Посвящается одному виду бегемотиков, по досадному недоразумению сохранившемуся в единственном экземпляре (но зато ценному для остальных своей живучестью).
Твоей любви я жду, как дара,
И вечность дам тебе за миг...
М. Ю. Лермонтов, «Демон»
Кап-кап... Глухие шлепки о ветки, всё хлестче, чаще. В сумерках весеннего леса небо казалось густым, серо-вишневым, а дождь всё сильнее бил по желто-бурой траве. Капли ручейками стекали по лицу, мокрой липкой рубашке. С приходом ливня лес будто очистился: свежее стал воздух, замерли звуки – жизнь спряталась, и только ели тяжело качали ветвями, сгибаемые потоками воды. Джин закрыл глаза, прислушался... Мир вокруг проникал в глубь сознания, оболочки и грани стирались вместе со струями – он будто впитывал лес, его суть в себя; стук дождя умиротворял, уходя внутрь, к сердцу.
Шагая по старой хвое с задумчивой отрешенностью, он выбрел к бесконечной, почерневшей от дождя полосе шоссе, пошел вдоль темной стены леса. Сзади послышался нарастающий гул мотора. Реакция бойца мгновенно вывела из задумчивости, вернула к действительности, слух поневоле обострился. Джин едва успел отскочить: резко тормозя по дуге, веером расплескав серую лужу, возле него остановился и сам лихой мотоциклист. Движения, полные гибкой силы, цепкий взгляд, атлетическое сложение – в мгновение ока Джин определил такого же бойца, как и он сам. Поправив очки в мокрых рыжих прядях, парень глянул ему в глаза и спросил с короткой улыбкой:
– В этом краю Турнир проводить собирались, а?
– Угу, – Джин махнул головой в неопределенную сторону, – за лесом, в городе, – мелькнула мысль об интуиции.
– Тоже на главный приз претензии? – наклонив голову, всматриваясь, поинтересовался рыжий.
Джин усмехнулся, вскинув бровь и опуская ответ как само собой разумеющийся, медленно пошел по тонкой песчаной полоске «тротуара». Сзади чихнули, послышался взвизг мотора, и мотоцикл, набирая скорость, прокатил мимо; он поймал улыбку серо-миндальных глаз незнакомца.
* * *
Хуоаранг, продирая глаза, вышел на террасу домика, снятого вчера. Сонным взглядом скользнув по серому граниту, уже потеплевшему от солнечных лучей, вспомнил, как рухнул на диван в еще мокрой от ливня одежде, не сняв даже шпор. Отрешенно глядя сквозь вертикальную деревянную балку, он задумался. Все пятна впечатлений прошедшего дня сливались в единый фон, на котором четко вставал лишь один образ: высокая фигура, пестрая рубашка с закатанными рукавами, обрисовывающая мускулистый торс, глубокий взгляд черных, как пропасть, глаз под почти сросшимися густыми бровями, – мысль о встрече под серой стеной дождя – вчера – на шоссе в лесу то и дело вертелась на уме. «Он же соперник», – подумал Хуоаранг, уже переодевшись в gi [спортивная одежда – прим. авт.], очерчивая ногой полукруг в небе, и нахмурился: внутри будто что-то царапнуло. Убыстряя темп и пытаясь сосредоточиться, он четко провел несколько комбинаций и развернулся в воздухе, нанеся сокрушительный удар по груди воображаемого супостата, отшвырнувший последнего на пару-тройку метров.
* * *
«Вот черт, – Джин кинул хмурый взгляд на обугленные щепки, коими был усеян пол, – остатки деревянных манекенов, три дня подряд нещадно избиваемых в тренировочной. – Завтра».
* * *
Двадцать самых разномастных участников были выстроены в ряд. Сейчас им зачитывали правила Турнира, каждые пять лет устраиваемого в городке, затерявшемся в густых лесах острова, но прославившемся (в определенных кругах общества) этой давней традицией соревнования. Для победы требовалось выиграть у десяти случайно выбранных противников, уложив их в нокаут или по наибольшему ущербу, поскольку схватки шли на время. Затем следовала борьба с главным руководителем Турнира – мастером Хейхачи, и, наконец, предполагался еще один уровень: сражение с таинственным, по слухам, обладавшим невиданной силой, как физической, так и волшебной, существом по имени Огр. Но старый учитель школы Мишима был силен, и уже несколько десятилетий ни один боец не входил в Каменную башню – обитель Огра.
