Часть 4

Графиня Барбара Радзивилл открыла глаза. Обычно она не просыпалась так рано (сумерки только-только наступили), однако этим вечером у нее возникло ощущение, что рядом кто-то находится. И действительно: возле роскошного позолоченного ложа сестры, увенчанного газовым пологом, сидел князь Баторий.

– Стефан? – слегка удивленно воскликнула графиня, томно потягиваясь. Сквозь ткань тончайшей батистовой ночной сорочки соблазнительно просвечивали округлости грудей. – Вы сегодня ранняя пташка.

– Мне кажется, я сегодня вовсе не спал, – произнес князь, рассеянно перебирая пышные перья веера сестры, лежавшего на ночном столике рядом с кроватью. Просторную усыпальницу наполнял благоуханный аромат ночных цветов. – Я только и думаю, что о нем. Я должен быть рядом, когда он очнется.

– Стефан, – Барбара легко села на ложе, встряхнула рассыпавшимися по точеным плечикам длинными черными кудрями. – Честно говоря, я не понимаю, что вы в нем нашли. Он такой... обычный.

– Я люблю Феликса. Я никогда и никого еще так не любил. Неужели вы до сих пор еще не поняли этого, Барбара?

– Я вижу это, но понять не могу, – графиня поднялась и направилась к большому зеркалу в массивной серебряной раме, с удовольствием разглядывая себя и улыбаясь своему собственному отражению. – Наверное, я хуже вас. Я всегда довольствовалась мужчинами на одну ночь.

– О, дорогая, вы не хуже, вы просто другая, хотя мы с вами родные брат и сестра, – Стефан приблизился сзади к сестре, нежно обнял и поцеловал в лилейно-белую шейку. – А сейчас мне пора.

– Стефан, – графиня обернулась от зеркала, положила руки брату на плечи и с легкой тревогой поглядела ему в глаза. – Может, мне отправиться вместе с вами?

– О нет, думаю, не стоит. Я хочу, чтобы в момент его пробуждения мы с ним были только вдвоем.

– Что ж, хорошо, – Барбара шаловливо чмокнула брата в губы и потянулась за расческой. – Однако когда вы на кладбище всласть намилуетесь со своим Феликсом, непременно жду вас в Сейт на ужин. Ну, а я тем временем приготовлю для вас какое-нибудь изысканное блюдо.

Дождь, шедший весь день, наконец-то прекратился, но на кладбище было по-прежнему сыро. Ноги Стефана утопали в грязи, мокрые ветви деревьев хлестали его по лицу и цеплялись за одежду. Если бы в этот поздний час на кладбище заглянул какой-нибудь случайный прохожий, то взору его предстала бы поразительная картина: облаченный в великолепнейший наряд XVII века изящный господин, стоящий коленями в грязи и выкапывающий голыми руками из свежей могилы гроб. Впрочем, жители Кракова в последнее время предпочитали не высовывать по ночам нос на улицу, и уж тем более вряд ли кому-нибудь из них пришла бы в голову экстравагантная мысль прогуляться ночью по кладбищу.

Стефан торопливо сорвал крышку с гроба и в волнении склонился над Феликсом. Тот выглядел настолько ослепительно, что Стефан несколько минут, благоговейно замерев, любовался своим творением. Но вот веки Феликса дрогнули, и он открыл глаза.

– Где я? – произнес он, удивляясь глубокому и чистому звучанию своего собственного голоса.

– Ты со мной, любовь моя, – прошептал Стефан, чувствуя, как его сердце смятенно трепещет, совсем как у простого смертного.

– Тогда все остальное не имеет значения... – Феликс приподнялся и сел. – Блин, что это еще за ящик?

– Дорогой мой, это гроб, в который тебя накануне засунули твои родственники, – пояснил Стефан. – И, если тебе надоело в нем лежать, можешь его покинуть.

Феликс последовал его совету, одним прыжком выбравшись из открытой могилы. Его поразила собственная мощь и ловкость. Он словно бы перестал ощущать свое тело, точнее, наоборот, ощущал его слишком хорошо. Теперь оно было телом атлета или, скорее, некоего сильного зверя. И еще Феликс вдруг понял, что способен видеть в абсолютной темноте. Он взглянул на Стефана:

– Ты ужасно чумазый.

Стефан негромко рассмеялся:

– Вот они, твои первые слова в качестве вампира! Фельо, в тебе по-прежнему нет ни капли романтизма. Кстати, между прочим, откапывая тебя, я сломал целых два ногтя.

– И кто бы говорил о романтизме, – усмехнулся Феликс. – Значит, я вампир? – он потрогал языком свои зубы – теперь необычайно острые и крепкие.

– Да, отныне ты такой же, как я, – сказал Стефан и с легким беспокойством добавил:

– Скажи, Фельо, ты не жалеешь о том.... что я с тобой сделал?

– Нет. Я люблю тебя, и с тобой мне будет хорошо даже в аду. – Феликс решительно привлек к себе Стефана и поцеловал долгим глубоким поцелуем.

