Было тихо. Слишком тихо для войны. Словно духи решили сделать суточный перерыв и дать русским отпраздновать Новый год. Как же все это странно... Он так и не смог привыкнуть к тому, что это уже настоящая война. Не учебка, не будничные тяготы, а война, где твоя жизнь на волоске. Когда-то он был уверен, что война – это красиво, потому что в ней нет ничего лишнего, только ЖИЗНЬ и СМЕРТЬ. Но лишь до того дня, когда убили Стаса. Когда человек, ставший братом, умер на его глазах, на его руках. И в последующие дни он все искал товарища глазами, недосчитывался его при построении, каждый раз норовил спросить: «А Стас-то где?..» Он понял, что в войне нет ничего красивого. Все здесь умирают неосмысленно. Не так, как духи, которые попадают сразу же в свой рай. У них хоть Идея есть. А у нас нет и этого.
Несуразную тишину нарушало лишь посапывание товарищей, бурно отметивших праздник. Джоконде не спалось, он был в том неприятном состоянии частичного отрезвления, которое мешает заснуть. Есть два выхода, он знал: глотнуть грамм сто пятьдесят залпом, курнуть и отрубиться или отрезветь полностью и заснуть здоровым сном. Из угла, где спал Воробей, послышалось шевеление. Джоконда напряг зрение: Воробей, пошатываясь, поднялся, натянул сапоги и в полуприседи выбрался из палатки.
Наверное, справить нужду. Ха, Лютый босиком бы поперся. Тонкая натура Воробья была близка Джоконде. Сам не зная, зачем, он тихо поднялся и тоже вылез из палатки.
Ночь была душной. Но его тотчас поразило небо: высокое, черное и усыпанное звездами. Не задумываясь, Джоконда плюхнулся на землю и задрал голову. Небо мерцало, манило, затягивало. Не верится, что сегодня первое января. Как жаль, что нельзя нарисовать небо с его мерцанием... Кинокамеру бы... В таких раздумьях прошло бог знает сколько времени. Тут Джоконда вспомнил, что пошел за Воробьем. А где же он? «Воробей!» – позвал он вполголоса, чтоб не разбудить товарищей. Метрах в трех справа послышалось ответное мычание. Плохо, ему что ли? Перебрал? Джоконда пошел на голос и увидел Воробья, лежащего на траве, скрестив руки под головой. Было непохоже, чтобы он мучился от последствий праздника. Звезды светили так ярко, что Джоконда отчетливо видел его лицо. Воробей уставился на него снизу.
– Ты чего здесь? – спросил Джоконда.
– А ты?
– Не спится.
– Ну, вот и мне не спится.
– Ну, я подумал, может, тебе плохо стало...
Джоконда опустился на корточки рядом с Воробьем, потом сел на траву. Молчали.
– Я на небо смотрю, – тихо сказал Воробей, у него был очень красивый голос, явно созданный для слов любви, а не военных команд, – оно такое красивое, правда? Столько стихов написано...»
Джоконда стал всматриваться в лицо Воробья. Удивительное сочетание мужественности и нежности. Джоконде очень хотелось нарисовать Воробья, давно, с самого начала. Он хотел нарисовать его обнаженным возле воды. Но знал, что тот не согласится.
Джоконда сам не понял, как это вышло... Осознал, уже слыша свой собственный голос:
– Ты такой красивый... Очень красивый...
Воробей мгновенно приподнялся на локтях и уставился на Джоконду. Как ни странно, в его глазах не было удивления, шока. Просто он смотрел очень пристально, очень серьезно.
– Ты чего это, а? – совсем тихо спросил Воробей.
– Ничего, – он все же смутился и опустил глаза, – просто я так считаю. Прошлый раз я это Белоснежке говорил, потому что она тоже очень красивая. И я решил, что нужно, чтоб она это знала.
