Ему было не то чтобы холодно – страшно неуютно в Химринге. В прошлый приезд он чувствовал себя совсем по-другому – рядом были и ярн, и государь Финрод, и Айменель... Гили вздрогнул, еще сильнее прижимая колени к животу. Он пытался свернуться в клубок на боку под теплым шерстяным одеялом, как тощий рыжий котенок, приходя в себя после разговора с феанорингами. Его все еще немного мутило. Юноша вспоминал и громовой голос Маэдроса, звучавший у него в сознании, и раскрасневшееся лицо Карантира, одновременно прекрасное и страшное, – брови сошлись на переносице, рот хищно приоткрыт, темные кудри падают на щеки...

Внутри у Гили стало еще холоднее – тугой комок стужи разрастался в груди и вверху живота. Он снова видел бледный лик Маглора, его странный взгляд – и отсутствующий, и проницающий насквозь. Юноша понял, что не уснет в эту ночь, – хотя был, скорее всего, еще вечер, его спутники сидели на кухне, найдя знакомцев среди беорингов Химринга.

«Пойти, что ли, к ним?» – он знал, что его оставили одного не из-за возраста. Хотели, чтобы успокоился и выспался. «Но без кружки эля уснуть будет трудновато». Гили решился – встал, оделся, не зажигая свечи, – зимняя ночь была ясной и лунной, – и вышел из комнаты в освещенный факелами коридор. Он старался идти как можно тише, зная, что где-то поблизости покои сыновей Феанора. Это кое-как удавалось, и тут Руско услышал чей-то голос почти рядом, за поворотом скругленной стены. Голос был громким и резким, – но сразу было ясно, что это эльф, люди так не говорят. И речь была эльфийской – правда, как он понял чуть позже, звучало не заморское наречие, а синдарин. Холодный комок словно толкал изнутри – Гили посмотрел по сторонам и увидел приоткрытую дверь почти напротив. За ней было темно... Правда, не совсем, но он не стал раздумывать и на цыпочках пересек коридор. Вовремя – эльфы уже были совсем близко, он видел их сквозь оставленную щель – не удержавшись, Гили смотрел на них, замирая от страха, что будет обнаружен. Но эльфам было не до него.

Они остановились в коридоре и... целовались, обнимали и гладили друг друга, он не был уверен, что не спит. Один из двоих оказался лордом Карантиром. «Ох, как вовремя!» Второй... Гили видел не так уж много синдар, но сразу понял, что золотоволосый эльф, обнимавший за талию четвертого сына Феанора, не похож на нолдор, тем более – здешних. Он был пониже ростом, хрупкий и узкоплечий, в короткой светло-зеленой куртке и коричневых штанах в обтяжку. Синда тихо засмеялся, когда Карантир подхватил его на руки и понес дальше по коридору. Он обхватил Мрачного принца за шею, длинные пряди сверкали на черной тунике нолдо...

– Подглядывать нехорошо, Гилиад Фин-Рован, посланник ярна Берена. Да обернись, не разрежу на кусочки, – голос был тихим, но раздался так близко и так неожиданно, что Гили чуть не упал. Рука задела мягкий бархат – говоривший стоял прямо за ним. Только сейчас он понял, почему в комнате было не особенно темно, – свет немного просачивался в нее из полуотворенной двери в другое помещение. Гили обернулся – эльф был одет в темное, скорее всего, даже в черные одежды, а лицо его белело вверху... «Как зимняя луна», – отчего-то подумал юноша. Даже в полумраке он заметил необыкновенно яркие, огненные волосы незнакомца.

– Лорд Амрас...

– Молодец, узнал и не спутал, – улыбнулся младший феаноринг. – Так что ты...

Гили хрипло – неожиданно захотелось пить, он боялся даже, что начнет икать, – начал объяснять, что шел на кухню, услышал голоса...

– И испугался. И спрятался.

Руско кивал, кивнул и в ответ на следующий вопрос, только чуть позже поняв, что у него спрашивал Амрас. Его и Амрода он тоже боялся, по-особенному – совершенно не представляя, какие они и чего от них можно ожидать.