– Теперь мы всегда будем вместе, – Стефан тесно приник к Феликсу, обвил его своими тонкими руками. – Наша любовь будет длиться вечно...

– Вечно... – эхом отозвался потрясенный Феликс. – Знаешь, раньше меня всегда пугало это слово. Но сейчас я действительно хочу верить в вечность. И... это странно, но я по-прежнему боюсь потерять тебя. Стефан, если тебя не будет, я... я просто не знаю... – Феликс судорожно прижал к себе легкое хрупкое тело.

– О, Фельо, успокойся, – лепетал Стефан, чувствуя, как ему против воли передается тревога Феликса.– Ну что со мной может случиться? Я существую уже более трех веков, и до сих пор никому не удалось уничтожить меня. А сейчас и подавно не удастся, ведь теперь нас двое. Поэтому выбрось из головы все эти глупые мысли. Лучше скажи, как ты себя сейчас чувствуешь?

– Сейчас... – начал Феликс и замолчал, пытаясь прислушаться к себе и определить, что же он все-таки чувствует, но это оказалось невозможным. Ощущений было слишком много, и все они казались чрезвычайно сильными, перебивали друг друга, путались...

Шелест ветра в высокой кладбищенской траве казался таким нежным, и у него была своя мелодия, которую Феликс теперь мог расслышать. Звезды в небе образовывали такие интересные, заманчивые узоры, в которые хотелось вглядываться и вглядываться. И еще какой-то странный шум доносился издалека – что-то похожее на перестук колес по рельсам... Да, точно, это же железная дорога! Но она так далеко – три-четыре километра от кладбища. И все равно Феликс слышал шум идущего поезда, а подувший с той стороны ветер принес запах рельсовой смазки, который оказался четким и различимым, несмотря на то, что в воздухе витали более сильные и близкие запахи свежевскопанной земли и мокрой травы. Оказалось, что тисы, которыми были обсажены могилы, имеют свой неповторимый запах, отличный от запаха вязов, что росли вдоль кладбищенских аллей.

Стефан, улыбаясь, наблюдал за Феликсом, который с растерянным видом озирался по сторонам, приглядываясь, прислушиваясь и даже принюхиваясь. Веселый блеск белоснежных зубов Стефана и изгиб улыбающегося рта тоже показались Феликсу заслуживающими внимания, и он уставился на своего создателя и возлюбленного во все глаза.

– Тебе надо привыкнуть к твоему новому состоянию, – сказал Стефан. – Иди-ка, прогуляйся, а я пока займусь твоей могилой.

– Моей могилой? – переспросил Феликс.

– Надо ее зарыть, – объяснил Стефан, – иначе люди примутся выяснять, куда делись твои бренные останки. Надо, чтобы никто не заметил их исчезновения.

– Я могу помочь.

– Не надо, я справлюсь и один. – Стефан ногой столкнул в яму гроб, следом за ним – крышку и принялся спихивать сверху влажные комья земли. – Прогуляйся и приди в себя. Только постарайся никому не попадаться на глаза.

Феликс бродил между могилами, пытаясь по совету Стефана прийти в себя, когда вдруг его обострившееся обоняние различило среди всей мешанины далеких и близких запахов сильный, сладостный аромат. Он замер на месте и поймал себя на том, что облизнулся. Повинуясь отчасти любопытству, отчасти какому-то неопределенному, но мощному инстинкту, Феликс направился туда, где, как он вычислил, находился источник запаха. Обоняние привело его к центральным воротам кладбища, возле которых располагались служебные помещения. Окна сторожки были ярко освещены. Феликс спрятался в тени поодаль, не решаясь подойти ближе, потому что электрический свет теперь раздражал его необычайно чувствительные глаза, и завороженно наблюдал за прикрытыми жалюзи окнами. Вот за одним из них мелькнула человеческая фигура...

И Феликс сразу догадался, чем это так вкусно пахнет и чего ему сейчас хочется.

«Ну конечно, – подумал он, не заметив, что думает вслух и довольно громко. – Я же теперь, как-никак, вампир».

Он понимал, что надо дождаться Стефана, прежде чем предпринимать какие-то важные шаги, но, с другой стороны, разве не может он сам подойти, постучать в дверь и первого же, кто ему откроет, схватить и утащить в кусты? А там... Феликс явственно представил себе, как стискивает человеческое тело. Как впивается зубами в горло... или даже раздирает его ногтями, чтобы кровь сразу хлынула сильным потоком, чтобы он мог захлебнуться в ней...

И тут сзади послышался тихий смех Стефана.

– Дорогой Феликс, – сказал он, – во-первых, не советую так громко оповещать всех вокруг о том, что ты теперь вампир: это крайне бестактно. Во-вторых, кладбищенский сторож – плохая идея.

– Да? – виновато спросил Феликс. Он еще не научился справляться со своими острыми и сильными эмоциями, и его голос выразил такое неподдельное огорчение, что Стефан прыснул со смеху еще раз.

