Александр, путаясь в роскошной, но неудобной длинной персидской одежде, не шел, как подобает царю, а бежал по огромному дворцу в покои Гефестиона.

Только что ему сообщили, что Гефестион нездоров и что ему все хуже и хуже. Занятый было обсуждением предстоящей экспедиции Неарха, Александр почувствовал, как разом его обжег ни с чем не сравнимый страх потерять любимейшего Гефестиона.

Ни его прекрасная жена, ни друзья, ни мать, коварная Олимпиада, не осознавали, насколько дорог был Александру Гефестион. За все годы, что они знали друг друга, их любовь не угасала ни на секунду. Женитьба Александра, хоть и воспринятая Гефестионом очень тяжело, не поколебала их взаимных чувств. Напротив, благородный Гефестион, понимая, что у Александра должен быть наследник, торопил его с выбором. Только истинная, чистая любовь была способна на такую жертву!

Александр, повелитель целого мира, конечно, был окружен пышной свитой, сотни прислужников ловили каждый его жест, лучшие танцовщицы, а особенно танцовщики были готовы услаждать взор великого царя, искуснейшие музыканты наводнили его дворец, дабы игрой на своих инструментах развевать тоску божественного Александра. Тысячам славословий придворных поэтов внимал повелитель Азии...

Но среди всей этой орды не более десятка человек по-настоящему любили Александра и были ему всей душою преданы. Остальные – искали поживы, исполненные гордыней, что могут видеть величайшего из властителей земных и даже иногда удостоиться нескольких слов с ним. Но обмануть его они не могли: Александр, правда, не без удовольствия внимавший хвалебным одам, понимал, что сейчас, в этом зале, наполненном фимиамом курящихся зелий, уставленном дорогими яствами и сосудами с великолепным вином, только несколько македонцев – его военачальников и друзей, прошедших с ним все трудности блистательного военного похода, – любят его как талантливого полководца, мудрого и справедливого правителя, друга с детских лет. И первый из них – Гефестион... Прочие же, не задумываясь, покинули бы Александра, если бы он лишился трона или оказался в опасности.

Он строго корил себя за то, что в последние дни много проводил времени с Багоасом – бывшим наложником Дария, – совсем позабыв о верном Гефестионе. Он даже хотел заставить того ревновать себя к Багоасу, хотя прекрасно знал, что сам долго без Гефестиона не выдержит. Он мстил жизни за свой страх и неведомую доселе растерянность. Он мстил... Кому же на самом деле?! Вот, вот кара Афродиты за пренебрежение ее дарами! Александр глухо простонал...

Все это промелькнуло в голове Александра куда быстрее, чем было рассказано. С каждым шагом его сердце сжималось все сильнее, он спешил так, как будто его появление могло чем-то помочь Гефестиону.

Вокруг ложа Гефестиона столпились лекари, слуги, но при виде Александра все мигом расступились, увидев помутневший взгляд самого на себя не похожего царя.

Он пал на колени перед мягкой, богато убранной постелью, на которой лежал обессилевший Гефестион. Александр с ужасом заметил серовато-бледную тень на смуглой коже больного. Хриплым от волнения голосом, в котором, однако, звучала вся нежность, на какую только способен человек, он спросил:

– Гефестион, любимейший мой друг, слышишь ли ты меня?

Приоткрыв глаза, Гефестион попытался улыбнуться в ответ и едва слышно ответил:

– Твой голос, о доблестный из воителей, я всегда услышу, даже сейчас, у берегов Леты.

– Молю тебя, Гефестион, не говори так. Через несколько дней ты будешь здоров, и мы поедем в Египет, чтобы отдохнуть там, а потом отправимся в новый поход, к новой славе. Разве не ты так хотел этого?

– Да, мой Александр, я знал, что тебе нужны новые походы и новые завоевания. Я видел, как жадно горели твои глаза, всматриваясь в далекий горизонт; ты живешь этим. И нет для меня большего счастья, чем видеть тебя счастливым...

Речь Гефестиона прервалась, он судорожно сглотнул, а Багоас отер обильный пот на челе его. Александр в отчаянии обвел взглядом собравшихся, и на мгновение он увидел искорку удовлетворения, промелькнувшую в бездонных глазах перса. Но мысли Александра были заняты сейчас другим: как спасти Гефестиона?

Он видел, как сквозь пелену, украдкой покачавшего головой лекаря. Да он и сам знает, что от лихорадки нет лекарства в целом мире. А будь – он сам бы мчался за ним день и ночь, готовый на все ради обожаемого Гефестиона. «О великие боги, за что вы караете меня? Разве скудные жертвы я приносил вам? Разве малы были мои дары храмам? О Аид, властитель царства мертвых, не отнимай у меня Гефестиона!»

– Александр, помнишь Эрис, подругу Таис Афинской? Эрис как-то сказала мне, что будет ждать на берегу реки Стикс свою незабвенную афинянку, если сойдет в мрачное царство Аида первой. Знай, и я буду ждать тебя там, так что Харону придется повременить с переправой...

