Он проснулся перед рассветом. Наверное, от холода. В пустыне так холодно ночью, а перед рассветом становится еще холоднее. Не спасают даже одеяла. Даже стены палатки. А он никогда не спал в палатках. Не любил стен. Даже таких тонких и непрочных, как шкура или брезент.

А может быть, он проснулся от боли. Вчера, когда они охотились за водителями, на старом шоссе им попался настоящий гонщик. Согнал на обочину всю его команду. А один из этих тупиц, летя в кювет, ухитрился пальнуть из самострела. Попасть в того аса у него не было никаких шансов, но вот в том, что он попал в своего командира, была какая-то ирония судьбы.

Попал ему в плечо. Он, на своем мотоцикле, все-таки догнал того парня, но без подмоги делать там было нечего. Он был зол тогда. Ох как зол. Вырвал стрелу из плеча прямо у гонщика на глазах. Но тому было все равно. Глаза у гонщика были мертвые. Почти как у него самого.

Он так и не перевязал плечо, и теперь руку драла тупая боль. Боль и холод. Днем будет боль и жар. В этом вся жизнь. А была ли она когда-нибудь иной?

Он не помнил.

Он начал осторожно выпутываться из одеял. Теплый комочек у него под боком дернулся и застыл.

– Вез? – сонный, неуверенный голос.

– Спи, – прошептал он.

Показалось ему, или из-под одеяла и в самом деле донесся чуть слышный вздох облегчения?

Этой ночью он опять сделал ему больно. Всегда делал. Не умел по-другому. Не умел сдерживаться, не умел двигаться вполсилы, не умел вовремя остановиться. «Мне хорошо, Вез... Мне правда было хорошо... спасибо... я вот только отдохну немного...» Он знал, что это правда. Было хорошо. Только больно тоже было. Всегда. Это он тоже знал. И всегда чувствовал вину. И никогда об этом не говорил.

Он вообще мало разговаривал.

Он поправил одеяло – такой непривычный для него заботливый жест. Одеяло было теплое. Меховое. Пару месяцев назад они зажали на магистрали забавную парочку – женщина все еще таскала с собой подаренное мужем норковое манто. И она, и щедрый на подарки муж, должно быть, давно превратились в занесенные песком кучки костей, а вот мех все еще держался. Грел.

Из-под меха доносилось ровное дыхание. Он отогнул одеяло. Глянул. Спит. Снова спит. Вот и хорошо.

Он сидел на холодном песке по-турецки и смотрел на спящего у его ног человека. Неверного сумеречного света хватало, чтобы разглядеть каждую мелочь. Разметавшиеся во сне платиновые пряди. Тени на щеках от густых пушистых ресниц. Тревожно поджатые губы. Такой молодой, почти мальчик.

На востоке небо алело. Всходило солнце – скоро оно поднимется к зениту и станет ослепительно белым. Песок начинал нагреваться. А он все сидел и смотрел.

Смотрел на человека, которого, кажется, любил.

* * *

Вез не знал, как его зовут. Парень так и не представился, а сам он так и не спросил. Остальные подшучивали над ними, когда думали, что Вез не слышит. Но он слышал, и знал, что в банде его любовника называют Блондинкой. «Везова Блондинка». Сам предмет насмешек никак на это не реагировал – и не отзывался, и не обижался. А Везу это даже немного нравилось. Так что он не трогал шутников. Пока.

Гумунгус, их главарь, – может сколько угодно называть себя Повелителем Пустынь, главарь он и есть главарь; и не так уж намного он сильнее Веза, – Гумунгус, который в прошлой жизни явно чересчур много читал, звал Блондинку «Золотым Мальчиком».

Для Веза это было слишком длинно. Сам он, когда ему требовалось подозвать или окликнуть «его блондинку», звал его «малёк». Тот отзывался. Всегда.

Иногда его это смешило. Иногда настораживало. Иногда ему было грустно. Надо же, уже два года вместе, а он так и не узнал его имени.

Два года назад... два года – это так чертовски много времени. Тогда, два года назад, Вез еще помнил Войну. Теперь он просто помнил, что она была. Два года – больше семиста дней. А за день столько всего может произойти. Нет, Вез почти не помнил того, что было два года назад.

Даже странно, что тот день он так и не забыл.

Они гнались по скоростной полосе за трейлером. Вели его от развалин шахтерского городка. Такие трейлеры жрут уйму бензина, и водители всегда таскают с собой запас в канистрах. Недолгий, но богатый опыт уже успел их этому научить.

