Феликса вырвал из забытья звавший его женский голос:

– Пан Жилинский! Пан Жилинский!

Открыв глаза, он обнаружил, что лежит на кожаном диване в своей студии (это было просто прекрасно, потому что если бы ему случилось очнуться в доме Стефана, его психика этого не выдержала бы). Над ним стояла уборщица, которая как всегда ранним утром пришла наводить порядок в помещениях дизайнерского агентства.

– А... это вы... Послушайте, вы можете идти, – слабым голосом пробормотал Феликс. – Да-да, идите, сегодня работы не будет.

Уборщица удалилась, решив про себя, что дизайнер накануне напился в дымину, ну и, само собой, какая же работа может быть с бодуна?

После ее ухода Феликс хотел позвонить секретарше и сказать ей, чтобы она тоже не приходила, но почувствовал себя не в силах разговаривать с кем-либо и ограничился тем, что прилепил скотчем записку к двери и надежно запер все замки. Затем снова лег на диван и закрыл глаза.

Он был страшно слаб, и его слегка лихорадило, но причиной тому были исключительно душевные переживания, поскольку в остальном он был цел и невредим. Если бы не эта слабость, он, возможно, вышел бы из офиса и купил себе какой-нибудь выпивки – ему страшно хотелось забыть хоть на время то, что случилось в эту ночь.

Что он чувствовал? Прежде всего, сожаление. Но сожаление вовсе не о своей слепоте (как он мог, в самом деле, не замечать очевиднейшие вещи?!), не о десятках жертв, которые погибли исключительно потому, что Феликс был слеп и глух и не помог полиции, не об Агнешке, оставленной страшно подумать, ради кого... Нет, он сожалел не о том, на что открылись его глаза, но о самом факте, что они открылись. Он был готов отдать все на свете за то, чтобы минувшая ночь совершенно изгладилась из его памяти. И пусть бы все шло по-прежнему, пусть бы Стефан оставался загадкой на веки вечные... Они гуляли бы вечерами по берегу Вислы, а потом возвращались в свой чудесный дом и там в мерцающем свете свечей разговаривали бы или занимались любовью... Феликс мог бы рисовать. И пусть бы где-то там при загадочных обстоятельствах умирали люди – какое ему до них дело?..

Шли часы. Феликс то погружался в дремоту, то вновь просыпался. Между тем свет, широким потоком льющийся в студию сквозь широкие окна, стал тускнеть. На улице зажглись фонари. Наступал вечер, а за ним близилась ночь. И эта ночь наверняка принесет кому-то смерть – какому-нибудь парню или девушке. А может быть даже самому Феликсу. Вряд ли Черный Князь Баторий оставит в живых того, кто знает его тайну.

Но, с другой стороны, если Стефан хотел его убить, он вполне мог бы сделать это и вчера. Что ему помешало?.. Ах, ну конечно! Феликс дотронулся рукой до крестика, который дала ему Агнешка и который все еще был у него на шее.

Феликс с трудом спустил ноги на пол и сел на диване. Он закрыл лицо руками. Плечи вздрагивали, словно от рыданий, но глаза были сухи.

– Я так любил тебя, – сказал он в темноту. – А теперь вынужден носить крест, чтобы ты не перегрыз мне горло!..

– Кресты в таких случаях не помогают... – прозвучало в ответ. Феликс решил, что у него слуховая галлюцинация. Знакомый высокий голос прозвучал так отчетливо, что можно было подумать, будто...

Феликс резко оглянулся.

Ну да, не «будто», а так и есть – за его спиной виднелась тень, сгусток темноты, принявший форму невысокой тонкой человеческой фигуры. Феликс заметил, что, несмотря на бесшумность, Стефан сегодня двигается как-то слишком медленно и словно бы через силу, а выглядит еще более худым и изможденным, нежели обычно. Темные глаза ввалились и напоминали два зияющих провала на мертвенно-бледном лице.

– Ну, вот и ты, – почти равнодушным тоном произнес Феликс. – Пришел убить меня?

– Зачем ты так, Фельо? – Стефан приблизился и сел рядом.

Теперь Феликс мог рассмотреть, что на Стефане надета обычная, даже чересчур простая одежда – джинсы и линялая футболка, которая к тому же была ему велика на несколько размеров и нелепо висела на костлявых плечах.

– Где же твой знаменитый наряд? – едко осведомился Феликс. – Где бархатный плащ и шпага? Ты ведь всегда их надеваешь, когда собираешься навестить очередную жертву? Так почему сегодня нарушаешь традицию? Давай, надевай свой вампирский костюм. Ну, что же ты?

– Он... он тебе не нравится, – Стефан выглядел сникшим и опустошенным.

– Как мило с твоей стороны считаться с моим мнением, – Феликс саркастически расхохотался. – Черт подери, ты ведь все это время бессовестно обманывал меня!

– Я хотел оградить тебя...

– Оградить?! От чего?! – Феликс схватился за голову. – Знаешь, что ты наделал?! Ты дал мне все, о чем только можно мечтать, а потом отнял обратно! На какой-то миг ты заставил меня поверить, что мы счастливы, что у нас любовь...

– Но это правда, Фельо. Я действительно люблю тебя.

