Я мог быть сочтен

Вторично родившимся. Каждая малость

Жила и, не ставя меня ни во что,

В прощальном значенье своем поднималась.*

«Расположите компоненты простейшего антипростудного зелья в порядке их добавления в котел:
А. мед липовый
Б. желудочный сок взрослого дракона
В. кровь саламандры
Г. растертый красный перец».

Драко в задумчивости вновь посмотрел на стеклянную банку с засушенной жабой в кабинете зельеварения. Он в точности помнил порядок добавления двух компонентов, но что добавляется в последнюю очередь? Мед или кровь саламандры? Саламандра или мед?! Драко тяжело вздохнул. Стоит ему сделать ошибку, превосходный балл по зельеварению ему точно не светит. А родителям это не понравится. Особенно в это время, когда в семье Малфоев регулярно происходят ссоры между Нарциссой и Люциусом. Драко не понимал причины этих семейных скандалов, но по обрывкам услышанных фраз установил, что мама обвиняет отца в распутности и изменах.

Юный Малфой вздохнул и почесал пером себе нос. Так мед или кровь саламандры?

Внезапно тишину в классе прорезал громкий звонок. Малфой судорожно написал цифру «3» перед саламандрой и «4» перед медом и сдал работу. Подождав, пока все выйдут из класса, он подошел к профессору Снейпу и протянул ему зеленый конверт.

– Это приглашение на Рождество от отца.

Снейп задумчиво повертел конверт и усмехнулся:

– Не от матери?

– Мама посылает в серебряных конвертах... Вы придете? Отец вас ждет.

– Хм-м... ждет? Я подумаю.

–Э-э-э... сэр, какой последний компонент антипростудного зелья?..

–Удивлен, что вы не знаете, мистер Малфой. Красный перец.

Драко закусил губу и вышел из класса.

...Ты скрыта в шелках, в полутьме маскарада...

На Рождество в особняке Малфоев ежегодно устраивался роскошный бал-маскарад. Только один вечер в году дом наполнялся каким-то особым – праздничным – малфоевским ароматом. Люциус замечал, что в этот день в доме пахло хвоей, морозом и сладостями в начале вечера; сладкими женскими духами и чем-то горьким, травяным в середине ночи; под утро в доме, казалось, стояла завеса приторного дыма – Люциус почему-то представлял эту завесу розовой и кружевной, – пахло чем-то удушливым и... порочным.

Ровно в девять часов в гостиной прямо перед Люциусом Малфоем трансгрессировал Северус Снейп. Учтивое приветствие.

– Люциус.

– Северус.

Люциус был одет в костюм наездника: шелковая рубашка, темный шейный платок, соблазнительные обтягивающие бриджи, высокие сапоги со шпорами. Красная шапочка. Хлыст за поясом...

– Я давно не видел старинного друга. Видно, тяжело тебе приходится в Хогвартсе, раз ты так редко нас навещаешь.

Снейп же облачился в обычный черный костюм и ограничился по случаю маскарада лишь черной полумаской.

– Ты знаешь, Люциус, дети невыносимы. Лишь Драко и еще пара представителей достойного дома...

Легкий поклон.

– ...облегчают мое существование.

Снейп пахнет хвоей. Люциус хмыкнул. Рождество...

У него были особые планы на этот вечер. Он представлял себе бледную кожу под черной тканью его рубашки и чувствовал невероятное возбуждение... отнюдь не по поводу рождественских подарков.

Впрочем, на Рождество каждый может позволить себе то, чего давно хотел.

– Люциус, прекрасный вечер!..

– Благодарю, Матильда. Северус, выпей со мной еще шампанского.

– С Рождеством, Люц.

– Ах, мистер Малфой! Вам невероятно идет этот костюм!..

– Леди, вы мне льстите... Северус, этот глинтвейн изготовлен по фамильному рецепту Малфоев. Возьми еще бокал.

– Спасибо, Люц.

– Люциус, Драко очарователен! Как он прекрасно танцует...

– О, это заслуга Нарциссы. Думаю, вам надо сказать это ей. Северус, еще глинтвейна...