И на перекрестке, где они его все-таки загнали, они столкнулись с другой бандой. Сопляки, все до единого. У них не было ни одной машины. Только мотоциклы – многие из них не в лучшем состоянии. Черт, да у них на половине мотоциклов бабы сидели. Не банда, смех.

Но отчаяния им хватило. Они попытались-таки отбить трейлер у Везовой команды. Себе на погибель.

Таких банд – не банд, бандочек, – было полно и до Войны. Носились на угнанных «харлеях» и воображали себя крутыми парнями. Тогда, раньше, может, они и могли показаться кому-то крутыми.

Сейчас Везу и его ребятам потребовалось меньше пяти минут, чтобы с ними разобраться.

Потом было веселье. Пока половина чистила трейлер – бензин, запчасти, жратва, одежда, – остальные порастащили по кустам тех горе-байкеров, что остались живы и более-менее невредимы. Девки, парни – теперь им было все равно. Мир стал непростым местом. Все хватали то, до чего могли дотянуться. «Чистильщики» ворчали, но особо не волновались – знали, что придет и их очередь.

Вез постоял немного у трейлера, следя за «разгрузкой». Потом отошел. Он присмотрел себе девку среди тех неудачников. Грудастая такая рыжулька. Ее уже подгреб под себя Жаб, но Веза это не беспокоило. На Жаба хватит одного пинка. Да он и не осмелится перечить.

И тут из трейлера раздались крики.

Вез молнией метнулся назад. Взлетел с подножки в кабину, перемахнул через выломанное сиденье в салон.

Трое из его команды, Лис, Череп и Клык, застыли посередине салона, уставившись куда-то в угол. У Лиса была рассечена бровь, и кровь тонкой струйкой стекала ему на щеку.

– Что? – раздраженно спросил Вез.

– Осторожно, Вез, – прошипел Клык, не сводя глаз с темного угла. – У него «пушка»!

Вез приблизился к ним. И увидел, на что они смотрят.

В углу зажался паренек. Один из той соплячьей банды. Наверное, запрыгнул через окно – стекол в них не было, только тяжелые занавески. Видно, пытался спрятаться. Тоненький, светловолосый. Широко открытые глаза, поблескивающие в полутьме, в упор смотрели на «чистильщиков». А в вытянутых вперед руках он сжимал револьвер.

Немецкий «зиг-зауэр». Чертовски громкая штука.

– У него «пушка»! – повторил Клык.

Вез молчал. Пару лет назад, когда еще шла Война, он получил контузию. После этого у него начались проблемы с долговременной памятью, а еще у него обострилось ночное зрение, и он видел в душном полумраке то, чего не видели его люди. «Зиг-зауэр» не был даже снят с предохранителя. Парнишка явно не умел пользоваться огнестрелом.

Или же просто забыл.

Был тут и еще один момент.

– «Пушка» его?

– Нет, – тихо ответил Череп. – Он был пустой. А когда Лис полез его вытаскивать, он это дерьмо нашарил где-то на полу. Долбанул его рукояткой по морде.

Вез успокоился окончательно. Если бы «пушка» была заряжена, хозяин трейлера хранил бы ее под рукой. А если она валялась так далеко, да еще и на полу... Патроны сейчас стали не меньшей редкостью, чем бензин. Потому Вез и предпочитал самострелы.

Он шагнул вперед, оттолкнув Лиса в сторону. Нагнулся, схватил мальчишку за руку и резким рывком поднял на ноги. Тот не успел даже попытаться нажать на курок – револьвер вылетел из его пальцев, упал на кучу тряпья под окном. Паренек коротко вскрикнул. Только один раз. Потом стиснул зубы и замолчал.

Вез вытащил его на свет. И замер, уставившись на него.

Что парень был ничего, он разглядел еще в темноте. Но только сейчас увидел, что он был по-настоящему красив. Неправдоподобно красив.

Платиновый блондин – волосы падали ему на плечи пушистой волной и сияли золотом, когда на них попадал солнечный луч. Безупречный овал лица. Тонкий прямой нос. По-девичьи пухлые, но четко очерченные губы.

И глаза. Огромные глаза. Карие. Почему-то это было так неожиданно, что Вез аж вздрогнул.

Плевать на ту рыжую дуру. Пусть Жаб и дальше с ней развлекается. Вез потянул свою добычу к выходу.

– Эй! – Лис толкнул его в плечо. – Он мой! Это я его нашел!