Холодная ладонь отыскала в темноте руку Феликса, мягко накрыв ее собою. Тот брезгливо отдернулся.

– Не прикасайся ко мне! У тебя жутко ледяные руки! Они совсем не похожи на человеческие.

– Наверное, потому что они не человеческие, – Стефан попытался улыбнуться, но его голос задрожал и сорвался. – Раньше ты вроде не возражал...

– Раньше все было по-другому.

– Что было по-другому?! – Стефан вплотную придвинулся к Феликсу, заглядывая ему в лицо своими блестящими глазами, которые тоже мало походили на человеческие – глубокие, лишенные зрачка, с радужной оболочкой, окруженной каким-то красноватым ободком, который словно фосфоресцировал. – Разве что-то изменилось с тех пор в тебе или во мне, если не считать того, что ты узнал правду?

– Такая правда способна убить всякую любовь!

– Но только не нашу, – Стефан потянулся к губам Феликса.

– Не старайся меня растрогать, – Феликс оттолкнул его. – И нечего прикидываться невинным ягненком. Сегодня я многое понял. Значит, это ты убил всех тех людей, которых доставляли в больницу с прокушенным горлом? Ты действительно чудовище, Стефан. Таких, как ты, не должно быть.

– Вот как? Отчего же? – в глазах Стефана полыхнула молния. Он медленно поднялся и посмотрел на Феликса сверху вниз. Теперь, несмотря на невзрачную современную одежду, перед Феликсом вновь стоял светлейший князь семиградский.

– Что ужасного или несправедливого в том, что я живу в соответствии со своим характером? – надменно вопросил он. – Друг мой, все люди по своей природе хищники. Каждый день мы поедаем мясо убитых животных. Так почему бы мне не отведать человеческой крови? Кто такие люди, как не обычные животные? Вся история человечества – это непрерывное пожирание слабейших сильнейшими... Все люди делятся на хищников и жертв. Проблема лишь в том, что обычные люди в состоянии постичь только ничтожно малую часть своей истинной природы...

Стефан умолк, заметив на лице слушателя гримасу ужаса и отвращения.

– Уходи, – тихо произнес Феликс, отворачиваясь от него.

– Фельо...

– Убирайся прочь, я больше не хочу тебя ни слышать, ни видеть!

– Значит, между нами все кончено? Фельо, ты... действительно прогоняешь меня? Ты больше не можешь меня любить?

Круглые глаза Стефана моргнули, словно стараясь загнать обратно вглубь непрошенные слезы.

– Что ж... – невнятно произнес он внезапно севшим голосом. – Значит, все было зря... Хорошо, я уйду... Тем более что сейчас мне необходимо... Я... мне... – и тут вдруг Стефан зашатался и рухнул на пол.

– Нечего прикидываться, – недоверчиво произнес Феликс. – Тебе действительно лучше сейчас уйти... Стефан, что с тобой?!

Тело Стефана изогнулось в жуткой судороге, как будто сквозь него пропустили разряд электрического тока. Острые длинные ногти конвульсивно скребли по паркету, оставляя глубокие бороздки, с такими звуками, что у Феликса свело скулы. Синие вены набухли и рельефно проступили под бледной кожей, натянутой так туго, что казалось, будто кости вот-вот прорвут ее насквозь.

Не помня себя, Феликс кинулся к нему, схватил в охапку, чтобы остановить этот страшный припадок. Стефан судорожно дернулся и... отшвырнул его как котенка. Феликс отлетел в дальний угол комнаты и ударился затылком о стену. Никакой человеческой силы не хватило бы на то, чтобы совершить такое!

Пока Феликс приходил в себя, скорчившись у стены и ощупывая затылок, припадок у Стефана мало-помалу прекратился. Он лежал ничком на полу, и его беспомощная, какая-то изломанная поза заставила Феликса усомниться в том, жив ли он вообще. Он подполз к Стефану и потряс его за плечо:

– Стефан, ты меня слышишь?

Стефан по-прежнему не шевелился. Когда Феликс встряхнул его, он безвольно перекатился с живота на спину. Феликс коснулся бледной холодной щеки, осторожно откинул со лба густую челку, взял руку, вялую и безжизненную, словно срезанная виноградная плеть, пытаясь нащупать пульс... И тут же сам нервно рассмеялся над нелепостью своих действий. «Матерь Божья, что я делаю? Пытаюсь найти пульс у существа, которое уже триста с лишним лет как мертво!»

Феликсу стало по-настоящему страшно. Он не знал, что случилось, но шестое чувство подсказало ему, что именно он, Феликс, виноват в случившемся. А именно – оброненное им в гневе коротенькое слово «уходи». В это мгновение Стефан до жути напомнил ему Тадзьо – такого, каким тот выглядел после грубой и жестокой выходки Феликса во время их объяснения на следующий день после гибели Ромолы. И вот опять он причинил боль близкому существу, может, даже убил его – одним-единственным сказанным сгоряча жестоким словом.

– Стефан, пожалуйста, очнись... – в отчаянии простонал он, осторожно тряся за плечи безжизненно обмякшее тело.

