Посвящается Эрли
ПРОЛОГ
457 г. I Эпохи
Войско отступало на юг от захваченного Минас-Тирита. Снег уже сошел, но земля ранним утром была по-зимнему твердой и гулкой, легкая изморозь сверкала на подсохших следах прискакавшего вчера из Нарготронда отряда химладских роквэнов. Они и помогли остаткам гарнизона достойно отойти к еще не вскрывшемуся Тейглину. Погоня была меньше чем в полулиге, однако она почти не волновала – лед уже подтаивал, но они переправятся, ведя лошадей в поводу, орки – нет, даже не станут пытаться. Хотя поспешить все же стоило – чтобы не допустить больше ни одного убитого. И так уже... Принц все стоял на коленях на мерзлой земле, и никто не решался поторопить его – даже не потому, что лорд был братом Короля. Из-за воина, лежавшего на расшитом золотом синем плаще. Черная стрела вонзилась между бровей, – она не терпела ни забрала, ни даже стрелки на шлеме. Гилраэнь... только сейчас он понял, какая сила скрывалась в этой хрупкой синдэ. Она взяла меч и щит не потому, что испытывала склонность к воинскому ремеслу, – нет, ей просто нужно было всегда быть рядом с ним. Не просто хотелось, это была для нее потребность – как еда и вода, как краткие часы сна и редкие ночи, когда он приходил в ее спальню. После рождения дочери эти визиты почти прекратились, – тогда она надела кольчугу и села на боевого коня. В этом принц не смог отказать жене. Смутное чувство, что она что-то подозревает, заставляло Артаресто опускать бледно-золотые ресницы, скрывая под ними сумеречные тени, туманившие ясное серебро его глаз.
– Ты ничем не поможешь ей, Арти. Вставай.
Никто в Эндорэ не называл его так. Да и в Валиноре – только один, так давно и так недолго... Словно ранили в грудь – боль и тепло растекаются по всему телу, и дрожь оттого, что сейчас боль станет еще острей, и он должен, обязан выдержать. Как сносил ее приступы все эти годы – сжав зубы и сцепив пальцы, глядя сквозь настоящее – в прошлое, перебирая в памяти счастливые дни – как мало их было...
Валар. Над телом погибшей жены, под взглядами воинов Нарогарда и Химлада, он снова смотрел в глаза цвета свинцовых грозовых туч и не мог оторваться. И снова желал, снова думал только о нем, забыв обо всем на свете, – как тогда, в Тирионе.
Куруфинвэ Атаринке обнял Арафинвиона за плечи и поднял с земли.
– Поехали. Они очень близко, слышишь?
Артаресто только кивнул, боясь снова поднять на него глаза и увидеть то же равнодушие – будто стекло, прозрачное, но непроницаемое, непробиваемое, закрыло все вершины и бездны любимой фэа, – а когда-то он без труда читал его чувства и мысли, не прибегая к осанвэ, – в глазах, в улыбке, в едва заметно сдвинутых бровях Курво. Когда-то...
1. ТЕЛПЕРИОН
В часы света Телпериона обширный сад за королевским дворцом становился тихим и таинственным, словно неведомые Сирые земли, которых он не видел, но часто пытался представить. Деревья, цветы, мозаичные дорожки и ручейки – все переливалось множеством оттенков, от жемчужно-белого до темно-серого стального, от ярких потоков серебра до туманных полутонов, напоминавших о вечной облачной дымке над северными пустошами Арамана. В это время здесь бродили эльдар, искавшие уединения. Они старались не мешать друг другу – впрочем, сад был достаточно большим, чтобы ученые, мастера, поэты и влюбленные находили там ответы, вдохновение или утешение. Курво сидел, прислонившись щекой к теплой коре вишневого дерева, и смотрел на колеблемые ветерком тени ветвей, листьев и спелых ягод над головой.
– Тоже чувствуешь? – прошелестело совсем рядом.