– Не сердись за то, что я смеюсь, дорогой, – он легко поцеловал Феликса в губы. – Просто ты такой забавный в свои первые часы... Но в любом случае ты держишься куда достойнее Барбары. Она, когда впервые проснулась, не стала тратить времени на то, чтобы оглядываться по сторонам, даже не поздоровалась со мной, а сразу побежала в людскую за едой. Правда, она, бедняжка, и проголодалась гораздо сильнее, чем ты: ее погребли только на двадцать третий день после смерти.

– Почему? – спросил Феликс, сам удивляясь тому, что совершенно забыл о голоде, терзавшем еще мгновение назад, и всецело заинтересовался судьбой графини Радзивилл. Любопытство неожиданно оказалось не слабее жажды.

– Так было всегда, когда умирал кто-то знатный. Видишь ли, пока будут отслужены все панихиды, пока с телом простятся все родственники, которые обычно живут в разных концах страны, обычно проходило не меньше месяца. Когда умер мой батюшка, мама запретила было хоронить его до моего возвращения из Италии, дабы я успел с ним попрощаться. К счастью, когда я проезжал Зальцбург, останки светлейшего князя семиградского приняли совсем уж непотребный вид, и от маменькиного плана пришлось отказаться. Тела ясновельможных панов под конец начинали откровенно смердеть, несмотря на благовония, которыми их весьма щедро поливали, но моя сестра, как ты догадываешься, не доставила родным таких неудобств. Да, кстати о Барбаре. Она готовит для нас ужин в честь твоего нового рождения. Поэтому-то я и просил тебя оставить в покое несчастного сторожа. Не надо огорчать Барбару пренебрежением к ее угощению, тем более что оно наверняка будет вкуснее того жалкого инвалида, который живет в этой хибарке. Сейчас мы отправляемся в Сейт.

– В Сейт? – изумленно переспросил Феликс. – Но из Кракова туда добираться чертову уйму времени. На чем мы поедем?

– Мы будем там через пару минут.

– Но это невозможно!

– Ах, Фельо, – Стефан покачал головой. – Для вампира у тебя слишком рационалистическое мышление. Ладно, надеюсь, со временем ты изучишь свои новые способности и поверишь в них. А сейчас ухватись-ка за меня покрепче.

– Стефан, что ты... – начал было Феликс, и вдруг почувствовал, что ноги его отрываются от земли, и они со Стефаном взмывают вверх.

Пробившись сквозь завесу наполненных дождевой влагой облаков, Стефан и Феликс очутились высоко над городом. Ночной Краков, переливаясь мириадами крошечных электрических огоньков, лежал далеко внизу. У Феликса кружилась голова, в ушах свистел ветер, тело пронизывал леденящий холод. Изо всех сил сдерживаясь, чтобы не закричать от ужаса, он судорожно вцепился в Стефана, тяжело повиснув на нем.

– Фельо, перестань барахтаться, иначе я могу уронить тебя вниз, – сказал тот, напрягаясь, чтобы удержать равновесие. – Лучше посмотри, какая красивая сегодня ночь.

Феликс в ответ невразумительно чертыхнулся, пытаясь справиться с подкатывающей тошнотой.

– Это с непривычки, – заметил Стефан. – Ничего, мы уже на месте.

Феликс глянул вниз, увидел черную громадину замка Сейт, со стремительной неумолимостью надвигающуюся на них, в ужасе дернулся и закрыл глаза.

В следующую минуту они оба рухнули у древней неоштукатуренной стены, прямо на острые камни. Чувствуя, как все его внутренности по-прежнему вибрируют от полета, Феликс поднялся на дрожащие ноги.

– Это было очень неуклюже, Фельо, – услышал он рядом с собой голос Стефана, который, судя по всему, тоже сильно расшибся. – По твоей милости мы едва не врезались в стену. Ладно, пошли, думаю, Барбара уже ждет нас.

Замок выглядел совершенно безлюдным, но в одном из башенных окон Феликс заметил огонек свечи. Толкнув уже знакомую Феликсу массивную дубовую дверь, они вошли в замок. Внутри, как и в прошлый раз, царила кромешная тьма, но сейчас Феликсу это не мешало: он отлично видел каждую ступеньку круто взбегающей вверх витой лестницы, ведущей в северное крыло замка. Поднявшись по ней вслед за Стефаном, Феликс увидел узкую полоску света, выползающую из-под небольшой обитой железом двери.