И наконец услышал слабый, еле слышный (Феликсу пришлось вплотную наклониться к лицу Стефана, чтобы уловить его), похожий на шелест голос:

– Не надо, не приближайся... Я слаб, но все еще опасен... Я уже больше суток не пил крови...

Решение Феликса созрело немедленно. Он пошарил у себя на столе и нашел лезвие, которым затачивал карандаши. Этим лезвием Феликс, морщась, полоснул себя по запястью. Сначала края ровного глубокого пореза были белыми, потом выступила одна темная капля крови, другая, третья. Феликс прижал рану к губам Стефана.

Он сразу понял, что нашел верное средство – веки Стефана почти сразу же затрепетали, и он открыл глаза. Однако не успел Феликс обрадоваться, как почувствовал, что острые зубы впились ему в руку, но уже не там, где был порез, а возле локтя. Феликс вскрикнул, рванулся, но Стефан в мгновение ока подмял его под себя. С каждым жадным глотком к нему возвращались прежние силы. Теперь Стефана уже не интересовало ни кровоточащее запястье, ни местечко на сгибе руки, – он явно намеревался впиться Феликсу в шею. Но в последний миг огромным усилием воли остановился. Лязгнув зубами, словно хищник, от которого ускользнула добыча, Черный Князь Баторий выпустил свою несостоявшуюся жертву.

– Что, крест мешает? – криво усмехнулся Феликс, переводя дыхание.

Стефан вернул ему усмешку и, протянув руку, молниеносно сорвал с его шеи цепочку с крестом и отшвырнул в сторону.

– Как видишь, крест тут ни при чем. А сейчас ступай, перевяжи свою рану.

– Я в порядке...

– Иди! – прикрикнул Стефан. – Неужели не понимаешь: мне нельзя видеть кровь, когда я голоден!

Феликс его прекрасно понял и поспешил убраться. Он промыл раны и тщательно перевязал их, разорвав висевшее возле раковины полотенце на две части. «Интересно, почему он укусил меня именно сюда? – подумал Феликс, перевязывая след от зубов Стефана на сгибе руки. – Наверное, здесь кровеносный сосуд покрупнее». Он вспомнил, как яростно Стефан набросился на него, как клацнули его зубы, когда он остановился... «Черт побери, он действительно вампир. Настоящий вампир, похлеще долбаного каунта Дракулы!» Но эта мысль почему-то не внушила Феликсу того страха, который должен по логике вещей возникнуть у человека при столкновении со сверхъестественным существом. Он привык к Стефану, а поэтому доверял ему. Да-да, именно так – доверял. И еще... он по-прежнему любил его... Когда Стефан несколько минут назад лежал перед ним на полу, совершенно беспомощный и такой пугающе неподвижный, Феликс в полной мере осознал всю глубину своего чувства. Именно тогда он понял, что готов на все, даже отдать Стефану свою кровь, чтобы только возвратить его к жизни. Возвратить к жизни...

Феликс вернулся в основное помещение студии. Голова слегка кружилась, но слабости он не ощущал. Наоборот: от места укуса по всему телу расползалось странно возбуждающее тепло.

Стефан по-прежнему сидел на полу, прислонившись спиной к стене. Поза измученного, смертельно уставшего человека. Не вампира – всего лишь человека! Вот только губы его все еще были перепачканы кровью.

– Ты бы вытер рот, – сказал Феликс таким тоном, каким когда-то давно обращался к младшему брату.

Стефан вместо этого облизнулся.

– Дорогой мой, ты ужасно рисковал, – обратился он к Феликсу. – Обещай, что больше никогда не будешь делать ничего подобного. Мои вампирские инстинкты обычно сильнее меня. Я мог бы и не справиться с собой, понимаешь?

– Значит, ты в любой момент можешь перестать контролировать себя, так, что ли? – спросил Феликс.

– О, если только ты не режешь себе вены в моем присутствии, я вполне могу себя контролировать. Так что ты можешь даже сесть рядом со мной. Поближе, не бойся. Раньше ведь не боялся, а я, между прочим, был вампиром с самой первой нашей встречи.

Феликс сел рядом с ним на пол. Стефан прислонился головой к его плечу.

– Итак, – нарушил тягостное молчание Феликс, – ты вампир. Ты прокусываешь людям горло и пьешь их кровь... Бред какой-то...

– Фельо, я не хотел тебе говорить... Боялся, что ты бросишь меня, узнав, кто я... что я такое...

– Ну и что же ты такое? Объясни, пожалуйста. Видишь ли, как ни странно, раньше мне не приходилось иметь дело с вампирами.

– Ты действительно хочешь узнать? – Стефан украдкой, словно боясь, что его опять оттолкнут, вскарабкался к Феликсу на колени и замер, обняв его за шею. – И ты меня не бросишь, если я расскажу тебе всю правду?

– Черт подери, более нелепой ситуации я и представить себе не могу, – вздохнул Феликс. – Послушай, если ты вампир, то почему не убил меня? Решил использовать в качестве ходячего бурдюка с кровью на крайний случай?

– Я люблю тебя, Фельо. Я никогда никого не любил так сильно, как тебя... Я скорее погибну, чем причиню тебе хотя бы малейший вред...

Феликс молчал, обдумывая сказанное.