Александр с еще большим страхом слушал тихие, с болезненным хрипом вырывающиеся слова любимого. Он хотел что-то возразить, но рыдания душили его. Со стоном уронил он голову на грудь Гефестиона.

– Любовь моя, не оставляй меня одного!!! Я не могу жить без тебя!!!

– Это самые лучшие минуты моей жизни, о мой царь. Я слышу, как летит за мной Танат на черных холодных крыльях. Но мне совсем не страшно, ведь рядом со мной тот, за которого я умер бы тысячу раз.

Тело Гефестиона сотрясала крупная дрожь, он едва выговаривал слова. Укрытый теплыми одеялами, пледами, лежащий на пуховой перине, он мучительно страдал от холода.

– Александр, мне так холодно...

Александр, снедаемый горечью от сознания собственного бессилия, вдруг захотел остаться один с Гефестионом.

– Уходите!

– Но, царь... – осмелился было один лекарь.

– Вон! – взревел Александр, и все высыпали из комнаты.

Остался лишь Багоас, все так же вытирая пот со лба Гефестиона.

Александр рассвирепел: «Неужели этот мальчишка думает, что способен занять место Гефестиона? Что, после нескольких ночей в царской опочивальне он считает себя вправе не повиноваться приказаниям?!»

Выгнав Багоаса, Александр ласково поцеловал неподвижно лежащего Гефестиона в полуоткрытые губы.

– Сейчас, потерпи, о мой возлюбленный Гефестион. Я согрею тебя своим теплом, теплом моей любви...

Александр быстро разделся и швырнул скомканную одежду в угол. В этот миг Гефестион пришел в себя и устремил на Александра взгляд, полный немого обожания.

– Ты так прекрасен, Александр. Воистину, ты сын Зевса, а не смертного. Как я счастлив, что в свитках великих мойр наши имена оказались рядом! Подожди еще немного, дай мне запечатлеть твой прекрасный образ в своем сердце навеки...

Александр, еще чуть повременив, сияя мужественной красотой своего тела, не мог больше сдерживаться и, откинув жаркие одеяла, лег рядом с возлюбленным. Гефестиона по-прежнему бил озноб. Александр обнял его, прижавшись к нему так тесно, как только мог.

Блестящий полководец, отважный, как лев, пламенной речью воодушевлявший свое войско перед битвой, сейчас Александр не мог найти нужных слов. Они застревали в его горле, тонули в горячих слезах, орошавших лицо Гефестиона. Сердце Александра разрывалось от любви, жалости, тоски и боли. Он не мог поверить, что его филэ должен уйти. Придя в себя, больной с трудом заговорил.

– Александр, ты рядом со мной? Наверное, я уже умер, и боги, сжалившись над нами, забрали нас двоих на светлый Олимп. А если нет, то я все равно счастлив, будучи в твоих объятиях.

– Ты не умрешь, дорогой мой Гефестион, ты должен жить. Афродита, щедро оделившая нас своей милостью, не позволит ему угаснуть с тобой.

Близость такого совершенного, изумительной красоты тела, каждая черточка которого была знакома Александру, пусть и горевшего в огне, заставляла Александра постоянно думать о том, как несправедливо, что Гефестион, его Гефестион, в цвете лет, здоровья, должен покинуть этот мир... Внезапно он в ужасе почувствовал, что в его теле разгорается огонь, повинуясь властному приказу любви. Он ощутил непреодолимое желание насладиться Гефестионом, припасть к его губам, целовать каждую клеточку его тела, подарить филэ всего себя, слиться с ним на какое-то время воедино. «Нет, – стиснув зубы, подумал Александр, – Гефестиону нужны силы, ты попросту убьешь его...»

Знал бы Александр, что Гефестион, лежащий в полубреду, ничего так не желал, как в последний раз предаться с Александром сладкому упоению близости. Но предсмертная тяжесть его век и ужасающая слабость в теле, измотанном болезнью, не позволяли ему даже взглянуть на любимого. Его телесные муки были сильны, но они не шли ни в какое сравнение с невыносимыми душевными страданиями Гефестиона. Собравшись, наконец, с силами, он сказал слабым голосом:

– Александр, подари мне свою ласку, я хочу уйти, озаренный светом нашей любви.

– Нет, филэ, – со слезами ответил Александр, терзаемый болью, что не может исполнить желание Гефестиона, как бывало раньше, – нельзя отнимать у тебя силы. Ты должен бороться и победить. А потом, потом мы уединимся и проведем вместе столько времени, сколько понадобится.

Наверное, сама великая богиня Афродита, видя безрассудную преданность и покорность Александра и Гефестиона своему могуществу, разожгла в последнем неугасимое пламя страсти, давшее ему силы.

Гефестион с радостью заметил, что Александр полностью обнажен, с усилием стащил он с себя спальное одеяние и прижался губами к губам Александра. Тот попытался воспротивиться, успокоить своего филэ, заставить лежать смирно, но не смог. Голос разума был мгновенно заглушен ненасытным зовом страсти. Александр ответил на поцелуй с нетерпением и жадностью, он чувствовал, что они были одинаковы с Гефестионом в своем едином безудержном порыве. Их близость лишь в малой доле могла давать им то, чего они хотели: слиться, стать неделимым целым, унестись за облака выше бессмертных богов навсегда, а не на миг.

