Она бывает трепетной и нежной,
Как первый распустившийся подснежник.
Явиться может пышной, многоцветной,
Напоминая разнотравье летнее.
И эта – белены цветок дурманный,
Весь ядовитый, с ароматом странным,
Среди колючих листьев, словно гости,
Сережки-чашечки цветов слоновой кости.
Я тут в общем-то на вашем сайте случайно, обыватель, любитель фантастики и фэнтези, но не фанат, так что точно человек посторонний. Вот и думаю, вдруг будет интересно – взгляд со стороны. Что такое слэш – раньше понятия не имела, а, познакомившись, обнаружила, что некоторые тексты меня привлекают, причем вплоть до перечитывания. Это показалось забавным, ощущение такое, будто ешь зараз полкило шоколадных конфет – и вредно для фигуры, и глупо, а остановится не можешь.
И захотелось мне оценить: а, собственно, в чем тут дело. Но я не психолог, правильного анализа предложить не могу, потому далее лишь мои личные ощущения.
В последнее время мне часто кажется, что в литературе и в искусстве в целом имеет место системный кризис. Причин несколько. Во-первых, бедный нынешний средний человек очень перегружен информацией, причем по большей части весьма негативного свойства. Когда он пришел с работы, ему уж не великие идеи нужны, а что-нибудь, как говорят «легкое и сладкое» – кому что – кому женские романы в пестрых обложках, что в ларьках с прессой, кому Маринина и Донцова, а кому и ваши изделия. Кстати, не стоит забывать, что такая литература не вчера родилась – как известно, Татьяне Лариной «рано нравились романы, они ей заменяли все», а романы-то те были все как один про любовь и разница с нынешними – только в стиле и особенностях описания. Так что, несомненно, такая литература, хотя вроде бы и не совсем литература, функцию снятия нагрузки с уставших мозгов успешно выполняет. А уж если самому есть возможность что-то написать, то еще лучше. Во-вторых, жуткий 20-й век и не менее маловеселое начало 21-го изменили наше отношение к великой литературе прошлого – знаем, уважаем, но плакать над судьбой Анны Карениной или Акакия Акакиевича после... Слабо, знаете ли. А попереживать хочется, причем хорошо бы над чем-то не очень близким к жизни, чтобы не напрягало. Есть и еще одна причина, связанная с вопросом: а что можно в литературе, а чего нельзя? Кажется, сейчас можно все, хотя не все пользуется широким спросом. Это, конечно, в чем-то облегчает, а в чем-то затрудняет работу пишущего «про любовь». Если в прежние века для соблазна хватало взгляда, ножки из-под платья, то теперь при голых животах в метро уж и не знает бедный автор, как ему этот соблазн создать – а надо – иначе не прокатит. Секс стал предметом рекламы, коммерции. Когда тебе весь вечер в телевизоре показывают голых баб с целью продать пиво, холодильник, стиральную машину, то обнаженное тело уж не вызывает желаний, а одну только досаду – опять футбол смотреть мешают!
А как хочется в рассказе не чего-нибудь, а именно невозможного и запретного. Легко было в 19-м веке – довольно для сюжета, что родители не дают дозволения на брак, а уж если супружеская измена – так совсем мечта автора! И в 20-м не так уж трудно – тирания и политические обстоятельства сокрушат любую любовь, опять же нет проблем, где взять запрет и его нарушение. А теперь где взять запрет? Что делать сочинителю? Гнать голую чернуху? Так это получится уголовная хроника из «МК», да и на любителя такие сюжетцы. Посему слэш какую-то иллюзию запретности дает – хотя бы потому, что чужие миры вроде трогать нельзя, да и гомо – тоже не совсем чтоб уж в законе.
Так что причина для существования жанра есть, и не только в психопатических фантазиях, и даже совсем не в них, хотя без этого литература никогда не обходилась. Любопытно еще, что многие тексты про мужчин на самом деле дамы сочиняют. И тому ряд примеров на Самиздате, например. Тоже интересное явление. Казалось бы, гетеро с точки зрения описаний веселее, так как дырки три, а не две, да вот поди ж ты. Возможно, опять же иллюзия запретности и необычности притягивает. Да еще совершенно ясно, что многие тексты воплощают извечные женские мечты – например, бьет – значит любит; возьму власть – а там явлю милосердие, да еще и поменяемся ролями в качестве бонуса и особого благоволения; любовь, ломающая привычный ход вещей; и наконец – пусть он после не отворачивается! Можно еще много таких мечтаний по текстам насобирать, это я так, для примера. И между прочим, эти мечтания для мужской гомопары лучше описываются, более естественными кажутся.