– Это правда? – спросил он наконец. – Ты действительно любишь меня?

– Как можешь ты сомневаться в моих словах после всего, что сейчас произошло? – с горечью отозвался Стефан. – Ты же видел: я не смог убить тебя.

– Разве вампиры способны любить? У них ведь нет души.

– А что такое душа? Ты ее когда-нибудь видел? Послушай меня, Феликс, если мы чем-то и отличаемся от вас, смертных, то только в лучшую сторону. У нас есть все, что есть у вас, и еще немного больше. Наши чувства гораздо острее. Вот ты говоришь, что любишь меня, а мог бы ты умереть от любви? Боюсь, что нет. А я мог бы. И я был близок к этому несколько минут назад. Я бы умер, если б ты сейчас прогнал меня. Вы повторяете на каждом шагу: «Я не могу без тебя жить», но для большинства смертных это всего лишь пустая, бессмысленная, затертая от частого употребления фраза. А для нас неразделенная любовь, как и любая сильная боль, действительно смертельна. Конечно, тому, кто уже мертв, лишить себя жизни гораздо труднее, и все же несколько способов существует. Например, перестать пить кровь.

– Так ты что, собирался уморить себя голодом?

– Поверь, я сделал бы это, – тон Стефана стал необычайно серьезен.

– Все равно странно, – Феликс покачал головой. – Не понимаю, как можно влюбиться в собственную еду?

– Это о нас тобой? – Стефан задумался. – Да, ты прав: любовь вампира к смертному – в некотором роде нонсенс. Обычно бывает наоборот. Но я действительно безумно в тебя влюбился. Хочешь знать, как это началось?

Это случилось ровно четыре месяца назад, в марте. Стефан только что возвратился из своего длительного путешествия по Европе. «Боинг», который доставил его из Мюнхена, замедляя ход, выруливал на посадочной полосе, а из динамиков голос стюардессы рассказывал по-немецки и по-польски, что они прибыли в аэропорт Кракова, местное время – 23.04, температура за бортом – 10 градусов ниже нуля (весна в этом году выдалась поздняя)... «Краков... – подумал Стефан. – Черт побери, я не был здесь... сколько же?.. семьдесят, сто лет?»

Ранее он собирался сразу из аэропорта отправиться в Сейт, но в приступе ностальгии изменил свои планы и решил осмотреть город, который еще триста пятьдесят лет назад был столицей Речи Посполитой и с которым у него было связано столько воспоминаний.

Он утолил голод, поймав в туалете аэропорта уборщика, и на такси отправился в старый город, где долго бродил по улицам, по которым когда-то разъезжал в карете в сопровождении конных форейторов и с лакеями на запятках. Конечно, старый город изменился. За столько веков дома тысячу раз перестраивались. Когда-то колокольня костела Святого Андрея была видна даже за городскими стенами. Теперь Стефан с трудом нашел этот костел: его загораживали дома, к которым пристроили один, два, а то и три этажа. Вот, например, бывший дворец Радзивиллов – был трехэтажный, а стал пятиэтажным. В этом великолепном доме на вершине холма когда-то жила его сестра – сначала с престарелым мужем, а после его смерти с тремя пасынками (по очереди). Стефан поднялся на холм, чтобы как следует осмотреть дворец, в котором он так часто бывал. Графиня Барбара Радзивилл любила устраивать балы. В этих залах звучала музыка, гости танцевали менуэты и полонезы. Ни о каких мазурках и речи быть не могло – мазурку танцевало мужичье в деревнях.

Теперь в этом доме никто не танцует. Сейчас здесь расположено множество разных официальных учреждений...

В одном из окон на самом верхнем этаже горел свет. Стефан не смог побороть своего любопытства и, взобравшись по стене, заглянул в окно. Яркий электрический свет невыносимо резал глаза, но он все же успел разглядеть молодого смертного, который, с зажатой в зубах сигаретой, сидел перед этюдником и что-то рисовал. Он был так поглощен своим занятием, что ничего вокруг не замечал. Художник? Стефан присмотрелся повнимательнее: на листе ватмана красовался незаконченный интерьер в стиле модерн. Странно, подумал Стефан, как можно с таким увлечением рисовать пустую комнату? Стефану вспомнился эпизод из прошлого: смуглый юноша в перепачканной масляными красками блузе горящим взглядом впивается в лицо Стефана, с торопливым жаром перенося на холст его черты. Это было много лет тому назад в Париже. Стефан задумался: как же звали того юного художника? Жан?.. Пьер?.. Впрочем, неважно. Он был по-настоящему талантлив, и у него была горячая южная кровь. Горячая и невероятно сладкая... Сейчас тот незаконченный французский портрет князя Батория хранится у Стефана дома. Он снова устремил взгляд на светловолосого парня за окном. Довольно симпатичный, с сосредоточенным, слегка мрачноватым выражением лица. «Занятно было бы растопить этот айсберг, – мелькнула у Стефана шальная мысль. – А заодно получить новый портрет для моей галереи. И, если рисует он так же хорошо, как выглядит, я дам ему достаточно времени, чтобы завершить картину». Не имея привычки менять свои решения, а тем более откладывать их в долгий ящик, на следующий вечер Стефан уже сидел в рабочем кабинете Феликса и под аккомпанемент «Lullaby» непринужденно болтал с его секретаршей Ромолой.

