Максвелл откашлялся и, залпом допив третий стакан кагора, потянулся за новой бутылкой.

Сокрушенно покачав головой, падре Александр убрал бутылку со стола. А в ответ на недовольный взгляд Энрико просто перекинул архиепископа через плечо и понес к дивану.

Эта процедура уже стала чем-то настолько привычным, что даже маячащий перед носом алкоголизм Максвелла казался чем-то правильным и оправданным.

«Что же, Господь Бог наш всемилостив и на такое мелкое прегрешение во всей мудрости Своей не обратит внимания», – утешал себя Андерсон, укладывая практически безвольное тело поудобнее на диван. Максвелл недовольно бурчал и пытался подняться, но товарищ регенерат все же был сильнее, потому через минуту Энрико уже спал. Как обычно.

Тяжело вздохнув, Алекс покосился на стакан кагора, который был предложен ему. Надо бы сейчас вылить, а до утра не тянуть.

– Проклятые протестанты...

Паладин резко развернулся... нет, Максвелл спал, но теперь нехорошо: хмурился и горячечно шептал, срываясь на хрип: «Проклятые протестанты... дьявол...». А потом просто затих. Совершенно внезапно: разгладилось лицо и выровнялось дыхание.

Мысли начинали путаться. Слово «дьявол» – словно рвало голову изнутри. «Алукард» – билось в мозгу. Вот в ком вся беда. Воплощение зла и грехопадения во плоти. Уничтожить, немедленно.

«Тогда, Господи, меня не было рядом, чтобы защитить Тебя от нечистого и злобы, разожженной в людских сердцах... но теперь-то я уничтожу дьявола. Знаю, Господи, ты говоришь, что нужно прощать. Я прощаю, Господи. Но высшей наградой для этого зла будет смерть. Это правильно, Господи. Можешь низвергнуть меня в ад, но я освобожу мир от дьявола... ради Тебя».

Чьи-то руки неловко вцепились в ногу, до боли сжимая.

Между бровей пролегла глубокая складка – Алекс не любил, когда его отрывают от важных мыслей. Раздраженный взгляд опустился вниз: ну конечно, это снова всего лишь Максвелл – нашел ногу регенерата и вцепился в нее, словно утопающий в тростинку.

«Несчастный, несчастный ребенок» – неосознанный жест – рука успокаивающе прошлась по растрепавшимся волосам, заправила локоны за ухо. Максвелл пробурчал что-то и выдал подобие улыбки. Кто знает, чему он улыбался во сне?

«Может, хоть в фантазиях твоих, Энрико, мир наш чист от скверны, и Архангел Михаил с радостью распахивает перед нами врата Рая?»

Осторожно разжав чужие руки, Андерсон поднялся.

«Я сделаю это для всех». Во имя Твое и для Тебя, Сын Божий.

И для тебя, Максвелл, и, конечно же, для себя.

Перед тем как выйти, падре опустошил-таки бокал кагора.

«Напоследок», – рассеянно подумал он, вытирая губы ладонью.

Это первый шаг...

Энрико мирно спал.

Грязный переулок или просто плохо освещенная заброшенная улочка? Какая разница?

Сначала засветился крест. Как обычно.

Потом четко обозначилась до боли знакомая фигура. «До боли»? Улыбка самовольно растянула тонкие губы.

Всклокоченные светлые волосы, белый плащ и два штыка наизготовку. А в стороны разлетелись эти бесконечные листовки. Никаких приветственных речей. Никаких «рад тебя видеть» – только порция тесаков вместо рукопожатия.

Чертовски приятно знать, что хоть что-то в мире не меняется.

Есть ли смысл говорить о том, что было дальше?

Вполне банальный бой, в результате которого большая часть улицы будет утыкана ножами, усеяна молитвенными листами и залита нечеловеческой кровью... очередная встреча давнишних соперников. Палача Александра Андерсона, мастерски махающего огромными штыками, и некого милого скромного вампира, которого все звали просто Алукардом.

Серии ударов, брызги алой крови во все стороны, бешеные звуки выстрелов и не менее бешеный блеск глаз – фанатичный яростно-зеленых и довольный адско-красных.

Бой без слов. Только бешеные улыбки.

Андерсон ненавидел. Ненавидел сейчас больше, чем когда-либо. Острая необходимость уничтожить этого монстра здесь и сейчас просто разрывала тело. И пусть еще не было прямого приказа, пусть... они ведь и сами хотят этого, там, в Ватикане. Не совсем ведь они еще слепы и глухи?... Дыхания хватало только на ненависть. Слова умирали, не родившись.