Еще есть момент один – сейчас доказано, что в мозгу центры, отвечающие за секс и романтическую любовь, раздельны, хотя оба способны обеспечить синтез эндорфинов. По нынешним временам нечасто бывает, чтобы им удалось одновременно запахать на полную мощность, а слэш – слегка, конечно, зацепляет оба, так что скромная доза естественных «молекул удовольствия» любителю жанра обеспечена. Так что кому пиво, кому конфеты, а кому... Допинг своего рода, и ничего постыдного нет в его применении. СПИДа не будет, социальных последствий не несет. Потому-то и будут сочинять и читать подобные тексты, несмотря на отличные пародии – и на вашем сайте есть очень даже ничего, например про Икса и Игрека, где уж, кажется, все штампы перебраны, вплоть до фиалковых глаз. А ведь не убивают такие пародии жанр. Где-то он, великий Дон-Кихот, убивший все рыцарские романы! Может быть, еще где-то пишется? А пока литература ищет выходы из сложившегося кризиса, идут эксперименты – к чему-то они приведут? Ясно только, что ни абстрактная литература абсурда, ни формальное изобретательство, ни потоки сознания – не будут выходом. «Черный квадрат» и консервные банки годны ненадолго, а надолго нужны человеческие чувства, пусть и в нестандартной упаковке. Кто знает, может быть и цветочки слэша принесут некий вполне художественный плод? Уже есть и пример – «Акамие» Алекса Гарридо несет в себе все признаки ориджинала, однако это уже вполне настоящая литература. Так что дерзайте, ищите и не бойтесь упреков в безнравственности, легковесности и т.д., хотя нет, все-таки бойтесь, иначе весь кайф от запретности пропадет.
Не заменяет золота латунь,
Но нет любви – пленяюсь ложной лаской.
Такая жизнь – теперь, куда ни плюнь,
Все добродетель под порочной маской.
Как зыбко все... Сегодня – лучший друг,
А завтра вдруг затопит вожделенье.
Тогда – опять в сплетенье ног и рук
Мы ищем мира гибели знаменья.
Ах, этот мир! Он каплею повис,
Что кровью наливается, темнея,
Быть может, завтра он сорвется вниз,
Иль удержавшись, высохнуть успеет.
Любимый мой, все суета и тлен,
Не нам узнать, чей грех последним будет,
Пока давай поднимемся с колен
Взглянуть в глаза всем тем, кто строго судит.
Знаете ли вы, дамы и господа, что гомосексуализм у животных (у тех, у которых вообще есть пол) получает распространение при стрессовых условиях существования, а именно при загрязнении окружающей среды, недостатке ресурсов и перенаселенности, имея при этом весьма очевидную функцию – уронить плодовитость? Человек ушел тут недалеко от природы, достаточно принять во внимание Рим, Русь времен Ивана Грозного и наше время. Это один момент, который не нов. Но есть и другой, который надо признать новым явлением, – разрушение стереотипа мужественности. Дело тут не только в экономических условиях, которые позволяют женщине и не совсем мужественному мужчине гораздо легче находить себя, чем в прошлые века, и не в воинственном феминизме, а именно в комплексе причин. Не стоит забывать о биологии и химии – окружающаяся среда так наполнена созданными нами веществами, действующими, как аналоги женских гормонов, что это тоже начинает вносить свой вклад.
Давно ли символом мужества был воин, а основным занятием мужчины – война и власть? Вроде бы ничего не изменилось, но в сознании людей изменения начались – уже не всякая война – геройство, не всякая власть достойна человека. Глобализм становится на место патриотизма, интересы отдельной личности – на место интересов общества, или государства, или толпы – кому как нравится формулировать... Идет смена общественных стереотипов, и это на фоне одной из самых значительных ломок в истории – слома демографической кривой, когда приумножение человечества уже не нужно для его дальнейшей эволюции, да и невозможно. Складываются социальные и биологические эффекты, меняется сама роль мужчины – и главным становится, видимо, не агрессивное, а творческое начало.
Чего только не вырастает на этом фоне в литературе – и уродливое, и прекрасное, и новое, и хорошо забытое старое. Так и сайты, подобные данному, – зеркало процессов, происходящих в общественном подсознательном слое. Что же видно в этом зеркале на первый взгляд?