– Ну так она же... женщина. Разве мужику можно такое говорить? Получается, ты хочешь, чтоб я тоже это знал, да?
– А какая разница, женщина или мужчина? – Джоконда немного осмелел и снова встретился взглядом с Воробьем. – Красота не зависит от пола. Зигмунд Фрейд считал, что все люди по природе своей бисексуальны...
– Какие-какие? – Воробей нахмурился совсем по-детски.
– Бисексуальные. Это значит, что все люди потенциально тянутся не только к противоположному полу, но и к своему. Только не все реализовывают эту тягу, понимаешь, не всем хватает смелости, что ли... Как бы тебе объяснить... Ну, в общем, кто-то более смелый в реализации своих желаний, а кто-то мучается всю жизнь... А кто-то нашел себе нужного человека и так и остался... Ну, либо нормальным, либо... Ну...
– Ну... Я понял, в общем, – пролепетал Воробей. – А зачем ты мне все это рассказываешь? Ты что... Ты ко мне... Ты меня... – Воробей резко сел и обхватил руками колени. Он испугался.
Джоконда протянул руку и положил ладонь на плечо Воробья. Тот слегка вздрогнул.
– Ты не захотел тогда... С Белоснежкой... Я подумал... Ну, в общем, это неважно... Ты скажи только, ты иногда... фантазируешь? Ну, все же нужна ведь разрядка...
– Ну да, – услышал ответ. – А ты нет, что ли?
– Почему? Я тоже... И я подумал, что было бы приятно, наверное, сделать это друг другу... Ну, чтоб не самому... Тогда совсем по-другому чувствуешь...
Джоконда пододвинулся к Воробью, сел рядом с ним плечо к плечу. Воробей не отпрянул. Они снова молчали. Потом вдруг Воробей повернул голову и снова посмотрел на Джоконду очень серьезно. Джоконда смело отвечал на его взгляд.
– Я доверяю тебе, – сказал Воробей. – Хочешь, я тебе первый сделаю? Только ты, наверное, сам начни... Ну, чтоб встал...
После этих слов смутились оба. Хотя, скорее, Джоконда не только смутился, но и расстроился. Он тяжело вздохнул и сказал еле слышно:
– Давай я лучше первый. Ты просто ложись и закрой глаза. Ничего не нужно делать... Ты расслабься просто...
И Воробей повиновался.
Джоконда расстегнул жесткий ремень его загрубевших брюк, расстегнул ширинку и, помедлив несколько секунд, приспустил трусы. Тонкая светлая дорожка волос вела от пупка к упругому, красивому члену, находящемуся на самой ранней стадии эрекции. Джоконда взял его в руку, аккуратно, как раненую птичку, обхватил пальцами и стал слегка водить вверх-вниз, не сжимая. Воробей лежал спокойно, раскинув руки, только дыхание слегка участилось. Джоконда улыбнулся себе: он все делает правильно. Он взял набирающий силу член в левую руку, сжал покрепче, усилил амплитуду движения, в результате чего плоть под пальцами стала пульсировать и резко увеличиваться, а пальцами правой руки он заскользил по животу Воробья, словно чертя замысловатые фигуры, то врезаясь в мягкие волосы на лобке и зарываясь в них, то убегая куда-то вбок, к бедру... При этом он следил за лицом Воробья: тот свел брови, но глаза не открывал. Дыхание стало частым и глубоким, и Джоконда, сам того не замечая, стал дышать с ним в такт. Ладонь Джоконды увлажнилась от смазки, которая стала обильно сочиться, он почувствовал, как бесповоротно высоко встает за считанные секунды его собственный член. Остро хотелось ласки. Опьянение словно вернулось к нему: мысли разбегались, казалось, что вокруг ничего не существует, только он сам и горячее тело Воробья, сладко реагирующее на его прикосновения. Как же хотелось большего!..