А Алукард был почти счастлив. Впрочем, так же, как и всегда, когда встречал хоть кого-то, почти равного по силам, кого-то, кто действительно может если не убить, то изрядно подпортить. Сумасшедшая улыбка не покидала лицо, и огонь в глазах не унимался. Да, вот он, хорошо знакомый – падре Андерсон, сумасшедший фанатик-регенерат из тринадцатого отдела Отступников Эскариот. Теперь – нечеловек с бешено бурлящей кровью.

Очередные пули рванули плоть на руках и ногах паладина. И он отлетел назад, вспахивая асфальт и сбивая спиной мусорные ящики. Врезался в стену, вывернулся, выворачивая руки из суставов, и снова бросился вперед...

Секундное промедление со стороны Алукарда... Странно будоражащий запах крови, заставивший жалобно вздрогнуть ссохшееся сердце в груди... и вампира сбило на землю: из-под ребер торчал печально известный штык. А перед глазами промелькнула шея с беспокойно бьющейся веной под подбородком...

– Умри, Демон! – дикий крик вторгся в сознание Алукарда, помогая оторваться от созерцания живой шеи и как раз вовремя выбить из руки падре второй штык, явно нацелившийся на висок несчастного вампира.

«Шляпа и очки, – с некоторым сожалением подумал Алукард, – потерял шляпу и сломал очки».

Самодовольная улыбка сошла с бледного лица. Странно, но Алукарду перестало быть смешно. Он даже был в некоторой растерянности от своей затеи. Впрочем, это вовсе не влияло на ее незамедлительное воплощение в жизнь...

Пять пуль в упор, две из них – в глаза, «Шакал» хрипло смеялся; паладин харкался кровью, но новой порцией штыков все же поделился. Браво, парочка даже попала в цель.

«Ну держись, святой отец», – хищно блеснули дьявольские глаза. «Сегодня безумие откроет перед тобой истинное лицо, – выпуская вторую обойму, Алукард приближался к Андерсону, глаза которого, к сожалению, еще регенерили, лишая своего обладателя способности видеть, – сегодня попробую на вкус тебя, Святоша».

Какие-то последние шаги.

По привычке не обращая внимания на штыки, проткнувшие тело, Алукард толкнул падре на стену. Кирпичи жалобно вскрикнули и промялись.

Вампир же продолжал вдавливать регенерата в камень все сильнее.

А Алекс... отчетливо понимал одно: все идет не по плану. Знакомы были дьявольские руки, с силой ломающие плечи и вдавливающие в стену. Знакомо было хлюпанье штыков, намертво застрявших в неживом теле. И бесконечная боль и ненависть были знакомы...

Но вот странный взгляд, который чувствовался кожей...

«Неужели он...» – истеричная мысль, и паника, когда вампир, вытащив штыки у себя из живота, пригвоздил ими регенерата за плечи – чуть пониже ключиц к стене – так, чтобы даже потеря рук не стала возможностью выбраться...

С неприсущей нетерпеливостью Алукард рванул воротник плаща и рясы прочь, добираясь до смуглой шеи.

Да. Да, вот она. Странно, как пульсирующая жилка притягивала взгляд...

Вампир покосился на Андерсона: хотя Алукард и удерживал его голову левой рукой, падре жутко извивался и пытался оттяпать эту самую руку под корень, или, если судить по полным ненависти невосстановившимся глазам, сразу перегрызть глотку.

«А что, может, он тоже вампир», – мелькнула мысль где-то на периферии... однако она быстро исчезла, сменившись острой необходимостью лишить регенерата подвижности – все же удары ногами – это вам не куртизанские ласки. Эту проблему Алукард решил однозначно: просто и со вкусом – вжал падре в стену своим телом. Так и шея оказалась ближе, и... «Неплохое телосложение нынче у священников», – с одобрением хмыкнул вампир.

Это всегда было забавно – пить кровь святых отцов и паладинов. Однако фанатики, да еще наделенные какой-то силой, даже в старые времена попадались редко.

Александр не вызывал никаких плотских желаний. Алукард просто был счастлив знать, что есть человек, настолько ненавидящий его. Словно мед в уста, эта мысль скрашивала его безумие.

Если бы регенерат еще и не трепыхался, это было бы вообще здорово. В конце-то концов, вампиром падре никто делать не собирался. Не собирался даже подчинять себе. Ну, просто такое маленькое необычное любопытство – вкус его крови.