Хуоаранг, устремив рассеянный взгляд вперед, вполуха слушал правила. Он всем своим существом ощущал рядом присутствие того лесного незнакомца, напрягаясь от каждого случайного прикосновения плеча или руки и с трудом подавляя желание повернуть голову и посмотреть в черную бездну глаз Джина.
Джин же, в свою очередь, пытался боковым зрением увидеть профиль с высоким лбом, чуть горбатым носом и тонко очерченными губами, прикрытый завесой мягких волос, а затем взглянуть в казавшиеся от солнца янтарными ясные глаза лихого мотоциклиста.
Протяжный низкий стон гонга открыл первый поединок. Десять пар разошлись по площадкам. Джин, с легкостью, практически одним электрическим разрядом перчатки, пославший в нокаут противника – смешного дракончика в боксерских перчатках, теперь, прислонившись к стене, наблюдал за мастерством Хуоаранга. Тому достался куда более серьезный враг, и он буквально скользил по полу, уворачиваясь от тяжелых замахов увесистых лап и пытаясь длинным ударом попасть между глаз бурому медведю огромных размеров и лохматости. В конце концов быстрый «драконий хвост» подкосил зверя, а каблук ошпоренного сапога, направленный в огромный блестящий нос, заставил его тушу бездвижно ухнуться в темно-желтый песок. Радостно зажегшийся взгляд Хуоаранга обвел зал и встретился с черными, полыхнувшими от этого взгляда глазами Джина. В бездонности их он заметил странную улыбку, а затем на секунду мелькнувшую нежность, отчего волна смущения поднялась и прилила к горлу, но бесконечная бездна притягивала к себе и не давала отвести глаза.
Гудение гонга, отсчитавшего положенное время, внезапно нарушило течение мыслей, порвало тонкую нить. Видно было, что уже и первый раунд серьезно вымотал бойцов: их ряды поредели, у многих были плачевно побитые физиономии, но всё еще гордое выражение лиц.
Хуоаранг, не дослушав о втором туре и результатах, резким шагом направился к верному мотоциклу. Осталась одна мысль: умчаться в сизую перспективу прямой сине-черной ленты дороги и фиалково-свежего, но далекого неба, когда свист безумного ветра отрывал от мира, прохладными волнами окатывая лицо, а всё тело неистово рвалось вперед, к бесконечности.
* * *
Джин всматривался в беспокойную рябь волн. Какая странная радость, почти детский восторг – видеть мягкую, нежно ласкающуюся, податливую стихию, зная зеленую чернь ярости, брызжущую бесцветной пеной, хлесткие холодные удары, сметающие с небрежной ловкостью окружающее! Она у ног; отражает блики и остается матово-мутной, просвечивает до последней капли и скрывается в самых глубоких ущельях, манит, кличет, призывает и холодно, кичливо отталкивает, бесконечно непознанная и родная всему... Ей так хотелось задать вопрос: «Кто ты?», – чтобы услышать уклончивое журчание и теряться, снова теряться. Два слова – и так неясен, смутен ответ. Но вода – лишь тень, отголосок, главное – он, чьи золотистые с медью глаза прикрывают пушистые рыжие пряди...
Чу! – шуршание песка, темный силуэт. Сердце мечется, недоумевает разум. Хуоаранг и сам не знал, какого черта он оставил мотоцикл у дороги и пошел бродить по незнакомому пляжу. Одинокая фигура у самой кромки воды. Мысль о ней сливается со стуком внутри и совсем не удивляет: она так близко – так далеко. Он сел на песок рядом с Джином. Взгляд мотоциклиста коснулся единой линии озаренного еще неба и черной блестящей воды. В воздухе вспыхивает тысяча немых вопросов, но ни слова – вслух. По коже пробегают теплые лучи, касаясь трепещущего сердца. Хуоаранг чувствовал: он рядом, его прямые непослушные пряди волос чернее ночного моря, темный профиль резких черт и влекущая, затягивающая бездонность глаз... и внезапно понял: сознание ускользает от разума, тонкой струйкой утекает в неведомую щель...