– Ты вина хочешь?

Когда до юноши наконец дошло, что принц нолдор предложил ему выпить, они уже вошли в комнату, из которой лился мягкий свет. Лорд Амрод сидел прямо на полу, на разноцветных шкурах – рядом с ним, освещенная бликами пламени из камина, лежала небольшая карта с расставленными на ней фигурками для игры в «башни». Очень низкий столик с кувшином, кубками и закуской, вроде подноса с ножками, стоял тут же.

– Привет, – произнес Амрод, – у нас как раз малый военный совет, присоединяйся. Это виноградное, из южного Оссирианда.

Феаноринг говорил так, словно Гили не меньше месяца каждый вечер сидел с ним на шкурах в этой огромной комнате, рассуждая о будущей войне. Стены терялись в полумраке – свечей было только две, и юноша различал лишь витые столбики кровати – справа и очертания стола и кресел – слева от камина. У старшего близнеца волосы были цвета меди, чуть светлее, чем у лорда Маэдроса, – в отличие от пламенных кудрей Амраса, в остальном же они были необыкновенно похожи. Но Гили очень быстро понял, что Амрод немного серьезнее, Амрас же – более легкого, веселого нрава.

Вино оказалось невероятно вкусным и очень легким, но Руско сразу был предупрежден, что больше двух чар ему не нальют. Он сидел тихо – отхлебывал потихоньку из серебряного кубка, растягивая удовольствие, и слушал взаимные подначки близнецов, обсуждавших вероятные вылазки в тыл врага.

– Питьо, ты обычно так пыхтишь, сидя в засаде, – любой орк за лигу услышит.

– Уймись, Тельво. Я-то молчу про твое любопытство, – вечно суешь свой нос сразу во все стороны, отвлекаясь на мелочи...

– Гили, да ты ничего не ешь, – укоризненно произнес Амрас, пододвигая к юноше поднос с жареной дичью, пирогами, яблоками и грушами в меду, – ярн Берен еще подумает, что в Химринге тебя морили голодом.

– Спасибо, лорды, я ем, – быстро проговорил Гили, тут же начиная жевать пирог с рыбой.

Близнецы прыснули.

– Расскажи нам о жизни атани, – очень серьезно попросил Амрод.

От вина и такого неожиданно естественного, чуть не дружеского отношения Руско немного обнаглел. Младшие феаноринги были как-то близки ему – и не только потому, что сидели рядом. Он вспомнил Айменеля... пожалуй, с ним одним из всех эльфов он чувствовал себя так же легко.

– Может, лучше спою?

Амрас кивнул, Амрод же взял маленькую свирель из полированного красноватого дерева, – он быстро уловил мелодию песни про девушку и колодец. Когда Руско допел, все трое недолго помолчали.

Амрас меденно потягивал вино, полулежа на ковре. Внезапно Гили словно поймал его взгляд – откровенно изучающий, оценивающий. И почувствовал, что краснеет от макушки до пяток. Сладкий ужас, едва затронувший его в коридоре, захлестнул с головой. «Наверное, показалось. Он такой... Красивый – не то слово. Они оба. А я...» Никогда он так не стыдился своего побитого рябью лица. Несмотря на оспины, Гили нравился мужчинам, и как-то один из Бретильских Драконов ночью попытался – он врезал ему под дых, шепотом пообещав, что заорет и всем расскажет. Парень еле унялся и потом тяжело дышал в темноте, обходясь собственной рукой, и Руско тоже залез в штаны, чуть не сожалея, что отказал, – боялся, что другие проснутся и увидят, а так сладко и ноюще хотелось... Но тут были эльфы – царственные, прекрасные, что-то глубоко внутри раньше запрещало ему так на них смотреть.

Слышно было только потрескивание поленьев в камине. Гили почти не дышал – боялся, что это выйдет у него хрипло и страстно, как у того парня.

– Уже поздно. Ты должен отдохнуть, Гилиад. Пойдем, провожу в твою комнату, если хочешь.