– Благодарю, Люц, но, думаю, с меня достаточно.

С этими словами Северус Снейп отошел в угол зала и прислонился к стене.

«Дьявол, что Люциус туда подмешал?»

У него действительно кружилась голова, и кружащиеся же пары в ярких нарядах сливались у него в глазах в один бесконечный пестрый хоровод... И тут и там мелькала ярко-красная шапочка Люциуса Малфоя...

Внезапно перед глазами Снейпа возникла чья-то фигурка, закутанная в темный плащ. Мимо стремительно пролетали кружащиеся в вальсе пары, плащ на секунду приподнялся, и Снейп увидел нежно-розовую бальную туфельку, завязанный на тонкой лодыжке розовый атласный бант, ажурный чулок... но рука в темной перчатке поспешно запахнула плащ. Перед носом Северуса блеснул лишь крупный перстень с драгоценным камнем.

Фигура неизвестной приложила палец к ярко-алым губам, нарисованным на маске, и, тихо взяв Снейпа за руку, пошла к выходу из зала.

Снейп, секунду поколебавшись, пошел за ней. Он отлично знал особенности малфоевских балов. Он знал, чем кончаются празднества в поместье... Ему необходимо было развлечься. В школе он не мог почувствовать себя мужчиной, а сейчас праздник, так почему бы и не... в самом деле?!

Нет, этот глинтвейн определенно настраивает на игривый лад.

Снейп инстинктивно, за счет своей натренированной наблюдательности, замечал дорогу. Вот он проходит темными коридорами, портретными галереями, роскошными комнатами, стены которых украшены старинными гобеленами, поднимается по лестнице вслед за незнакомкой и наконец заходит в темную комнату, оглядывается... и чувствует на своих губах нежный поцелуй... и еще один. Желание охватывает... Чувствуя возбуждение обнимающего его человека, он судорожно стискивает руки на незнакомой талии, стаскивает плащ, разрывает нитку жемчуга на чьем-то маскарадном костюме... Странный запах – удушливый, приторный – не дает дышать. Он садится на кровать, не выпуская кого-то из своих объятий...

– Люмос!

Резкий луч света откуда-то со стороны выхода проникает в комнату, и в дверном проходе ясно видна фигура Нарциссы в нелепом костюме маггловской королевы.

Дальше сквозь плотную пелену розоватого дыма доносятся ее крики, чье-то яростное рычание... Снейп вдруг видит перед самым носом странно знакомую длинную платиновую прядь. Внезапная догадка, словно луч Люмоса, пронзает его сознание, но, не успев ее осмыслить, Снейп погружается куда-то вниз, в плотную розовую пену, и уже ничего не помнит...

– Да, мистер Малфой, вы правильно все поняли. Я отпустил бы вас из уважения к вашей семье и вашему факультету, если бы обнаружил вас ночью... к примеру, в главном коридоре. Но у меня в кабинете, мистер Малфой, – это уже слишком.

– Сэр, я...

– Зачем вы сюда пришли?

– Я оставил здесь свой учебник...

– Не лгите! Минус пять баллов Слизерину и столько же я буду отнимать за каждую следующую ложь. Я вас слушаю.

Мерлина за яйца!

– Сэр, я хотел исправить свою ошибку в той контрольной, что лежит на вашем столе. Я не выучил рецепт антипростудного зелья.

Ну это надо было же так попасться! Узнай об этом папа...

Малфой съежился под грозным взглядом Снейпа.

– Что ж, весьма печально. Об этом будут оповещены ваши родители. Я хотел бы видеть их в школе.

– Нет, – промямлил Драко.

– Что?!

Ну конечно. Поднятая бровь.

– Они разводятся.

Бр-р, ну и холод! Надо было надеть свитер...

– Что?.. – Быстрый взгляд на Драко. – Вы замерзли?

Кивок.

– В таком случае можете начинать отработку прямо сейчас.

– Что вы имеете в виду?..

– Готовьте антипростудное зелье. Ингредиенты в шкафу. Надеюсь, теперь вы запомнили последний компонент.

«Какого черта?! Разводятся?»