– Что? – так же почти беззвучно спросил нолдо, удивленный – как не заметил чужого присутствия?
– Чувствуешь себя рекой. Словно растворяешься в этих тенях, позволяешь себе течь, принимая вместе с ними все новые формы, – и понемногу начинаешь слышать, о чем говорят деревья и травы. И себя понимаешь лучше. Ты не пробовал?
Узкие стволы уходили вверх, и там, высоко над головой, раскидывались в разные стороны, словно заледеневшие, как в студеных северных горах, струи воды; листья и ягоды – замерзшие на лету брызги... С другой стороны древесного водопада сидел светловолосый эльда – Куруфинвэ не видел его лица, но голос показался знакомым. Он слушал, все отчетливее сознавая, что даже звуки речи разносятся по-другому в почти застывшем воздухе, – ветерок исчез где-то в траве, и холодное серебряное великолепие, кажется, вот-вот зазвенит, откликнется на этот голос – тихий, но проникавший в него, заполнявший от ступней до затылка. Почему-то Курво немного разозлился на его обладателя – казалось, он должен обязательно узнать этого эльфа, что-то вертелось в голове, имя или облик, – но ясно было только, что говоривший довольно юн – может быть, даже моложе его самого.
– Нет, я вспоминаю Араман. Почему-то именно здесь, в саду, в часы Серебряного Древа словно немного холоднее, – Курво говорил уже громче и уверенней. – Ты ваниа, наверно?
Эльда чуть повернул голову – пышные кудри по-прежнему заслоняли его лицо. Куруфинвэ чуть не протянул руку к ним, под кожей щек будто зажглись два маленьких горна...
– Ну, не совсем, наверное. Мать моего отца – ваниэ, моя мама – тэлерэ. А я – нолдо, – ответил юноша.
Курво почти понял – отчего голос казался знакомым, но не решился угадывать вслух, – Феанарион встал и через пару мгновений уже сидел на траве рядом с собеседником. Тот улыбнулся и наклонил голову, приложив руку к светло-голубой тунике – слева, чуть ниже ключицы.
– Артаресто Арафинвион.
– Куруфинвэ. Да брось ты эти церемонии, мы же родственники.
– Я знаю, – Артаресто рассмеялся так же тихо, как говорил, – мы уже два дня, как приехали из Альквалондэ, но тебя и Карнистира еще не видели.
– Я ездил с отцом в рудники на север и только что вернулся, а Морьо... Даже не знаю, где его носило, – хмыкнул Атаринке. – А ты вырос с тех пор, как мы виделись в последний раз.
– Надеюсь. – Арафинвион встряхнул длинными, ниже плеч, волнистыми волосами – он явно не работал в кузнице, иначе они были бы острижены коротко, как у Феанаро и самого Куруфинвэ.
– Я тогда только-только научился ходить, когда отец привез в Тирион – показать Королю... Слушай, ты не мог бы мне помочь?
Артаресто достал из кожаной сумочки на поясе маленькую фигурку и, смущенно улыбаясь, протянул ее двоюродному брату.
Борзая из отполированного дерева как раз умещалась на ладони. Длинное, поджарое тело распласталось в прыжке – Феанарион сразу же представил светло-коричневого пса в полете над лугом. Шерсть на хвосте, лапах и брюхе слегка влажная от росы, нос немного сморщен от запахов цветочной пыльцы и полыни...
– Это Варнэ. Отец подарил его мне двенадцать лоар назад и тогда же сказал, что собаки и лошади живут меньше... умирают, когда приходит их срок. Я расплакался, как маленький. А потом Финдарато успокоил – он говорил, Варнэ всегда останется со мной – внутри, в фэа, но я решил еще и вырезать его в дереве. Правда, оно тоже недолговечно. Вот если бы камень... К Феанаро я не решаюсь обратиться с таким пустяком, а ты мог бы научить меня...