– Ага, похоже, у Барбары гости, – удовлетворенно прошептал Стефан и, прижав палец к губам, осторожно подкрался к полуоткрытой двери, из-за которой доносилась негромкая музыка и были слышны голоса: женский и мужской. Феликс безошибочно узнал переливчатый смех графини Радзивилл. Стефан с таинственным видом поманил его, предлагая заглянуть внутрь. Последовав его примеру, Феликс увидел освещенную несколькими канделябрами комнату, посреди которой на низенькой бархатной оттоманке возлежала графиня Радзивилл. Сегодня она выглядела не столь торжественно, как на балу, но зато куда более чувственно. Вместо пышного платья на фижмах сейчас на ней было надето нечто вроде восточного наряда из яркого тончайшего шелка, весьма откровенно подчеркивающего соблазнительные изгибы ее прелестного тела. Не сдерживаемые куафюрой пышные черные локоны свободно ниспадали на грудь и струились почти до самой земли. У ног Барбары (очаровательных босых маленьких ножек) расположился гость. Это был крепкий молодой парень, с ярким румянцем на свежем простодушном лице. Про такие лица обычно говорят: «кровь с молоком». Одежда (которая сейчас частично валялась на полу) выдавала в нем провинциала. С первого взгляда было ясно, что гость графини уже изрядно пьян. Рядом на небольшом столике Феликс заметил фрукты, разные сладости и несколько винных бутылок. Однако вряд ли парня могло бы так основательно развезти от шато лафита. Вероятно, графиня Радзивилл что-то подмешала в вино, решил Феликс. Сама она, разумеется, не пила. Но тут наблюдения Феликса были прерваны шутливым возгласом Барбары:

– Ах вы, гадкие озорники! Разве вас не учили, что подглядывать нехорошо? Прошу вас, входите. Милый Януш, позвольте представить вам моего брата Стефана и его друга Феликса. Стефан, Феликс, это Януш. Он из Кросно, едет автостопом в Краков и вот сегодня любезно согласился почтить своим визитом загородное жилище скромной вдовы.

– Очень приятно, – пробормотал юноша слегка заплетающимся языком, делая безуспешную попытку подняться навстречу вошедшим. При взгляде на наряд Стефана глаза его изумленно полезли на лоб. – У вас тут чего, типа маскарад? – ляпнул он, гоготнув, и тут же, словно догадавшись, что ведет себя глупо, потряс головой, прогоняя хмель. – Ох, черт, ну и разобрало же меня, а вроде и выпил-то совсем ничего...

– Он просто прелесть, не правда ли? – весело рассмеялась графиня, обнимая и звонко целуя Янека.

– О да, он очень аппетитный, – усмехнулся Стефан, непринужденно усаживаясь на пол рядом с гостем и тоже ласково обнимая его. – Так, значит, мой милый, вы впервые в наших местах?

– Ну да, у вас тут все так интересно, – пьяно улыбаясь, пояснил Янек. – Так необычно... Пани Барбара показала мне замок. Никогда бы не подумал, что тут до сих пор кто-то живет. Батории, они же вроде все давным-давно умерли, а?

– О, дорогуша, я вижу, в школе у тебя были хорошие отметки по истории, – со смехом заметил Стефан. – Впрочем, думаю, у нас найдутся более занятные темы для разговора, нежели фамильное древо князей Баториев. Давайте-ка лучше выпьем.

– Ох, нет, у меня и так уже от вина голова кругом идет, – слабо запротестовал Янек. – Какое-то оно слишком крепкое...

– Пустяки, дружок, это только сначала так кажется. Выпей-ка еще бокал, – Стефан почти силой влил рубиново-красную жидкость в полуоткрытые губы паренька.

– Представьте себе, Стефан, – сказала Барбара, – наш гость как раз за минуту до вашего прихода спрашивал у меня: правда ли, что в нашем замке живут вампиры.

– Ай-ай, – Стефан укоризненно покачал головой, – такой большой мальчик, а верит во всякие бабушкины сказки.

– А знаете, вы сами здорово смахиваете на вампира, – вдруг сказал Янек, подмигивая и дурашливо ухмыляясь.

– Я?! Неужели?! – Стефан в притворном изумлении округлил глаза и прижал руку к груди.

– Да, вы, в вашем костюме... и лицо у вас бледное... и руки ледяные... и глаза горят, как у настоящего вампира. Вот ей-Богу, можно подумать, что вы и есть тот самый Черный Князь.

Воцарилась напряженная тишина, от которой, несмотря на хмель, Янеку внезапно стало крайне неуютно. Неуклюже отодвинувшись от Стефана, он испуганно заморгал.

– Что ж, раз так, значит, придется тебя укусить, дружок... – произнес Стефан, понизив свой выразительный голос до зловещего приглушенного баритона и устремляя на юношу пристальный взгляд.

Янек в страхе мотнул головой и попытался отодвинуться еще дальше, но Стефан ухватил его за воротник и властно потянул на себя.

Феликс, все это время сидевший в стороне, в волнении уже хотел открыть рот, чтобы попросить оставить и ему немного, но, по счастью, удержался, сообразив, что игра еще не окончилась. Сохраняя все тот же зловещий вид, Стефан прижал к себе паренька и вдруг настойчиво и страстно впился в его губы... поцелуем.

– Уф, ну и шуточки у вас, – Янек облегченно перевел дух.

Зато Феликс снова забеспокоился, на сей раз от жгучего укола ревности. Его напряженный взгляд не укрылся от внимания графини, которая внезапно в притворном гневе воскликнула:

– О, Стефан, как вам не стыдно!