– Она пригласила меня в гости, – губы Стефана изогнулись в игривой улыбке, которая молодила его еще больше. Он казался мальчишкой, озорно повествующим о своем первом любовном приключении. – Ну, я и пришел. Мы неплохо провели время...

– Правильнее было бы сказать: ты неплохо провел время, – уточнил Феликс.

– О, думаю, ей тоже понравилось.

Умом Феликс понимал, что это ужасно, но не ощущал в себе никаких соответствующих эмоций. Стефан улыбался – и он улыбался тоже. А ведь речь шла о смерти, которая не так давно просто потрясла Феликса. Неужели он теперь ничего не чувствует?

– Довольно банальный подход, – усмехнулся Феликс. – Итак, ты случайно увидел меня в окне и решил, что неплохо было бы поразвлечься?

– Да, пожалуй, сначала так оно и было, – задумчиво согласился Стефан. – Но только в самом начале. Когда ты впервые явился ко мне домой и посмеялся надо мной, я ужасно рассвирепел и уже был готов прикончить тебя, не думая ни о какой картине. А потом... ты пожалел меня. Это было так странно. Понимаешь, я не привык, чтобы обо мне заботились. А ты с самой первой нашей встречи начал обо мне беспокоиться. Я думал: «Он не понимает, что я чудовище, в этом все дело. Узнав правду, он в ужасе отшатнется от меня, подобно всем остальным смертным». Однако теперь ты знаешь, кто я и что я, но по-прежнему боишься не меня, а за меня. Ты дал мне свою кровь, зная, что я способен убить тебя. И ты ничего не требуешь у меня взамен. О, Фельо, ты удивительный человек!

– Не болтай глупостей, – грубовато возразил Феликс. – Я самый обычный. Таких, как я, тысячи: не слишком талантливых, не слишком удачливых, не слишком счастливых...

– Но только не теперь, когда у тебя есть я! – горячо воскликнул Стефан. В волнении он соскочил с колен Феликса и принялся стремительно расхаживать по студии. – Я дам тебе все, что ты только пожелаешь! Я могу подарить тебе что угодно, даже бессмертие!

Феликс рассмеялся. Внезапно он почувствовал себя легко и свободно, как будто и не было той кошмарной ночи в больнице, не гибли от клыков Стефана десятки людей и словно рядом находился не жуткий сверхъестественный вампир-убийца, а просто нежный и преданный любовник.

– Зачем мне бессмертие? Разве что.... для того чтобы подольше оставаться с тобой... Иди ко мне! – почему-то шепотом позвал Феликс и протянул руки Стефану.

С мягким шелестом упали на пол сброшенные джинсы и бесформенная футболка.

– Фельо...

– Что?..

– Теперь я могу честно признаться, что не чувствую боли. Ну, ты понимаешь?.. Тебе не обязательно так со мной осторожничать.

– Я всегда буду обращаться с тобой бережно, – возразил Феликс.

Стефан поднял руку, его пальцы, точно бабочки, легко коснулись лица Феликса. Феликс поцеловал их, дотронулся до хрупких ключиц, провел ладонью по выступающим ребрам. Улыбнувшись какой-то томительной улыбкой, Стефан перевернулся на живот. В призрачном ночном свете, проникавшем с улицы, его бледная кожа казалась серебристой. Феликс легонько поцеловал острые лопатки Стефана, провел губами вдоль узкой впадины позвоночника.

Сегодняшний акт любви не был похож на их прежние ночи. Теперь Феликс знал, что вот это покорно распростертое под ним тело – тело вампира. Осознание этого факта слегка обескураживало.

– Давай же, Фельо, сделай это со мной, я хочу быть твоим, – попросил Стефан.

«Блин, а ведь это, пожалуй, смахивает на некрофилию», – мелькнуло в голове у Феликса. Однако одновременно он ощутил прилив необычайного возбуждения. От перспективы обладать этим инфернальным существом, которое ежедневно убивает живых людей, прокусывая им горло, от возможности делать с этим сверхъестественным телом все, что угодно, у Феликса кружилась голова, и он вдруг понял, что заведен до предела. Раздвинув маленькие упругие ягодицы Стефана, он нежными, но вместе с тем властными и уверенными движениями проник в своего возлюбленного. Стефан глубоко вздохнул, и его прохладное тело чувственно затрепетало, откликаясь на действия Феликса...

...После, когда все было кончено и они отдыхали в объятиях друг друга, Феликс, поглаживая узкое бедро Стефана, произнес:

– Должен признаться, я дико хочу есть.

Стефан тихо рассмеялся:

– Я тоже.

Феликс помолчал, что-то прикидывая.

– Здесь неподалеку есть маленький супермаркет, – сказал он наконец. – Работает круглосуточно. Давай смотаемся туда? Мне – какой-нибудь сэндвич, тебе – кассир.

– Фельо, ты шутишь? – неуверенно спросил Стефан.

– Какие уж тут шутки. Я умираю с голоду, ты, судя по всему, – тоже. Ну так что, идем?