Отведенная в сторону голова, панически бьющаяся вена, запах ненависти и праведного гнева.

Стараясь растянуть удовольствие, Алукард прикоснулся к коже губами: теплая, покрывшаяся мурашками при прикосновении. Легкий успокаивающий поцелуй и укус...

Сначала Андерсон словно совершенно взбесился: заметался, чуть не разворотив себе половину грудной клетки, завыл, словно дикий зверь в полнолуние... а потом обмяк. Просто безвольно повис.

Восстановились глаза и теперь с беспомощной тоской косились на вампира, медленно слизывающего капли крови.

Алукард снова улыбался. Щурился от удовольствия. Действительно, ЭТА кровь стоила многого. Стоила того, чтобы этот человек столько выстрадал и пережил за нее.

Левая рука отпустила голову, но Андерсон, будто совсем лишившись воли, и не думал вырываться. Только блестела в свете одинокого фонаря мокрая дорожка на щеке.

Шумно вдыхая воздух, Алукард отстранился от шеи. Да, редкое чувство благодарности наполняло его до краев. Совершенно бессознательно левая рука успокаивающе опустилась на плечо, правая взметнулась к лицу, стирая одинокую слезу.

«Да, регенератам приходится тяжело, падре, не так ли? Текут слезы и кровь, когда что-то растет заново, правда?»

Алекс дернулся, но руки и ноги будто совсем отказались повиноваться. Осталась только пустая ненависть к этому существу, бесстыдно прижимающемуся бедрами. К этому дьяволу, кровавые руки которого скользят по бокам, стягивая обрывки одежды.

Нет, Алукард в тот момент не думал ни о чем. Он вообще не представлял, что делать дальше со священником, как-то совсем странно реагирующим на происходящее. Зная его, можно было предполагать, что он скорее начнет пожирать сам себя, чем позволит «демону» испить своей крови... но сейчас?

Не следя за потоком кривых мыслей, руки вампира беспрепятственно блуждали по телу священника.

Рядом уже валялся изорванный белый плащ и ряса, заляпанная пятнами крови.

Блуждая среди нечетких мыслей, Алукард совершенно машинально раздвинул ноги падре коленом.

Алекс дернулся. Сжал колени и снова начал вырываться. Нет, нет, нет! Не это!

Это, собственно, и привело демона в себя. И снова вернуло широкую улыбку на лицо – как злится, вы посмотрите. Да, после такого убивать будет с двойной силой.

– В чем дело, Андерсон? – хриплый шипящий голос, рука, вцепившаяся в волосы и притянувшая лицо священника ближе.

– Изыди, Демон, – ненависть, расцветшая многозвездной вселенной в зеленых глазах.

А в ответ снова только улыбка:

– Какая забавная встреча, святой отец.

Алукард двинул бедрами навстречу, свободная рука поползла вниз, с живота перейдя на внутреннюю сторону судорожно сжавшегося бедра.

– Браво, святой Александр, какое тело, – издевательский шепот – прямо в судорожно сжатые губы. Сверхновая злости в глазах... но очередное оскорбление так и не родилось на свет...

...зло, напористо, нарочно издеваясь, Алукард ворвался языком в рот паладина, еще сильнее вдавливая того в стену. Это уже... начинало нравиться и самому Алукарду. Неплохо было бы довести до конца...

Демон закрыл горящие глаза, все сильнее прижимаясь к окровавленному телу...

О, сказать, что Алекс опешил, значило бы ничего не сказать. Злой рывок, и один штык отброшен в сторону. Одна рука свободна...

...но вместо того, чтобы оттолкнуть прочь монстра, она прижимает его бедра ближе... человеческое тело... поддается на дьявольские искушения...

«...Господи... – истерично бьется в мозгу... – Господи... не смотри на это...»

Еще рывок. И свободна вторая рука, и уже Алукард прижат к стене. И уже с него злые руки стягивают лохмотья одежды. И это тоже кажется правильным и привычным, это как продолжение битвы, это будет только один раз... это... будет?

– Дьявольское отродье... – хриплый возбужденный шепот.

Алукард снова потянулся губами к шее падре. Но тот довольно грубо накрыл его рот своим, вызвав самодовольную ухмылку: «Пусть радуется, человек». Демон был сам удивлен тому, что происходит, но... не собирался отказывать себе в плотском наслаждении и довольно-таки ощутимо рвущемся удовольствии.