Джин ощутил холодный ветер внутри: лезвием стали касались слуха удаляющиеся шаги. Не повернув головы, он увидел ускользающую тень, и черным ядом вползала в сердце потерянность... Но тихий шорох приумолк, и мгновенная улыбка теплых огоньков коснулась его лица.
* * *
Многочасовые тренировки, краткий поединок, гонка за уходящим солнцем по бесконечному шоссе, несколько часов сна – всё, что помнил Хуоаранг день за днем, пока шел Турнир. Одна мысль не давала покоя, когда он выходил на ринг: «Не видеть его, его глаз! Только бы не он!»
Пришел момент решающего поединка. Первый раз судьи столкнулись с такой дилеммой: у двух участников было по десять безукоризненных нокаутов. Бой между ними самими был уже невозможен: цикл Турнира заканчивался, и время поджимало. Мастер Хейхачи согласился принять двойной вызов, благодаря чему правила поединка были исправлены и оба боя планировались в один день с разрывом в несколько часов. Первенство определялось по жребию.
Джину пришлось не особо легко: он и сам был из школы Мишима, а потому мастер знал большинство приемов и движений, свойственных ему. Джин буквально импровизировал на ходу, используя быстроту реакции и ловкость. Стиль же Хуоаранга, таэквондо, в сочетании с индивидуальностью приемов и силой ударов давал некоторое преимущество, хотя апперкоты старика Хейхачи были ох как тяжелы...
Но вот они оказались на одной дороге – в молчаливые залы Каменной башни.
* * *
Галерея мрачных арок, уходящая в перспективу. Каждый шорох кажется грохотом в полутемных коридорах. Где же он? Нет, не хозяин этих древних сводов, а тот, чьи глаза теплее и лучистее заходящего солнца. Джин нахмурился, встряхнул головой: еще немного, и будет мерещиться в тени каждой колонны незабываемый силуэт.
Внезапно подкралась звенящая тишина: слишком спокойно, слишком пусто вокруг... Крадущимся шагом Джин вышел в озаренный неверным мерцанием свечей зал. Он сосредоточенно вглядывался в игру света и тени: чувствовались постоянные, едва уловимые изменения. Вдруг осознал: враг перед ним, будто соткался из воздуха. Огромный, зеленокожий, в горящих красных глазах был виден разум, сознание, но никаких чувств. От него веяло темным, непознанным, чужим, как от древнего проклятья на стенах египетской гробницы. Изучая мощную фигуру, боец прикидывал возможные маневры и ожидал нападения.
Огр думал недолго, и Джин, уворачиваясь от колеса, тут же подметил, как опасно угодить в подобные объятия. Тени вокруг играли в прятки, опережая движения самих бойцов, словно ведя собственную схватку. Из невидимых щелей слышалась странная, мертвая музыка, будто делавшая площадку и весь замок вратами в другой мир.
В краткий миг Джин схватил врага за руку, нанес несколько сильных ударов по голове. Но враг был упрям – свободной рукой двинул ему в грудь, откидывая. Падая и даже не сознавая боли, Джин понял: бить, сейчас же! Подождав, пока Огр приблизится, он вскочил, одновременно атакуя. Молниеносно: удар – подсечка – снова удар, подбрасывая тело. Секунды замирают. Мгновенная концентрация, до последнего – в одну точку. Потрескивающий, синий от напряжения разряд прочертил ломаную линию к груди врага, оглушая его.
Джин, всё еще сохраняя боевую стойку, всматривался в повергнутого противника. Никаких признаков жизни. Это была победа! И снова жужжащим роем кружили мысли: «Где же... он?» Сотни ласковых определений приходили на ум при воспоминании о мотоциклисте, а вместе с этим сердце злой кошкой царапало беспокойство...
Джин уже кинулся было в первый же коридор, как ощутил всё увеличивающуюся усталость. Силы его гасли, словно свеча, задуваемая ветром, утекали из тела, а всё вокруг так же быстро меркло...