Вез не ответил. Просто протянул руку с самострелом – и Лис заткнулся навеки, пришпиленный стрелой к стене трейлера за глотку.

– Еще? – Вез недобро глянул на оставшихся «чистильщиков». Они отводили глаза. Вез спрыгнул из трейлера на асфальт и, дернув мальчишку за руку, заставил его сделать то же.

Он окинул взглядом перекресток. Дел тут еще на час, не меньше. Пока попробуют всех понравившихся малолеток... пока обдерут трейлер так, что от него останется лишь скелет... Время у него еще было. А раскладывать парня при всех почему-то не хотелось.

Он повел его к мотоциклу. Его пленник не упирался, не пытался вырваться. Понимал, наверное, что на своих двух он от мотоцикла далеко не убежит.

– Садись.

Парень беспрекословно устроился на мотоцикле позади Веза.

– Держись.

Руки с длинными пальцами осторожно, но крепко обхватили его за талию.

Вез завел мотоцикл, развернул его и погнал обратно по шоссе. До тех шахтерских развалин не больше десяти минут хорошей езды.

Городишко назывался Дуглас. «Рудник Дуглас» – так было написано на табличке, валявшейся у дороги. Продырявленный пулями дорожный знак. Городок разорили еще в те времена, когда люди считали, что могут позволить себе так бездумно тратить боеприпасы. Теперь это был еще один город-призрак – их было много в нынешней Америке. Выбитые окна, полуразрушенные стены. Эти дома больше не могли служить убежищем ни от врагов, ни от дождей. Но в Дугласе прятаться от врагов было некому. И дожди не шли уже давно – очень давно. А тень эти развалины все еще давали.

Вез остановил мотоцикл у одного из сохранивших крышу домов.

– Слезай.

Мальчишка слез и встал в двух шагах от мотоцикла, глядя себе под ноги. Было жарко – жарко как в аду, – но его била дрожь. Вез пожал плечами, вырубая зажигание.

Они зашли внутрь. Затхлая прохлада пахла мхом и толченым кирпичом, но после палящего полуденного солнца она была желанной. Пылинки танцевали в потоке падающего из окна света. Паутина висела по углам рваным кружевом. Стены были исписаны, но надписи быстро стирались. Их уже почти не было видно.

Вез толкнул пленника к стене. Тот прижался к ней спиной. Не двигался. Едва дышал. Боялся. И неудивительно. Сколько ему лет – шестнадцать, семнадцать? Вез, должно быть, казался ему чудищем из старого фильма ужасов. Высокий, здоровенный, в два раза шире его в плечах. Красный «ирокез». Зачерненные углем глазные впадины. Прикрученный к предплечью самострел. Вез знал, что это пугает. На то и было рассчитано.

Он оперся рукой о стену – ладонь рядом с белоснежноволосой головой. Парень вздрогнул. Вжался спиной в кирпичную кладку. Вез положил другую руку ему на грудь, распахнув коротенькую кожаную жилетку. Сердце у него колотится, как у кролика. Ладонь медленно поползла вниз. Такое обманчиво хрупкое тело – на самом деле под загорелой кожей пролегли стальные канаты мышц. Сейчас они все были словно камень. Парень был напряжен, как туго натянутая струна.

Вез провел ладонью по его животу, чувствуя тепло тела сквозь полуперчатку, гладкую кожу под кончиками пальцев. Парень со свистом втянул в себя воздух. Интересно, лениво подумал Вез, кем этот малыш был до Войны? Серфером? Фотомоделью? Певцом в рок-группе? На плече у него была татуировка, но Везу не хотелось сейчас ее разбирать.

Его рука спустилась на обтянутое черной кожей бедро. Погладила его. Перебралась на ягодицы – скрип кожи по коже. Парень побледнел и закусил губу. А, какого черта. У Веза не так много времени. Он рванул «молнию» его кожаных брюк.

Мальчишка расплакался.

Вез даже не знал, почему он вообще обратил на это внимание. Они все плакали. Потом кричали. Потом умирали. Чем этот отличается от остальных?

Но, видимо, чем-то он все-таки отличался, потому что Везу вдруг стало не по себе. Он прекратил возиться с его штанами. Неуверенно глянул на него. Парень кусал губы, из его глаз катились слезы, оставляя на щеках мокрые дорожки, а он даже не пытался их утереть. Смотрел на Веза. Страха в его глазах стало еще больше.

Когда он заговорил, Вез чуть не подпрыгнул. Он этого не ждал.