– Конечно же! И это совсем не пустяк, – Курво снова подавил желание отвести назад закрывшие лицо Артаресто волосы. – А ты мастер! Янтарь не подойдет – это, в общем-то, просто красивая смола. Лучше сердолик... может, золотистый мрамор или авантюрин, – увлеченно говорил Атаринке, со всех сторон разглядывая фигурку. – Нет, так не пойдет. Ты привез Варнэ сюда?
– Привез. Правда, бабушка Индис не любит, когда охотничьи собаки носятся по комнатам, как у нас в Альквалондэ. Варнэ на псарне, вместе со сворой Тьелкормо. Но я могу показать его тебе прямо сейчас.
Куруфинвэ наконец посмотрел в светло-серые глаза, серебристые в эти часы холодноватого и таинственного сияния Телпериона. Артаресто видел его в первый раз; Курво прежде не приходилось открывать свою душу кому-то кроме отца, матери и братьев, да и не хотелось. Феанарион отчего-то испугался – и очень сильно. Как не боялся воды, хлынувшей из внезапно расколовшегося низкого свода шахты, или огромного тигра с длинными загнутыми клыками – лошадь, услышав его хриплый рык, споткнулась на обледенелой каменной осыпи и захромала, он не мог ее оставить. Турко тогда успел вовремя, но воспоминанием о пережитом страхе делиться не хотелось ни с кем.
Родич понял, но все же протянул руку.
– Я только покажу тебе Варнэ, и все. Может быть– потом, если захочешь... ты мне нравишься.
Внутри стало невероятно тепло и легко – словно он был капелькой росы на высоком травяном стебле, ветер раскачивал его – и в каждый миг он мог сорваться и полететь, переливаясь в лучах Серебряного Древа, сияя, как маленькая звездочка в черных небесах за пределами Благословенного Края. Курво взял узкую белую руку в свои ладони – смуглые, немного загрубевшие от работы в кузнице, несмотря на мамины мази.
«Ты мне тоже нравишься, Арти».
2. ЛАУРЕЛИН
В ясную безветренную погоду сияние Золотого Древа было особенно ярким, и все в дворцовом парке – деревья и кусты, цветы, мраморные фонтаны и разноцветные дорожки – казалось нарисованным или искусно вышитым на гобелене сверкающими нитями. Застыли не только олвар – даже запахи не летели от одного цветка к другому, даже звуки... Смолкли птицы, нигде не слышно было даже отзвуков шагов – лишь настолько знакомая, что почти уже и не разбивала тишину, мелодия Большого фонтана заглушала негромкий разговор четверых нэри и одной нис, мало походивших на нолдор цветом глаз и волос. Правда, их лица, даже у двоих младших, были словно в камне вырезаны, ничем не напоминая мягкие черты тэлери, обычно чуть «размытые» по сравнению с четкостью нолдорских. Младшие – еще подростки, почти ровесники, – разница между ними была всего лоар в пять, – были похожими друг на друга и в то же время разными Один – крепкий, широкоплечий, с копной кудрей пшеничного цвета, молчал и внимательно слушал остальных, второй – похожий на тонкую свечу, с совершенно прямыми пламенно-золотыми волосами. Он не мог ни сидеть, ни стоять спокойно – прыгая на одной ноге, балансировал на мокром мраморе, едва не упав в воду. Самый старший, уже совсем взрослый эльда, успел подхватить его, шутливо выговаривая...
Белые статуи фонтана изображали семерых майар Ульмо, плывущих среди каменных завитков волн. Каждый из них держал в руках спирально закрученные узкие раковины, из которых лились разные по толщине струи воды, звучавшие нежной, но ставшей уже привычной музыкой. Девушка стояла, задумчиво поглаживая гребень одной из «волн», и тоже что-то говорила, урезонивая младшего. Очень высокая – обычно это не бросалось в глаза, но сейчас, рядом с братьями, было отчетливо заметно. Пятый эльда неподвижно сидел на бортике, подставив ладонь под одну из четырнадцати струй, мерцавшую радужными бликами в свете Золотого Древа, – и, словно он находился в парке один, еле заметно улыбался каким-то своим мыслям.