Амрод протянул ему руку – Гили встал, едва оторвавшись от гладкой рысьей шкуры, проговорил едва слышно:

– Благодарю вас, лорды. Я дойду сам.

Амрас плавно поднялся – так изящно, что Гили даже приоткрыл рот, – вид у него наверняка был тот еще, но он не мог не смотреть, вытаращив глаза, как нолдо медленно подходит все ближе.

«Питьо, не будь таким суровым. А то тебя с Майтимо начнут путать».

«Он еще ребенок».

«Нет, и он хочет нас».

«Тебя».

«Не будешь таким мрачным – и на тебя будет так же смотреть. Мальчику суждена короткая жизнь – пусть получит хоть немного радости».

Гили понимал, что они безмолвно говорят о нем в осанвэ. Он наконец-то опустил голову, изучая пятна на шкуре.

– Ты хочешь остаться, Гили? – негромко спросил Амрод.

Он только кивнул и тут же вскинул на них глаза.

– Роа иногда хочет праздника, Руско, – прошептал Амрас, – да так прошептал, что у Гили почти истаявший холодный комок внутри мгновенно превратился в горячий и пульсирующий, от него брали начало медленные потоки, растекающиеся по всему телу...

– И фэа радуется вместе с ним... Мы хотим тебе только добра и света, мальчик.

Им, прожившим столетия, он не мог запальчиво возразить: «Я не мальчик». Потоки добрались до головы, и не только до нее.

– Вы такие красивые...

– Ты тоже красив. Очень-очень, – неожиданно произнес Амрод. – Тельво, карту и фигурки убери.

Даже стоя напротив него на коленях, Амбарто Питьяфинвэ был лишь немного ниже юноши. Медленно, глядя в глаза, нолдо развязал шнуровку его туники, приподнял ее с боков... Гили выскользнул из черного шелка, опускаясь рядом с ним на шкуры. Амрод провел пальцами по краю заалевшей щеки, приподнял подбородок и нежно поцеловал, едва коснувшись губ.

«Мамочки, я сейчас в обморок грохнусь», – подумал Руско, когда к его спине прижалась мускулистая грудь Амраса. Тельво обнял его сзади, руки быстро нашли и развязали шнурок на штанах, проникли внутрь... Он то замирал, то бесстыдно извивался в руках Амраса, Амрод же, закончив обучение поцелуям, тоже сбросил одежду и присоединился к ним.

– Открой глаза, Гили.

– Неужели на нас так страшно смотреть? – хихикнул Амрас.

Они были нереально, необычайно прекрасны. Даже в медовом сиянии свечей было понятно, что кожа близнецов белая и нежная. Сильные, безупречные тела казались отражением друг друга – только у Амраса на груди, чуть выше сердца розовел странный шрам, почти полукруглый.

– Дракон в Браголлах. Он был маленький, но коготки...От кольчуги остались лохмотья, – произнес нолдо. – Питьо его прикончил.

Амрас снова понизил голос так, что Гили чуть не поплыл в потоках кипятка – казалось, все его тело под кожей превратилось в жидкое и горячее, он задыхался и не выдержал – провел по шраму ладонью. Случайно задел твердый темно-красный сосок Тельво, и тот, охнув, мягко, но настойчиво прижал голову юноши к груди. Руско целовал его – робко, неумело, стараясь делать это так, как целовал его в губы Амрод. Он не понял, как и когда впервые взглянул на твердые и восхитительные орудия близнецов, и тут у него еще сильнее заныло внизу и внутри. Гили знал, как это будет, и боялся, и хотел этого, слегка дрожа. Он уже не помнил, как оказался на пушистой шкуре горной кошки, опираясь на локти и колени. А когда поднял голову – увидел ноги и бедра Амрода. И то, что было между ними.