– Не... не злись... пожалуйста, – отчаянный шепот, прерываемый всхлипами. – Я не хотел... я сейчас... сейчас, – он наконец стал утирать глаза тыльной стороной ладони. – Сейчас. Извини...

Извини?!

Вез притянул его к себе. Обнял. Просто обнял, как ребенка. Как друга. Он не знал, почему он это делает. Но стало легче.

Парень прижался к нему. С ума сойти. Вез неловко погладил его по волосам.

– Ты не думай, – пробормотал парень куда-то ему в плечо. – Я все понимаю... это правила игры... не злись... я просто...

– Тихо, – сказал Вез. – Тихо.

Он продолжал гладить его по голове, плечам, спине. Неумелая ласка – на большее он был неспособен. Не привык. Но парень, кажется, успокаивался. Дрожь улеглась, всхлипы вскоре тоже прекратились. Только дышал он по-прежнему тяжело. Хрипло.

Вез чуть отодвинул его от себя. Посмотрел в заплаканные карие глаза. Дотронулся до мягкой, как пух, платиновой челки. Провел кончиками пальцев по извилистому мокрому следу на его щеке. Парень вздохнул. Но снова реветь вроде не собирался. Вез погладил его по плечу. По шее. Провел острием ногтя от подбородка вниз по горлу, там, где часто-часто бьется пульсом тонкая жилка.

Парень снова вздохнул. И обнял его за шею.

Вез на секунду замер.

– Ладно, – сказал парень. – Будь что будет.

И подставил ему лицо.

Вез поцеловал его. Так осторожно, как только смог, – и, наверное, все равно слишком грубо. Соленый вкус слез. Жгучий привкус виски. Запах страха. И, несмотря ни на что, желания.

Одной рукой Вез удерживал его за талию, вторую запустил в его волосы. Платиновый шелк. Вез собрал губами слезы с его лица. Снова поцеловал в губы. В подбородок. В шею. В плечо. Едва отдавая себе отчет в том, что его поцелуи становятся все настойчивее. Парень часто дышал, вцепившись в его плечи. Вез не мог остановиться. Его рука снова сползла с талии вниз и назад, принялась мять упругую мягкую плоть. Парень ахнул, но не отстранился. Вез притянул его поближе к себе, стал спускать жилетку с плеч. Одной рукой получалось не очень ловко, но парнишка помог, сам вывернулся из черной безрукавки. Застонал, задрожал, выгнулся, прижался к Везу бедрами. Вез зарычал, покрывая поцелуями и укусами его грудь.

– Надо же, – выдохнул парень. – Надо же...

Вез был не в том настроении, чтобы спрашивать, чему он удивляется. Он и сам был удивлен. Он вел себя так странно. И ему было от этого хорошо.

– Сильный... ты такой сильный...

Вез сжал его в объятиях так, что сам испугался, не сломал ли что парнишке. Еще один поцелуй. На этот раз ему ответили. Не очень умело, но жарко. От этого Вез тоже успел отвыкнуть. С трудом оторвался от этих губ – уже припухших, запекшихся от его неосторожных поцелуев. С полурыком-полустоном оторвал себя от гибкого горячего тела.

– Сними, – севшим голосом сказал он, указывая на брюки паренька.

Тот кивнул. Расстегнул «молнию». Замешкался. Вез его не торопил. Он видел, что парень все еще боится. Страх был немного другой, но он был.

Парень поднял голову. Какие все-таки темные у него глаза.

– Ты ведь убьешь меня потом.

Не вопрос и не упрек. Обреченная констатация факта. От ответа Веза ничего не зависело – парень уже начал спускать брюки с бедер.

Но Вез ответил. Раньше, чем успел подумать.

– Нет.

И понял, что сказал правду. Он не собирался его убивать. Уж точно не сейчас. Не сегодня. Нескоро. Возможно...

Возможно, что и никогда.

– Нет?! – такой дикий всплеск надежды. Как эти глаза у него вообще на лице умещаются.

– Нет. Сними. Иди сюда.

Он пришел. Помог Везу расшнуровать ширинку. Положил руку на выпуклость под его брюками. Опять вздохнул.

– Знаешь, а я все еще боюсь... глупо, да?

– Нет.

– Вез? – Да, он же слышал его имя, там, в трейлере.

– Вез, – подтвердил Вез с кивком. Небольшая теплая ладонь у него под животом сводила его с ума.

– Вез... ты... пожалуйста... ты постарайся не делать мне больно, ладно?

Он хотел исполнить эту просьбу. Каждый раз хотел. Но так ни разу и не сумел.