На миг оторвавшись от совершенно разомлевшего и поэтому абсолютно не сопротивляющегося Янека, князь Баторий игриво вопросил:

– Стыдно? Объясните, любезная сестрица, чего именно я должен, по-вашему, стыдиться?

– Неужели вы сами не догадываетесь? Поглядите только на себя: вся одежда в грязи, словно вы в канаве придорожной валялись! Хороши, нечего сказать!

– И только-то? Что ж, одежду ведь можно и снять, – с этими словами Стефан не спеша начал раздеваться. Януш смотрел на него затуманенным взором, бессмысленно улыбаясь.

– Ну вот, – обнаженный Стефан снова прильнул к юноше, нетерпеливо расстегивая ремень на его джинсах и ловко стаскивая их вниз. – Кстати, – обратился он к Барбаре и Феликсу – Думаю, господа, вы можете раздеться самостоятельно. Ты ведь не против, душенька, если мы все трое тебя приласкаем?

– Эй, погодите! Как это? Все трое? – Янек, к которому на какой-то миг вернулось сознание, сделал попытку высвободиться. – Ох, что вы делаете... Не надо... Я не целуюсь с мужчинами...

– А чем же ты тогда занимаешься, милый? – рассмеялся Стефан. – Фу, какие глупые провинциальные предрассудки. Не все ли равно, кто дарит тебе удовольствие – женщина или мужчина? Иногда мужчины делают это даже лучше... Тебе ведь сейчас приятно, не так ли, сладенький? – промурлыкал он, бесстыдно лаская паренька.

– Да... – закрыв глаза и заливаясь густым румянцем, еле слышно прошептал Януш. Прижатый к полу Стефаном, он покорно лежал, уже совсем не противясь действиям князя, и лишь прерывисто дыша и постанывая.

– Барбара, Фельо, – позвал Стефан. – Чего вы ждете? С вашей стороны весьма нелюбезно так пренебрегать нашим гостем. По-вашему, я должен ублажать его в одиночку?

Мелодично рассмеявшись, графиня грациозно сбросила с себя свое легкое шелковое одеяние и присоединилась к Стефану и Янеку, чьи обнаженные тела причудливо сплелись на полу, утопая в густой и мягкой медвежьей шкуре. Немного поколебавшись, Феликс последовал ее примеру.

Это оказалось восхитительно. Раньше Феликс никогда не занимался ничем подобным. Присутствие вместо одного целых трех партнеров – свидетелей и соучастников его страсти – невероятным образом возбуждало. Одурманенный льющейся неизвестно откуда тихой чувственной музыкой, запутавшийся в клубке из трех тел, соединяясь с ними в самых причудливых позах, Феликс очень скоро уже совершенно перестал сознавать, кому адресованы его ласки и от кого, в свою очередь, он их получает. Его сводила с ума и двусмысленная андрогинность Стефана, и женственная мягкость Барбары, и юная мужественность Янека. Януш... Как странно: поверхность кожи Барбары и Стефана была прохладной, как и у него самого, в сравнении с нею тело Януша казалось жарким, словно полуденный зной. Упоенно обнимая это молодое, разомлевшее от хмеля и ласк тело, Феликс постепенно обнаружил, что более всего его притягивает то местечко на шее Януша, где под теплой кожей часто и мощно пульсировала крупная артерия. Феликс ощущал, как по ней толчками устремляется прямо к сердцу поток густой и горячей крови. Кровь с молоком... Кровь! Вот что ему сейчас необходимо! И, даже не успев до конца осознать своих действий, Феликс почувствовал, как его зубы инстинктивно смыкаются на горле Януша... Боковым зрением он успел заметить, что острые зубки Барбары хищно вонзились в запястье юноши, а Стефан сполз вниз и жадно припал к нежной внутренней поверхности его бедра...

Феликс не помнил, сколько это продолжалось. Он полностью утратил чувство времени и пространства. Он лишь сознавал, что никогда, будучи смертным, не испытывал ничего, даже отдаленно похожего на его нынешний восторг. К реальности его вернул голос Стефана:

– Ну, вот и все, Фельо. Теперь ты узнал вкус крови и понял, что означает она для вампира. Вставай, нам необходимо до рассвета избавиться от трупа.

С трудом приходя в себя, Феликс осознал, что все еще сжимает в объятиях голое тело кросненского паренька. Януш был мертв, на его румяном, но уже постепенно бледнеющем лице застыла безмятежная улыбка. Феликс медленно опустил свою первую жертву на пол. Януш выглядел таким умиротворенным и прекрасным, что в тот момент все содеянное даже не показалось Феликсу преступлением.

– Скоро начнет светать. Давай, Фельо, помоги мне отнести его в сад, – деловито произнес Стефан.

– О нет, братец, – возразила графиня. – Думаю, вам с Феликсом лучше провести оставшееся до рассвета время за более приятным занятием, нежели закапывание трупов. Помилуйтесь с ним еще немного, это ведь, как-никак, ваша первая ночь... – Барбара лукаво улыбнулась. – Ну, а я займусь бедняжкой Янеком. Нехорошо, если его обнаружат слишком близко от Сейта.