– Они и часа без воды прожить не могут, рыбешки недосоленные. Смотри, опять брызгаются в Большом фонтане, – хохотнул Морьо.
Курво чуть не чихнул – белые лилии зачем-то насадили рядом с густыми кустами магнолий, в которых они прятались, и так уже одуряюще пахнувшими, а тут еще и эти цветочки... Оранжевая пыльца лезла в нос, так же, как в уши – смешки и шуточки старшего брата. Он подозревал, что Карнистир затевает очередную проделку – Морьо словно считал своеобразным долгом постоянно устраивать мелкие и не очень каверзы всем пятерым Арафинвионам, гостившим сейчас в Тирионе. Особенно доставалось Финдарато – то запустит огромных рогатых жуков ему в волосы, то от души плеснет из окна известковым раствором все в те же золотые кудри Инголдо, отчего-то раздражавшие Карнистира. Младшие Морьо пока не особенно интересовали, Нэрвен была девчонкой (хотя слишком задирала нос, не мешало бы и ее проучить), а Артаресто...
– Что Артаресто? – неожиданно прервал ехидные речи Карнистира Атаринке.
Старший (ненамного) брат как-то непривычно внимательно взглянул на Куруфинвэ, смахнул назад упавшие на лицо темно-каштановые пряди и четко, раздельно сказал:
– Он какой-то странный, не поймешь – то ли слишком скрытный, то ли не особенно умный. К тому же очень красив, и весьма хорошо это понимает.
Курво опустил голову. В последнее время говорить с Карнистиром стало не то чтобы трудно – нет, даже интереснее, чем прежде, но совсем по-иному. Он часто пропадал на срок от одного слияния света до другого. Мама и отец не знали – куда, только лукаво улыбались, надеясь, что narinya стал пусть ненамного, но все же тише и спокойнее по причине какой-нибудь золотоволосой ваниэ – его взмыленный вороной скакун обычно вылетал с дороги на Валмар. Отчего-то Атаринке в это не верил, считая отлучки брата другим – учебой у кого-то из майар или даже Валар. Но зачем Морьо скрывать такое?
– Может быть, я и не прав...
У Куруфинвэ едва не вырвалось удивленное фырканье.
Ты – и не прав? Такого быть не может! Морьо, тебе жарко, наверное?
Брат смотрел на него чуть снисходительно и все с той же странной заинтересованностью.
– Курво, я уже не ребенок, в отличие от тебя. Ты даже себе не представляешь... ладно, – оборвал он себя. – Так вот, насчет Артаресто. Он очень даже непрост, ох, как я раньше не разглядел! Такое не с первого взгляда увидишь, но если всмотреться – Финдарато и Нэрвен рядом с ним покажутся такими... Ну, как утопающие по самую вершину в однообразных белых цветах холмы в часы Лаурелина, а он – полная неизвестности пещера с растущими из пола и из потолка причудливыми колоннами, но их не увидеть без факела...
Атаринке был уже уверен, что брат учится у кого-то из Айнур, но сейчас не хотел этого выяснять. Он безмолвно исподлобья смотрел на Карнистира – и желая, чтобы тот замолчал, и с замиранием сердца слушая, боясь пропустить хоть звук. А брат словно перехватывал его мысли и чувства – в последнее время Морьо часто понимал несказанное, не прибегая к осанвэ. Даже поймал удержанный, не брошенный Курво взгляд в сторону фонтана. Полуприкрытые веки Искусного жгло изнутри этим взглядом, который метался под ними, не решаясь вырваться.
