Кастинг прошел отлично. Его взяли без проб. Впрочем, так было всегда. Если он хотел получить какую-либо роль, то получал. В «Гардемаринах» он был молоденькой Екатериной Великой, в «Бойцовском клубе» сыграл воображаемую часть личности Эдварда Нортона, то есть Брэда Питта. А с «Пиратами Карибского моря» прокололся – выбрал роль, не читая сценарий. Он опрометчиво решил, что Кира Найтли должна стать возлюбленной Деппа. Знал бы, выбрал бы роль кузнеца, тот проводил рядом с Джонни гораздо больше времени. По крайней мере, на съемочной площадке. Хотя сцена на острове сулила такие надежды...

Кинематографом он стал увлекаться недавно. В число его любимчиков, помимо Деппа, входили Аль Пачино, Сергей Жигунов, Адриано Челентано и Жан Рено. Их роли он не брал никогда – еще чего, лишать себя удовольствия лицезреть их на экране. А вот жертвам его пробудившегося таланта приходилось на время покидать сцену – чаще всего он отправлял их в наркодиспансеры. На это затрачивалось гораздо меньше сил, чем на корректировку памяти половины населения Земли. Актеры впоследствии с удовольствием принимали похвалы и награды за сыгранные им роли. Он не был тщеславен. В «Ночном Дозоре» он играл самого себя. Эту роль он не мог доверить никому.

«Темных удачно подобрали, а вот Светлые – сплошь уроды. На их фоне я чувствую себя мечтой гарема. Светлана, правда, ничего – хорошенькая. Надо будет пригласить ее на чашечку... чего-нибудь покрепче. Оператор – Иной, Светлый шестого уровня. В Ночном Дозоре служить желания не изъявил, законов не нарушал. Радуется, как ребенок, что люди наконец-то начали догадываться о существовании Иных. Придурок. Хотя... каждому хочется облагородить свою профессию, свое меньшинство. Только не стоит делать из него большинство. Особенно в нашем случае».

Оператор Сергей Трофимов действительно был Светлым Иным. Стал он им не так давно – в один чудесный июньский денек в деревне, когда гостил у знакомой актрисы преклонного возраста. «Сереженька» напоминал ей жившего на Дальнем Востоке внука. А известному оператору грели душу вечерние посиделки на террасе, задушевные разговоры о прошлом и будущем, близкие звезды и щемящие воспоминания о детстве... Вот эти-то воспоминания и сподвигли его в то лето залезть в соседский сад – у них яблоки раньше всех поспевали. Сергей вновь ощутил мальчишеский азарт, когда лез через забор. Страх быть застигнутым гонял по крови адреналин. На облюбованной яблоне, помимо яблок, оператор обнаружил еще и пацана, которого сюда привела отнюдь не романтика прошлого.

– Дяденька, а вы что тут делаете? – удивился пацан, испуганным он не выглядел совершенно.

– А это разве не двор бабы Тани? – попытался закосить под дурачка Сергей.

– Не-а, вы малость промахнулись. Вам через следующий забор.

– Спасибо.

Сергей сделал едва два шага от дерева, напрочь забыв о романтике и сгорая от стыда, как мальчишка преградил ему дорогу.

– Дяденька, не поможете яблочки донести? А то я что-то много накидал, – с невинно-наглой рожицей спросил пацан.

Сергей пробормотал что-то похожее на неприличное выражение, но яблоки взял. Внезапно из темноты раздалось грозное рычание. Они застыли, как вкопанные. К ним, не спеша, оскалив клыки, шел огромный волкодав. Сергею как-то сразу вспомнились рассказы о подвигах этой собаки, Феди, что ли, мол, шестерых волков задушил как нечего делать. Мальчишка, видимо, вспомнил то же самое. Не сговариваясь, они побросали яблоки и дали стрекача.

Когда до спасительного забора оставалось два метра, пацан споткнулся обо что-то и пропахал пузом землю. Сергей обернулся – собака была в двух сантиметрах от мальчика. Сергей рывком поднял его с земли и пихнул к забору. Раздался звук клацнувших в воздухе зубов. Мальчишка уже перелетел через забор, но для Сергея момент был упущен – с ужасом он глядел в горящие желтым светом глаза...

В следующий момент произошло нечто странное – стало как будто еще темнее, волкодав застыл в прыжке, время потянулось тягуче медленно. Сергей, не мешкая, перескочил через забор, и лишь когда он шлепнулся на землю, окружающий мир пришел в норму. Мальчишки уже и след простыл.

Сергей как-то читал о необычном поведении людей в экстремальных ситуациях, поэтому не очень удивился своему чудесному спасению. Быстренько и, по возможности, бесшумно пробрался к себе, молясь, чтобы никто ни о чем не узнал.