Через полчаса закоптившийся факел на стене освещал худого и бледного профессора с бокалом бренди и дрожащего мальчика с чашкой антипростудного зелья, сидящих за столом.

– Что с вашими родителями, мист... Драко?

«Дьявол, ну что он от меня ждет?! Сказать ему, как мама визжала из-за того, что отец оказался педиком?»

– Э-э-э, кажется, мама решила, что отец ей изменяет. После рождественского маскарада...

– Мистер Малфой! Какого черта вы решили, что я собираюсь рыться в ваших семейных делах! Вы можете вести подобные разговоры на кухне у Молли Уизли, а не у меня в кабинете! – Снейп уже трижды проклял себя за то, что задал дурацкий вопрос и за то, что услышал. – Я, черт побери, спрашиваю, каковы условия разрыва брачного соглашения!

«Сальноволосый дегенерат! Какого хера надо было задавать такой вопрос?!»

– Оно еще не расторгнуто, профессор. Это произойдет на следующей неделе. Отец хочет вас... – пауза была рассчитана до того точно, что профессор не успел даже вскинуть бровь, – ...навестить.

– Я вижу, вы допили зелье. Надеюсь, что больше не увижу вас ночью в моем кабинете.

Когда я упал пред тобой, охватив

Туман этот, лед этот, эту поверхность,

Как ты хороша!.. Этот вихрь духоты...

О чем ты? Опомнись! Пропало. Отвергнут.

Мартовская слякоть выводила Люциуса Малфоя из себя. Снег то скапливался жесткими комьями под его ногами, то превращался в ледяные голубоватые ручьи, что просачивались под подошвы его роскошных дорогих ботинок, совершенно не предназначенных для ходьбы, но невероятно элегантных.

Порыв ледяного ветра сорвал с его головы шляпу и зашвырнул ему в лицо комок слепленных снежинок, что пахли талой водой с примесью машинного масла и ржавчины. Ощущения Люциуса была странно обострены: он буквально кожей чувствовал все запахи, цвета и фактуры предметов, что его окружали.

Находясь в невероятном возбуждении, он прямо из судебного зала министерства отправился в маггловский Лондон, куда его вело безумное влечение к одному... ему.

Все правильно. Вест-уинг, 17.

Медная кнопка звонка, слегка поцарапанная. Открывающаяся дубовая дверь и бледное лицо. Чернильное пятнышко на подбородке. Вежливый поклон.

– Северус.

– Люциус.

Он кажется удивленным. Мы проходим в дом. Я гляжу на его пятнышко и не могу сдержать улыбки...

– Что?

– Я развелся.

Смешно. Он не замечает пятнышка. От портьеры пахнет... каким-то зельем.

– Ты...

Он сейчас скажет «сошел с ума». Это так банально. Нет, Севви, не говори этого. Промолчи.

– ...ты идиот. Нарцисса разнесет сплетни о причине твоего развода по всему магическому миру.

– И что?

– О. Я не предполагал, что твое положение в обществе тебя не заботит. И положение твоего сына.

Мерлин, какая скука.

Я беру его серую узкую ладонь. Его пальцы напоминают тонкие, узловатые ветви куста, что растет у крыльца поместья.

Удивительно, его рука совершенно расслаблена.

Я касаюсь своими губами его жесткой ладони. Она пахнет сухими, хрупкими на ощупь и пряными на вкус листьями, что вложены между страницами его книг. Не выпуская эту ладонь из своих рук, я поднимаю глаза и встречаю его изумленный взгляд.

Великий Мерлин, его распахнутые глаза сводят меня с ума!

– Мать твою, Люц, это...

Это невозможно больше терпеть.

Воспользовавшись его изумлением, я резко прижимаю к стене его руку, ту, что целовал секунду назад, хватаю его за шиворот элегантной до тошноты рубашки и – этот момент я запомню на всю свою жизнь, – покрываю его лицо поцелуями, которые, наверное, пахнут мокрым снегом с привкусом ржавчины...