* * *
Хуоарангу казалось, что он бродит по мрачным залам бесконечно. Внутри мучительно растекались мысли. О, как хотелось забыться от них в смертельном танце поединка! Ведь в нем теперь поселилось терзающее и ласковое, окутывающее разум теплым туманом слово – «люблю»... Хуоаранг сжал зубы: биться насмерть, немедленно!
Вдруг среди темных переходов он заметил вспышку. Скрываясь в тени колонн, он приблизился к залу. Посреди него стояло чудовище, настоящая химера. Оно было обладателем длинной шерсти, изогнутых рогов, кожистых крыльев, чешуйчатого хвоста, вместо одной передней лапы была почему-то живая змея, а довершали картину злобные красные глаза на оскалившейся морде. Дышало чудище дымом – и тяжело, будто только что совершило пятнадцатикилометровый марафон.
Почти молниеносно Хуоаранг подскочил к нему, приняв боевую стойку. Игра началась. Боец хаотично метался по всей освещенной площадке, пытаясь ускользнуть от различных фокусов с огнем, ядом и когтями. Удары его не причиняли уроду большого вреда. Тогда мотоциклист воспользовался почти единственным преимуществом – скоростью реакции. Зайдя сбоку, он успел сделать захват, изо всех сил при этом ломая врагу шею ударом ноги. Дальше всё было слишком быстро: хруст, вой, ослепляющая вспышка, отшвырнувшая Хуоаранга в угол, и темнота.
Очнувшись через несколько минут, он понял: чудовища больше нет. Вслед за этой мыслью внезапно сверкнула другая, заставив душу затрепетать. Проведя рукой в практически абсолютной темноте, Хуоаранг почувствовал порванную одежду под ладонью. Только один человек мог быть здесь... Он приник к груди Джина – под щекой стучало сердце. Чуть приподнявшись, мотоциклист уловил смутные очертания тела рядом. Хуоаранг протянул руку и коснулся резких скул, упрямых черных прядей, упавших на лицо; произнес негромко: «Джин...» – и уловил из-за полуприкрытых ресниц сияние черных глаз. Тогда радостно-решительно Хуоаранг нагнулся, прикасаясь к его сомкнутым, чуть улыбающимся губам. Внутри него всё затрепыхалось, в голову ударила безумная волна, когда он почувствовал поцелуй. Странно-бессмысленной показалась вдруг порванная одежда, и через секунду пальцы его коснулись груди Джина, пробежали, лаская, по коже. Тот слегка охрипшим голосом выдохнул: «Хоа...» – и обнял мотоциклиста за шею, зарывая пальцы в мягкие волосы. Слепящая надежда обожгла душу, впуская теплый свет счастья. Он приподнялся, притягивая к себе Хоа и, свободной рукой скользя по его плечу, снимал gi. Только одно сейчас видел Джин: пылающее пламя любимых глаз...
Эпилог
Серая асфальтовая лента шоссе. Мимо тянется дикая зелень полей с некошеной травой. Бесконечность всюду: и в дороге, не имеющей начала и конца, и в полях, простертых до самого горизонта, и в недосягаемости серо-голубого купола неба.
Джин подвинулся ближе к Хоа. Посмотрел, как играют рыжие блики заката на развевающейся паутинке волос. Он закрыл глаза, вдохнув знакомый запах. В противоположность скорости мотоцикла мысли медленно плыли. Сквозь шум мотора Джин не слышал стука сердца Хоа, но чувствовал: оно рядом, с ним. Он выглянул из-за плеча рыжего парня – впереди все три бесконечности сходились в одной точке, и она притягивала его. «Да, – улыбнулся через плечо Хоа, будто читая его мысли, – мы едем туда». Джин глубоко вдохнул, когда ветер волной нахлынул в лицо, и вдруг понял: вся сущность их, единая, живет в этом пространстве, пропитана им и всюду в нем.
Золотисто-рыжеватые, янтарные отблики ушедшего солнца еще озаряли у горизонта небо, переливаясь в черную мглу – бездну среди бесчисленного множества сияющих точек...