На следующее утро в деревне только и разговоров было, что о незадачливых ворах, спугнутых умницей Федей. Имя Сергея не всплыло – пацану было невыгодно раскрывать рот, а других свидетелей, к счастью, не оказалось. Но всё равно Сергей постарался смыться оттуда как можно скорее.

Только вернувшись в Москву, Сергей Трофимов узнал, что это небольшое приключение в деревне пробудило в нем Иного. Ночной Дозор просветил. А засек Сергея Игнат, опытный боевой маг. Если мага кто-то заинтересовывал в качестве сексуального объекта, ни с его половой принадлежностью, ни со средствами его соблазнения он не считался. Игнат включил свое обаяние на полную катушку. Но в этот раз объект, то есть Сергей, на дружеский контакт пошел с охотой, а вот дальше – ни-ни. Тут-то Игнат и заподозрил в нем Иного.

Когда в Дозоре узнали обстоятельства, при которых Сергей вошел в Сумрак, все были в шоке – никто не понимал, как он умудрился стать Светлым. Охваченный паникой, застуканный на месте преступления – негативные эмоции плюс плохой поступок. Единственным объяснением было то, что он спас мальчишку. Но до сих пор определяющим фактором «цвета» того или иного Иного были мысли и настроение, с которыми он впервые входил в Сумрак. По идее, Сергей в тот момент – между Федей и жизнью – был очень далек от эйфории. Может, Сумрак просто пошутил?

Освоившись со своим новым статусом, Сергей решил, что в Дозоре ему точно не место. Он нутром чувствовал, что добропорядочным Светлым ему не стать. К тому же его гораздо больше привлекали идеи Темных. Поэтому он продолжал жить своей обычной жизнью, только в очень упрощенном варианте – благодаря способностям Иного большинство проблем стали решаться играючи.

«А наш Светлый оператор забавный. Не понимаю, как его угораздило стать Светлым, хотя нам такие тоже не особо нужны – силенок у него маловато. На кого он там всё время пялится? На Мумийтролля? Н-да... А может, он просто его поклонник? Вон Городецкий по русскому року прибивается. А Лукьяненко так вообще по песням пытается Иных вычислить. Ой, а что это мы такое интересное делаем? Паранджу на Лагутенко – додумался, его же узнавать перестанут! Ну-ка, а если чуть-чуть подкорректировать заклинание? Вплетем-ка в него приворот первого взгляда. Ну же, Городецкий, тьфу, Хабенский, обернись! Класс! Вот теперь моя душенька довольна. Определенно, эти съемки обещают стать самыми веселыми в моей карьере».

Сергею очень нравилась группа «Мумий Тролль», особенно ее первые альбомы. Когда он увидел на съемочной площадке Илью Лагутенко, сердце чуть не выпрыгнуло из груди. Через горло. Сергей взял автографы для себя, для мамы, для друзей и для Лукьяненко – тот увлекался «Мумий Троллем» тайно. Откуда ему было знать, что его секрет давно уже стал достоянием общественности, так что «Достала морская меня болезнь» оставался самым большим секретом его жизни. Поэтому оператор послал ему автограф в конверте – подарок от анонима. Таким образом он отблагодарил писателя за то, что тот рассказал миру об Иных. А вот Илюшу Лагутенко за автографы и песни надо было отблагодарить по-особенному.

Сергей знал о парандже – магическом способе скрыть недостатки своей внешности, а при желании и очаровать кого-нибудь. Но сам никогда его не использовал, считал это прерогативой женщин. Идея осенила его, когда он увидел скучающий взор девушки, с которой пытался заигрывать Лагутенко. А чем черт не шутит – сделать своего кумира неотразимым красавцем, хотя бы на сутки, и незабываемая ночь с красоткой, а то и не одной обеспечена. Только вот паранджа почему-то сработала весьма странно – вместо кучи красоток на Мумика повесился один Константин Хабенский.

В момент, когда Сергей произносил заклинание, шел десятиминутный перерыв. Илья сидел в уголочке, покачиваясь на стуле и потягивая любимую колу. На него никто не смотрел: почти все побежали в буфет за кофе и булочками, Бекмамбетов с Хабенским обсуждали следующую сцену, Меньшов с Золотухиным спорили о политике, а сразу, как появилась паранджа, первым на певца посмотрел Хабенский. Видно, Тимур что-то сказал об Илье. Глянул мельком и отвернулся было, но тут же снова повернулся. Резко, всем телом, и уже не отрывал глаз.

– Что ты там такое увидел, Костя? – удивился режиссер.

