимо покачал головой.
– Я не смогу выйти отсюда, если еще раз прикоснусь к тебе, мой менельлуин. Да пошлет тебе Ирмо сны, каких пожелаешь. До завтра.