Стефан поднялся и принялся натягивать на себя одежду.

Кассиров в ночном супермаркете оказалось двое, но это не составило проблемы. Феликс отвлек одного из них, пристав к нему по поводу срока годности питьевого йогурта, и краем глаза успел заметить, как Стефан схватил второго и, зажав ему рот рукой, уволок в подсобку, причем проделал это так быстро и бесшумно, что Феликс просто не поверил своим глазам.

– Ловко, черт возьми, – вырвалось у него.

– Вы что-то сказали? – откликнулся кассир.

– Нет-нет, ничего... – Феликс протянул ему сотенную бумажку.

Парень открыл ящичек для выручки под кассовым аппаратом, но все ячейки были пусты.

– Нет сдачи, пан, – сокрушенно сообщил он Феликсу. – Хотя, может, в другой кассе найдется. Томаш! – позвал он. – Эй, Томаш!

Ответа не последовало. Выглянув из своей кабинки, кассир обнаружил, что вторая касса пуста.

– Куда он делся? – поразился парень.

– Может, в туалет пошел? – с деланной непринужденностью предположил Феликс, судорожно обшаривая свой бумажник и карманы в поисках мелочи. Ему хотелось расплатиться без сдачи, чтобы кассиру не пришло в голову искать своего напарника. Наконец требуемая сумма с грехом пополам набралась, и он, забрав покупки, поскорее вышел из супермаркета.

Стефан нагнал его, когда он уже поднимался по лестнице в свою студию. Феликс заметил, что теперь он выглядит гораздо лучше. Глаза блестели ярче, на белых щеках горел румянец, а кожа – Феликс понял это, когда Стефан взял его за руку – была на ощупь почти такой же теплой, как живая человеческая плоть.

И снова Феликс поразился тому, что судьба кассира Томаша его совершенно не трогает.

– Интересно, – сказал он задумчиво, – скоро ли найдут тело?

– Не думаю, – ответил Стефан, довольно усмехнувшись. – Я запихнул его в большой холодильник, а уж это последнее место, где его станут искать. Кроме того, есть надежда, что в холодильнике он замерзнет до смерти, и мне не придется тащиться за ним завтра в эту проклятую больницу.

– Кстати, – сказал Феликс, – давно хотел тебя спросить: почему ты не убиваешь их сразу?

– Во всем виновата современная медицина. Сейчас врачи вытаскивают людей буквально с того света. Я впервые понял это после истории с твоей Ромолой. Можешь себе представить, каково мне было узнать на следующую ночь, что она еще жива! В былые времена все было гораздо проще – они все умирали за одну ночь, и никто не думал их реанимировать в отделениях интенсивной терапии. Можно было просто швырнуть тело в Вислу и забыть о нем навсегда. Впрочем, в моем замке и сегодня можно спрятать труп и быть уверенным, что его никто не воскресит, – места там пустынные. Но здесь, в большом городе остатки трапезы наутро неминуемо кто-нибудь обнаружит.

– Да, нелегко вам приходится, – посочувствовал Феликс, а про себя подумал: «Ну и разговорчики мы ведем, Боже правый! И я еще смеялся над Тадзьо! Да по мне самому психушка плачет».

– Скоро рассвет, – заметил Стефан.

Феликс не обладал таким чутьем и был вынужден посмотреть на часы, чтобы удостовериться.

– Да, – подтвердил он. – Значит, пора тебе в твой подвал – баиньки.

Они пошли домой пешком, благо время позволяло, и оба молчали – каждый думал о своем.

– Фельо, – нарушил вдруг молчание Стефан, – помнишь, ты сказал, что тебе нужно бессмертие, только для того чтобы... – он нерешительно запнулся, – подольше остаться со мной?

– Ну, это было преувеличение, – ответил Феликс. – Мне вообще не нужно бессмертие. Категорически не нужно. Особенно если для этого мне придется стать таким же, как ты.

– Что плохого в том, чтобы быть таким, как я? – осведомился Стефан.

– Черт, ты ведь сам прекрасно знаешь ответ на свой вопрос, разве нет? Я не могу осуждать тебя, потому что люблю тебя и могу простить тебе что угодно, даже это! Но объективно, с общечеловеческой точки зрения забирать жизнь других людей, чтобы жить самому, – это ужасно! Я слабый человек, я эгоист, я много раз в своей жизни нарушал законы нравственности, но это не значит, что я не уважаю эти законы и не пытаюсь им следовать!

– Обычные человеческие отговорки, – вздохнул Стефан. – Удивительно, с каким упорством вы, смертные, держитесь за свои цепи. Вам говорят: «Давайте, я избавлю вас от страданий», а вы отвечаете: «Нет, спасибо, мы лучше пострадаем. Страдать – это так нравственно, черт побери!»

– Стефан, – серьезно сказал Феликс, – не говори об этом больше никогда, если не хочешь, чтобы мы поссорились.

– Хорошо, – Стефан согласился с какой-то странной легкостью. – Только позволь мне показать тебе то, от чего ты оказываешься.

– Спасибо, я уже видел достаточно.

– О нет, Фельо, ты еще ничего не видел! Я хочу пригласить тебя на небольшой прием, который завтра вечером состоится у меня в замке.