Снейп закрыл глаза, чтобы не видеть, как руки Люциуса разрывают его шелковую рубашку, как разлетаются, словно брызги шампанского, серебряные пуговицы. Он чувствует на своих губах, скулах, глазах его горячие губы. Только через несколько секунд Северус очнулся и понял, что с ним происходит. Осознав, что он не в силах пошевельнуться в железных объятиях Малфоя, словно беспомощный кролик в сжимающихся кольцах удава, Снейп резко выдохнул и подался вперед, сбивая Малфоя с ног.

Через секунду Люциус, покачиваясь, как пьяный, прислонился к портьере. Да он и был пьян. Страстью. Его трясло, как и Снейпа, который уставился на него с каким-то неопределенным выражением лица.

Северус не мог больше смотреть на Малфоя, откинувшегося назад и прикрывшего глаза, словно уставшая примадонна.

– Люц, какого...

– Замолчи! – неожиданно рявкнул Малфой, но через мгновение голос его так же неожиданно смягчился: – Слушай, Сев, не думай, что я... Северус, это серьезно. Я развелся с Нарциссой...

– И таким образом решил меня об этом оповестить.

– Черт побери, я развелся с женой из-за того, что меня привлекаешь ты! Мерлинова задница... ты не понимаешь?.. Сев, ты мне дорог! Ты! Слышишь?!

Он-сошел-с-ума.

Я-этого-не-слышал, не-слышал, не-слышал...

– Да, я развлекался с тобой на рождественском балу, но сейчас я серьезно!.. Сев...

Люциус смотрел на отрешенное и совершенно равнодушное лицо Северуса. Он позавидовал его выдержке и только потом понял, что был отвергнут.

Сорвав кисть на пахнущей каким-то зельем портьере и путаясь в полах своего плаща, он выбежал на улицу, навстречу ледяному рою снежинок, которые пахли талой водой с машинным маслом и ржавчиной.

В отчаянье махнув рукой, Люциус быстро зашагал по маггловскому Лондону, и снег то скапливался комьями под его ногами, то превращался в ледяные голубоватые ручьи. Резкий порыв ветра вновь сорвал с него шляпу.

Как только за Люциусом хлопнула дверь, Снейп, с трудом подавив в себе желание упасть на пол и лежать до утра не вставая, медленно пошел в ванную. Он стиснул зубы от ярости: мысль о том, что он оказался, пусть и на мгновение, в полной власти другого человека, будучи крепко зажатым между стеной и его телом, приводила в бешенство. Снейп взглянул в зеркало и стер с подбородка размазанные чернила.

Да, это его бесило. И... возбуждало?.. Снейп раздраженно взмахнул волосами и закрыл занавеску в душе.

«Я не буду сегодня думать об этом». Снейп подставил лицо под ледяные струи. «Завтра моя жизнь войдет в свое обычное русло. Я буду просыпаться, завтракать, читать журнал “Чудеса зельеварения”, потом вернусь в школу, буду снимать с Поттера баллы, отлавливать по ночам в коридорах Уизли, засыпать, снова просыпаться, слышать по утрам, как мерзкое магическое зеркало говорит “Доброе утро...” Да, всё как всегда...»

Чего же я трушу? Ведь я, как грамматику,

Бессонницу знаю. У нас с ней союз.

Зачем же я, словно прихода лунатика,

Явления мыслей привычных боюсь?..

Следующее утро Снейпа не было добрым. Оно даже не было привычным. Профессор попытался сделать вид, что всё как всегда: не спеша встать с постели, выслушать от зеркала «С добрым утром!», не поморщившись, выпить чашку кофе. Игра эта закончилась, когда Снейп взял в руки журнал «Чудеса зельеварения». Открыв его наугад, он уставился на тонкий карандашный рисунок, иллюстрирующий превращение женщины в птицу под действием цирцеевского зелья. Этот рисунок не вызвал бы такой живой профессорский интерес, если бы... он действительно изображал данную метаморфозу. Под изумленным взглядом Снейпа тонкие линии начали двигаться, преображаться... и вот под пышным узорчатым оперением фантастической птицы начали проступать совсем иные, не птичьи черты... тело юной девы стало приобретать странную, не девичью угловатость, и вот под нежной кожей проступают бугорки костей, пухленькие женские пальчики удлиняются, тело становится узким, необычайно тонким. Снейп сделал судорожный вдох, не в силах оторвать взгляда от рисунка. И вот, странная человеческая фигура всё ближе и ближе приближается к птичьей, еще секунда... и два фантастических абриса сливаются в один, приобретающий всё более и более знакомые очертания. Длинные перья неуловимо обратились в блестящую гриву волос, над странным клювом блеснули светлые пронзительные глаза – знакомо, нахально, развратно, вызывающе...

