Торговец веерами

принес вязанку ветра

Жара.

Заказчик достал ему приглашение на этот светский прием, снабдил одеждой, набором манер поведения и информацией. Оружие – тонкий длинный кинжал и десяток звездочек – он сам разместил в складках кимоно, как было удобно.

Распахнутые резные дверцы, кланяющиеся слуги, цветные фонарики, расставленные и развешанные всюду, и непроницаемая маска человека высшей касты на лице. Он мимоходом глянул в зеркало. Тонкий, хрупкий, стройный юноша в черном, расшитом серебряными драконами кимоно. Как важна эта тонкость и гибкость в его ремесле. А то, что под ней скрывается сталь мышц, тренированных с детства, может узнать только жертва за мгновение до смерти. Хотя сегодня у него другое задание. Добыть важные бумаги у хозяина этого дома. Прокрасться, прошмыгнуть, скользнуть, как лунный блик, и уйти с чехлом из тонкой кожи. Только и всего.

Тонкие запахи, шелест рисовой бумаги, музыка в руках гейш, переливы девичьего смеха, тени. Из комнаты в комнату, от ширмы к ширме. Идти не торопясь, чинно, обмениваясь полупоклонами и приветствиями с равными, скучающе разглядывая окружающее, потягивая легкое сливовое вино. Взгляд, попытка охватить целиком, еще взгляд, не показать удивления, заинтересованности, потрясения, непонимания, странного ощущения, охватившего все тело.

На низкой кушетке возлежал мужчина. Тончайшее белое шелковое кимоно, расшитое цветами сакуры, лилось на пол и змеилось там. Такое длинное и широкое, что когда он вставал, оно наверняка тянулось за ним шлейфом и драпировалось мириадами складок. Распахнутое сейчас, оно напоминало оброненные крылья. Обнаженное до пояса черных брюк смуглое тело блестело, как только вылепленное, рельефом крупных мышц. Запрокинутое на валик жесткое волевое лицо с закрытыми глазами и удивительно длинными ресницами. Две гейши, очень дорогие, судя и по знакам, и по нарядам, и по стати, двумя каменными гребнями расчесывающие ему длинную гриву белоснежных, даже отливающих серебром волос. Третья наигрывает что-то и тихонько напевает при этом.

Он впервые вживую видел подобное существо. Скинуть оцепенение, огромный глоток вина, еще один, идти дальше. Просто вспомнить как-нибудь, потом. Зная, что никогда. Отвратительное задание.

Бумаги у него. Он идет обратно, уже далеко за полночь, тихо. Журчание воды в саду камней, лягушки, шорох листьев под ногами. Вдали впереди отблеск в луне развевающегося белого одеяния. Хруст веток, несколько черных теней, отлепившихся от стен, свист удара, рассекающего воздух.

Встать за деревом, это не моя схватка. Взлет, удар ногой в развороте, в полете, полы кимоно как крылья. А жертва не так беззащитна и изнеженна, как кажется. Блок, удар, уход, взлет. Резкие выпады режут воздух. Никто не пророняет не звука, только глухие хлопки ударов и падений. Белый вихрь и трое черных смерчей. Четвертая тень, незамеченная, бесшумно скользит с поблескивающей иглой.

Он метает сюррекен. Только один. Потому что это уже не честно. Белая фигура выпрямляется среди поверженных врагов. Кровавое растекающееся пятно во лбу одного из нападавших, блеск концов звездочки. Разлет пол кимоно, он оглядывается в поисках добровольного помощника.

Черная фигура, поблескивая серебром драконов, подходит к белой.

– Поздно гуляете, юноша, - легкий кивок, - но как удачно. Спасибо за помощь.

Он смотрит на разгоряченное, покрытое испариной тело.

– Как тебя отблагодарить? – аристократ его расшифровал, люди касты все знают друг друга. – Приходи утром в дом у Плачущих лилий. Мой секретарь отсчитает тебе 5 талантов. Прощай.

Ускользающий поток шелка.

– Я это делал не за награду.

Горловой бархатный смешок, и длинные тонкие пальцы сжимают ему подбородок, поднимая голову навстречу блестящим смеющимся глазам.

– А за что?

Это прикосновение порождает волну дрожи в его теле и сгусток жара внизу живота. И он чувствует запах, сводящий с ума, запах секса. Трав, благовоний, пота, смешавшихся на этом человеке в невыносимо сладострастный аромат. И глядя в его глаза, он понимает, что тот все это знает и видит и наслаждается своей властью. И он кладет руки на его бедра, обтянутые черным шелком штанов, и ощущает под пальцами железную упругость мощных мышц. И его руки сжимают крепкие ягодицы аристократа, сдавливают их, ощупывают. А тот, вскинув голову, насмешливо протягивает:

– Ты будешь прямо тут лапать меня, как согласную на все гейшу, или найдем другое место, более подходящее?

– Если бы я имел право, то прямо тут поставил бы тебя на колени и оттрахал, – хрипло произносит он, легкие жжет нехватка воздуха от горячечного желания.

От его слов тело в его руках вздрагивает, обжигает ему руки, а плоть просто натягивает до предела ткань штанов. Он понимает, что его грубые слова возбудили того до предела. Просто толкнув его к ближайшей стене, он резко спускает с него брюки и, опустившись на колени, втягивает в себя вставший член.