...Лето в замке Сейт промелькнуло как одно мгновение. Время вдруг ускорило свой ход в сотни, если не в тысячи раз, и Феликс, который некогда с трудом представлял себе, как проживет сто, двести, триста лет, не сойдя при этом с ума от тоски, теперь начинал думать, что и вечности ему будет мало. Возможно, причина заключалась в том, что раньше Феликсу принадлежали равно и ночи, и дни, теперь же – только ночи, которые к тому же в летнюю пору были так коротки, что едва хватало времени на охоту. А может, дело было в счастье: раньше жизнь тяготила Феликса, теперь же была исключительно в радость, и хотелось наслаждаться каждым мгновением. Он с трудом расставался с прошлым. Первое время, пробуждаясь на закате, он удивлялся, видя вместо своей привычной тесноватой спальни просторный, богато убранный склеп, а вместо затылка Агнешки – точеный профиль Стефана. Потом Феликс медленно припоминал, где он и кто он теперь, и все же ему хотелось ущипнуть себя, чтобы окончательно увериться, что это не сон. Обычно он пробуждался раньше Стефана, который, как выяснилось, был любителем подольше понежиться в постельке. Иногда (смотря по настроению) Феликс позволял ему это, иногда будил любимого нежным поцелуем, а иногда принимался бесцеремонно щекотать его, отчего Стефан с визгом пулей выскакивал из их общей постели.

– Вот уж не думал, что вампиры так боятся щекотки, – усмехался Феликс.

– Не все – только я. Наверное, потому что я жутко ревнивый, – гордо ответствовал князь Баторий.

Они подолгу занимались любовью. Иногда к ним присоединялась графиня Радзивилл, но это случалось не часто: Барбара предпочитала объятия простых смертных.

– Удивляюсь, Фельо, как тебе только не надоест обнимать эту маленькую ледышку, – говаривала она, с улыбкой наблюдая за постельными развлечениями Феликса и Стефана. – Мой милый братец, конечно, много чего умеет, но... ах, нет ничего лучше живых юношей!

– Еще бы, секс и ужин в одном флаконе, – хмыкал в ответ Феликс.

Прохладное тело Стефана, как и прежде, пробуждало в нем жгучее желание. Более того: теперь, когда Феликс тоже стал вампиром, это тело сделалось для него еще ближе и дороже, вызывая приятное чувство физического единения и кровной родственности. Впрочем, они ведь и впрямь породнились, обменявшись кровью.

Стефана по-прежнему сильно умиляла и невероятно забавляла боязнь любовника причинить ему боль.

– Фельо, ты обращаешься со мной так, словно боишься, что я вот-вот рассыплюсь, – со смехом говорил он Феликсу во время их любовных сцен. – Уверяю тебя: несмотря на мой трехвековой возраст, я еще довольно крепок. Ты можешь действовать в полную силу, я выдержу...

– Замолчи, глупый, – Феликс пригубливал тело Стефана, словно драгоценный бокал тончайшего хрусталя, осторожно гладя его узкую худую грудь и легонько целуя причудливый шрам на тонкой шее (теперь Феликс знал, что это такое). – Неужели ты до сих пор не понял? Для меня ты всегда будешь таким: хрупким и нежным, словно ночной цветок...

По ночам обитатели Сейта втроем наведывались в близлежащие поселки или изображали автостопщиков на варшавской трассе. А однажды им крупно повезло: в Сейт заявилась компания юных искателей приключений, которые решили забавы ради провести ночь в знаменитом проклятом замке. Этих ребят было трое – из них, как и следовало ожидать, домой не вернулся ни один.

Балов больше не было, но гости в замок наведывались постоянно, в основном для того, чтобы познакомиться с Феликсом. Каждый новый член немногочисленного сообщества вампиров представлял интерес, а уж любовник князя Батория – тем более. Феликс узнал, что всю свою жизнь Стефан слыл легкомысленным ветреником, и то, что на триста шестьдесят девятом году жизни он вдруг изменил свои привычки, не могло не удивлять его знакомых. «Видимо, я старею», – смеялся князь, когда его напрямую спрашивали об этом. Феликс производил на всех новых знакомых самое благоприятное впечатление, что очень радовало графиню Радзивилл, которая была не чужда легкого светского тщеславия. Впрочем, Стефан со своими домочадцами не только принимал гостей, но и сам наносил визиты. Феликсу особенно запомнился визит в Варшаву к какому-то вампирскому семейству на музыкальный вечер, где Стефан с сестрой снискали шумный успех, исполнив дуэт Нерона и Поппеи из оперы Монтеверди «Коронация Поппеи».

