Профессор Хиггинс – полковнику Пикерингу
Лондон, 15 июля ****года
Дорогой мой Пикеринг!
Надеюсь, это письмо застанет вас еще в Портсмуте, где, насколько мне стало известно из оставленной вами записки, вы намереваетесь сесть на корабль, отправляющийся в Индию. Я очень желал бы отговорить вас от этого шага и сожалею, что не могу сделать этого в личной беседе, а вынужден доверять свои аргументы бумаге.
Ваш внезапный отъезд крайне огорчил меня; более же всего то, что вы покинули дом № 27а по Уимпол-стрит, не попрощавшись со мной. Смею ли я предположить, что это решение было вызвано объявлением о моей помолвке с известной вам мисс Дулитл?
Умоляю вас, Пикеринг, ответьте мне: только ли дружеская деликатность побудила вас уехать или – будем откровенны! – другое, более сильное чувство?
Я знаю, что многие сочли бы такое предположение оскорбительным, но вы, полковник... Признаюсь, я позволил себе дерзость навести подробные справки о вас и знаю, какие именно события некогда побудили столь многообещающего молодого офицера на взлете карьеры внезапно оставить свой полк и отправиться продолжать службу в далекие колонии. Словом, я знаю о вас достаточно, чтобы предположить, что вы не менее чем я сам испытываете неприязнь к женскому полу, предпочитая сугубо мужское общество.
Ах, Пикеринг, дорогой мой! Смел ли я еще полгода назад подумать, что однажды встречу человека, чьи вкусы, привычки и наклонности были бы так же близки к моим, как если бы они принадлежали другой, утраченной некогда половине моей души. Смел ли я надеяться встретить человека, подобного вам? Тем не менее, с того самого дня, как я встретил вас в колоннаде собора Святого Павла, именно это чувство глубокого внутреннего родства не оставляет меня и лишь крепнет день ото дня.
Когда вы любезно приняли приглашение остановиться у меня, я счел это знаком Небес, а предложенное вами нелепое пари относительно этой замарашки Элизы – признаком вашего интереса ко мне и желания задержаться в моем доме подольше. О, это были чудесные шесть месяцев! Ежевечерне видеть вас в халате и с сигарой в самом уютном кресле моей гостиной стало для меня некой насущной потребностью. Никогда еще мне не доводилось встречать столь интересного, умного и тонкого, а главное – знающего собеседника. И столь желанного, не стану скрывать. Впрочем, разве можно скрыть столь сильные чувства от человека с вашим умом и опытом в этой деликатной сфере. Наверняка вы замечали, как волнует меня ваша близость. Вы с вашим тонким слухом ученого-фонетолога не могли не услышать, как в вашем присутствии мой голос начинает дрожать, а произносимые мной звуки – путаться и искажаться, словно у последнего из кокни. И все же вы всегда были джентльменом, даже чересчур джентльменом, чтобы показать, что замечаете это.
Признаюсь вам, Пикеринг, иногда мне казалось, что я схожу с ума, и я пускался на всяческие провокации, пытаясь заставить вас снять эту маску армейской невозмутимости и сдержанности. Помните тот день, когда мы выбирали выходное платье для Элизы? Клянусь чем угодно, никто не мог бы выдумать лучшего повода как бы случайно прикоснуться к вам. И вы не остались равнодушным, я уверен в этом. Ни одно из моих коротких, мимолетных прикосновений – увы, их было так мало, что я могу припомнить и рассказать о каждом! – не прошло впустую. Я чувствовал вашу ответную дрожь, я слышал, как на мгновение сбивалось ваше дыхание, я видел... впрочем, из благопристойности предпочту умолчать об этом даже сейчас.
Милый мой полковник! Если бы вы знали, как ненавистна мне эта викторианская чопорность! Скопище надутых болванов, овладевших правильным произношением, но так и не научившихся говорить то, что они чувствуют! Я был уверен, что мне давно уже удалось свести на нет все педагогические усилия моей почтенной матушки – и что же? Я сам оказался не в состоянии произнести те несколько слов, которые рассеяли бы туман недомолвок и привели бы нас к полному взаимопониманию. О, будь я хоть немного смелее тогда – и мне не пришлось бы сейчас писать вам эти строки, заранее проклиная хваленую английскую почту на тот случай, если мое письмо все-таки опоздает.