Потом были бессмысленные касания губ губами. И была молитва, которую падре шептал. И была кровавая корочка на губах вампира, который с каким-то мазохистским удовольствием сцеловывал и слизывал святые слова с напряженного рта священника.

И тонкая нога, обвившаяся вокруг талии Александра, тоже была. Сплетение сильные рук, ломающие кости объятия, бесконечные ласки и поцелуи, наполненные кровью... И первый рывок в чужое тело, ломающий сопротивление и святость... а потом молчание. Хриплый, удивленный вдох вампира, расширившиеся красные глаза, сцепившиеся взглядом с затуманенными страстью зелеными. И медленные, медленные, сводящие с ума движения, бедра – вперед, назад, вперед... зубы на шее, струйки крови по ногам, ладони, поддерживающие дрожащие бедра...

Александр двигался все яростнее, сильнее и сильнее впечатывая Алукарда в стену. А тело демона несколько удивленно и дьявольски сладострастно извивалось, прижимаясь теснее и теснее.

Это было похоже на безумие.

Когда рык первой ненависти потонул в ночной тиши, они сползли на землю. И дальше, словно дикие звери, убивали друг друга... Алукард бешено улыбался, а Андерсон то проклинал его, то себя, то бессмысленный день и человеческое тело, но снова, секунда за секундой, приникал к жадным губам и всматривался в алые глаза напротив. И с ужасом, способным разрушить мир, понимал, что происходящее кажется просто чудовищно правильным...

Но близился рассвет. Вампир покосился в сторону скорой зари, и улыбка сменилась – сменилась с безумной на... почти человеческую:

– Рассвет.

Андерсон невольно перевел взгляд в ту сторону. И действительно – рассвет. Где-то там рождалось новое солнце. Рождалось из тьмы и пустоты. Всякий раз неизменно новое и чистое.

Потом взгляд вернулся к вампиру, который просто лежал и, хмурясь, водил тонкими пальцами по лицу паладина. Тот недоуменно вскинул брови.

– Запомни, святой отец Александр, – Алукард приподнялся, прижимая к себе Андерсона вплотную. Бескровные губы щекотали ухо, – ваш людской Бог гораздо умнее, чем вы привыкли думать.

Цепочка поцелуев: от уха, по подбородку, по шраму на щеке.

Непонимающие зеленые глаза. Ведь Мир рухнул ночью: Бог не простит того, что случилось.

...а потом губы в губы. Медленно, почти нежно, почти по-человечески, почти с благодарностью. И такие же нежные руки на спине. И почти... живой взгляд почти карих глаз почти человека, а не вампира.

– Что ты... – отчаявшийся шепот.

– Грех – это только то, что ты считаешь грехом, – алые всполохи и сузившиеся зрачки, а потом...

Удар и темнота перед глазами.

Это было ночью, и небо было закрыто тучами.

А всемогущий Бог делал вид, что не видит.

– Ну, и какого черта тебя туда потащило? – Максвелл допивал второй бокал, а падре снова сидел напротив и хмурился. Энрико еще хотел добавить, что регенерата могли убить. Но потом вспомнил, что он действительно РЕГЕНЕРАТ, и посчитал такое предположение глупым. Ругаться было не за что... и все же, он ведь действительно переживал. Еще бы! Не хватало потерять такого бойца, мать вашу!

Вот опустошен третий бокал:

– Чтобы больше без моего приказа...

И, как обычно, Андерсон не стал слишком церемониться. Перевалив епископа через плечо, потащил того к дивану. Энрико молчал. Настроения говорить почему-то не было.

– Ложитесь и спите, – глухой голос падре отказа не предполагал.

Максвелл хмыкнул и послушно закрыл глаза: эта громадина все же была ему чем-то дорога. Вдруг бы с ним что-то случилось?

– Вот и отчитывайся потом перед Ватиканом за вас... – пробурчал Энрико, но замолчал, когда почувствовал у себя на губах два пальца. Изумленно распахнулись глаза:

– Какого...

– Спи, Максвелл. Все будет хорошо.

Непоколебимая уверенность в голосе и глазах, и ладонь на плече.

В который раз он уснул.

И в который раз Андерсон, посидев немного рядом, вылил стакан кагора за окно.

В который раз...

«Что-то слишком много привычного стало в этой жизни, Господи, – усталая ухмылка искривила лицо. – Дай и мне силы, Господи, видеть все и уметь прощать, закрывая глаза»...

Дай мне силы.

Аминь.