В следующий миг, повинуясь неожиданному порыву, Джоконда наклонился и обхватил губами головку члена Воробья, надавив языком на влажную ямку. В тот же миг услышал сдавленный стон, как стонут в госпитале, когда режут без наркоза, но стыдно кричать, стыдно выдать боль, хоть она и немыслима...
– Не-е-ет... – прошипел Воробей и рывком отпрянул назад, ударив Джоконду обоими коленями в грудь. Тот охнул. Воробей сидел, оперевшись позади туловища ладонями о землю, разведя согнутые колени, в расстегнутой ширинке высоко стоял молодой упругий член, он тяжело дышал, а вид его был напуганный.
– Ты что это делаешь? – прошептал Воробей. – Зачем? Тебе что, мужики нравятся, да?
– Мне ты нравишься, – спокойно, насколько позволяло тяжелое дыхание, ответил Джоконда, - я хотел доставить тебе удовольствие. Я тебя хочу.
Джоконда встал на колени, расстегнул свои не менее грубые брюки, под которыми не оказалось белья, и его большой и красивый член мягко отпружинил, словно указав на объект своего желания. Глаза Воробья стали огромными, он замотал головой:
– Ты что это, Джоконда? Я не буду... Я не хочу ничего... Ты же сказал, что мы просто...
В следующий миг Джоконда припечатал Воробья к земле своим горячим телом. Это произошло рывком, за полсекунды, так леопард набрасывается на антилопу в решающем прыжке. Его окаменевший член прижался к горячему влажному члену Воробья и за секунду сам стал влажным, потому что желание было уже нестерпимым. Воробей начал сопротивляться, схватил его за плечи и стал пытаться отстранить от себя. То ли в Джоконде проснулась неведомая ему раньше сила, то ли Воробей по-прежнему был слишком слаб физически, то ли сопротивлялся он не в полную силу, но сбросить с себя Джоконду ему не удавалось.
– Я не хочу, я не хочу... – громким шепотом повторял Воробей, как заведенный. А Джоконда все теснее прижимался к нему, ритмично двигал бедрами и два их замученных члена соприкасались, скользили друг по другу, даря обоим эйфорические ощущения...
Через несколько минут Воробей попросту сдался... Он опустил голову на землю, а руки вдоль туловища. Джоконда замер, словно прислушиваясь к своим ощущениям. Немыслимо, но его член чувствовал пульсацию члена Воробья. Он снова улыбнулся, широко и радостно. Воробей дышал, словно после забега на шестьдесят километров. Он смотрел на Джоконду с таким выражением лица, словно готов заплакать.
– Какой же ты красивый... Я так хочу нарисовать тебя... Обнаженным... У воды... Разрешишь мне сделать это, когда мы вернемся?
После этих слов Джоконда быстро расстегнул рубашку Воробья и стал целовать его в шею, заскользил языком по небритому подбородку, по мочке уха... Джоконда чувствовал, что в Воробье просыпается сладострастие. Тот поддавался ему, отвечал стонами, вздрагиваниями... А потом обнял за шею со словами:
– Да... Когда вернемся...
С тяжелым вздохом Джоконда опустился на Воробья всем телом, вошел языком в его приоткрытый рот и возобновил ритмичные движения бедер. Так они слились в одно: страстно целуясь, страстно прижимаясь друг к другу, а их члены ласкали друг друга, врезались друг в друга, готовые взорваться...
Воробей кончил на несколько секунд раньше Джоконды. Протяжным сдавленным стоном сопровождал он те мгновенья, когда семя Джоконды толчками исторгалось на его живот. А потом снова стало тихо. Ни один не решался нарушить их единение, ни один не хотел отстраниться, начать подлую игру, придуманную человечеством, под названием «ничего не было». Еще чуть-чуть... Еще немного побыть с ним... Несколько минут красоты сблизили их навсегда. Их «навсегда» оказалось слишком коротким.
Они погибли через восемь дней. Джоконда на несколько часов раньше, чем Воробей.