– Поцелуй его, – шепнул старший близнец. Руско сделал больше. О таком говорили в коше Бретильских Драконов, он даже пару раз подглядел... Амрод не особенно удивился – нолдо осторожно двигался у него во рту, это было так волнующе, Гили думал, что почти утратил рассудок, – многое в нем менялось, и очень быстро. Амрас целовал его сзади, уверенно развел его ноги и... «Ох, что это?» Он забыл, как его зовут, забыл все – палец эльфа сделал там что-то, наполнившее ослепительным удовольствием. Когда Гили немного пришел в себя, то словно раздвоился – одна часть умоляюще глядела на Амрода, который медленно проводил головкой по его губам – выдержка у эльфов и в этом деле была много выше людской, другая же призывно двигалась на пальцах Амраса, – но и младший феаноринг вдруг прекратил, и тут... Потом, вспоминая, он не мог сказать – было ему больно или приятно, легко или тяжело тогда. Просто – было. Амрас положил ладони на его бедра и вошел – медленно и плавно, соединяясь с ним, заполняя пустоту не только в теле... Руско поднял глаза на Амрода – старший близнец смотрел с такой любовью – не на него, но юношу тоже обожгло этим взглядом. Амрас начал двигаться – в ритме его сердца, или это оно застучало согласно с феанорингом? Вот теперь было немного больно, но так хорошо, что Гили не выдержал и застонал – коротко, зажимая язык зубами.

– Кричи, не сдерживайся, – шептал Амрод, целуя его шею и плечи, – Питьо устроился на ковре и смотрел на них, не дотрагиваясь до своего готового к бою «копья».

– Ну, держись, – хохотнул Амрас в ответ на стоны и ерзание Гили, – юноша откидывался назад, прогибаясь в пояснице.

Эльф ускорил ритм, потом стал двигаться медленно и плавно, почти выходя, и снова наполняя Руско тенью боли и сиянием радости. Гили понял, что – вот оно и все, сейчас он умрет, потому что лучше быть не может. Он, кажется, кричал, все еще продолжая сжиматься вокруг изливавшегося внутрь Амраса.

Близнецы бережно перевернули осевшего на шкуры юношу.

Амрод едва прикасался кончиками пальцев к его плечам, груди, животу, гладил бедра, не касаясь того, что было между ними. Тело чутко отзывалось, вздрагивая; Руско снова завелся и умоляюще смотрел на эльфа.

Старший близнец стоял над ним на коленях, прекрасный настолько, что Гили едва не забыл, как дышать. В руках у Питьо появился хрустальный флакончик, он вылил пахнущее летним лесом масло на ладонь и стал смазывать себя, и Руско смотрел, не отрываясь – нагло, бесстыдно, чувствуя, что эта ночь – лучшее, что было и будет в его жизни.

– Сможешь поднять ноги повыше? Я подержу.

Амрод держал его надежно, уверенно, но не больно – Руско ощутил крепкие, мускулистые плечи эльфа, его руки на своих бедрах, – твердый и горячий стержень нолдо упирался в него, – юноша никогда не чувствовал так ярко каждое прикосновение, каждый звук, каждую капельку пота, своего и чужого. Он закусил губу, когда эльф проник внутрь, остановился, снова двинулся, короткими, уверенными толчками наполняя, отрывая его от пола, от комнаты, унося в разноцветное, невозможное счастье... Юноша громко стонал, глядя на Амрода, прикрывшего глаза длиннющими медными ресницами. Потные рыжие волосы прилипли ко лбу сына Феанора, темно-алые губы приоткрылись – он не стонал, не кричал, даже звук его дыхания был неслышен, – он был похож на духа осеннего ветра, летящего в потоке золотых, алых и рыжих листьев. Питьяфинвэ заскользил в нем медленно и размеренно, сводя Гили с ума не только этим, – держа его уже только одной рукой, Амрод другой трогал, щупал, гладил, легонько сжимал напряженный орган и ядра, пощипывал кустик рыжих волос... Внезапно он стал двигаться так же быстро, как Амрас, нет, еще быстрее... Гили скоро перестал вообще что-либо соображать, он закрыл глаза, целиком растворяясь в ощущениях, стремясь навстречу эльфу. Тот снова замедлил ритм – прошептав: «Давай, Руско», закусил губу, снова беря его налившееся мужское естество...