– Что еще за прием? – изумился Феликс.

Стефан лукаво улыбнулся.

...До вечера было еще далеко, и Феликс решил принять ванну. Но лишь только он успел погрузиться в воду, как раздался резкий и настойчивый звонок в дверь. Феликс мысленно выругался, но, поскольку звонок не унимался, вылез из ванны, обернул бедра полотенцем и, шлепая по полу босыми ногами, направился в прихожую. Заранее проклиная непрошенного визитера, он открыл двери.

На пороге стоял Тадзьо.

– Фельо, ты жив! – младший брат всхлипнул и тяжело повис на шее у Феликса. – Я уже второй день повсюду ищу тебя! Я думал, ты погиб! Тебя разыскивает полиция... Они нашли твой пистолет... Они спрашивали, не знаю ли я, где ты можешь быть... Я ничего не рассказал им... Фелек, что произошло той ночью? Ты видел... его?

От волнения речь Тадзьо была сбивчивой и невнятной. Лицо его осунулось, запавшие глаза горели беспокойным блеском, одет он был кое-как, светлые волосы небрежно стянуты в хвост, из которого выбивались непослушные пряди. Похоже, он не спал уже несколько суток.

– Тадзек, как ты меня нашел? – обхватив брата за трясущиеся плечи, Феликс едва ли не волоком втащил его в дом.

– Я... я подумал, что он тебя убил. Я решил отыскать этого монстра и уничтожить его. Я раньше следил за вами и знал, где находится этот дом... – Тадеуш вдруг резко оборвал себя и внимательно посмотрел на Феликса. – Фельо... Почему ты снова здесь? Что ты делаешь в этом проклятом месте?

– Как ты и сам мог бы догадаться, сейчас я принимаю ванну, – лаконично ответил Феликс, отстраняясь от Тадеуша.

– Значит... ты по-прежнему с ним? – глаза Тадзьо потемнели и стали огромными. – Даже зная теперь, кто он такой?

– Тадзьо, я не хочу сейчас говорить об этом. Это касается только меня и Стефана. Проходи, раз уж ты здесь, но не лезь ко мне с расспросами.

– Вот как... – Тадзьо криво усмехнулся сквозь слезы. – Что ж, братец, спасибо и на том. Итак, это и есть вампирское логово? – добавил он, разглядывая обстановку дома. – Судя по всему, твой кровососущий дружок не из бедных.

Проигнорировав это замечание, Феликс молча направился обратно в ванную. Тадеуш последовал за ним.

– И здесь тоже весьма неплохо, – продолжал Тадзьо, наблюдая, как Феликс вновь забирается в горячую воду. – Пожалуй, мне тоже не помешает искупаться, – внезапно заявил он и принялся быстро сбрасывать с себя одежду.

– Тадзьо, не дури, – прикрикнул Феликс, не ожидавший такого поворота событий.

Но было уже поздно: раздался всплеск, и в следующий миг в воде к нему прижалось полностью обнаженное тело Тадзьо.

– Прекрати! – Феликс попытался сбросить с себя цепкие руки Тадеуша, но тщетно: брат приник к нему с такой исступленной силой, что освободиться не было ни малейшей возможности.

– Фельо, прошу тебя... – голос Тадзьо срывался, тело трепетало, словно натянутая струна. – Мы так давно не были вместе... ну, пожалуйста, Фельо... я хочу тебя... с тех пор, как мы расстались, у меня никого не было... мне нужен только ты... даже если ты меня больше не любишь... не прогоняй... Я ведь не прошу слишком много... только побудь со мной сейчас... Возьми меня, Фельо...

– Тадзьо, нет, – Феликс снова сделал попытку высвободиться, упершись рукой в голую мокрую грудь брата. Под своей ладонью он чувствовал, как бешено колотится сердце Тадеуша. Теперь это казалось ему таким непривычным...

– Чего ты боишься? – Тадзьо с вызовом поглядел на Феликса. – Твое чудовище наверняка еще спит в своем гробу.

Гнев помог Феликсу справиться со слабостью, которую он невольно испытал минуту назад в объятиях брата. Он отпихнул Тадзьо, вылез из ванны и начал кое-как натягивать на себя одежду. Тадзьо, не торопясь, последовал его примеру.

– Знаешь, Фельо, – насмешливым тоном заявил он. – Ты не слишком-то последователен в своих поступках. Ты избегаешь меня, потому что считаешь наши отношения противоестественными, аморальными и недопустимыми. А ведь теперь ты вступил в куда более извращенную связь! Твой нынешний любовник – вообще не человек. Подумай только, на кого ты меня променял!

– Пусть так, – твердо отчеканил Феликс. Нападки младшенького вернули ему утраченное было самообладание. – Но это мой выбор, и я от него не отступлюсь.

– Тогда... тогда мне придется убить эту тварь!!! – яростно выкрикнул Тадеуш.

– Что я слышу! В моем доме рассуждают об убийствах, – внезапно раздался за их спинами красивый мелодичный голос.