Жаркий поцелуй длился долго, очень долго, возбуждение обоих достигло немыслимых пределов. Но каждый из них, в первую очередь, думал о другом, о его удовольствии, о его радости, нисколько не заботясь о себе. В этом заключалось высшее проявление их любви, примеров которой нет и не было в мировой истории.

Александр, запретив Гефестиону двигаться, осыпал поцелуями сначала лицо, потом шею и грудь любимого, ежесекундно восхищаясь правильностью линий этого божественного тела. Верно, сам Пигмалион придал ему столь чарующую форму, которой позавидовал бы Аполлон.

Спускаясь все ниже, трепетно касаясь губами нежной кожи, Александр, наконец, достиг своей главной цели. Ни секунды не медля, он обхватил губами возбужденный фаллос Гефестиона, на что тот ответил сладким стоном. Александр пылко ласкал этот орган всевозможными способами, пустив в ход все свое умение. Он чувствовал, как руки филэ блуждают в его густых светлых волосах, невольно прижимая голову Александра к своим чреслам.

– Поверь, Александр, никто не заменил бы мне тебя. Я схожу с ума от твоих нежных прикосновений. Только твои ласки дарили мне радость и желание жить. А теперь позволь мне тоже с лихвой окупить твою любовь.

Гефестион привлек Александра к себе, на несколько минут приникнув к его губам жгучим поцелуем. Язык Гефестиона мягко скользнул по телу Александра, не обойдя вниманием напрягшиеся соски. Затем Гефестион, дав знак царю откинуться на ложе, легко вобрал его готовый уже излиться орган. Ласки Гефестиона были так же утонченны и продолжительны, как полученные им от Александра. Ни один из них не хотел, чтобы эта ночь закончилась. Наконец Александр почувствовал, что вот-вот взмоет на волнах накатывающего оргазма, он без слов приподнялся и стал напористо массировать фаллос своего филэ. Не оставаясь в долгу, Гефестион ответил тем же. И через секунду оба изверглись, обильно залив семенем спутанное ложе.

Короткая передышка – и снова руки Александра обвили шею Гефестиона. Их глаза встретились, сияя подобно звездам, а сердца наполняла, многогранно переливаясь, общая песнь любви.

И все же Александр чувствовал, что его сильный, неутомимый, изобретательный Гефестион дышит тяжелее обычного, а его тело обжигающе горячо.

– Любимый, ты должен отдыхать, – взволнованно начал Александр, когда Гефестион вновь начал опьяняющую игру страсти, но возлюбленный не слушал его. Опять искусные руки заскользили по телу Александра, а губы дурманящим поцелуем заглушили все возражения. Александр, покоривший столько народов, сдался без боя, и это было полное поражение, но какое сладостное...

Двое сплелись в единое целое. Что это было: нерушимый союз или борьба? Языки двигались в сумасшедшем танце, руки нежно гладили кожу, стоны, прерывистые вздохи смешались в одну волшебную мелодию любви. Два закаленных в боях воина одаривали друг друга самой трепетной лаской, и тем трогательнее и чище казались их отношения.

Александр снова и снова целовал лицо Гефестиона, прямые широкие плечи, твердую шею и грудь, наслаждаясь ответными ласками возлюбленного. Сила их любви очень скоро вознесла их опять в блаженные высоты оргазма...

Обняв Гефестиона, Александр стал засыпать. Ему снилось, как они с филэ, завоевав Италию и Сицилию, едут назад в Вавилон, где его встречает гордая им мать, Роксана и восторженное людское море...

Пробуждение Александра было ужасным. Он увидел смотрящие на него огромные неподвижные глаза Гефестиона, а руки, сомкнутые на шее Александра были холодны, как лед. Александр, сам похолодев, понял все.

Отчаянный крик Александра всполошил дворец, в опочивальню сбежались люди.

Александр бился на холодном ложе, бессильный принять утрату, разрывавшую его душу. И вдруг он с беспощадной ясностью понял, что все его искания, мечты и надежды имели смысл, только если Гефестион был рядом. После каждого победного сражения он ловил полный восхищения и любви взгляд возлюбленного, в котором ясно читалось: «Александр, ты все делаешь верно. Я горжусь тобой». «А теперь...» – Александр не мог додумать до конца.

Он не помнил, сколько времени пролежал в покоях Гефестиона, утопая в слезах. И тут он ощутил, что ему больше незачем этот мир. И мысль о яде вдруг соблазнительно мелькнула* в его голове.

– Да, – прошептал Александр, – подожди меня, любимый, скоро я последую за тобой.

Он тяжело поднялся и направился в свои покои. Он знал, что ему предстоит еще пережить несколько дней, нося в душе эту непередаваемую боль: он должен сам соблюсти все необходимые обряды прощания с Гефестионом в этом мире. Но среди горечи и отчаяния уже мерцала слабая искорка надежды.

– Гефестион, мы войдем в царство Аида вместе...

* М. Булгаков, «Мастер и Маргарита».