– Лагутенко, – не понимая, что с ним творится, ответила привороженная звезда российского кино.

– Ты что, первый раз его видишь?

– Нет, конечно, – попытался взять себя в руки Хабенский и с ужасом ощутил, что в руки хочется взять кое-кого другого, – просто... тебе не кажется, что он сегодня какой-то не такой?

– Нет. Ладно, перерыв окончен! Все по местам!

Вначале Хабенский еще делал вид, что играет, потом стал действовать чисто на автомате, стараясь сделать всё возможное, чтобы не пялиться на Лагутенко слишком откровенно. Остатки здравого рассудка шептали: «Он же мужик». На что внутренний голос, не очень вдаваясь в смысл своих слов, лепетал: «Ну и что, я тоже мужчина... Мужская солидарность... типа».

Совсем весело стало, когда стали снимать сцену с вампирами. Константин влюбленными глазами смотрел, как Илья поднимается со стула с грациозной пластикой кошки. Он изящно встряхнул волосами и, открыто улыбнувшись Бекмамбетову, отчего сердце Хабенского кольнуло ревностью, подошел к режиссеру, чтобы выслушать инструкции. Было уже поздно, поэтому решили снять только первую часть сцены – до момента, когда вампир, то есть Лагутенко, в ответ на приказ выйти из Сумрака бросается на Городецкого с ножницами и ранит его.

Илья слушал Тимура, склонив голову к левому плечу, слегка ссутулившись. Хабенский жадно впитывал каждую деталь внешности, жестов, поведения, речи нежданного любимого. Неудержимая улыбка просилась наружу: актера распирало беспредельное счастье. Весь день он хотел подойти к Илье, чтобы быть как можно ближе к нему, но Тимур гонял дубль за дублем. И вот певец стоит рядом – Константин, сделав чрезвычайно заинтересованное лицо, придвинулся поближе, чтобы якобы не упустить ни одного слова из уст режиссера. На самом деле все эти слова прошли из одного уха Хабенского в другое прямым транзитом в никуда. Еще бы – ведь он стоял плечом к плечу со своей мечтой, ощущал сквозь ткань рубашки тепло его тела. От звуков голоса Ильи по коже забегали шаловливые, трепещущие мурашки. Константин старался даже не дышать, чтобы сохранить всю полноту ощущений. Если бы в этот момент ничего не подозревающий Лагутенко не отодвинулся, Хабенский не испытал бы одного из самых горьких разочарований в своей жизни.

После этого актер думал, что сегодня уже ничего не сможет сыграть. Но, к счастью, его герой как раз должен был быть не в лучшей форме – крови свиной перепил. Поэтому еле стоящего на ногах и едва шевелящего языком Городецкого он сыграл блестяще – просто был собой. А вот когда Илья кинулся на него с ножницами, ноги Константина подкосились, и Лагутенко по инерции полетел вперед, очутившись прямехонько на Константине. Еле успел ножницы в сторону откинуть. Несколько секунд они испуганно смотрели друг другу в глаза, Илья упирался ладонями в грудь Константина, ощущая, как застыло под ним тело актера, будто ожидая чего-то. Всё очарование сцены разрушил режиссер.

– Всё, Костя, шабаш! На сегодня хватит – ты уже на ногах не стоишь. Скажут еще, что я заездил тебя до полусмерти. Все по домам! Рабочий день окончен!

Илья скатился с Хабенского при первых же словах Бекмамбетова. Константин вставал с пола очень медленно. Он и правда чувствовал себя разбитым. А еще опустошенным и бесконечно одиноким. Чья-то рука легла ему на локоть и потянула вверх.

– Совсем фигово, да? – посочувствовал Илья.

– Голова что-то кружится. Будь другом, помоги дойти до машины.

– Конечно! – у Ильи было отзывчивое сердце.

Довезти Константина до дома он уже сам предложил. Когда приехали, Константин с чувством поблагодарил:

– Спасибо, ты настоящий друг!

– Да не за что. Не болей, – Илья повернул ручку дверцы, собираясь выйти.

– Может, зайдешь в гости? – как можно небрежнее спросил Хабенский. – Пивка попьем, у меня весь холодильник забит.

– С удовольствием, – обрадовался Илья, лучших планов на вечер у него всё равно не было.

В квартире царил относительный порядок, и Константин выдохнул с облегчением. Предложил Илье располагаться как у себя дома, а сам пошел переодеться во что-нибудь посвободнее. Мимоходом заглянул в зеркало и испугался: на него смотрело смертельно бледное лицо, волосы торчали во все стороны. Наскоро расчесавшись, он поспешил вернуться к дорогому гостю, дабы тот не заскучал.