Тадзьо вздрогнул и резко обернулся. Сегодня на князе Батории были надеты узкие черные вельветовые брюки с простой белой рубашкой, и выглядел он гораздо современнее, чем во время их первой встречи. Но все равно у Тадзьо пересохло в горле от страха. Заметив написанный на лице юноши ужас, Стефан довольно улыбнулся, демонстрируя смертоносные вампирские клыки. Тадзьо непроизвольно поднес руку к своей шее.

– Итак, милый Тадеуш, какими судьбами ты оказался в моем доме? Что-то не припомню, чтобы я тебя приглашал.

– Я... я пришел повидаться со своим братом, – пролепетал Тадзек, пятясь от приближающегося к нему князя.

– Что ж, похвально, хотя, признаюсь откровенно, мне это совсем не нравится. Я ведь предупреждал тебя: держись от Феликса подальше. Я чертовски ревнив. Кстати, мой мальчик, ты нарушил наш уговор, разболтав то, о чем я просил тебя молчать. Из-за этого мы даже чуть было не поссорились с Феликсом.

– Оставь Феликса в покое! – отчаянно выкрикнул Тадзек, в котором ревность взяла верх над страхом. – Твое место в могиле, а не среди живых людей!

Молниеносное движение – и Тадзьо, больно ударившись затылком, очутился лежащим на полу, а на его груди восседал князь Баторий.

– Ай-ай-ай, – промурлыкал Стефан, накручивая светлые пряди волос Тадзьо на свои длинные тонкие пальцы. – И это твоя благодарность мне!

– Благодарность за что? – страх по-прежнему боролся в Тадеуше с отчаянной злобой. Он безуспешно пытался освободиться. – За то, что ты меня едва не прикончил?

– Дорогуша, если бы я действительно собирался тебя прикончить, мне бы сейчас не пришлось выслушивать твои дерзости. Но я не хотел огорчать Феликса. Он ведь не виноват, что у него такой несносный и глупый брат...

– Ты отнял его у меня! – выкрикнул Тадзьо сквозь слезы.

– Знаешь, что я тебе скажу, – спокойно заметил Стефан. – Неизвестно, кто из нас двоих в большей степени вампир. Подумай сам: ты вцепился в брата мертвой хваткой, словно клещ. Тебя совершенно не интересует, счастлив ли Феликс с тобой или нет. Главное для тебя – любой ценой завладеть им, привязать к себе навсегда.

– А ты? Сам-то ты как поступаешь? – возразил Тадзьо, с ненавистью глядя в склонившееся над ним мертвенно-бледное лицо. – Ты думаешь, Феликс будет счастлив с тобой? Как бы не так! Ты же монстр! В тебе нет ничего человеческого! Что ты можешь знать о человеческих чувствах?

– Поверь, мой мальчик, я знаю о них гораздо больше, чем любой обычный человек, – вздохнул Стефан и, внезапно легко соскользнув с Тадзека, отступил в сторону. – Ты слишком юн, чтобы понять это. И только поэтому я сейчас прощаю тебя.

– Не нужно мне твое прощение! – зло крикнул Тадзьо и внезапно разразился такими ужасными ругательствами, что Феликс, не ожидавший, что с уст младшенького могут слетать подобные слова, вздрогнул. Все это время он молча наблюдал за двумя близкими ему существами – такими разными и в то же время чем-то неуловимо похожими. Возможно, тем, что оба они были несчастны из-за него...

– Тебе лучше уйти, Тадзьо, – тихо произнес он.

– Ты еще об этом здорово пожалеешь, братец, – огрызнулся Тадзек. – Причем очень скоро, попомни мое слово!

Чувствуя, что на душе у него скребут кошки, Феликс молча схватил брата за руку и потащил к выходу. Князь Баторий провожал их внимательным взглядом своих мерцающих черных глаз.

Когда через минуту Феликс вернулся, то увидел, что Стефан сидит на краю ванны, задумчиво болтая ногами в остывающей воде.

– Послушай, Фельо, – тихо и очень серьезно произнес он. – Ты любишь его?

– Ну... Он же мой родной брат...

– А я? – еще тише спросил Стефан.

– Ты – это ты, – Феликс уселся рядом со Стефаном и тоже опустил ноги в воду. – Ради тебя я отказался от всего, даже от брата, – он обнял Стефана за плечи.

– О, Фельо... – Стефан благодарно прижался к нему. – Но твой маленький братец еще доставит нам кучу неприятностей. Наверное, я совершил глупость: надо было все же покончить с ним тогда, в комнате общежития.

– Я дал ему денег, – невпопад сказал Феликс. – Сказал, чтоб он снял хорошую квартиру где-нибудь неподалеку от Академии. Да и одежду бы ему надо поновее, а то ходит в каком-то жутком тряпье...

Стефан покачал головой:

– Фельо, ты неисправим, как и все смертные, которые до самой могилы готовы тащить на себе свой крест. Ну, и как? Обрадовался он деньгам?

– Нет. Он... плакал...

– Что ж, видимо, это доставляет ему удовольствие. А сейчас, мой дорогой, нам пора.

– Что, закажем на десерт официанта из какой-нибудь ночной забегаловки? – непроизвольно усмехнулся Феликс.

– Нет, – рассмеялся в ответ Стефан. – Сегодня я приготовил для тебя кое-что поинтереснее.