Во-первых, видно, что сочинительство само по себе, неважно даже, какие тексты выходят из-под пера (теперь, конечно, клавиатуры), – есть занятие, раскрывающее в человеке лучшее, что в нем есть. У человека пишущего и читающего всегда останется что-то, не имеющее отношения к материальному, что-то настоящее, хотя не всем и не всегда дано это выразить. А хочется любому нормальному человеку – именно настоящего, за которое не жаль заплатить даже самой жизнью, чтобы – как в одном из рассказов вашего сайта: «А жить все-таки стоило»...
Во-вторых, писание подобных текстов позволяет говорить о любви, пусть нередко не в самой поэтической форме. А возможность выговориться, даже перед компьютером, а потом еще получить комментарии и пообщаться с кем-то, кого никогда не увидишь и перед кем не надо стыдиться самого себя, – многого стоит. Такова, видно, печать времени, что люди часто скрывают лучшие порывы души, стыдятся романтических эмоций в жизни, а куда-то их выплеснуть надо? Вот недавно случилось мне прочитать переписку Брюсова и Бальмонта – удивительное сочетание взаимной любви, нежности – и непонимания, борьбы характеров. Возможна ли теперь подобная переписка? Это большой вопрос, потому что, несмотря на какую-то физиологическую раскованность, нынешний человек часто зажат в общении, ему не хватает слов для выражения своих чувств, он боится показаться слишком эмоциональным – и покрыт броней, которую наращивает и бережет до тех пор, пока она не станет неснимаемой. Сейчас, кажется легче лечь в постель, чем произнести достойный монолог о любви. И отсюда – одиночество, все-таки люди – существа, в значительной степени привязанные к речи.
Есть еще один любопытный момент, по-моему, связанный именно с этой зажатостью, невозможностью высказаться, – это антропоморфные сюжеты. С одной стороны, это юмор – такого рода, как у Аверченко в рассказе «Неизлечимые»: «Из-за угла вылетела большая черная муха, села против первой и с еле сдерживаемым порывом страсти стала потирать над головой стройными мускулистыми лапками. Простерши лапки, она крепко прижала Лидию к своей груди. И все заверте...» Но некоторые из таких историй с вашего сайта совсем не смешные – например про usera и интернет Ауренги. Вообще было бы интересно определить процент таких историй по отношению к общему числу – у меня терпения не хватило посчитать. Но кажется мне, что одной из причин появления таких историй является именно невозможность преодоления некоторых комплексов – про людей кажется неловко, а про зверей и абстрактные создания – уже и не страшно...
Сужу по себе – вот запросто могу про двух микробов:
...Он жил в теплом океане, где ласковые потоки, кормившие его, медленно обтекали его тело. Оно росло, увеличивалось, а потом спокойно разделялось надвое. Трудно было сказать, эти двое – одно и то же или нет, потом поток уносил его то ли брата, то ли дитя, и все начиналось снова. Но однажды произошло странное – совсем рядом оказался такой же, как он, но появившийся откуда-то из теплых волн. Медленно придвинулось к нему совсем незнакомое тело, и небольшой участок поверхности вдруг ощутил жесткое прикосновение пилей. От этого необычного ощущения вздрогнула мембрана, сорвался с места рифт, пронзенный легкими спиралями полибутирата, и двинулся навстречу белковым структурам, рвущим неспешно раздвигающуюся оболочку. Содрогнулся и смялся бислой, из одной спирали стал выходить внутрь его заполнявший его полифосфат, ломаясь, расщепляясь на отдельные обломки, а снаружи, пробив оболочку, уже входила чужая ДНК, разорванная в напряженную линию. ДНК все глубже и глубже проникала в его тело, пока не оказалась там полностью, а подобравшаяся так вовремя лигаза моментально свернула ее в кольцо. И в этот момент то, чужое, но ставшее вдруг таким близким тело оторвалось, унесенное легкими волнами. В последний момент их единства мелькнул информационный импульс – я ухожу, с этим ничего нельзя поделать, но я оставляю тебе часть себя – плазмиду, которая позволит не бояться дихлорфенолов. В последний раз выгнулась мембрана, восстанавливая бислой, а внутри его все еще вздрагивало маленькое колечко...
А вот про людей не могу. Не только раскованности, но и мастерства не хватает. Ну, кому-то надо и читателем быть.
Что-то я все за здравие, а как же за упокой? А за упокой не хочется, потому что страшно. Страшно оттого, что зеркало показывает временами жутковатые картинки, хотя оно всего лишь зеркало, причем не из числа опасных. Страшно, потому что самые лучшие чувства прячутся за не самой благополучной ширмой, потому что в зеркале этом видится грядущая беспощадная волна перемен, которые еще ждут нас – и что-то будет? Но как уже сказано, нам не дано узнать...