– Не знал, что и тебе нравятся нэри, – медленно, протяжно произнес Карнистир, стукнув брата в плечо костяшками пальцев – несильно, но от неожиданности Атаринке чуть не упал прямо в лилии и наконец-то чихнул. Арафинвионы не услышали – Ангарато и Айканаро болтали с какими-то тирионскими подростками, тоже запрыгнувшими на широкий бортик фонтана, Финдарато и Артанис удалялись по мощеной голубым мрамором дорожке совсем в другую сторону – к королевскому дворцу... А Артаресто все так же мечтательно улыбался, подставив ладонь под тонкую струйку, вытекавшую из причудливо закрученной раковины.
Вдруг все это немного отдалилось от Куруфинвэ – даже желание подраться с братом на виду у всего Тириона. Он тоже умел ловить главное – пусть пока только в сказанном.
– И мне... Морьо, ты о чем? – вымолвил он внезапно пересохшими губами.
– О том, о чем ты подумал. К кому я, по-твоему, уезжаю? – Карнистир шептал ему прямо в ухо, словно боясь, что их услышат лилии и бежавший от фонтана узкий ручеек. – Это не только мой секрет, но... ох, Курво, как же это... ни словами, ни в осанвэ не скажешь. Ну, ты, наверное, видел во сне...
Искусный медленно краснел, все ниже опуская голову.
– Ты его видел? – требовательно спросил Морьо.
– Его, – коротко ответил Атаринке и резко встал, тут же застыв, – Артаресто неожиданно обернулся, приветливо кивнул и почти сразу же, что-то сказав младшим, ушел вслед за братом и сестрой. Куруфинвэ выдохнул и сжал кулаки, затылком и лопатками чувствуя насмешливый взгляд Морьо. Но голос брата за его спиной был совершенно серьезным.
– Три дня назад ты опрокинул ковш с расплавленным серебром себе на ноги. Ауле снял боль, Валиэ Эстэ тут же вылечила... Так больше не может продолжаться, брат. Да, я все знаю, и не спрашивай, откуда. Пойдем куда-нибудь – к тебе или ко мне, поговорим.
Теперь уже Морьо был немного смущен – это так удивило Куруфинвэ, что он только пожал плечами, направляясь за братом домой.
3. ЧАС СЛИЯНИЯ СВЕТА
Левая башенка была его любимым местом в королевской библиотеке. Разноцветные полосы окрашивали стол, книги, собственные руки, понемногу меняя оттенки, когда сила Лаурелина слабела, смешиваясь с сиянием разгорающегося Телпериона. Уже не первый день читать совершенно не хотелось. Юноша посмотрел на окно – голубые, фиолетовые, винно-красные, травянисто-зеленые, золотистые прямоугольники и квадраты строгого геометрического витража словно сами источали неяркий свет, подобно рукотворным камням Феанаро. Он попытался успокоиться – расслабиться, разжать сплетенные в замок пальцы, откинуть напряженную шею на удобный высокий подголовник кресла. Не выходило – тело чуть не сводило судорогой, как после купания в холодной горной речке к северу от Тириона. Никогда еще одиночество не было таким тягостным; наоборот – оно всегда нравилось ему, иногда Артаресто с трудом терпеливо дожидался, когда все разойдутся после обеда или семейного пикника. Отец и мать всегда уходили вдвоем – когда младшие подросли, до того Арафинвэ и Эарвен уносили их на руках. Мама обычно несла непоседу Айканаро – он уже со второго лоа начал вырываться, крича: «Я большой!» Ангарато же молча терпел, и в этом был похож на него самого, но «похож» – не значит «близок». Артаресто очень рано понял, что ему лучше всего одному – еще очень маленьким. Финдарато и Артанис обычно с полувзгляда понимали друг друга, как и младшие – и тех, и других всегда хотелось оставить вдвоем, хотя они любили его, конечно же, любили. Как и родители, как и вся большая семья деда Ольвэ. И он любил их, но одиночество было – словно ласковая прохладная вода, обнимавшая разгоряченное солнцем тело. До недавнего времени. В Тирионе он встретил еще больше родни – почти незнакомых, но