Но главное – Феликс теперь рисовал, много рисовал. Стефан направо и налево хвастался своим портретом, и графиня Радзивилл пожелала, чтобы Феликс изобразил и ее (она позировала ему в образе нимфы у искусственного источника в парке), а следом посыпались заказы и со стороны друзей дома, так что без работы он не сидел ни дня (точнее, ночи). Теперь, с обострившимся зрением, с усилившимися чувствами, со способностью подмечать и передавать любые нюансы, на которые человеческий глаз не обращал внимания, Феликс чувствовал, что он действительно может стать мастером... когда-нибудь. В конце концов, просто невозможно не научиться рисовать тому, у кого впереди целая вечность!

А между тем ночи становились длиннее и туманнее, лунные тени – короче, роса – обильнее. На заросших дорожках запущенного сада шуршали сухие листья; со временем они стали покрываться хрустящим ломким инеем.

В ноябре выпал первый снег.

– Зима! – с удивлением воскликнул Феликс, выходя из подземелья в сад, залитый серебристым светом полной луны.

– Разве? Ой, и в самом деле! – подхватил Стефан, выбравшийся наверх следом за ним, и принялся лепить снежок с целью запулить Феликсу в затылок.

– Неужели вы только сейчас это заметили? – засмеялась графиня Радзивилл. Она в тот вечер проснулась раньше всех и уже сидела в саду на своей любимой скамейке, разучивая на мандолине рондо «Лилея, весны и слезы». Снежинки оседали на ее роскошных черных волосах, отчего казалось, будто Барбара внезапно поседела. На ней была надета пушистая соболья шубка, хотя графиня холода не чувствовала. – Милые мои, похоже, вы вообще ничего и никого, кроме друг дружки, не замечаете.

– И что же в этом плохого, моя дорогая? – Стефан залепил-таки Феликсу снежком по макушке и теперь пытался избежать заслуженной мести. Само собой, без успеха: Феликс подставил князю Баторию подножку, повалил на землю и теперь старательно обкатывал его в снегу. – У нас с Феликсом, между прочим, в самом разгаре вечная любовь!

– Это прекрасно, братец, но не следует забывать и о более прозаических вещах, – молвила графиня, отложив мандолину и назидательно подняв пальчик. – Например: что мы сегодня будем есть? Позвольте вам напомнить, что охотиться в окрестностях становится небезопасно: здешний народ и так уже сильно обеспокоен участившимися таинственными смертями. И, учитывая необразованность местных жителей, лучше оставить их на какое-то время в покое, иначе, чего доброго, эти невежды заявятся в Сейт с осиновыми кольями и святой водой, как некогда их предки. Итак, придется нам либо отправляться в город, либо... Тс-с-с... Стефан, Феликс, вы слышите?...

Прекратив свою шуточную борьбу, те настороженно прислушались. Обостренное вампирское чутье позволяло им улавливать малейшее движение на значительных расстояниях от места, где они находились. И сейчас все трое явственно услышали шаги: со стороны деревни к замку кто-то приближался. Шаги были медленные, неуверенные, шаркающие, сопровождаемые каким-то странным постукиванием по обледенелой земле.

– Черт, кто бы это мог быть? – озадаченно и слегка встревоженно спросил Феликс, внимательно прислушиваясь к шагам. – И стоит ли нам дожидаться его появления? Может, лучше убраться отсюда?

– Погоди, Фельо, – остановил его заинтригованный Стефан. – Судя по всему, данное существо не опасно. Это шаги очень старого человека. Давайте подождем и узнаем, что ему здесь нужно.

Дожидаться им пришлось довольно долго. Но вот наконец на дороге, ведущей к замку, показалась сгорбленная человеческая фигура. Человек шел очень медленно, то и дело спотыкаясь и опираясь на толстую сучковатую палку. С первого взгляда было ясно, что это глубокий старик. Довольно высокий, хотя и придавленный годами к земле, он был одет в козий тулуп, едва ли не более древний, чем его обладатель: швы во многих местах лопнули, и наружу торчали клочья шерсти. Приблизившись, старец остановился и близоруко воззрился на троицу сейтских вампиров.

– Что привело вас сюда в столь поздний час, почтенный? – выйдя из некоторого замешательства, вежливо спросил Стефан. – Может, вы заблудились? Дорога на деревню вон в той стороне.

– Я знаю, где деревня: я сам оттуда, – хрипло возразил пришелец и тяжело, с надрывом закашлялся. – И знаю, где сейчас нахожусь...

Феликс, в котором с детства воспитывали уважение к старшим, подхватил продолжающего кашлять старика и бережно усадил его на скамью, где до того сидела Барбара. Но, прежде чем устало опуститься на каменное сиденье, загадочный старец отвесил Стефану, а затем и Барбаре низкий поклон.

– Я знаю, кто вы, поэтому и пришел сюда, – вымолвил он наконец, справившись с приступом кашля. – Вы, пан, хозяин Сейта, тот самый Черный Князь.

– Вот как? Вам известно, кто я? – искренне удивился Стефан. – В таком случае позвольте и нам узнать ваше имя.