После третьей бутылки пива разговор пошел легче, затем перешли на коньяк.

– Слушай, а ты сам пришел на роль пробоваться или тебя Тимур нашел? – полюбопытствовал Хабенский. Больше всего на свете ему сейчас хотелось провести ладонью по шелковистым волосам Ильи, зарыться в них лицом и млеть от наслаждения.

– Тимур. Ему наш оператор, Сергей Трофимов, посоветовал ко мне обратиться. Вдвоем они решили, что из меня получится идеальный вампир. Смешно, в тот день, когда Бекмамбетов позвонил мне, я как раз всерьез решил стать вегетарианцем. Чтобы войти в роль, пришлось от этой идеи временно отказаться. Вампир-травоядное – дурдом, – хмыкнул Илья.

«Такой милый, добрый, забавный», – Хабенский нервно взъерошил свои волосы, возвращая их в состояние первозданного хаоса, и вскочил.

– Пойду еще пива принесу, – он не знал, сколько еще сможет сдерживаться.

Вернувшись, он начал пробивать тему:

– А тебе не кажется, что Вержбицкий – голубой? – проникновенно спросил он, усиленно улыбаясь. Почему он выбрал Виктора Вержбицкого, он бы и сам не сказал, даже если бы мог сейчас об этом думать.

– Ты тоже заметил? А я решил, у меня глюки на почве сексуальной озабоченности прут. Сегодня даже на тебя начал думать, представляешь? Корка!

– Ну да, – издал неловкий смешок Константин, – ты, верно, спец по части геев. На эстраде это сейчас сплошь и рядом.

– Ну, я-то уж точно не голубой! Хотя слухи о себе слышал самые разные. Нет, я ничего против геев не имею, у меня полно таких друзей...

– Я тебя хочу, – вырвалось у Хабенского. Последняя бутылка пива была явно лишней.

– Что? – вытаращил почти протрезвевшие глаза Лагутенко.

– Хочу... спросить, – с усилием выдавил Константин. – Ты куришь?

– Нет. Ты знаешь, я лучше пойду. Поздно уже, – встал с дивана Илья.

– А, была не была!

Стол вместе со всем, что на нем стояло, полетел в сторону, потом Хабенский ловко сделал Илье подсечку и тот упал обратно на диван. Для надежности Константин придавил его сверху весом своего тела и впился губами в открывшийся для громкого нецензурного протеста рот Ильи.

В следующее мгновение Константин увидел себя как бы со стороны – он лежит на полу в позе зародыша, задыхаясь от резкой боли в паху. Раздался звук захлопнувшейся двери. Илья сбежал.

Он долго бежал без остановки. Холодный ночной ветер бил наотмашь по разгоряченному лицу. Илья не чувствовал, не думал. Он просто бежал – всё быстрее и быстрее. Так бегают либо от смерти, либо от себя. Наконец он выдохся. С ним и раньше заигрывали мужчины, некоторые откровенно его домогались, но чтобы так... Нет, из любопытства он пару раз даже целовался с парнями, но ничего особенного при этом не ощутил. Так опытным путем, правда, с некоторым сожалением он установил, что является стопроцентным гетеросексуалом. Но с Хабенским...

Илья стоял посреди ночной Москвы и дышал, как вытащенная на берег рыба. Тело, несмотря на сопротивление разума, смаковало воспоминания о прикосновениях Константина, о тяжести его тела на себе. На Илью накатывали жгучие волны страсти. Когда он пришел к себе, желание достигло размеров цунами. Заснуть в эту ночь ему так и не удалось.

«Через два часа действие паранджи закончится и Хабенский будет еще долго избегать Лагутенко. А пара бы вышла – загляденье. Этот дурачок Светлый так и не понял, почему его заклинание сработало таким странным образом. Надо было еще эффект на пару дней продлить. Тогда бы они уж точно спелись. Вон как глазки у обоих горят – прям не отрываются друг от друга. По-моему, Илюша сам не знает, чего ему хочется больше – придушить Хабенского или броситься в его объятья. Какой накал страстей на съемочной площадке! Бедный мальчик, как недолго тебе осталось быть любимым».

Утром Сергею Трофимову позвонили из Ночного Дозора и предупредили, чтобы был предельно осторожен и всё делал в соответствии с законом. В съемках фильма принимал непосредственное участие сам Завулон. Оператор подумал о парандже и покрылся холодным потом. Это было не совсем законное вмешательство в жизнь человека. Вмешательство седьмого уровня, но всё же. Сергей очень надеялся, что Завулон ничего не заметил. Надежда оставила его, когда он увидел всепонимающую, немного грустную улыбку Виктора Вержбицкого.