Я жду тебя: единым взором

Надежды сердца оживи

Иль сон тяжелый перерви,

Увы, заслуженным укором!

А.С. Пушкин

Я смотрю на тебя со смесью жалости и вожделения. Ты все еще волнуешь меня – безбожно затраханный, взятый ласками десятков и изнасилованный сотнями. В тебе еще теплится душа, и ты все еще находишь силы для свежих переживаний, новых чувств и юного, неопытного взгляда. Ты все еще способен заворожить, одурманить, влюбить в себя. По тебе страдают столь многие – и столь многие желают тебя.

Но ты – мой. Что бы там ни говорили и ни делали другие. Сколько рук ни касалось бы тебя, сколько губ ни искажали бы твое имя. Сколькие бы ни использовали тебя и ни бросали после, увлекшись следующим. Сколькие ни говорили бы, что ты глуп и недалек, и между строк ни поминали твою мать хлестким оскорбительным словом. Сколькие ни думали бы, что именно они знают настоящий путь к твоей душе.

Ты – мой. Только мое касание всколыхнет в тебе чувства, которые мы разделим. Только я знаю о тебе то, чего не знают остальные. Только я буду нежным и твердым, страстным и упрямым. Только я увлекусь тобой – и увлеку тебя, уведу тебя туда, куда ты и не предполагал попасть, познакомлю с тем, чего ты и не думал касаться. Мой взгляд, проникающий в самую твою душу, – и мы вздрогнем оба, волна возбуждения захлестнет нас, мы сольемся, чередуя страсть и лирику; мы будем вести друг друга, бежать, догоняя друг друга, словно играя в салочки на солнечном лугу, искать что-то новое друг в друге, словно затеяв прятки в тенистой роще, просветленной ярким солнцем. Ты вдруг возникнешь, неожиданный и яркий, незнакомый и родной – и я брошу все, отзовусь каждой клеткой своего тела, каждой мыслью своего сознания. Ты – мой.

И, касаясь тебя, я найду то, чего не видели остальные. Чарующе узкий проход, которого не смела тронуть еще ни одна из сотен рук. Живое, трепещущее начало, которое вздрогнет под моими пальцами, откликнется на шепот моих губ, раскроется навстречу мне – доверчиво и пылко.

Движение за движением, шаг за шагом, мгновение за мгновением я буду погружаться в тебя, забываясь и теряя голову, допуская ошибку за ошибкой – и зная, что ты простишь мне это. Я буду восторгаться твоей гибкостью и красотой, ругать тебя за непослушание, обижаться на твое молчание – и благодарно замирать, когда ты вдруг скажешь мне что-то, чего я и не ждал услышать от тебя. Буду играть с тобой – и мы оба будем знать, насколько серьезна эта игра. А остальные... К чему им догадываться об этом? Им – не понять. Им – только слушать после мои восторженные слова, им – только знать о моем волшебном предвкушении встреч с тобой. Им – только ревновать, яростно и бессмысленно, к твоей открытости и наивности – для меня, только для меня.

Сколько бы их ни было. Что бы они ни делали с тобой.

Ничто не имеет значения, когда мы остаемся с тобой один на один. Когда мои пальцы замирают, душа распахивается тебе навстречу, когда я весь, без остатка погружаюсь в тебя, вчитываясь в такие привычные строчки. Казалось бы, ну что еще нового можно найти в читанном-перечитанном каноническом тексте?