– Лех меня зовут. Я родом из здешних мест, и отец мой, и дед, и прадед тут жили. Я был лесничим в сейтских лесах, много лет, пока болезнь проклятая не скрутила. Но полгода назад, как похоронил свою старуху, вовсе плох стал. Теперь вот почти все дни напролет с печи не слезаю, – старик снова закашлялся.

– Дедушка, так зачем же вы в такую даль отправились, да еще посреди ночи? – мелодично произнесла Барбара, которую тоже невольно тронул вид жалкого больного старика. – Хотите, мы отведем вас домой?

– Спасибо, прекрасная пани, – при взгляде на графиню Радзивилл по высохшему лицу старика скользнула светлая улыбка. – Нечего мне больше дома делать. Старуха моя на кладбище, ни детей, ни внуков нету. Сыночек наш, Збышек, много лет назад в реке утонул, а больше Господь деток не дал. Один я теперь, как перст. Да еще хвороба эта проклятущая привязалась, ни есть, ни спать спокойно не позволяет, вконец измучила. Так-то вот. Отжил я свой век, а помереть все никак не выходит. И жизнь в тягость, и руки на себя накладывать грех. Ну, и подумалось: пусть хоть кому-то от моей смерти польза случится. Хотел было в лесную глушь податься, чтоб волки мною поживились, да, боюсь, не дойду, замерзну на дороге. Вот и явился сюда, в Сейт. Знал я, что правду об этом месте говорят, будто вампиры тут водятся... – старик опять надолго закашлялся. Затем, кое-как отдышавшись, продолжил: – Я так думаю: чем вампиры хуже волков? Раз уж Господь допустил и тех, и других в сотворенный Им мир, значит, таков Его великий промысел. А посему забирайте мою кровь, мне она уже без надобности, – старый Лех устремил на Стефана прямой и открытый взгляд своих выцветших глаз. На его худом, небритом, изборожденном глубокими морщинами лице была написана простодушная решимость. – Никто меня не хватится, а коли найдут в сугробе, скажут только: давно уж пора было деду. Давайте, вельможное панство, прикончите старика. В былые века предки мои служили Баториям, авось и я послужу. Вам пропитание, а мне облегчение. Ну же, ясная панна, уважьте просьбу старого Леха, дозвольте ему почить в ваших хорошеньких ручках.

Графиня Радзивилл пребывала в сильнейшем замешательстве: с подобной просьбой к ней обращались впервые. Обычно Барбара сама выбирала себе жертв – как правило, молодых и полных сил. Она растерянно оглянулась на брата. Стефан чуть заметно кивнул. Простодушный рассказ Леха чрезвычайно взволновал князя Батория, и он понял, что не вправе отказать старику в его необычной просьбе.

– Сделайте это, Барбара, – тихо произнес он.

Легкими шагами прекрасная вампирша приблизилась к старику, опустилась рядом с ним на скамью, ласково положила руки на его сгорбленные плечи, медленно потянулась к нему своими изящными и нежными, словно розовые лепестки, губами. Лех просветленно улыбнулся:

– Какая красавица, – пробормотал он. – Словно ангел небесный... – голос его звучал спокойно, бесстрашно и даже с какой-то непривычной мягкостью.

Когда Барбара вонзила ему в шею свои клыки, старик не вздрогнул и не издал ни стона. По мере того, как жизнь вместе с кровью покидала его немощное тело, лицо старого лесничего принимало все более умиротворенное выражение.

– Стефан, Феликс, – позвала Барбара, осторожно уложив седую голову Леха к себе на колени. – Теперь ваша очередь. В нем еще теплится жизнь... Странно: он сильнее, чем могло показаться...– в голос ее звучала тихая печаль. – Его кровь такая насыщенная... словно крепкое древнее вино...

Остаток ночи всеми троими владело крайне тягостное чувство.

– ...О, Фельо, как это ужасно, – прошептал Стефан, когда перед рассветом они с Феликсом, тесно прижавшись друг к другу, лежали на своем роскошном ложе в склепе. – Ужасно быть смертным, стариться, болеть, терять своих родных и близких...

Феликс почувствовал, что тело его возлюбленного дрожит.

– Ну что ты, – пробормотал он, поглаживая мягкие черные волосы Стефана, щекотавшие ему грудь. – Нам ведь с тобой это не грозит. Ты же сам говорил. Мы же с тобой, черт побери, бессмертны.

– Да... – Стефан по-детски уткнулся носом ему в плечо. – И все же... Нас тоже можно убить...

– Хотел бы я посмотреть на того, кто попробует это сделать, – угрожающе произнес Феликс, в глубине души ощущая, однако, какую-то тоскливую неуверенность.

«У меня просто разыгрались нервы. Все из-за этого проклятого полоумного старикана», – решил он.

Феликс глянул на любимого: тот покоился на его груди, уже объятый дневным сном. В этом состоянии Стефан казался мертвым.

«Завтра он опять проснется, – убеждал себя Феликс, пытаясь унять свою непонятную тревогу. – И мы снова будем вместе. И так будет вечно. Вечно...» И с этой мыслью он вслед за Стефаном тоже погрузился в напоминающий смерть сон.