тоже совершенно замечательных нэри и нисси. Бабушка Индис сразу же посадила ему на колени Аракано: «Познакомься с самым маленьким кузеном». У мальчика были глаза цвета янтаря на солнце, он уже откуда-то знал, что Артаресто недавно построил лодку с парусом, – стал требовать и себе маленький кораблик. Потом и все остальные посыпались на него, как рыба из невода, ослепительно сверкая, – каждый по-своему, и он больше, чем когда-либо, радовался, когда наконец остался один в саду. И, как ни странно, – не огорчился, увидев медленно бредущего к вишням темноволосого эльда. От него пахло железом, огнем, горячей кожей кузнечных мехов и почему-то аиром. Наверное, бальзамом, с которым моют голову. Но тогда Артаресто не думал об этом – просто вдыхал, впитывал свежий, чуть горьковатый запах, глядел, не отрываясь, на черную челку, густые, почти сросшиеся у переносья брови и глаза – зеркала, в которых отразился не только собственный зримый облик – что-то более глубокое. Часть его фэа, что так и осталась в глубине их темно-серой радужки, когда они простились у входа в королевский дворец, – Курво жил на окраине города, в доме Феанаро. С каждым днем он отдавал Куруфинвэ все больше и все больше получал взамен.
– Aiya!
Голос гулко отразился от стен, окон и полок с книгами. Артаресто сбежал со встроенной башенки по узкой витой лестнице и вцепился в край перил. Язык не слушался, в горле пересохло – но он все же вытолкнул из себя:
– Высоко, Курво, ты можешь упасть!
Атаринке балансировал на узком ограждении галереи, обрамлявшей три стены библиотеки, – четвертая была почти целиком занята окнами и двумя узкими стремительными башнями, выступавшими во внутренний дворик дворца разноцветными стеклянными шестигранниками. Синие и золотые квадраты превратили его лицо в маску – такие надевали ваниар в Праздник Урожая, вырезая их из шелка или цветной блестящей бумаги. Но эта маска была живой и – жутко, устрашающе прекрасной. Курво улыбался, а у Артаресто кружилась голова, словно это он стоял на навощенных перилах темного дерева, осторожно передвигаясь к центру балюстрады. Медленно, а потом все быстрее закружилась библиотека, цветные отблески сливались в смерч – он видел похожий в открытом море с огромного корабля Ольвэ, – только вместо столба воды спиралью взвихрился воздух и все, что было вокруг, – светящиеся пылинки, полки, книги, столы и стулья, и Куруфинвэ...
Он падал, хотя и продолжал держаться за край перил, теряя сознание от жаркого, огненного ужаса – Арафинвион вдруг понял, почему так испугался за двоюродного брата.
– Арти, нет!
Курво прыгнул – было не так уж и страшно, в северных горах срывался с утесов повыше, – пол словно ударил по пяткам, но он удержался, ухватившись за край одного из круглых столиков, стоявших по всей библиотеке. Артаресто быстро пришел в себя – как только почувствовал руки на своих плечах, отрывающие от ступеней лесенки. Он полулежал на коленях Курво и не хотел вставать, не хотел говорить... У Атаринке на висках и в середине лба выступили мелкие росинки пота, глаза блестят и за густыми черными ресницами, полуоткрытые губы шепчут его имя, все приближаясь... Слова действительно были не нужны – потоки осанвэ, как два ручья, встретились, завертевшись в бешеном пенном круговороте, единым стремительным водопадом рухнули в темные воды – и словно в горном ущелье над тихим озером, эхом отдавалось внутри: «да», «люблю», «только ты»... пальцы запутывались в шнуровке рубашек, переплетались – белые и смуглые, но одинаково несмелые, – пока Куруфинвэ не взял ладони Артаресто в свои. Поцеловал их, одну за другой, развел, прижал к своим пылающим щекам... «Никто не должен знать, мельдо. Ты еще не бывал в Багряной долине?»