Возвращайтесь ко мне, Пикеринг! Мой дом станет вашим домом, стоит вам лишь пожелать. Моя будущая супруга, эта принцесса с Ковент-Гарденского рынка, не посмеет ни словом возразить мне, тогда как внешние приличия будут вполне соблюдены. Если же ее присутствие окажется неприятно вам – я не колеблясь вышвырну ее на ту же помойку, где мы с вами ее подобрали!
С нетерпением жду вашего ответа, готовый сам помчаться вдогонку за этим письмом, если сказанного в нем окажется недостаточно, чтобы разубедить вас в вашем намерении уехать.
Возвращайтесь же, чорт вас дери!
С глубоким уважением, профессор Генри Хиггинс.
Полковник Пикеринг – профессору Хиггинсу
Борт корабля «Святой Джордж», Портсмут, 27 июля ****года
Генри, мальчик мой!
Вы не представляете, сколько удовольствия мне доставило ваше письмо, такое откровенное и горячее, и так похожее на своего автора! Мне будет приятно вспоминать вас, мой милый друг, перечитывая его в тех далеких краях, куда через несколько часов отчалит мой корабль.
Вы, разумеется, правы, предполагая, что я не остался нечувствительным к вашему обаянию. Месяцы, проведенные под одной крышей с вами, доставили мне большее удовольствие, чем я ожидал, подбивая вас взять в дом эту девчонку, Элизу. Вы также верно догадались, что ваши пылкие чувства не остались незамеченными, и я даже позволял себе время от времени подыгрывать вам. Кстати, должен вас поздравить: ваши попытки соблазнить меня, некоторая неумелость которых вполне искупается их искренностью, сделали бы честь любому профессиональному ловеласу. К сожалению, вы глубоко заблуждаетесь относительно истинных побуждений, двигавших мной. Видите ли, Хиггинс, я прибыл в Англию не только и даже не столько для того, чтобы встретиться с автором «Универсального алфавита Хиггинса», сколько для того, чтобы заключить ряд сделок, касающихся неких драгоценностей, сомнительное происхождение которых вынудило меня искать покупателя подальше от южных колоний. В этом отношении дом 27 по Уимпол был для меня идеальным пристанищем, позволяющим обращаться от вашего имени к наиболее респектабельным, а значит, и наиболее платежеспособным покупателям. Вряд ли кто-то из них попытается причинить вам неприятности из-за этого, в противном же случае смело валите все на меня.
Передайте мои самые искренние поздравления будущей миссис Хиггинс, а в качестве свадебного подарка от меня намекните, что ей не стоит слишком часто надевать на людях бриллиантовую диадему, что я купил ей для посольского бала. В светских гостиных Лондона время от времени встречаются истинные эксперты по фальшивым камням. Кстати, это же замечание относится и к тем фамильным драгоценностям, которые вы храните в верхнем левом ящичке вашего секретера и которые представляли слишком большой соблазн, чтобы я смог удержаться.
Прощайте, милый мой Генри. Надеюсь, наши пути больше не пересекутся. Тех денег, которые принесло мне мое пребывание на родине, вполне хватит для того, чтобы мы с моим другом, майором Фортескью, ныне ожидающим меня в Индии, могли скрыться от внимания властей и начать новую, счастливую и обеспеченную жизнь. Если вы действительно так хорошо информированы о моем небезупречном прошлом, то имя моего товарища, несомненно, о многом скажет вам.
Еще раз благодарю вас за ваше искреннее и щедрое предложение, хотя, как видите, не имею никакой возможности принять его. Тем не менее, я чувствую себя в некоторой степени обязанным вам, а потому считаю своим долгом немедленно по прибытии в Калькутту выслать вам составленные мной заметки относительно индийских диалектов, в свое время так вас заинтересовавших.
Остаюсь со всем моим глубочайшим почтением,
Все еще, хотя уже ненадолго – полковник Пикеринг.
P.S. И гоните к чорту кредиторов! Вы вовсе не обязаны оплачивать сделанные мной долги.