Снейп в ужасе выронил книгу и уставился на свои тонкие брюки.

...И вновь ледяные струи ударили в его лицо. И вновь он в ужасе смотрит в зеркало на свою обнаженную фигуру. Зеркало слегка помутнело от смущения, пробормотав что-то вроде «неудивительно, четыре года никого в постели». Снейп тихо выругался, осознав, что чувство, то, которое мучило его с самого утра, не отступает даже под действием холодного душа.

Медленная пытка продолжалась весь день. За что бы Снейп ни брался: за зелья, за книги, за приготовление обеда, – его не отпускало темное, жаркое, сковывавшее все его мысли и движения желание. Разумеется, Снейп и раньше испытывал желания подобного рода, но никогда еще это не было так долго и мучительно. «Я хочу... его», – думал Снейп, допивая четвертую чашку кофе. «Я хочу его», – снова вставая под холодный душ. «Я хочу его», – перемешивая антипростудное зелье, что некогда доставило столько неприятностей Драко Малфою. «Я хочу его», – и Северус Снейп в отчаянии выходит на улицу.

Я вздрагивал. Я загорался и гас.

Я трясся. Я сделал сейчас предложенье...

– Северус.

– Люциус.

Холодный тон этого высокомерного... мерзавца Малфоя лишает меня уверенности.

– Дорогой... – легкая пауза, – ...друг. Что же привело тебя в мою нескромную обитель?

Ну же. Если не сейчас, то никогда.

– Я хочу, чтобы ты завершил начатое.

Удивленно поднимается серебристая бровь.

– После твоего визита в мою скромную обитель мне это стало нужным.

Слава Мерлину, я вижу, что он снял свою маску. Чертов маскарад.

– Северус, я не стану отрицать, что хочу тебя. Я не стану просить прощения. Я... меня это пугает, но всё же я задам вопрос. Тебе нужен я или просто кто-то?

– Я... это унизительно... но я пробовал... без тебя. Платил людям и...

– Если ты уйдешь утром, то не говори об этом.

– Я просто хочу тебя.

Нервы Люциуса сдают. Сегодня он сделает это, а утром до того, как Северус уйдет, попросит у него яду. Некогда открывать люк под ковром гостиной.

В окно дует морозный ветер, и в комнате ощутим запах мужской страсти, смешанный с запахом металла и пыльных книжных станиц.

Свежий утренний воздух в спальне Люциуса Малфоя пахнет дорогим кофе и потом домовых эльфов. Люциус жадно вдыхает этот воздух и поворачивается на бок, чтобы встретится с внимательным и настороженным взглядом черных глаз. Люциус пытается быть спокойным и счастливым. Люциус пытается казаться самоуверенным – это придает ему уверенности в себе.

– Ну? Уходишь? Спасибо за секс, да?

– Люциус, я...

Сейчас он скажет, что было мило с моей стороны исполнить его желание, а потом до тошноты вежливо и деликатно распрощается со мной. Он уйдет, тихо прикрыв дверь, а я буду кататься по ковру, схватившись за волосы, и реветь оттого, что не могу исполнить свои собственные мечты. Люциус умеет казаться спокойным. Люциус отворачивается, чтобы Снейп не видел его лицо.

– Тебе пора. Прощай.

Люциус забывает, что хотел попросить у него яд. Люциус сам может достать себе отраву.

Люциус смотрит в окно на летающие снежинки, пока Снейп одевается. Люциус слышит стук двери.

От Снейпа в комнате остается только запах сухих трав, что лежат между тонкими страницами его пыльных книг.