* * *
Чем выше он поднимался, тем меньше видел звериных троп, тем холоднее был ветер, тем темнее становилось в часы слияния света. Вскоре пышные заросли изумрудных папоротников стали понемногу буреть и съеживаться; могучие ели и лиственницы сменились карликовыми соснами, причудливо изогнутыми под порывами ветра, носившегося, казалось, во всех направлениях по каменистой пустоши. Лес незаметно кончился – впереди был только камень. Огромные, средние, мелкие серые валуны с исчерна-красными прожилками волнами поднимались к низким горам – за ними спряталась Багряная долина, о которой говорил Тьелкормо, предположивший, что именно туда могли отправиться Куруфинвэ и Артаресто. Камни качались; между некоторыми вполне могли уместиться обе ноги путешественника.
Пустоши к югу от Арамана, холодные и неприветливые, заворожили эльфа, когда он смотрел уже сверху назад, на каменные волны, лижущие подножие Ограды, – так Охотник называл кольцо невысоких гор, окружавших долину. Трава в ней действительно была багряной. И еще – алой, золотистой, бледно-зеленой с отливом в серебро – как полынь, даже темно-лиловой... У небольшого, похожего на огромную каплю озера, скорее всего, и была палатка, – скрытая травами, взметнувшимися почти в рост взрослого эльда. Финдарато пошел по тропинке, ведущей к озеру, но почти сразу же остановился – всего на пару ударов сердца. Его брат был здесь – сквозь стрекот кузнечиков и кряканье уток в тростнике он слышал голос Артаресто. Вернее, стон. Финдарато бежал, и все тревоги за мечтательного и неразговорчивого брата, словно огромные волны, одна за другой захлестывали его разум. Он мог пострадать на охоте, упасть со скалы, его могла укусить какая-нибудь ядовитая дрянь из озера... Эти места находились довольно близко от границ Благословенного Края – кто знает, не было ли здесь тварей Пустоты? Может, Куруфинвэ отправился на охоту и оставил Артаресто одного...
Возле палатки из переливчатого серого материала было спокойно. Слишком спокойно. Арафинвиону неожиданно захотелось уйти – но, мысленно погрозив себе самому, он приоткрыл задернутый полог. Одного взгляда хватило – Финдарато сел здесь же, слева от входа, уставившись в землю и сжимая в кулаке один из аккуратно оструганных колышков, на которых была растянута палатка. Вышел только Артаресто, не просто одетый – его серая куртка была застегнута до горла, волосы собраны на затылке, длинные, до середины бедер, сапоги аккуратно зашнурованы.
Братья стояли над озером, глядя на свои отражения в воде.
– Я немедленно забираю тебя в Альквалондэ.
– Мы поедем отсюда все вместе, – твердо, хотя и очень тихо, отозвался Артаресто. – Кому мы причинили зло, брат?
Финдарато холодно и раздельно произнес:
– Это путь во Тьму, искажение Замысла. Скверна Мелькора ищет, как проложить путь в ваших фэар. Я даже представить себе не мог такого. Эру не зря замыслил нэри и нисси разными – от соединения их тел должны рождаться дети...
Младший брат неожиданно засмеялся – коротко и невесело.
– Тела соединяются вслед за душами – не потому что должны, а потому что хотят... хотят радости, хотят слиться с тем, кого любят. А соединяясь, души и тела видят все вокруг другим, исполненным новой красоты и нового смысла, – так свет Дерев, сливаясь, дарует нам самые прекрасные часы, когда все настолько совершенно, что хочется петь и плакать сразу. Ты – размышляешь и выводишь умозаключения, я – знаю и чувствую, Инголдо. Нам трудно понять друг друга.
Артаресто оглянулся на палатку – за многоцветьем трав не было видно дыма, но он знал, что Курво развел костер.
– И что ты теперь сделаешь? Расскажешь отцу?
– Если потребуется – и Королю Финвэ, и сделаю это для вашей же пользы, – вымолвил Финдарато. – позже, когда станешь взрослее, ты поблагодаришь меня.