«Эру, я опять умираю». Амрод не сразу вышел из него; слегка придерживая ноги обессилевшего юноши у себя под мышками, эльф еще побыл внутри, снова наливаясь силой. Амрас подошел к брату, обнял за плечи, – старший откинулся назад, и Гили ощутил пустоту не только в теле. Он сквозь полузакрытые веки видел их поцелуй – нежный и страстный, благодарный и обещающий... Они были братьями, больше того – близнецами, но не было ничего порочного и извращенного в их слившихся губах. Потому что они были одним целым.

– Тебе хватит, – Амрод успокаивающе гладил раздвинутые бедра Гили. Он осмотрел все еще сжимавшееся отверстие – крови не было, но оно покраснело, юноша дрожал, как под ураганом поздней осени... Эльф поднял его и уложил на кровать, укрыв легким пуховым одеялом.

– Спи, Руско.

Гили все же не смог заснуть сразу, – эльфы не стали накладывать чары, вообще словно забыли о нем, и он с замирающим сердцем смотрел, как они любят друг друга. Он и не заметил, когда медовые блики от свечей сменились бело-голубым сиянием валинорских светильников. Словно под лучами нездешней, невероятной луны братья двигались, как одно целое.

Амрод был внизу, Амрас поднимался и опускался на его бедрах, огненные волосы падали на плечи и грудь, закрывали лицо, он откидывал голову назад, и Гили снова ощутил жар и трепет внутри – от одной улыбки Тельво, чистой, как прозрачный ручеек, мечтательной, как у невинной девушки. Амрод как-то удивительно крутил бедрами – быстро и плавно сразу. И второй близнец, охнув, снова поднимался и опускался...

Утром он проснулся от запахов сладкого нечеловеческого пота и терпкого мужского семени. Гили лежал, уткнувшись носом в грудь Амрода, а сзади Амрас прижимался к нему горячей твердеющей плотью. Юноша чуть не задохнулся от воспоминаний о минувшей ночи.

Не было ни скрипа двери, ни шороха шагов. Сразу почти над ухом раздался голос – звонкий и резкий, он разбудил близнецов, протиравших глаза и с чувством, напоказ зевавших.

– Опять греетесь вместе, i-wenin? Видно, вчера вы сильно замерзли – понадобился третий, неженки... Вас бы в прорубь в Хелеворне окунуть! Погодите-ка...

Гили прекрасно понимал, что исчезнуть ему не удастся. А так хотелось. Он заставил себя открыть глаза и смотрел на совсем не красное и не ужасное лицо Карантира. Мрачный принц был весел и подмигнул ему, срывая со всех троих одеяло.

– Да, мальчики, вы отличились. Развратить ребенка!

– Я не... – начал было Гили, но Карантир снова подмигнул, прерывая его.

– Теперь ты под моей защитой. Пусть эти haccandil’ы только попробуют еще!

Тут рука Амрода легла Руско на грудь, а рука Амраса – вовсе и не на грудь.

– Кто бы говорил, Морьо. Ты еще будешь учить нас нравственности и приличиям, – протянул Амрас, взглядом указывая на оконную нишу, где сидел вчерашний золотоволосый эльф. Волосы синда отливали малиновым в лучах рассветного солнца и снова закрывали лицо – Гили так и не рассмотрел его.

– Он тоже был почти ребенком, когда вы встретились.

– Ну не скажи, Тельво, – вставил Амрод. – Морьо как раз образец высокой морали Первого Дома. У них же семья уже 350 лоар...

– Перестаньте болтать, – бросил Карантир. – Мыться, одеваться – и на охоту. Мельдо нужен барсучий жир.

– Барсуки уже наполовину проспали свой жир, – со знанием дела изрек Амрод.

– Ну, им же он постоянно нужен – не барсукам, я имею в виду, – Амрас ехидно прищурился. – Ваши вопли слышны на весь Химринг, братец, и так воспламеняют роа... Хоть разок бы взглянуть, что вы такое выделываете!

Карантир будто и не обратил внимания на его слова.

– Повторяю в последний раз – мыться, одеваться – и на коней. Руско, к тебе это тоже относится.

– А поесть? – жалобно спросил Амрас.

– По дороге, Тельво.