Люциус встает и одевает маггловский костюм и зимний плащ. Он не может больше оставаться в доме, пахнущим его присутствием.

Нет, не пойду туда завтра. Отказ

Полнее прощанья. Всё ясно. Мы квиты.

Вокзальная сутолока не про нас.

Что будет со мною, старинные плиты?..

Перед глазами Люциуса всё плыло. Бармен «Дырявого котла», глядя на то, как он пьет, ставит перед ним всю бутылку. «Глупое, людное место», – думает Малфой. Он пришел сюда, потому что почти не знал других магических баров. Если ему надо было выпить, он пил дома. Сейчас же он боялся возвращения домой. Тонкие холеные пальцы вновь нащупали в кармане заветную склянку.

– Еще огневиски, пожалуйста, – Люциус с удивлением замечает, что его голос отказывается ему подчиняться.

– Не стоит. – Малфой с удивлением повернулся к обладателю твердого, трезвого и до боли знакомого голоса. Перед ним в полумраке бара выросла высокая темная фигура.

– Пойдем домой Люц. Ты в жизни так не напивался.

В замутненном магическим алкоголем сознании Малфоя тут же возникла мысль о том, что домой идти не стоит. Дома пахнет кровью, потом, чем-то розовым и удушливым. Дома сквозняк от незакрытой двери. Дома не слышно его уходящих шагов.

–Не надо... идти домой. Северус...

Надо сказать ему здесь. Дома слишком быстро наступает утро.

– Я люблю тебя, а...

Человек, пахнущий пылью и травами, не дает ему договорить. Он закрывает ему рот поцелуем. Люциус не может допустить вчерашнего, и потому отчаянно протестует.

– Я люблю тебя, а ты просто меня хочешь.

– Ты думаешь, я обошел пол-Лондона ночью, чтобы трахнуться с пьяным Малфоем на барной стойке? – Люциус слышит иронию в его голосе и невольно улыбается. – Да, ты прав... я хочу тебя... я хочу тебя видеть рядом, я хочу тебя слышать, я хочу сказать тебе, что совсем недавно понял, что только с тобой я могу пройти свой жизненный путь и встретить свой конец. С тобой рядом. Я люблю тебя, Люциус Малфой, даже когда ты в таком пьяном виде. Это то, что ты хотел от меня услышать? Пойдем домой, отпрыск благородного семейства.

Однако Люциус не поднимается со стула. Он виснет на Снейпе, вцепившись в его рукав. Их поцелуи легки, прозрачны. Они пахнут неведомыми растениями, волшебными странами, предчувствиями счастья.

Малфой прижимается губами к другим губам, открывает глаза и смотрит на то, что оказалось за спиною. Он видит смазливую рожу официантки, удивленное и тупое лицо бармена, обшарпанные стулья, грязную засаленную скатерть, он чувствует запах пота, краски, несвежей еды. На губах его расцветают радужные бутоны и порхают бабочки. Он глядит на небо в пыльном окне и внезапно всё понимает. Узкая белая ладонь бесшумно проскальзывает в карман пальто.

– Пойдем домой, Люц.

– Подожди... Выпей со мной.

На прилавок ложатся блестящие галеоны, и уже через секунду два бокала стукаются, издавая тоненький звон. Малфой видит радость и торжество в глазах напротив.

– За нас.

Секунду спустя два хрустальных бокала падают и разбиваются о затоптанный зеленый пол бара. Вместе с ними на пол падает и небольшая пустая склянка. Вместе с ней на засаленный пол падают два тела. Вместе с этим бар наполняется истошными криками, звоном битой посуды, вспышками ненужных заклинаний.

...И ночь побеждает, фигуры сторонятся,

Я белое утро в лицо узнаю.

Здесь лучше, чем там. Здесь пусто и пахнет лишь чистой пустотой. Вакуум. Он даже не обладает запахом. Но мы вместе. Мы здесь.

Я спокойно иду вперед. Вот он, тот жизненный путь, который мы хотели проделать вместе. Я иду, не оборачиваясь. Я знаю, что он рядом.

– А ты неплохой зельедел, – говорит он.

– О... – говорю я.

Мы улыбаемся.